Глава 8. — Ты придаешь этому слишком большое значение, — ворчала на Кристу Рейвен

— Ты придаешь этому слишком большое значение, — ворчала на Кристу Рейвен. — Это была всего только сказка, не больше. Незачем принимать ее так близко к сердцу.

Криста отвела угрюмый взор от моря, на которое смотрела так долго и упорно. Дракон уплыл с утра, но его слова все еще звучали у Кристы в ушах. Она плохо спала, если не сказать, что вообще спала, и голова у нес так трещала, что даже в голосе чувствовалась боль:

— Ты же слышала его сказку… Неужели веришь, что он рассказал ее случайно?

— Именно так я и считаю. История как история, не более того.

— Но он перед этим говорил про, обманщиков и смотрел прямо на меня.

Рейвен испустила вздох и махнула своими тощими руками, потом уселась у окна рядом с Кристой.

— Одно к другому не имеет никакого отношения. Он вовсе не имел в виду…

— Он мог что‑то слышать, да и как же иначе? После смерти отца Свен просто жаждал рассказать нашу историю всем и каждому, пока не обнаружилось, что я понадобилась ярлу Скирингешила. Тогда он придержал язык, но откуда мне знать, что он не успел принести вред?

Рейвен накрыла худой рукой сложенные на коленях руки Кристы и ласково произнесла:

— Ведь ты здесь, верно? Неужели думаешь, что ярл Скирингешила отправил бы опозоренную женщину сюда ради укрепления мира?

— Я думаю, он отправил бы даже норн[11]для достижения своей цели.

Рейвен рассмеялась.

— Свирепые гарпии, которые решали на полях сражений, кому погибнуть, а кому остаться в живых, вряд ли подошли бы для такой цели. — Она с любовью посмотрела на Кристу. — Гораздо разумнее послать красивую молодую девушку, чтобы она смягчила сердце воина.

— Хорошо и прекрасно, но я тебе говорю, что лорд Дракон все знает. Или по крайней мере подозревает. Почему бы ему не рассказать Хоуку?

— Что рассказать? Сплетню, нашептанную этим олухом, твоим сводным братом? Да если лорд Свен заявит, что небо голубое, разумный человек высунет голову в окно, чтобы проверить, так ли оно. Всем это известно. Дракон не дурак, далеко не дурак.

— Он мог бы и не знать, что об этом рассказал Свен. Просто слышал от кого‑то. Ты же знаешь, как распространяются слухи…

— Я знаю одно: ты почему‑то стала беспокойнее, чем прежде. — Рейвен пристально вгляделась в Кристу. — С чем это связано?

— Я не понимаю, какой я стала и почему. Понимаю только, что я сама не своя. Что‑то со мной случилось. Воспротивиться этому у меня не хватает сил.

Рейвен горестно прищелкнула языком, однако попыталась разубедить Кристу.

— Как это сама не своя? Ты такая же, какой была, когда покидала Уэстфолд. Такая же, как всегда.

— Нет, не такая. Я это чувствую всей кожей. Я с трудом себя узнаю.

За окном, внизу, морские барашки лениво набегали на берег. Воздух был неподвижный и тяжелый, почти совсем безветренный. Как тишина у нее в душе… Ожидание.

— Ты находишься на чужбине, — проговорила Рейвен, — и, конечно, чувствуешь себя по‑другому. Криста помолчала.

— Дело не в месте. Что я ни делаю — просыпаюсь, ем, слушаю Эдварда, словом, все все, — на уме у меня Хоук. Постоянно.

— Он? — Рейвен явно удивилась. — Почему?

— Он станет моим мужем. Кажется, этого достаточно, чтобы думать о нем.

— Вероятно, но с чего бы думать о нем так много? В конце концов, он всего лишь мужчина.

— Всего лишь? — Криста негромко рассмеялась. — Хотела бы я считать именно так.

Рейвен хмыкнула и принялась разглаживать свое платье. Потом произнесла:

— Мне бы следовало это предвидеть. То же самое было с твоей матерью.

— Правда? — удивилась Криста. О ее матери в семье говорили так редко, что она к ней почти ничего не чувствовала. — Я знаю, она хотела, чтобы отец любил ее, а он не мог.

— Твой отец был хорошим человеком, но его сердце целиком принадлежало чувству долга. Для любви в нем не оставалось места.

— Но она его любила.

— Она ничего не могла с собой поделать. Я в этом не разбираюсь. Одни утверждают, что любовь — это слабость, другие говорят, что это лихорадка в крови. Не спрашивай меня, я в этом не имела опыта. Только точно знаю — твоя мать была сильным человеком, как и ты, но она не могла отказаться от любви, когда та пришла к ней.

— Но я‑то не люблю, — возразила Криста. — Я почти не знаю этого человека.

