Конец ознакомительного фрагмента. Убийства в стиле action

Питер Джеймс

Убийства в стиле action

Детектив Рой Грейс – 4

Текст предоставлен правообладателе http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=444055

«Убийства в стиле action: роман / Пер. с англ. Е.В. Нетесовой.»: Центрполиграф; Москва; 2010

ISBN 978‑5‑227‑03600‑1

Аннотация

При строительстве нового района Брайтона в заброшенном туннеле найден разложившийся труп. Рой Грейс со своей бригадой экспертов‑криминалистов берется за расследование. По зубному протезу удается определить, что умершая женщина – жена человека, который пропал 11 сентября 2001 года во Всемирном торговом центре в Нью‑Йорке. Казалось бы, на этом можно поставить точку, но Грейс, опытный детектив, чувствует, что дело не закончено и не столь очевидно, как выглядит на первый взгляд…

Питер Джеймс

Убийства в стиле action

Посвящается Дэйву Гейлору

Отчасти история происходит во время, близкое ужасным событиям 11 сентября 2001 года. Светлая память погибшим и глубочайшие соболезнования потерявшим любимых

Предисловие

Хотя события в цикле романов о Рое Грейсе вымышлены, обстоятельства и обстановка, в которой действуют персонажи, служащие в правоохранительных органах, абсолютно реальны. За помощь в работе над этим романом я, как всегда, в долгу перед полицией Суссекса, Нью‑Йорка, нью‑йоркской окружной прокуратурой, полицией австралийских штатов Виктория и Новый Южный Уэльс.

Особая благодарность главному констеблю суссекской полиции Мартину Ричардсу за любезное разрешение познакомиться с работой его ведомства; главным суперинтендентам Кевину Муру и Грэму Бартлету, щедро открывшим передо мной многие двери. Отдельное спасибо бывшему главному суперинтенденту Дэйву Гейлору, оказавшему мне поистине бесценную помощь.

Упомяну среди прочих – простите, если кого пропустил, – сотрудников суссекской полиции, благодаря которым прояснились и уточнились многие детали, придавшие книге особый характер: главного суперинтендента Питера Колла; консультанта аналитического отдела Брайана Кука; старшего следователя отдела тяжких преступлений Тони Кука; инспекторов Йена Полларда и Уильяма Уорнера; сержанта Патрика Суини; инспектора Стивена Карри; инспектора из отдела тяжких преступлений Джейсона Тингли; инспектора Эндрю Кундерта; сержанта Фила Тейлора, начальника отдела высоких технологий; аналитика отдела высоких технологий Рея Пэкема; констебля Пола Гжегожека из местной вспомогательной бригады; констеблей Джеймса Боуса и Дэйва Кериса; инспектора Фила Кларка; сержанта Мела Дойла; констеблей Тони Омотосо, Йена Аппертона, Эндрю Кинга; сержанта Малькольма Уочопа; констебля Дарена Болкомба; сержанта Шона Макдональда; констеблей Дэнни Светлика и Стива Чизмена; диспетчера полиции Рона Кинга; пресс‑секретаря Сью Херд.

Благодарю криминалиста‑археолога Люси Сибен; специалиста по криминалистическому клеточному анализу Абигайль Брэдли; коронера графства Эссекс доктора Питера Дина; патологоанатома доктора Найджела Киркэма; доктора Эндрю Дейви; доктора медицины Эндрю Йелланда; доктора Джонатана Паша и Кристофера Гебби. Особое и огромное спасибо потрясающей бригаде морга Брайтона и Хоува – Элси Суитмен, Виктору Синдену и Шону Дидкотту.

В Нью‑Йорке я в огромном долгу перед следователем отдела по рэкету Деннисом Бутлом и следователем особого отдела окружной прокуратуры Патриком Лэниганом. В Австралии большое спасибо также инспектору Люсио Ровису из отдела убийств полиции штата Виктория; старшему сержанту Джорджу Викерсу и сержанту Трою Бергу из следственного отдела в Карлтоне; старшему констеблю Дамиану Джексону; сержанту Эллу Полларду из вспомогательной бригады коронера штата Виктория; Андреа Петри из газеты «Эйдж» и моей консультантке по австралийскому диалекту Дженет Викерс.

Спасибо Гордону Кемпингу за бесценные уроки по филателии; Колину Уитэму из Британской комиссии по здравоохранению и безопасности; Питеру Бейли за энциклопедические сведения о прошлом и настоящем Брайтона; Питеру Уингейт‑Соулу, Оли Риггу и Филу Уайту из пожарной команды Восточного Суссекса; Роберту Фрэнкису, который снова рассказывал мне о машинах, и Крису Уэббу, который поддерживал жизнь в компьютере «Макинтош», несмотря на мое зверское с ним обращение.

