Она будет ждать. Я знаю Джейн

Ни один мужчина не может знать женщин настолько. Так не бывает. Ты же сам говорил, что приехал с караваном в шестьдесят первом. Теперь на дворе уже шестьдесят четвертый. За это время ты побывал на войне, получил ранение. Ты не был дома и ни разу не получил весточки от нее. Она тоже о тебе ничего не слышала. Хуже всего, конечно, то, что ты оставил ее на клочке земли, где стоит всего одна‑единственная хижина. Земля не обработана, да и соседей нет поблизости. Джим, ты сошел сума! Поехали лучше в Мексику вместе с нами!

Нет, — упрямо твердил он. — Я еду домой. К Джейн. Я отправился на Восток, чтобы привезти ей кое‑что из вещей, хотел обзавестись каким‑никаким имуществом для нашего ранчо. Так что я вернусь домой и привезу все, за чем ездил.

А дети у тебя есть? — спросил дородный сержант, настроенный весьма скептически.

Очень жаль, но нет. Хотя, — задумавшись, добавил он, — возможно, и есть. Джейн казалось, что она беременна, когда я уезжал, но точно она сказать еще не могла. Я ведь думал, что уезжаю только месяца на четыре, не больше.

А получилось, что на четыре года? — Сержант покачал головой. — Забудь о ней, Джим, поехали с нами. Никто не спорит с тем, что она хорошая женщина. Судя по твоим рассказам, так оно и есть, но ты оставил ее одну, и, скорее всего, она думает, что тебя уже нет в живых. Она снова выйдет замуж, может, у нее уже есть семья.

Джим Лондон упрямо покачал головой:

Я никогда даже не смотрел на других женщин, и Джейн тоже не примет никого другого. Так что я еду домой.

Поначалу ему везло. Он откладывал почти каждый цент из своего жалованья, а когда война закончилась, то сумел немного подзаработать, провернув несколько удачных торговых сделок. Он отправился на север с небольшим, но хорошим караваном, и у него было две повозки — с домашним скарбом, цыплятами и свиньями; за одной из них шли еще шесть мулов (в Нью‑Мексико за мулов давали больше, чем за волов); шесть коров и годовалый бычок. Когда он глядел на свои приобретения, душу его переполняла гордость. Он даже нанял пару мальчишек, следовавших с тем же караваном, чтобы те помогли ему управляться со второй повозкой и живностью.

Команчи напали на них, когда они еще не успели заехать слишком далеко. Индейцы убили двух мужчин, одну женщину и разогнали часть скота. Но караван продолжал свой путь, и на развилке близ Литтл‑Крик нападение повторилось. Джим Лондон оказался единственным оставшимся в живых. Он потерял все свое имущество и спасся бегством, оставшись без оружия, без воды и пищи.

Он неподвижно лежал в траве на краю выжженного участка. Еще раз как следует оглядев склоны холмов, он, наконец, поднялся на ноги. Ближайшая к нему повозка дымилась. Колеса частично сгорели, дощатые стенки обуглились, изнутри валил дым. До нее все еще было горячо дотронуться.

Он пригнулся, прячась за передним колесом, и принялся изучать обстановку, избегая глядеть на трупы. Оружия он нигде не нашел, впрочем, как и ожидал. Всего повозок оказалось шесть. Те, что шли во главе каравана, стояли в стороне, ярдах в сорока‑тридцати, а три повозки, возчиков которых атаковали индейцы, стояли в середине, и одна из них перевернулась. Последняя, четвертая, возле которой он находился, выгорела больше остальных.

Тут Джим заметил мертвую лошадь, лежавшую на боку, у ее седла виднелась фляга с водой. Он немедленно направился туда и, оторвав флягу, первым делом сполоснул рот водой. Ему пришлось сделать над собой огромное усилие, заставляя себя не пить. Затем он снова прополоскал рот и смочил водой сухие, растрескавшиеся губы. И только после этого осмелился сделать первый небольшой глоток.

Решительно отложив флягу, он оставил ее в тени и принялся шарить в седельных сумках. Минуту спустя в его руках оказалось целое богатство. Он нашел большой кусок твердого, как железо, темного сахара, с полдюжины сухого печенья, ломоть завернутого в бумагу вяленого мяса и нетронутую плитку жевательного табака. Сложив находки на земле рядом с флягой, он отвязал плащ, скатка с которым прикреплялась к седлу сзади, и присоединил его к общей куче.

Обыскивая одну за другой все повозки, Джим чутко прислушивался к каждому шороху и время от времени делал перерыв, чтобы подняться на вершину холма и оттуда оглядеть равнину. К тому времени, как он закончил поиски, уже совсем стемнело. И только теперь он смог напиться, до этого позволяя себе лишь редкие глотки. Утолив жажду, он съел одно печенье и принялся жевать кусок вяленого мяса, а затем немного поскреб ножом плитку жевательного табака и свернул самокрутку из обрывка бумаги, как это обычно делали мексиканцы.

Его не покидало беспокойство, и что‑то подсказывало ему, что уйти отсюда следует еще затемно. Его коробило от мысли о том, что тела придется оставить непогребенными, но он также прекрасно понимал, что предавать их земле крайне небезопасно. Индейцы могли снова проезжать этой дорогой, и тогда они увидели бы, что мертвецы похоронены, и тут же пустились бы в погоню за ним.

Пробираясь ползком среди травы вдоль края канавы, где перевернулась повозка, он резко остановился. Здесь, на земле у самого края островка травы, четко отпечатался след подошвы сапога!

Он осторожно ощупал свою находку, едва касаясь ее пальцами. След оставил бегущий человек, по всей видимости, рослый или же обремененный тяжелой ношей. Ощупью пробираясь по следу, Лондон снова остановился, так как на этот раз его рука пришла в соприкосновение с самим сапогом. Он потряс его, но ни движения, ни ответа не последовало. Подобравшись поближе, он коснулся руки человека, лежавшего на земле. Она оказалась холодной, как мрамор в сырой стыни ночи.

Он снова принялся шарить по земле перед собой, и рука его коснулась куска холстины. Ощупав находку, он заключил, что это длинный холщовый мешок. Очевидно, незадолго до смерти убитый выхватил из повозки этот мешок и бросился наутек, ища спасения на дне канавы или ложбины. Скорее всего его застрелили наповал, но когда Лондон снова принялся обыскивать мертвеца, то его рука коснулась патронташа. Выходит, команчи не нашли его! Сняв патронташ с трупа, Лондон тут же надел его на себя, а затем проверил револьвер. Он оказался полностью заряженным, и все петли пояса‑патронташа также заполнены патронами.

Что‑то зашуршало в траве, и он тут же замер, немедленно выхватывая охотничий нож. Подождал несколько минут, а потом опять услышал все тот же шорох. Что‑то живое лежало в траве совсем рядом с ним!

Кто‑нибудь из команчей? Вряд ли. Индейцы предпочитают не совершать ночных вылазок, к тому же до наступления темноты он не заметил нигде в округе ни одного индейца. Нет если где‑то здесь поблизости и в самом деле притаилась живая душа — будь то зверь или человек, — то она должна иметь отношение к этому каравану. Еще довольно долго он лежал совершенно неподвижно, со всех сторон обдумывая сложившееся положение, а затем все же решил рискнуть, хотя и не очень‑то рассчитывал на успех.

Date: 2015-10-19; view: 403; Нарушение авторских прав