Даже говоря эти слова, Криста вспомнила поцелуй, которым они с Хоуком обменялись в конюшне, и то мгновенное, неотразимое ощущение, что она узнала его каким‑то неведомым и непонятным образом. Быть может, для этого ей на самом деле и не требовалось много времени. Быть может, это происходило в душе и в сердце, а разум оставался непосвященным.

— Я не люблю его, — произнесла она, выдавая желаемое за действительное.

— Но разве ты этого не ждала? — спросила Рейвен. — Ты полагала, что Хоук станет любить тебя, не получая ответной любви?

— Я считала, что он должен полюбить меня первым. Тогда я без опаски могла бы ответить на его чувство.

— Любовь не может быть такой. Ты хочешь безопасности? Тогда найди для себя пещеру и спрячься в ней. Но чтобы жить, по‑настоящему жить, ты не должна прятаться. Каждый полет, будь то крылья или сердце, — это риск.

— Риск, убивший мою мать. Рейвен выпрямилась.

— Не говори так! Я никогда не говорила, что она умерла.

— Она вошла в море.

Слова душили Кристу, но она должна была их высказать — слишком долго они давили на нес, словно тяжелые камни.

— Море призвало ее к себе, — горячо запротестовала Рейвен. — Это совсем другое.

— Ты всегда так говорила. Чему же мне верить? Тому, что она превратилась в существо, о котором рассказывал Дракон, или тому, о чем болтал Свен? А может, она была женщиной, такой же, как я, и жизнь стала для нее невыносимой? Настолько невыносимой, что даже собственный ребенок не смог ее удержать?

— Она тебя любила! И хотела остаться с тобой.

— Тогда почему она этого не сделала? Как могла бросить меня?

Блестящая капля упала Кристе на руку. За ней последовала вторая. Девушка смотрела на них в недоумении, пока не почувствовала, что щеки у нее мокрые, и не сообразила, что плачет. До сих пор она ни разу не говорила об этих вещах и даже крайне редко позволяла себе думать о них. И вот слова вырвались наружу, грубые и уродливые, вопреки ее воле.

Грудь щемило, но Криста принудила себя говорить.

— Прости, Рейвен, ты этого не заслужила. Я понимаю, что ты делала для меня все что могла, и ты и Торголд, вы оба.

— Мы делали то, чего хотела твоя мать и что делала бы она, если бы осталась с тобой. — Рейвен ласково дотронулась до щеки девушки, стирая слезы. — Ты получила от матери особый дар — возможность призвать нас из иного мира в этот. Но я всегда тебе твердила, что у этого дара есть оборотная сторона. Тебя самое могут призвать в иной мир. Так и произошло с твоей матерью, когда ее несчастья сделались для нее непереносимыми.

Криста глубоко вздохнула. Всего секунду ей хотелось прижаться к Рейвен, как она много раз делала в детстве, накрыться черным подолом ее платья и почувствовать себя в покое и безопасности. Тогда Рейвен называла ее своим «маленьким птенчиком» и обе весело смеялись. Но Криста больше не была ребенком. Рейвен права: каждый полет связан с риском, хотя широкий мир манит тишиной.

— Пойди и отыщи его, — посоветовала Рейвен. — Он человек, не склонный к обману. Если не можешь узнать, что у него в сердце, посмотри, что у него в глазах.

Криста кивнула. Она еще немного посидела рядом с Рейвен, глядя на море. Потом собрала всю свою храбрость и свои мечты и вышла.

Хоук наблюдал, как Криста идет к нему через тренировочное поле. В этот безветренный день он надел на лоб повязку, иначе пот заливал бы ему глаза. Без рубашки, в одних штанах, он опустил свой меч и жестом отослал помощника, с которым вел учебный бой.

Криста выглядела гораздо более спокойной, чем накануне вечером, но лорд все еще видел в ней некоторое напряжение. Ее улыбка, обычно такая непринужденная и милая, сейчас казалась неестественной. Он заметил быстрый, все подмечающий взгляд, который она бросила на него и тут же покраснела.

— Надеюсь, вы не станете возражать, — заговорила она голосом, таким же ласковым, как легкий ветер, пробежавший по вершинам деревьев как раз в эту минуту. — День такой жаркий, вам, наверное, хочется пить.

Полуобернувшись, она жестом поманила к себе двух молоденьких служанок. Девушки подошли, держа в руках кубки из рога и полные мехи, на которых сверкали капли прохладной воды из глубокого колодца.

Хоук убрал меч в ножны и улыбнулся, не сводя глаз с Кристы.