Благодарю своего неустанного замечательного «неофициального» редактора и комментатора серии о Рое Грейсе Анну Лизу Линдеблад и Сью Энселл, чей зоркий глаз на мелочи не раз избавлял меня от стыда и позора.

О такой команде профессионалов можно только мечтать: великолепный агент Кэрол Блейк представляет меня вместе с Оли Мунсон и Амелией Роуленд из агентства «Мидас»; и, наконец, тут просто не хватит места, чтобы должным образом поблагодарить всех сотрудников издательства «Макмиллан». Достаточно сказать, что печататься у них – настоящее счастье, и мне неслыханно повезло заполучить в редакторы Стеф Бирвирт. От всей души благодарю зарубежных издателей – danke, merci, grazie, большое спасибо, gracias, dank u, tack, obrigado!..

Хелен, как всегда, служит несокрушимой опорой, проявляя божественное терпение и неизменную мудрость.

И в заключение скажу прощальные слова своим верным четвероногим друзьям Сути и Берти, к несчастью отправившимся на небеса грызть косточки, и поприветствую Оскара, устроившегося вместе с Фебой под моим письменным столом в ожидании, когда можно будет сжевать упавший лист бумаги…

Питер Джеймс

Суссекс, Англия

[email protected]

www.peterjames.com

Если б проснувшийся Ронни Уилсон знал, что всего через пару часов будет мертв, то спланировал бы день несколько иначе.

Во‑первых, не трудился бы бриться. Не тратил бы столько последних бесценных минут, смазывая волосы гелем и тщательно укладывая до полного удовлетворения. Не стал бы долго начищать туфли, идеально прилаживать узел дорогого шелкового галстука. И уж точно не выложил бы, черт возьми, запредельные восемнадцать долларов – чего фактически не мог себе позволить – за срочную глажку костюма в течение часа.

Сказать, будто он находился в блаженном неведении о поджидающей его судьбе, было б преувеличением. Всякие радости и удовольствия так давно исчезли из эмоционального арсенала, что позабылось само представление о блаженстве. Он уже не испытывал блаженства даже в последние летучие мгновения оргазма в тех редких случаях, когда они с Лоррейн еще занимались сексом. Половые органы как бы онемели, оглохли, вместе с остальными.

Фактически в последнее время, к некоторому недоумению Лоррейн, Ронни на вопрос, как жизнь, отвечал: «Дерьмово» – и коротко пожимал плечами.

И гостиничный номер был дерьмовым. До того маленький, что, если упадешь, на полу не поместишься. Самый дешевый, какой имеется в отеле «Дабл‑ю», но название помогает хотя бы поддерживать видимость. В «Дабл‑ю» на Манхэттене кто попало не останавливается. Даже если ночует в чулане для швабры.

Понятно, надо привести себя в более оптимистичное настроение. Люди реагируют на исходящие от тебя вибрации, особенно когда ты просишь денег. Никто, даже старый друг, не даст их неудачнику – по крайней мере, таких, какие ему требуются в данный момент. Тем более этот старый друг.

Интересуясь погодой, Ронни выглянул в окно, вытягивая шею, пока не увидел узкую полоску неба над огромным серым зданием, высившимся перед ним, как скала, на другой стороне Тридцать девятой улицы. Неоспоримые признаки прекрасного утра нисколько не подняли дух. Попросту показалось, будто все тучи из голубой бездны перекочевали в сердце.

Поддельные часы «Булгари» показывали 7:43. Куплены за сорок фунтов по Интернету, но, слушайте, кто скажет, что они фальшивые? Он давно усвоил, что дорогие часы многое говорят тем, на кого стараешься произвести впечатление. Если заботишься о таких мелочах, наверняка позаботишься и о деньгах, которые собираются тебе доверить. От внешнего вида, конечно, зависит не все, но немало.

Итак, 7:43. Пора плясать.

Ронни подхватил кейс «Луи Вуиттон», тоже не настоящий, пристроил сверху на упакованном чемодане на колесиках и вышел из номера, волоча за собой багаж. Выйдя на нижнем этаже из лифта, прошмыгнул мимо администраторской. Оставшегося на кредитках, возможно, не хватит на оплату счета, но об этом побеспокоимся позже. Сногсшибательный голубой кабриолет БМВ скоро заберут за неуплату кредита, ипотечная компания за просрочку лишит права выкупа закладной на дом. Сегодняшняя встреча, мрачно думал он, последний шанс. Который был ему обещан десять лет назад.

Остается надеяться, что обещание не забыто.

Сидя в подземке, зажав вещи коленями, Ронни понимал, что его жизнь идет как‑то не так, только не совсем ясно, в чем дело. Многие однокашники и одноклассники добились серьезных успехов в своих областях, оставив его бултыхаться в хвосте, все глубже погружаясь в отчаяние. Финансовые консультанты, застройщики, бухгалтеры, адвокаты… Обалденные дома, призовые жены, дети, ради которых умереть не жалко…

А у него?

