Введение. Александр Дмитриевич Васильев

Александр Дмитриевич Васильев

Игры в слова. Манипулятивные операции в текстах СМИ

«А. Д. Васильев. Игры в слова: манипулятивные операции в текстах СМИ»: ROC; Санкт-Петербург; 2015

ISBN 978-5-86547-662-7

Аннотация

Монография посвящена манипулятивному использованию слов в текстах российских средств массовой информации. Для иллюстрации дискурсивных процессов представлены и проанализированы многочисленные примеры.

А. Д. Васильев

Игры в слова. Манипулятивные операции в текстах СМИ

Официальные рецензенты:

А. П. Сковородников, доктор филологических наук, профессор

А. П. Чудинов, доктор филологических наук, профессор

© Васильев А. Д. (текст), 2013

© ООО Центр «Златоуст» (издание, лицензионные права), 2013

Введение

Среди функций языка нужно особо выделить ту, которую исследователи иногда считают первичной и самой главной, а именно – функцию воздействия, или манипулятивную. Многие явления социальной действительности обязаны своим возникновением вербальному моделированию, позволяющему при определенных условиях воздействовать на сознание носителей языка и регулировать их поведение так, как это выгодно владельцам и распорядителям информационных ресурсов и потоков. Так происходят, в частности, «игры в слова, замешенные на дурной политике» [Трубачёв 2004: 72], в которых нередко фигурирует «пустота, порой замаскированная туманной мыслью при помощи слов с неопределенным содержанием» [Дорошевский 1973: 46], либо за счет подмены слов (или лукавых изменений их исконной семантики) совершаются подмены понятий, функционально весьма значимые. Для правильного понимания подобных манипуляций, производимых с людьми посредством слов, необходим лингвистический анализ.

Описанию и изучению современных российских манипулятивных игр в слова и посвящена эта книга. В известной степени она стала продолжением ранее изданных: «Слово в телеэфире» (2000) и «Слово в российском телеэфире» (2003), а также ряда других публикаций автора.

Можно сказать, что за прошедшее с тех пор время сама речекоммуникативная практика подтвердила принципиальную верность содержавшихся в этих работах положений об основных тенденциях словоупотребления, присущих российскому перестроечно-реформаторскому периоду. Это постоянное политтехнологическое совершенствование и обновление инструментария официозно-пропагандистских штампов; всё расширяющееся использование заимствований, особенно из американского варианта английского языка; почти неограниченное употребление многочисленных субстандартных лексико-фразеологических элементов, включая ранее табуированные.

Такая ситуация вполне объяснима, но вовсе не мифическим «языковым вкусом» («языковой модой»): любой вкус и любая мода насаждаются теми, кому они по каким-то причинам выгодны. Игры в слова, которые призваны оправдать и обосновать социально-политические изменения, происходящие с начала т. н. перестройки, и обеспечить лояльность к ним со стороны общества (точнее, электората), имеют своей важнейшей составной частью радикальные (до взаимной перемены полюсов включительно) трансформации доминирующей аксиологической шкалы.

С позиций семиотики подобные эволюции можно рассматривать как замену одних, прежних компонентов знаковой системы другими, символизирующими иные социокультурные ценности. Совокупность всех этих явлений образует сложную мозаику, достаточно органично воплощающую и предлагающую представления о новой – послесоветской – картине мира.

Это касается, пожалуй, всех сфер жизни российского общества, в сознание которого внедрена идея относительности ценностных ориентиров. Среди последних приоритетным обычно (хотя еще и не всегда откровенно) считается достижение некоего «успеха» (ср.: успешные люди как высшая мера публичного признания и одобрения), в первую очередь – материального (причем способы его достижения не имеют значения). А потому сегодня в России вряд ли кто-то может совершенно точно сформулировать, «что такое хорошо и что такое плохо».

Такая аксиологическая диффузность достигается прежде всего путем словесной обработки социума – операций, глубоко родственных древнейшей вербальной магии.