— Это очень приятно. Спасибо вам за заботу. Криста покраснела еще сильнее. Такая простая вещь принести воды уставшим мужчинам, но это было первое домашнее дело, которое она выполнила в Хоукфорте, Неуверенная в своем положении, остерегаясь Доры, она действопала с опаской. Однако когда попросила служанок пойти с ней и объяснила им, чего хочет, девушки заулыбались и поспешили выполнить ее просьбу, а Криста решила, что управляться с ними будет не так трудно, как она думала. Их хозяин — это вопрос другой.

Криста медленно подняла на лорда взгляд. Как всегда, ее поразила ясная голубизна его глаз. Она словно бы смотрела па высокое небо в разгар погожего дня. Ее руки слегка дрожали, когда она наполняла водой рог, а потом протянула ему. И наблюдала с невольным восхищением, как он пьет, запрокинув голову, как равномерно движутся сильные мышцы на шее. Он с улыбкой вернул рог осушенным.

— Если вы не против…

Криста снова наполнила рог, радуясь, что доставила Хоуку удовольствие. Она чувствовала и большое облегчение, помяв, что для се недавних тревог нет никаких оснований. Наверное, Рейвен права и лорд Дракон просто выудил первую попавшуюся сказку из глубины своего воображения.

Служанки принялись наполнять кубки для других мужчин, и Криста с Хоуком остались наедине. Она была слишком погружена в себя, чтобы говорить, Хоук — слишком отвлечен. Легкий ветерок раздувал волосы Кристы, растрепав косу на прядки. Лоб у нее немного загорел, веснушки на переносице обозначились ярче. Какие у нее губы — полные, мягкие, зовущие. Такие же, как тогда, когда он прикоснулся к ним своими.

— Дракон сказал мне, что охотно передал бы поручения от вас домой. Вы с ним говорили?

— Это было очень любезно с его стороны, но мне нечего передавать.

Хоук кивнул, ничуть не удивленный. Он понял, что Криста и ее сводный брат далеки друг от друга. Услышав от Дракона его мнение о Свене, Хоук этому обрадовался.

— Кажется, вы хорошо устроились. Если Дора расстроит вас, скажите мне.

Криста, услышав эти слова, удивилась и не знала, как ответить. Желание лорда помочь ей в отношениях с Дорой было приятно, однако Кристе не хотелось быть причиной семенных раздоров.

— Спасибо, — только и нашла она что сказать.

Снова повисло молчание. Нарушил его Хоук.

— Ну и как, по‑вашему, движется дело?

— Какое дело?

— Насчет того, чтобы лучше узнать друг друга.

— Ах вот что! Я считаю, что оно идет неплохо. Он вроде бы остался доволен ее ответом.

— Я тоже так думаю. Я уже знаю, что вы любите плавать, не едите мяса, умеете читать и любите ленточки для волос.

— Откуда вы узнали про ленточки?

— Торголд сказал. Я даже хотел купить их для вас. А что узнали вы?

— Ну, право, даже трудно сказать точно… Вы читаете, цените мир, вы сильный вождь… и полагаете, что узнать друг друга легче, чем это есть на самом деле.

Слова вылетели у Кристы изо рта помимо ее воли, она даже слегка застонала, смущенная собственной откровенностью.

— Я… как вы сказали?

— Простите, милорд. Я не должна была высказываться так резко.

— Нет, все правильно. Я предпочитаю откровенность умолчанию.

Однако тон голоса был холодным, и Криста подумала что уязвила его.

— Я имела в виду только то, что мужчины не привыкли особенно присматриваться к женщинам и потому даже малое знание кажется им большим.

В ее словах был определенный смысл. Он и в самом деле считал, что узнал ее достаточно хорошо за короткое время их знакомства. И говоря по правде, Хоуку казалось, будто он узнал больше, чем она о нем.

— Я читаю, — медленно заговорил он. — Это знает каждый в Хоукфорте. Я ценю мир. Это тоже всем ясно, да и само наше обручение основано на этом. Я сильный вождь. Достаточно верно, но я мог бы принять эти слова за обычную лесть… Скажите мне, миледи, что еще вы узнали?

Криста довольно долго молчала. Она понимала, что Хоук бросает ей вызов, и не знала, принимать ли его. Принять, пожалуй, означало бы, что она открывает ему частицу своей души, а достаточно ли он проницателен, чтобы оценить это? Но гордость побудила ее высказаться.

— У вас глубокий, искренний смех, он сразу обращает на себя внимание людей, как будто им не часто приходится его слышать. Вам нравится взбираться на скалы, и вы хорошо это делаете. Вы внимательны к детям и не хотите их пугать. Чувства не управляют вами. Вам было неприятно, что вы хотели меня, когда считали служанкой. Вы с этим боролись, так же как боролись с собственным гневом, обнаружив мой обман. Вы умеренно пьете и, как мне кажется, потому, что вам не нравится терять самообладание. Вы взрослели во времена жестокого хаоса, и потому порядок так важен для вас. Вы любите вашу страну и народ. Вы отдали бы жизнь за них и считали бы, что оно того стоит. Когда вы устаете, над вашим правым глазом бьется маленькая жилка. Мне продолжать?