Неврастеничка Лоррейн, швыряющая деньги, которых у них не имеется, на всевозможные салоны красоты, нисколько – если честно сказать – не нуждаясь в подобных услугах; на непозволительную – если честно сказать – одежду от модельеров; на счета самых модных на той или иной неделе ресторанов за абсурдно дорогие обеды из листового салата и минеральной воды со своими до смерти изголодавшимися подругами, каждая из которых неизмеримо богаче их. И, несмотря на целое состояние, потраченное на лечение от бесплодия, она до сих пор не способна произвести на свет желанного ребенка. Единственная поистине стоящая затрата, по его мнению, – операция по наращиванию груди.

Разумеется, гордость не позволяет признаться, что он в полном дерьме. Вечный оптимист всегда верит, что выход откроется за ближайшим углом. Приспосабливается к обстоятельствам не хуже хамелеона. Торгуя подержанными машинами, антиквариатом, недвижимостью, он проявлял недюжинное остроумие, но талант болтуна, к сожалению, перевесил талант финансиста. После краха агентства недвижимости он быстренько превратился в застройщика, убедительно выглядя в джинсах и блейзере. Когда банки из‑за превышения сметы наложили арест на двадцать строящихся домов, снова вынырнул в качестве финансового консультанта одного богача. Снова потерпел провал.

Поэтому теперь сидит в нью‑йоркской подземке, надеясь убедить старого друга Дональда Хэткука, что нашел очередную курицу, несущую золотые яйца, – биодизель. По слухам, Дональд заработал больше миллиона на дериватах – что б это ни было, – потеряв всего жалкую пару сотен тысяч, вложенных десяток лет назад в рухнувшее агентство недвижимости Ронни. Полностью взяв на себя обязательства друга, он заверил, что при случае обязательно его поддержит.

Несомненно, Билл Гейтс и прочие предприниматели всего мира ринутся на новый рынок экологически чистого биологического топлива, охотно вкладывая деньги в его создание и развитие, поэтому Ронни решил, что нашел подходящую нишу. Остается нынче утром уговорить Дональда. Проницательный бизнесмен сразу увидит, поймет, согласится. Дело – верняк, мяч в корзинке, как говорят в Нью‑Йорке.

Фактически чем дальше поезд продвигался в центр города, тем уверенней Ронни мысленно репетировал обращенные к Дональду речи. Явственно превращался в Гордона Гекко, сыгранного Майклом Дугласом в фильме «Уоллстрит». Всю жизнь к такой роли стремился. Вместе с десятком других безупречно одетых актеров, сидевших вместе с ним в тряском вагоне. Если кто‑нибудь переживает хоть половину таких неприятностей, которые на него навалились, они это успешно скрывают. Дьявольски самоуверенно выглядят. Впрочем, если кто‑то потрудится посмотреть на него, то увидит не менее самоуверенного высокого стройного симпатичного парня с гладко зачесанными волосами.

Говорят, что если к сорока не добьешься успеха, то уже никогда не добьешься. Ровно через три недели стукнет сорок три.

Вот и станция «Чемберс‑стрит». Последние кварталы хочется пройти пешком.

Ронни вышел в погожее манхэттенское утро, сверился с картой, которой его вчера вечером снабдил консьерж в отеле, посмотрел на часы – 8:10. Судя по опыту прошлых блужданий по нью‑йоркским конторам, остается добрых пятнадцать минут, чтобы прийти на место, добраться до офиса Дональда. По словам консьержа, отсюда минут пять ходьбы, если не заблудиться.

Пройдя мимо таблички, которая уведомляла, что тут уже Уолл‑стрит, он миновал бар с соками справа, ателье по пошиву и ремонту одежды, зашел в битком набитую деликатесную лавку, где пахло только что заваренным кофе и жарившейся яичницей. Сел на красный кожаный табурет у стойки, заказал свежевыжатый апельсиновый сок, молоко, омлет с отдельным куском бекона и поджаренным пшеничным хлебом. Ожидая заказа, опять пролистал бизнес‑план, вновь взглянул на часы, мысленно подсчитывая разницу во времени между Нью‑Йорком в Америке и Брайтоном в Англии.

В Англии на пять часов позже. Лоррейн сидит за ленчем. Быстренько звякнул ей по мобильнику, объяснился в любви. В ответ она пожелала удачи. Женщинам очень легко угодить, время от времени упоминая про любовь‑морковь, цитируя случайно вспомнившиеся стишата, даря дорогие с виду цацки – только не слишком часто.

Когда минут через двадцать он расплачивался по счету, где‑то вдали послышался жуткий грохот. Сидевший рядом тип буркнул:

– Мать твою, что еще за хреновина?..

Ронни забрал сдачу, оставив приличные чаевые, и вышел на улицу, продолжив путь к офису Дональда Хэткука, который, согласно полученным по электронной почте сведениям, располагался в Южной башне Всемирного торгового центра.