Конечно, используемые для воздействия на общественное сознание отдельные слова, устойчивые словосочетания и словесные микроблоки обретают необходимую их заказчикам, творцам и трансляторам эффективность лишь при возможно более широком и интенсивном распространении с помощью средств т. н. массовой информации. Причем, выступая как элементы дискурса, такие единицы в речевом потоке могут быть подчас трудноразличимы для аудитории («“Где умный человек прячет камешек?”… – “На морском берегу”… – “А где умный человек прячет лист?”… – “В лесу”» [Честертон 1980: 77]); другие же фигурируют заметно акцентированно.

Понятно, что все без исключения лексико-фразеологические элементы текстов СМИ, имеющие сугубо манипулятивную заданность, не могли бы быть подробно рассмотрены в рамках небольшого исследования. Поэтому в нем преимущественно анализируются семантика и характер употребления тех словесных знаков, которые, с нашей точки зрения, принадлежат к числу ключевых для управления общественным сознанием.

Примеры словоупотребления, извлеченные с учетом их информативности автором из текстов российских СМИ, представлены с целью наглядности в максимально допустимом объеме. При этом предпочтение было отдано дискурсу телевидения. Поскольку, во-первых, очевидно, что оно сегодня по сравнению, например, с печатной периодикой гораздо более распространено и эффективно. Во-вторых, в силу своей специфики, телевидение достаточно успешно не только имитирует, но – иногда – и транслирует реальную действительность, в том числе и речекоммуникативные акты. Причем, как можно заметить, возникает некий заколдованный круг словообращения: телевизионный дискурс будто бы воспроизводит повседневную русскую речь, а говорящие (осознанно или нет – уже другой вопрос) ориентируются на телевизионные высказывания и характер употребления содержащегося в них набора слов как на своеобразную норму. Это часто обнаруживается, когда представители телеаудитории сами оказываются в роли телеречедеятелей (конечно, в передачах разных жанров это может происходить по-разному).

Что касается цитат из текстов печатной периодики, то в книге их относительно мало. Такие цитаты обычно привлекаются в качестве дополнительных источников информации и заимствованы из газет различной социально-политической направленности: «Российская газета» (РГ), «Советская Россия» (СР), «Городские новости» (ГН; орган администрации Красноярска).

Автор неоднократно обращается к литературно-художественным произведениям. Цитаты из них используются как в качестве иллюстративного материала, так и для кратких образных характеристик тех или иных речевых феноменов. Собственно, это вполне традиционно. Ведь литературное творчество не раз рассматривалось и оценивалось отечественными филологами как способ познания и осмысления действительности, зачастую приравниваемый к сугубо научному – и наоборот. Ср.: «Единственная цель теоретического (художественного и научного) произведения есть видоизменение внутреннего мира человека, и так как эта цель по отношению к самому создателю достигается одновременно с созданием, то можно сказать, что художественное (и научное) произведение в одно и то же время есть столько же цель, сколько и средство…» [Потебня 1976а: 288].

Сведения из других научных областей в некоторых случаях также оказываются необходимыми: ведь «наука не может сейчас рассчитывать на успех, если будет отгораживаться от других дисциплин слишком высокими заборами» [Комлев 2003: 4].

Давно замечено, что «ценности высказываний определяются не их отношением к языку (как чисто лингвистической системе), а разными формами отношения к действительности, к говорящему субъекту и к другим (чужим) высказываниям» [Бахтин 1986б: 319]. Иначе говоря, автор не претендует на обладание истиной в высшей инстанции; однако внимательное изучение им фактического материала позволяет считать выводы и заключения исследования вполне объективными. Поэтому содержание книги может стать полезным для дальнейших исследований в области лингвистики и некоторых других гуманитарных наук, а также в преподавании соответствующих учебных дисциплин. Вместе с тем, памятуя совершенно справедливое суждение о том, что «в задачи языкознания должно входить рассеивание мыслительной мути, которая может просачиваться из слов» [Дорошевский 1973: 56], полагаем: книга представляет интерес и для гораздо более широкого круга читателей. Ведь игры в слова охватывают всех носителей языка, вне зависимости от их желания или нежелания…