— Нет необходимости, миледи, — быстро сказал Хоук. — Я сражен.

По правде, он был смущен и в глубине души обрадован. Никогда не думал, что кто‑то мог бы так много заметить в нем. И гадал, что еще он непреднамеренно выдал.

Глядя на Кристу, Хоук одновременно думал о том, как много у нее веснушек и можно ли пригласить ее еще раз проехаться верхом, но внезапный порыв ветра отвлек его. Лорд запрокинул голову и прищурился. Небо выглядело немного по‑другому, чем несколько часов назад; почти все белое от высоких облаков, оно внушило ему дурное предчувствие. В воздухе сгустился запах созревших хлебов. Утро стояло очень тихое, почти ни ветерка — и вдруг резкий порыв, следом за ним другой, принесший с собой этот странный, цепенящий запах, который Хоук ощущал прежде всего один раз.

Судьба предназначила ему быть вождем и воином, но он был моряк до мозга костей. Хоук знал пути ветров и воды, разбирался во внезапных переменах погоды, узнавал по запаху, дуновениям и просто инстинктивно, что собирается на горизонте.

— Мне нужно поговорить с Эдвардом, — сказал он. — Идемте со мной.

— Уборка урожая идет хорошо, милорд, — сообщил управляющий. Он был явно удивлен, что его призвали в такой час, когда Хоук занимался другими делами, но, как и всегда, сведения были у него под рукой. — По моим данным, половина овса и ячменя уже убрана, так же как и большая часть яблок. Работа идет гладко. Мы должны все завершить к концу недели.

— Рад это слышать, но о конце недели речи быть не может. Все нужно убрать к завтрашнему дню. Эдвард вытаращил глаза.

— К завтрашнему дню? Но, Господи, как же такое возможно? За исключением гарнизона, все работают в поле от зари до зари.

— Возьмем в поле факелы. Стража будет на постах, как всегда, но остальная часть гарнизона пусть отложит в сторону мечи и возьмется за косы. К завтрашнему вечеру я хочу видеть голые поля. Более того, овес и ячмень не должны оставаться в поле для просушки, их следует убрать под крышу. Если для этого придется использовать зал, воспользуйтесь им.

— Милорд… снопы сгниют.

— Они не останутся здесь надолго, может, всего на один день. Отправь ребятишек собирать остатки яблок. — Хоуй повернулся к Кристе. — Вы пойдете с ними? Поможете им управиться?

— Да, разумеется, но чем объясняется такая спешка?

— Может, она и ни к чему, но весьма вероятно, что разразится страшная буря, и тогда мы потеряем все, что осталось на полях.

Эдвард побелел.

— Этого ни в коем случае нельзя допускать. Подобные потери были бы ужасны.

— Я тоже так считаю, — сказал Хоук.

Успокаивало его лишь то, что с потерями в конце концов можно примириться — не было бы худшей беды. Хоукфорт настолько богат, что выстоит без угрозы голода даже при потере половины урожая. Но лорд твердо решил сделать все, чтобы не допустить иных потерь, кроме неизбежных.

Эдвард ринулся распространять известие о надвигающейся опасности и новом порядке работы. Криста поспешила собрать детей. Первым делом она зашла за Эдит, рассудив, что девочка быстро созовет своих друзей. Очень скоро все пошли по дороге к садам.

Они проходили мимо золотых полей высокого, с тяжелыми кистями зерен овса, по которому волнами проходил ветер. Хоук и его люди были уже здесь. Солдаты гарнизона и их командиры сняли с себя мечи и взялись за косы. Это была поразительная картина, тем более поразительная, что хозяин Хоукфорта сам орудовал косой, словно был рожден для этого занятия. Крестьяне и горожане, работающие в поле, были потрясены. Необычность происходящего показывала, насколько серьезна угроза.

То же чувствовали и дети. Забираясь на пригнувшиеся вниз от тяжести плодов ветки яблонь, они стряхивали плоды на полотнища, которые внизу под деревьями держали за концы их товарищи. Очень быстро наполнили яблоками такое количество корзин, что пришлось отправлять их в Хоукфорт на телеге. Пока ждали се возвращения, Криста предложила ребятам присесть под яблонями и отдохнуть.

— А почему лорд Хоук думает, что будет сильная буря? — спросила Эдит, напившись воды и передавая мех Кристе.

— Не знаю, — призналась та. — Уверена, что у него для этого есть веские причины.