Сегодня был вторник, 11 сентября. Время 8:47.

Октябрь 2007 года

Эбби Доусон выбрала такую квартиру, в которой почувствовала себя в безопасности. По крайней мере, настолько, насколько вообще возможно в настоящий момент.

Кроме задней двери на пожарную лестницу, открывающейся исключительно изнутри, и другой в подвале, всего один выход. Под квартирой восемь этажей, улица хорошо просматривается из окон вверх и вниз.

Она превратила жилище в крепость. Усилены дверные петли, вставлены стальные прокладки, на передних дверях и на задних пожарных в крошечной подсобке установлены по три врезных замка без ручки и вдобавок на случай цепочки. Любой грабитель, попытавшись прорваться, отправится домой с пустыми руками. Если, конечно, не прикатит в танке.

Для добавочной гарантии под рукой всегда баночка с перечным спреем, охотничий нож и бейсбольная бита.

По иронии судьбы, впервые в жизни позволив себе просторную роскошную квартиру, пригодную для приема гостей, приходится прятаться в ней в одиночестве.

А тут есть чем полюбоваться. Дубовые полы, огромные кремовые диваны с белыми и шоколадно‑коричневыми подушками, броские современные картины на стенах, домашний кинотеатр, кухня, оборудованная по последнему слову техники, широкие удобные кровати, в ванной пол с подогревом.

Живешь как на журнальной глянцевой картинке. В окна в ясные дни после полудня льется солнце, в пасмурные, вроде сегодняшнего, в воздухе чувствуется привкус соли, в распахнутой створке слышатся крики чаек. Берег моря в паре сотен ярдов за улицей и оживленной дорожной развязкой на Приморском параде. Можно бродить вдоль него взад и вперед целые мили.

И квартал симпатичный. В маленьких магазинчиках гораздо безопасней, чем в крупных супермаркетах, – прежде чем заходить, всегда можно проверить, кто там. И все это из‑за одного человека, способного ее узнать.

Из‑за одного.

Единственная неприятность – лифт. Страдая жуткой клаустрофобией даже в самые лучшие времена, а в последнее время чаще прежнего испытывая приступы паники, Эбби терпеть не может без крайней необходимости подниматься в лифте в одиночку. Доставляя ее к квартире, дергающаяся кабина высотой с двухместный гроб пару раз в прошлом месяце застревала, и ничего страшней в жизни с ней не случалось, хотя, к счастью, она там была не одна.

Поэтому обычно Эбби поднималась и спускалась пешком, пока две с небольшим недели назад рабочие, делавшие ремонт в квартире этажом ниже, не превратили лестницу в дорожку для скачек с препятствиями. Полезное физическое упражнение. Для тяжелых сумок с продуктами легко нашлось решение – она загружает их в лифт, отправляет, а сама идет по ступенькам. В крайне редких случаях встречая кого‑нибудь из соседей, вместе с ними заходит в кабину. Впрочем, тут почти все старики, редко выходят. Некоторые кажутся ровесниками самого дома.

Немногочисленные жильцы помоложе вроде Хасана, живущего двумя этажами ниже улыбчивого иранца‑банкира, который порой на всю ночь устраивает гулянки – приглашения Эбби вежливо, но неизменно отклоняет, – большей частью находятся где‑то в других местах. Поэтому по выходным, если Хасана нет дома, в западном крыле царит мертвая тишина, будто он населен только призраками.

Конечно, Эбби тоже в своем роде призрак. Выскальзывает из укрытия после наступления темноты, некогда длинные светлые волосы коротко подстрижены, перекрашены в черные, глаза прячутся за темными очками, воротник поднят – чужая, посторонняя в городе, где родилась и выросла, училась в бизнес‑школе, подрабатывала официанткой в барах и секретаршей, крутила с парнями и, пока ее не обуяла мания дальних странствий, даже подумывала завести семью.

Теперь тайком вернулась и прячется. Посторонняя в своей собственной жизни. Отчаянно старается, чтобы ее никто не узнал. Отворачивается, когда мимо иногда проходят знакомые. Испаряется из бара, увидев кого‑то из старых друзей и подруг. Чертовски одиноко!

И страшно.

Даже родная мать не знает о ее возвращении в Англию.

Три дня назад ей стукнуло двадцать семь – отпраздновала день рождения, с горькой иронией вспоминала она. Выхлестала бутылку шампанского, посмотрела эротический фильм, поиграла вибратором с севшей батарейкой.

А ведь всегда гордилась своей естественной красотой. Могла с абсолютной уверенностью прийти в любой бар, в любую дискотеку, в любую компанию и собирать урожай. Умела свободно болтать, очаровывать окружающих, изображать хрупкую беззащитную девушку, давным‑давно изучив мужские вкусы и пристрастия. А сейчас в самом деле хрупкая и беззащитная, и ей это вовсе не нравится.

