Глаз дракона

Да простится мне эта запись – правление государя не отмечал девиз. Государь Тоба Дао, варвар, носящий косу, повелел выстроить башню Совершенного Покоя высотой до небес, чтоб на вершине ее не слышен был ни крик петуха, ни лай собак. Когда башню возвели до половины, постельничий Западного Крыла пригласил живописца. Он поднялся на крышу дворца и трижды свистнул в два пальца. Через шесть дней Бешеный Куань из рода Фань въехал в Чанань через Восточные ворота на осле, но не весь – в то время, как голова его крепко спала на холке, а руки цеплялись за хвост и гриву, ноги шагали по дороге наравне с ослиными, слегка приплясывая в такт снящейся голове песне. Осел углубился в город не более чем на полтора квартала и остановился у первой же винной лавки, да так резко, что Фань Куань рухнул ничком, подняв облако пыли в форме бычьей головы. Не без труда поднявшись на ноги и наградив благородное животное отменным пинком, Бешеный скрылся в лавке и не выходил из нее с неделю. Осел терпеливо дожидался его, не сходя с места и питаясь удивленными взглядами прохожих.

Через неделю государь Тоба Дао соизволил разгневаться. Десяток сяньби, не покидая седел, вломились в лавку, побили посуду, накостыляли хозяину, забросили неживого Куаня на спину осла и отвезли во дворец. Постельничий Западного Крыла огорченно зацокал языком, едва запах вина коснулся его ноздрей, и не переставал цокать вплоть до того момента, когда голова его покатилась по брусчатке внутреннего дворика.

Тоба Дао, победитель Юга, тангутов, хуннов, телеутов и тибетцев, содрогнулся при виде синего лица живописца, подобного роже демона. Бешеного наскоро опохмелили парой чарок и загнали в башню. Туда же завели осла, по бокам которого висели торбы с кистями, красками, тушью, грибами личжи и тыквами‑горлянками с водой горных потоков.

Еще через неделю, в полдень, когда лучи солнца обрушились в башню через отсутствующую кровлю, Фань Куань вышел на двор, преклонил голову на спину осла, заснул и попытался уйти из города. В воротах он был изловлен стражниками, заброшен вместе с ослом на спину быку и вторично препровожден во дворец. Государь между тем ознакомился с плодами его труда и намеревался разгневаться, что означало для Фань Куаня не смерть, а хуже. Государя, Хранителя Совершенного Покоя, рассердило то, что глаза четырех драконов, написанных охрой, серой, киноварью и углем на четырех стенах башни, были лишены зрачков и смотрели непонятно куда, так что Тоба Дао не сумел поймать ни одного взгляда.

Фань Куань, лупая красными глазами и оскорбительно зевая – начальник стражи вынужден был отвесить ему затрещину слева, – объяснил министру двора, что еще с год назад лишился права рисовать драконам глаза, вполне овладев этим искусством. Министр двора отвесил ему затрещину справа и приказал не умничать и немедленно исполнить, что велено. Фань Куань утер сопли и повиновался, испросив в сопровождение десяток арбалетчиков и предложив расставить сотню вокруг башни. Это было исполнено, причем каждый второй арбалетчик был левшой.

В башне Бешеный подошел к северному дракону, погладил его по голове и тремя молниеносными движениями вписал в белый кружок глаза киноварную радужку и угольную точку зрачка. Дракон моментально закрыл глаз. Фань Куань прокричал извинения и пал ниц. Арбалетчики опустились на одно колено и дали залп – стрелы ударили в сухую штукатурку, подняв облака в форме диких цветов и птиц. Дракон вывернулся из стены, проскрежетал брюхом по полу, смял двоих арбалетчиков и устремился к выходу, винтообразно работая крыльями. Фань Куань бежал рядом и размахивал кистью, пытаясь закрасить глаз мелом, но дракон всякий раз успевал зажмуриться.

Вырвавшись из башни, дракон на мгновение застыл перед строем арбалетчиков, а когда государь, выхватив меч, бросился к нему, свечой ушел в небо, блистая охрой, серой и киноварью и углем.

За разрушенную стену, задавленных солдат и пол, засранный драконом с перепугу, министр двора взыскал с Фань Куаня из Чу, иже рекомого Бешеным. Фань Куань продал кисти, краски, тушь, грибы личжи, тыквы‑горлянки, торбы и осла и ушел из Чанани, положив голову на скрещенные руки и тихо напевая во сне. Башню так и не достроили.

Гамины подошли к Их‑Хурэ по Калганскому тракту в полдень. В городе ждали их появления, и с самого утра никто не выходил из дома, не желая видеть людей, у которых сквозь кожу лиц уже просвечивают оскаленные черепа. Черные псы, могилы четвертой части столичных покойников, покинули долину Сельбы и трусили вдоль глиняных и войлочных стен, тихо звенели колокольчики на коньках крыш, и время от времени взревывали храмовые трубы Майдари‑сум.

Джамуха‑сэчен сидел на обочине и свидетельствовал прибытие корпуса. Двенадцать тысяч человек, четыре тысячи лошадей, горные орудия и обоз с чиновниками подняли стену желтой пыли, заслонившую южный горизонт и медленно надвигающуюся на город. Джамуха по‑черепашьи, не мигая, смотрел левым глазом на дорогу, правым – в зенит и машинально поглаживал тусклые серые шарики, раскатившиеся перед ним по убитой гальке. Они упруго поддавались под пальцами, в то время как острые камешки впивались ему в тощую задницу. Раньше мир был как‑то плавнее, замечает он. Совсем недавно. Все стремится обратно к черно‑белому наброску.

Правый глаз смотрел в бледный зенит, слегка тронутый снизу желтоватым муаром, а поверху задетый плоской стальной тучей, наползающей от Дархана. Картинка с севера, немного съехав по времени, отразилась от этой тучи, угодила в кривой глаз Джамухи, оттуда попала на россыпь шариков, а затем спроецировалась на второй глаз, зрячий. Джамуха видел длинного, прямого, как ташур, человека в желтом халате, сплошь увешанного оберегами, видел его водянистые голубые глаза, рубец на лбу от сабельного удара, четыре сотни его всадников в драных тулупах, волокуши с пулеметами, дым.

Скоро все станет очень просто.

Пылевое облако накрыло его, Маймачен, Половинку, площадь Поклонений и Храм Великого Спокойствия Калбы, Цогчин и Златоверхий Дворец и покатилось к монастырям Гайдана, а мимо с урчанием проехал автомобиль Сюй Шичэна. Генерал бросил на Джамуху беглый взгляд и отвернулся, а тот быстрым движением сгреб свои шарики в горсть, распахнул рот и зашвырнул их куда‑то туда, внутрь. Из утробы Джамухи раздалось тихое пение, он вскинул руки над головой и крепко зажмурился. В тот момент, когда его достигла первая шеренга кавалеристов, превращенных пылью в воинов Цинь Ши Хуана, это пение уже превратилось в оглушительный визг, а потом Джамуха ухнул сквозь гальку вертикально вниз, расшвыряв вокруг мелкие камешки и немного песку.

Кони понесли.

– Заметили того нищего? – спросил генерал Сюй Шичэн, мельком оглянувшись на шум.

Его спутник покачал головой. Блеснула стальная оправа очков.

– Он, видимо, бессмертный, – извиняющимся тоном объяснил генерал. – Играл со ртутью. Смешно.

Date: 2015-10-19; view: 283; Нарушение авторских прав