Никогда еще вода не казалась ей такой сладкой, как теперь, после жаркой работы в саду. Несколько ребятишек лежали на земле и дремали, остальные собрались в кружок возле Кристы и Эдит и внимательно слушали разговор.

— Этот день не похож на другие, — заявила Эдит.

— Он даже пахнет как‑то странно, тебе не кажется? Криста заметила это лишь тогда, когда они взялись за работу. С ароматом спелых яблок мешался тяжелый запах, который она не могла распознать.

Эдит принюхалась и сдвинула брови.

— Да, правда, по этот запах не плохой. Не попятно, откуда он идет.

— Ручаюсь, что ты хочешь знать очень многое, — с улыбкой сказала Криста.

Девчушка пожала плечами.

— Это правда. Мама говорит, что я задаю слишком много вопросов, но она всегда старается мне ответить, а папа говорит, что, если я буду много болтать, у меня язык отвалится.

— Вот уж не думаю, что такое может случиться.

— Я тоже так не думаю, просто папе хочется отдохнуть после того, как он проработает целый день. Зато Элфит считает, что узнавать новое о мире — дело хорошее, иначе мы ничему не научимся.

— Элфит? Она твоя сестра?

— Да, и ей очень нравится быть вашей горничной. Она сначала удивилась, когда Чудище Дора послала ее к вам, потому что они друг с другом не ладили, но потом поняла…

Девочка вдруг умолкла, проявив неожиданный и очень сосредоточенный интерес к стебелькам травы, которые срывала один за другим.

— Это верно, — сказала Криста. — Не то чтобы я одобряла непочтительность, но знаю — у людей бывают чувства, которые они не в силах сдержать.

Эдит кивнула, но не продолжила. Криста помолчала ей не хотелось судачить, но любопытство победило.

— Что же Элфит поняла?

— Что леди Дора не искала для вас самую лучшую горничную. Она вечно ругала Элфит за то, как она работает, и потому выбрала для вас именно ее.

Криста рассмеялась, но при этом удрученно покачала головой.

— Удивляюсь, что мне не пришлось сменить десяток горничных, потому что у меня такое впечатление, что леди Дора мало думает о чьей‑то работе.

— Ох, это верно! Ей никак не угодишь, как бы человек ни старался. Если сделаешь что‑нибудь в точности так, как она хотела, она все вывернет наизнанку и заявит при этом что хотела совсем другого.

— Как это непорядочно с ее стороны, — сказала Криста, удивляясь про себя, каким образом столь деспотичная особа умудряется избегать открытого бунта со стороны слуг. Пожалуй, нет сомнения, что они продолжают выполнять свою работу из уважения к Хоуку.

— Может быть, теперь все изменится, — заметила Эдит, искоса глянув на Кристу.

— Возможно, — произнесла девушка, но не стала давать никаких обещаний.

Ей не хотелось обострять отношения с Дорой, несмотря на заверения Хоука, что в случае чего она может обратиться к нему. Не говоря уже о том, что она не вправе была утверждать себя в качестве хозяйки Хоукфорта, пока они с лордом не обвенчаются.

Вскоре сбор яблок возобновился. К наступлению сумерек дети закончили работу. Криста отвела их на поля, где уже горели факелы, зажженные по приказу Хоука. Впрочем, они оказались не нужны, потому что небо очистилось — поднявшийся ветер разогнал облака. Почти полная луна бросала на землю сияющую серебряную ленту.

Еду принесли прямо на поля. Люди ели быстро, ограничиваясь ломтями хлеба и кусками сыра, запивая еду сидром из кружек. Все были грязными и усталыми, но решительными. Криста оставила детей при матерях и пошла искать Хоука. Он работал вместе с другими мужчинами, связывая овес в снопы и нагружая ими телеги. Несколько минут Криста стояла в сторонке, наблюдая за лордом. Ростом он был выше крестьян, но только этим и выделялся среди них, работая как все и не выказывая проявлении своей власти. И тем не менее каждое его движение свидетельствовало о том, что он и есть вождь. Он не забывал ни об одном деле, ничто не ускользало от его взгляда. Если кто‑то, нагружая снопы на телегу, явно нуждался в помощи, Хоук был тут как тут. Если людей обносили водой и Хоуку предлагали напиться первому, он отрицательно мотал головой и ждал, пока утолят жажду его люди. Даже если Хоук говорил другим, чтобы они несколько минут отдохнули, сам он продолжал работать, остановившись только раз — взглянуть на небо.

Он еще раз прервал работу, когда к нему подошла Криста. Швырнув очередную охапку снопов на телегу, вытер тыльной стороной ладони со лба пот и кивнул си со словами:

— Вы закончили работу в садах?