Не нравится прятаться.

Даже если это не навсегда.

На полках, на столах, на полу навалены горы книг, кассет, лазерных дисков. За последние два месяца Эбби прочитала и просмотрела больше книжек и фильмов, чем за всю свою прежнюю жизнь. Почти все оставшееся время потратила на интерактивные компьютерные курсы испанского.

Приехала сюда, считая, что здесь безопасней. Дэйв согласился, что это единственное на всей планете место, куда он не осмелится сунуть нос. Единственное на Земле. Хотя с полной уверенностью не скажешь.

Еще одна причина для возвращения в Брайтон – очень важное дело. Состояние матери неуклонно ухудшается, необходимо подыскать хорошую частную лечебницу, где она более или менее прилично проживет оставшиеся годы. Совершенно не хочется видеть ее умирающей в каком‑нибудь жутком государственном доме для престарелых. Эбби уже присмотрела очаровательный домик в ближнем пригороде. Дорого, но теперь есть возможность содержать там мать. Для этого надо еще какое‑то время просидеть в глубоком подполье.

Неожиданно запищал телефон – пришло сообщение. Взглянув на дисплей, она улыбнулась, узнав отправителя. Возникающие через каждые несколько дней строчки – одно из немногочисленных утешений.

«Разлука гасит слабую любовь и разжигает великую, как ветер задувает свечу и раздувает костер».

Она немного подумала. Одно преимущество такой массы свободного времени заключается в возможности торчать в Сети часами, не упрекая себя. Выискивать цитаты, отсылать в ответ.

«Любить – не значит смотреть друг на друга. Любить – значит вместе смотреть в одну сторону».

Она впервые в жизни встретила человека, смотрящего в ту же сторону. Пока это лишь название на карте, картинки в Сети. Туда она уносится в мечтах и во сне. Но скоро они оба действительно там будут. Надо только еще чуточку потерпеть. Обоим.

Эбби захлопнула журнал с изображениями домов, о которых можно только мечтать, раздавила в пепельнице сигарету, допила бокал белого вина и принялась готовиться к выходу.

Сначала подошла к окну, выглянула сквозь планки жалюзи на непрерывные ряды домов времен Регентства. Натриевый свет уличных фонарей приобретал в тенях оранжевый оттенок. Уже вполне стемнело, воющий осенний ветер как из ведра выплескивал в оконные стекла потоки дождя. В детстве она всегда боялась темноты. По иронии судьбы сейчас чувствует себя в ней в безопасности.

Эбби давно изучила машины местных жителей, постоянно стоявшие по обеим сторонам улицы с соответствующими квитанциями на парковку. Мельком их оглядела. Никогда не могла отличить одну модель от другой, а теперь знает все. Грязный черный «гольф джи‑ти», заляпанный птичьим пометом. Пассажирский грузовичок «форд‑гэлакси», принадлежащий супружеской паре из дома напротив – родителям невоспитанных близнецов, вечно таскающим вверх‑вниз по лестнице покупки в тележках на шатких колесиках. Несколько неуместная маленькая «тойота‑ярис». Старый «порше‑бокстер» молодого человека, предположительно врача из расположенной неподалеку Королевской больницы графства Суссекс. Ржавый белый фургон «рено» со спущенными шинами, с коричневой картонной наклейкой на стекле пассажирской дверцы с надписью «Продается» красными чернилами. Еще десяток автомобилей, владельцев которых она знает в лицо. Ничего нового, беспокоиться нечего. Никто не шныряет в тенях.

Торопится какая‑то парочка, вместе держа раздувшийся зонт, который грозит вот‑вот вывернуться наружу.

Закрыть на шпингалеты окна в обеих спальнях, в ванной, гостиной, столовой. В каждой комнате поочередно поставить на таймер свет, телевизор, радио. Протянуть поперек дверей нитку, перешагнуть, высоко подняв ноги, провести ее по коридору к входной двери.

У меня паранойя? Можете не сомневаться!

В узком коридоре Эбби сняла с вешалки длинный макинтош и зонт, переступила через нитку, выглянула в глазок, видя мутно‑желтое, как рыбий глаз, свечение на пустой лестничной площадке.

Сняла цепочки, опасливо открыла створку, вышла, мгновенно почувствовав запах древесных опилок. Плотно закрыла дверь, заперла на три врезных замка.

Постояла, прислушалась. Где‑то внизу в какой‑то квартире безответно звонил телефон. Она поежилась, плотнее запахнулась в плащ с овчинной подкладкой, до сих пор не привыкнув к холоду и сырости после стольких лет, прожитых под сияющим солнцем. До сих пор не привыкла проводить в одиночестве пятничный вечер и ночь.

Сегодня запланировала посмотреть на пристани фильм «Расплата», чего‑нибудь съесть – может, пасту – и, если хватит храбрости, выпить в баре пару бокалов вина. По крайней мере, при этом можно с большим удовольствием смешаться с другими людьми.