— Да. Я отвела детей к матерям. Они поспят прямо в поле, пока взрослые работают. — По дороге из сада Криста увидела, как много сделано. — Вы по‑прежнему уверены, что разразится буря?

Он пожал широкими обнаженными плечами, потемневшими от грязи за долгие часы тяжелого труда. Зерна овса запутались у него в волосах, прилипли к коже. Криста подавила желание выбрать их одно за одним.

— Если повезет, буря обойдет нас стороной. Но если она обрушится на Хоукфорт, это будет такая буря, какую мне довелось повидать только раз.

— Где это было?

— В Винчестере. Я был там у короля. Пять лет назад. День стоял очень тихий, такой, как сегодня с утра, потом поднялся ветер, сначала несильный, и принес с собой запах далеких стран. С утра мы с Альфредом вышли в морс под парусом, ветер крепчал, но король не обращал на это особого внимания, потому что небо оставалось ясным. Мы провели в море несколько часов, и тут на горизонте начали сгушаться тучи. Стена грозовых облаков, таких темных, каких я до тех пор не видел, надвигалась на нас. Небо перед ними сделалось желтым. Вода вспенилась, морс забушевало в считанные минуты так сильно, что мы едва не перевернулись. Успели укрыться в защищенной от ветра бухте, иначе волны разнесли бы в щепки нашу лодку. Мы должны были проплыть последние несколько сот ярдов до берега, и это потребовало напряжения всех сил. К счастью, нам удалось укрыться в пещере, но когда мы из нее вышли, мир вокруг выглядел совсем иным. Деревья повалены на землю, песчаный берег исчез под водой, трава полегла, все крестьянские хижины разрушены. Погибло много народу.

Криста слушала этот рассказ, широко раскрыв глаза. Она видела сильные штормы на морс, снежные бураны, из‑за которых люди неделями не могли выйти из домов, удары ледяных глыб, гнувшие к земле большие деревья. Но ничего подобного, о чем говорил Хоук, ей переживать не приходилось.

— Вы считаете, что такое случится и здесь?

— Возможно. Но вам не о чем беспокоиться. Степы Хоукфорта могут вынести любой удар. — Он посмотрел на мужчин, которые были готовы возобновить работу. Ласково обратился к Кристе: — Идите и отдохните. Вы сделали, достаточно.

— Отдохнуть? Но ведь все остальные будут трудиться всю ночь.

Вес, кроме Доры и священника, отца Элберта, подумала Криста, так как не видела сегодня в поле ни того, ни другой.

— Но я вовсе не жду этого от вас, — возразил Хоук. — Вы так потрудились больше, чем любая леди.

Как это понимать, подумала Криста. Быть может, он считает, что, занимаясь такой работой, она уронила свое достоинство? Или просто полагает, что она слишком деликатное издание и не в состоянии сделать больше? С неохотой Криста вспомнила заявление Доры, будто Хоук собирался жениться на «истинно благородной леди».

— Я рада помочь, — решилась возразить она.

— Для этого нет причины. Дело идет успешно. Идите и отдохните.

Хоук легонько шлепнул Кристу по спине, побуждая поторопиться. Чуть помедлив, она пошла. Она не хотела противоречить лорду, не хотела выглядеть в его глазах леди не слишком высокого полета. Между тем все же оглянулась несколько раз в надежде, что он передумает. Однако Хоук был слишком занят делом, чтобы замечать ее взгляды: он легко и размеренно нагружал огромные связки снопов па телеги.

Спускаясь по дороге к Хоукфорту, Криста почувствовала, как платье липнет к спине. Опустила глаза на собственные руки — они все были в грязи. Видимо, и лицо у нее в соответствующем состоянии. Поморщившись при мысли о том, какую картину она явила Хоуку, Криста пошла медленнее, еле волоча ноги. Она очень устала, и желание оказаться в прохладной комнате сделалось почти нестерпимым, но она прогнала от себя соблазнительное видение. Все неустанно трудятся, за исключением Доры и ее любимчика священника, Проходя мимо следующего поля, Криста заметила Рейвен, укладывающую связку пустых мешков на спину Торголлу. Оба весело переговаривались с горожанами, удивленными, но явно довольными их помощью.

Самые маленькие ребятишки уже спали в прохладной тени на краю поля, но те, кто постарше, все еще суетились, по мере сил стараясь помогать взрослым. Они продолжали делать вклад в общее дело, а она, как могут подумать, удаляется по собственной воле, будучи слишком утонченной леди, чтобы трудиться со всеми вместе.

Что за свинство! Она вовсе не такая, и если Хоук желает чего‑то иного, ему придется сильно разочароваться. Повернув голову, Криста убедилась, что находится вне поля его зрения. Решимость переполняла ее. Может, он потом станет сердиться, но она должна пойти на такой риск.