Неприметно одетая в сшитые на заказ джинсы, высокие ботинки, вязаный свитер поло под макинтошем, желая хорошо выглядеть, но не привлекать внимание, если решит зайти в бар, Эбби толкнула дверь на пожарную лестницу, с огорчением и раздражением видя, что рабочие на выходные наглухо ее заставили досками и стенными панелями.

Осыпав их проклятиями, она сначала решила пробиться, потом передумала, нажала кнопку лифта, пристально глядя на поцарапанную железную дверь. Кабина через пару секунд грохнула, дернулась, послушно пошла вверх, прибыла на этаж, рывком остановилась со скрежетом, наружная дверь открылась с таким звуком, словно с совковой лопаты посыпался гравий.

Когда Эбби вошла, дверь точно с таким же звуком закрылась, одновременно задвинулись двойные дверцы, замкнув ее в кабине. Она вдохнула запах чьих‑то чужих духов и моющей жидкости с лимонной отдушкой. Лифт так резко дернулся вверх на несколько дюймов, что она чуть не упала.

Когда уже поздно было передумывать и выскакивать, когда вокруг сомкнулись железные стены, а на лице, почти невидимом в мутном зеркале, отразилась настоящая паника, кабина стремительно рухнула вниз.

Эбби почти успела понять, что совершила страшную ошибку.

Октябрь 2007 года

Сидя за своим столом в кабинете, суперинтендент Рой Грейс положил телефонную трубку, скрестил на груди руки, откинулся в кресле, отъехал назад, пока спинка не уткнулась в стенку. Будь все проклято. Без четверти пять в пятницу выходные только что, более или менее буквально, ухнули в сортир. В водосточную канаву, в любом случае.

Добавим вчерашний позорный проигрыш почти трех сотен на еженедельной партии в покер с приятелями. Одно хорошо – не придется даже выходить на улицу под проливным дождем в промозглую ветреную пятницу. Сквозь плохо подогнанные оконные рамы в маленький кабинет задувает ледяной ветер, слышится барабанная дробь дождя. В такой день нечего делать на улице.

Грейс проклял диспетчера, сообщившего новость. Конечно, это все равно что казнить гонца, принесшего дурные вести, но он давно планировал провести завтрашний вечер в Лондоне с Клио, сделав ей подарок. А теперь, только из‑за того, что он исполняет обязанности старшего следователя вместо заболевшего коллеги, придется отменять поездку ради дела, которое, по инстинктивному ощущению, не доставит ему никакой радости.

На этой службе именно убийства держат на плаву его лодку. В Суссексе ежегодно пятнадцать – двадцать случаев, многие приходятся на Брайтон и Хоув – более чем достаточно, чтобы вся полиция продемонстрировала свои способности. Конечно, мысль глупая и ребяческая, но раскрытие жестокого профессионального убийства весьма полезно для карьеры. Тебя отмечает пресса, общественность, коллеги, начальство – что самое главное. Успешное выявление и задержание преступника доставляет огромное удовольствие. Не только дело сделано, но и родные убитого успокаиваются, получают возможность жить дальше. Это самое важное для суперинтендента Грейса.

Он предпочитает расследовать убийство по живым и горячим следам, подхлестываемый волнами адреналина, думая на бегу, вдохновляя бригаду, имея верный шанс настичь убийцу.

Но, судя по тону диспетчера, сделанная под проливным дождем находка никак не свидетельствует о недавнем убийстве. Останки скелета. Возможно, вообще не убийство, а самоубийство или естественная смерть. Или даже манекен с магазинной витрины – и такое бывало. Кости могли пролежать там десятки лет – пара дней никакой разницы не составит.

Устыдившись внезапно вспыхнувшей досады, Грейс опустил глаза на двадцать с лишним синих коробок, составленных небольшими стопками на полу, почти полностью загромождающих пространство, не занятое маленьким круглым столом совещаний с четырьмя стульями.

В каждой коробке содержатся основные документы о нераскрытом убийстве, «глухаре». Остальные свидетельства и бумаги громоздятся на всех полках их отдела, или лежат под замком, плесневея в сырых полицейских гаражах, расположенных в районе совершения преступления, или пылятся в забытых подвальных архивах вместе с вещественными доказательствами, разложенными в снабженные ярлыками пакетики.

Почти двадцатилетний опыт расследования убийств подсказывает, что история о скелете, поджидающем его в водосточной канаве, скорее всего, канет в очередную синюю коробку.

В тот момент он был так занят бумажной работой, что письменный стол до последнего дюйма загромоздили горы документов. Надо выстроить для государственного обвинителя точную временную последовательность событий, представить доказательства, заявления и прочее, что потребуется для двух судебных процессов в будущем году. Один связан с делом гнусного подонка Карла Веннера, торговавшего по Интернету детьми, другой – с психопатом Норманом Джексом.