Проходя мимо женщин, вязавших снопы, Криста сообразила, что это и есть се возможность помочь. Она молча присоединилась к ним и стала делать то же, что и вязальщицы. Какое‑то время никто не обращал на нее внимания. Она была просто еще одной парой необходимых рук, и руки эти очень скоро начало саднить. Спину кололо, а плечи словно выскочили из суставов, но Криста упорно продолжала свое дело. Собрать… связать… собрать… связать… снова и снова, пока она не утратила представление о времени. Слава Богу, что рядом были мужчины, грузившие снопы на телеги. Казалось, что груды скошенного овса, который надо было вязать в снопы, нисколько не уменьшаются, потому что впереди вязальщиц продолжали двигаться по полю косари. Едва отъезжала одна полная телега, как появлялась другая.

Была уже глубокая ночь, а они все работали. Факелы горели, и это помогало, но дорогу работающим по‑прежнему освещала своим серебристым светом луна. Если бы не блеклость всех красок, можно было подумать, что стоит белый день. Время от времени одна из женщин отрывалась от работы и бежала взглянуть, как там дети. Все ребятишки уже спали, трудились одни взрослые. Ночь была теплой, но ветер, усиливался.

Судя по положению луны, было уже далеко за полночь, когда возле Кристы появилась еще одна женщина и начала вязать снопы, но вдруг остановилась.

— Миледи?

Элфит уставилась на Кристу в изумлении. Горничная тоже была вся потная, грязная и донельзя усталая. Ее волосы свисали космами, как у Кристы, и лицо потемнело от въевшейся грязи. Руки покрыты множеством точечных кровоточащих уколов от остей овса — как и у ее хозяйки.

— Миледи, неужели это вы? Здесь? Она была такая измученная, такая взмокшая от бесконечных часов тяжелой работы, что Криста только и могла, что расхохотаться.

— Тогда это, наверное, сон. Какое облегчение! Значит, я точно сплю у себя в постели.

Элфит продолжала глазеть на нее, как на нечто совершенно невообразимое.

— Я уверена, что его лордство не позволил вам оставаться здесь.

В ярко‑белом свете луны даже хорошенькое личико Элфит казалось серым и измученным.

— Разумеется, не велел, но и не прогонял… в точном смысле слова.

Девушка покачала головой:

— Вы не должны быть здесь. Зачем это?

— А почему бы и пет? Разве я не буду есть овсянку, как все остальные? Разве она не будет поддерживать мои силы всю долгую зиму?

Элфит растерянно моргнула.

— Да, разумеется… Но… от вас… никто этого не ждет.

— Однако ничего плохого в моем поведении нет.

Они вернулись к работе, хозяйка и служанка вместе, и трудились, пока ночь не состарилась и не занялся с томительной медлительностью рассвет.

Но поля еще не были убраны до конца.

Где‑то в разгар ночи, когда луна зашла и над головой мерцали только звезды, Криста уснула. Вместе с ней опустилась на землю и Элфит. Они были не в силах держаться на ногах. Мало‑помалу и вес вокруг, мужчины и женщины, упали кто где стоял, но еще прежде, чем прокричал петух, труженики зашевелились и встали на ноги, протирая сонные глаза. Разбудил всех ветер, заметно усилившийся.

Когда Криста помогла Элфит подняться, резкий порыв ветра обмотал им юбки вокруг ног. Разбросанные по земле полотнища, освободившись от веса спящих, полетели от ветра над полем. Дети побежали за ними и за пустыми корзинами, покатившимися по земле. Небо все еще оставалось ясным.

— Может, подует‑подует да и перестанет? — сказала Элфит.

Криста кивнула, но не была в этом уверена. В воздухе все еще стоял незнакомый, тяжелый запах.

Ослабевшие, с болью в каждой косточке, они вернулись к своим обязанностям. Руки Кристы словно налились свинцом, и она удивлялась, как они вообще способны что‑то делать. Боль между лопатками сделалась просто невыносимой. После часов, проведенных на голой земле, на теле девушки, наверное, было полно синяков. Но когда Криста посмотрела на поля, се поразило, как много уже сделано. Большие участки земли, которые она, перед тем как заснуть, видела нескошенными, теперь оголились. Криста заморгала в недоумении: неужели ей только почудилось, что все работники какое‑то время спали?

Все, кроме мужчин, и сейчас размахивающих косами, вяжущих снопы и нагружающих их на телеги. Вышколенные постоянными сражениями, руководимые неумолимым Хоуком, солдаты гарнизона работали всю ночь без отдыха. Мужчины, которые при обычных обстоятельствах не снизошли бы до такой черной работы, забыли о чести своего сословия, о гордости. Они просто исполняли приказ своего вождя.