Просматривая документы, подготовленные молоденькой Эмили Гейлор из разыскного отдела, Грейс схватил телефонную трубку, набрал номер, испытывая слабое удовольствие оттого, что сейчас еще кого‑то лишит выходных.

Почти сразу услышал ответ:

– Сержант Брэнсон слушает.

– Что делаешь?

– Спасибо, что полюбопытствовал, старина. Собираюсь домой, – сообщил Гленн Брэнсон.

– Неправильный ответ.

– Нет, правильный, – заявил сержант. – Эри отправилась на дрессаж, а я должен присматривать за детьми.

– Что такое дрессаж?

– Какие‑то там занятия с лошадьми за тридцать фунтов в час.

– Ей надо было детей с собой взять. Через пять минут встречай меня на стоянке. Посмотрим на труп.

– Я бы лучше домой пошел.

– И я тоже. Думаю, труп тоже хотел бы домой пойти. Сесть у телевизора с рюмочкой или чашечкой, вместо того чтобы гнить в водосточной канаве.

Октябрь 2007 года

Через пару секунд кабина резко остановилась, закачалась из стороны в сторону, ударяясь в стенки шахты с гулким звуком, с каким сталкиваются две бочки с нефтепродуктами. Накренилась вперед, швырнув Эбби на дверцы, и почти сразу же ринулась вниз в свободном падении. Она жалобно взвыла. Ковровый пол на долю секунды ушел из‑под ног, оставив ее в невесомости, потом со страшной силон подскочил и ударил, отчего из нее совсем вышибло дух, а ноги как бы врезались в шею.

Кабина перекосилась, бросив ее, как тряпичную куклу, в зеркало на задней стене, снова дернулась, почти остановилась, слегка покачиваясь. Пол вздыбился под неуверенным пьяным углом.

– Господи Иисусе, – прошептала Эбби.

Лампы на крыше кабины мигали, гасли и вспыхивали. Чувствовался едкий запах перегоревшей проводки, за спиной неспешно вилась струйка дыма.

Она затаила дыхание, сдерживая очередной крик. Кажется, будто проклятый лифт завис на единственной очень тонкой и непрочной нитке.

Сверху раздался треск рвущегося металла. Эбби в ужасе посмотрела на потолок. Дикая фантазия нарисовала обрывающийся трос.

Кабина сползла вниз на несколько дюймов.

Эбби завизжала.

Еще пара дюймов, пол вздыбился сильней.

Ударившись в левую стену шахты с сильным металлическим стуком, кабина замерла. Над головой опять затрещало.

Еще несколько дюймов вниз.

Попытавшись обрести равновесие, Эбби опрокинулась на спину, ударилась в стенку плечом, потом в дверцы головой. Секунду неподвижно лежала, вдыхая пыль с коврового покрытия, не смея шевельнуться, глядя на крышу с матовой светящейся панелью. Надо поскорей отсюда выбираться. В кино панель на крыше лифтов откидывается на петлях. Почему здесь такой нет?

До кнопок не дотянуться. Эбби попробовала встать на колени, но кабина вновь бешено заколыхалась, стукаясь о стены шахты, словно действительно висела на нитке, которая с очередным движением могла оборваться.

Эбби замерла в неподвижности, в слепом ужасе, глубоко дыша и прислушиваясь, не идет ли кто‑нибудь на помощь. Никого. Если Хасана дома нет, если нет остальных жильцов или они сидят в квартирах перед орущими телевизорами, о случившемся никто не узнает.

Надо поднять тревогу. Нажать сигнальную кнопку тревоги.

Она сделала несколько глубоких вдохов. Голову сдавило, будто кожа на ней вдруг усохла. Стены вокруг неожиданно сдвинулись, потом раздвинулись, снова сдвинулись, болезненно сжимаясь, пульсируя, как легкие. Эбби почувствовала приближение паники.

– Эй, – хрипло прошептала она, выполняя рекомендации терапевта на случай подобного приступа. – Я Эбби Доусон. Со мной все в порядке. Это просто болезненная химическая реакция. Со мной все хорошо, я нахожусь в своем теле, я не умираю, сейчас все пройдет.

Эбби продвинулась на несколько дюймов к панели с кнопками, пол качнулся, накренился, будто она лежала на доске, балансирующей на тонком остром стержне и в любой момент готовой перевернуться. Дождавшись, когда кабина уравновесится, потянулась еще на дюйм. И еще. Рядом снова взвилась струйка дыма. Эбби вытянула руку как можно выше, сильно ткнула трясущимся пальцем в серую железную кнопку с красной надписью «Аварийный вызов».

Ничего не последовало.