Едва группа воинов, сопровождающая полдюжины телег, появилась на дороге, крестьяне, среди которых находилась Криста, прекратили работать. Все мужчины как один сняли шапки в знак уважения к усталым воинам, среди которых был и Хоук. Под глазами у него залегли темные тени, у рта обозначились глубокие морщины. Его взгляд упал на Кристу.

Он остановился, в то время как остальные продолжали идти, и уставился на девушку. Криста попыталась было укрыться за чужими спинами, но окружающие ее люди быстро сообразили, кто привлек внимание их господина, и поспешили расступиться. Элфит немного задержалась возле хозяйки, но когда Хоук сбросил с себя оцепенение и подошел к ним, она бросила на Кристу сочувственный взгляд и исчезла.

— Так это вы, — медленно произнес он. Поставил на землю косу, которую нес с собой, оперся на нес и принялся изучать Кристу. — Не говорил ли я вам, чтобы вы возвращались в Хоукфорт?

— Вы сказали, что я могу туда пойти, — негромко произнесла она. — Но для меня это не прозвучало так, словно я непременно должна это сделать.

Она еще не договорила, когда Хоук покачал головой.

— Я ожидал, что вы непременно вернетесь в замок, и вы это отлично понимаете. Почему вы не сделали этого?

Криста набрала в грудь побольше воздуха, чтобы успокоиться. Хоук вроде бы не сердился, он был просто удивлен. Выглядел он тоже очень усталым. Сердце у Кристы сжалось при мысли о том, что лорд работал всю ночь напролет. Добавлять к этому чувство разочарования или неудовольствия было очень неприятно.

— Я хотела помочь, — как можно мягче заговорила она. — Хотела принять участие в общем деле, Хоукфорт должен стать моим домом, а его люди — моими людьми. Мне казалось несправедливым отдыхать в то время, когда вес остальные трудятся.

Хоук моргнул раз и другой и чуть сильнее оперся на косу.

— Вид у вас потрепанный, и вы вся в грязи.

— Прошу прощения, — извинилась она довольно резким тоном. — Вам стоило бы присмотреться к себе.

— Это не одно и то же.

— Почему?

— Потому что я не леди, — ответил он, бросив на Кристу скептический взгляд, словно не мог взять в толк, с чего она так несообразительна.

Услышав нечто столь очевидное, девушка рассмеялась.

— Полагаю, что нет, — сказала она и, немного помолчав, добавила: — Возможно, и я тоже. Или не соответствую вашим представлениям о леди.

Вконец измочаленный, Хоук все же не утратил остроты восприятия. Он сразу понял, что это важно, но его несчастный затуманенный мозг отказывался определить причину. Неохотно признавал, что тут что‑то есть, но не больше. Устал как собака. Однако на много дней, а скорее всего навсегда он сохранит уважение к крестьянскому труду в поле.

— Кажется, нет, — произнес он медленно. Его сестра Кимбра была настоящей леди, но настолько необычной, что Хоуку не с кем было ее сравнить. Дора тоже была леди, но лорда передернуло при одной мысли еще о ком‑то в этом духе. Его первая жена была леди, но чем меньше задерживаться на воспоминании о ней, тем лучше. Быть может, не столь уж и важно, какой должна быть леди. Главное — это сама женщина, се душа и характер.

Криста выглядела огорченной, но Хоук по‑прежнему не понимал, почему. Он уже не помнил, что говорил ей, да и времени не было стоять вот так и беседовать. Хоук чувствовал, как усиливается ветер.

— Мы закончим через несколько часов, — сказал он, — и это хорошо. По крайней мере обещайте мне, что не станете задерживаться в поле лишнее время. Не тратьте его зря. Уходите в замок сразу, как только мы все сделаем.

Криста кивнула, но ничего не ответила, предоставив Хоуку догадываться, с чего это она так присмирела. Она не из смирных женщин, он определенно мог добавить это качество к перечню других, с которыми уже успел познакомиться. Черт побери, у него минуты спокойной не было с тех пор, как она сюда явилась. Чудаковатые слуги, вопиющее переодевание и так далее. Слабая улыбка тронула его губы. Смирение не столь желательно. Спокойствие — вот что ценно. А вообще уже многое можно сказать о норвежской красавице с се веснушками и прочим.

Улыбка сделалась шире. Хоук вдруг почувствовал себя менее усталым. Они выиграют сражение, урожай будет спасен до того, как начнется буря. Пусть это малая победа в общем счете событий, но это его победа, и он ею наслаждался.

Ну что ж, решил он, за дело стоит браться всерьез, изучить Кристу как следует. И первым делом — удовлетворить свое любопытство в том, что его мучило с самого начала.

Сколько у нее веснушек?