Октябрь 2007 года

В скудных остатках дневного света Рой Грейс, глубоко погруженный в раздумья, свернул в серой «хонде» без опознавательных знаков на Трафальгар‑стрит. Хотя улица носит гордое название в честь великой победы на море, ее убогий конец застроен с обеих сторон некрасивыми серыми домами и магазинами, между которыми почти круглые сутки шныряют наркоторговцы. К счастью, при нынешней непогоде почти все они, кроме самых отчаянных, сидят по домам. Рядом с Грейсом на пассажирском сиденье угрюмо молчит Гленн Брэнсон в строгом коричневом костюме в меловую полоску с одноцветным галстуком.

Как ни странно для патрульной машины, в почти новой «хонде» пахнет не старыми картонными упаковками из «Макдоналдса» и гелем для волос, а сохраняется свежий запах автомобиля, недавно сошедшего с конвейера. Грейс повернул направо вдоль воздвигнутой строительной компанией высокой и прочной стены, за которой две старые, почти заброшенные железнодорожные сортировочные станции перестраиваются в очередной фешенебельный городской район.

Идея архитектора получила блестящее художественное выражение почти по всей длине стены. КВАРТАЛ «НОВАЯ АНГЛИЯ». НОВЫЙ ВДОХНОВЛЯЮЩИЙ ОБРАЗ ЖИЗНИ В НОВЫХ ДОМАХ, КВАРТИРАХ И ОФИСАХ. По мнению Грейса, похоже на любую другую новостройку в любом другом городе, через который ему когда‑нибудь приходилось проехать. Сплошное стекло и стальные конструкции, дворики с аккуратно подстриженными кустиками и деревцами, нигде ни одного гвоздя. В один прекрасный день Англия станет совсем одинаковой, не поймешь, где находишься.

«А так ли это важно? – вдруг задумался он. – Неужели в тридцать девять лет я стал старым занудным хрычом? Действительно хочу, чтобы любимый город со всеми его изъянами и недостатками застыл во времени?»

Впрочем, в данный момент на уме у него кое‑что поважнее политики градостроительного управления Брайтона и Хоува. Даже важнее останков, которые они едут осматривать. Нечто сильно его угнетавшее.

Кэссиан Пью.

В понедельник Кэссиан Пью, долго оправлявшийся после автомобильной аварии и несколько раз неудачно пытавшийся приступить к работе, займет наконец в уголовной полиции точно такую же должность, как Грейс. Причем с одним большим преимуществом: суперинтендент Кэссиан Пью – голубоглазый любимчик заместительницы главного констебля Элисон Воспер, тогда как Грейс для нее – сплошная неприятность.

Несмотря на значительные, на его взгляд, успехи в последние месяцы, Рой Грейс знает, что едва избежал перевода из Суссекса в глубинку. Очень не хочется покидать Брайтон и Хоув. Тем более свою любимую Клио.

По его мнению, Кэссиан Пью относится к категории высокомерных мужчин, которые к тому же хороши собой до невозможности и отлично это знают. Золотистые волосы, ангельские голубые глаза, постоянный загар, голос соблазнительный, как бормашина в кабинете дантиста. Гордый, важный, от природы властный, неизменно ответственно держится, даже ни за что не отвечая.

Рой с ним сталкивался пару лет назад, когда во время съезда Лейбористской партии Столичная полиция[1]прислала в Брайтон подкрепление. Полный слепого высокомерия Пью, тогда бывший инспектором, арестовал двух осведомителей, которых Рой не один год старательно вербовал, а потом упрямо отказался снять предъявленные обвинения. И, что Грейса особенно разозлило, когда он обратился наверх, Элисон Воспер встала на сторону Пью.

Черт побери, абсолютно неясно, что она в нем нашла. Порой даже мелькает смутное подозрение о любовной интрижке, сколь бы невероятным оно ни казалось. Поспешные старания заместительницы начальника забрать Пью из Столичной полиции и продвинуть по службе, существенно сократив должностные обязанности Грейса, с которыми он сам мог легко справиться, попахивают тайными замыслами.

Гленн Брэнсон, обычно болтавший без умолку, не проронил ни слова с той самой минуты, как они вышли из Суссекс‑Хаус. Возможно, он действительно раздражен, что его в пятницу вечером оторвали от семьи. Или что Рой не предложил ему вести машину. Вдруг сержант неожиданно прервал молчание:

– Видел когда‑нибудь фильм «В разгар ночи»?

– Не помню. Не видел. А что?

– Про копа‑расиста на Дальнем Юге.

– Ну?

Брэнсон передернул плечами.

– Хочешь сказать, я расист? – удивился Грейс.

– Мог бы испортить выходные кому‑то другому. Почему мне?

– Потому что обычно стараюсь испортить жизнь черным.

– И Эри так думает.

– Ты можешь говорить серьезно?

Пару месяцев назад Рой временно приютил у себя Гленна, выгнанного женой. Несколько прожитых в тесном соседстве дней едва не положили конец крепкой дружбе. Теперь Гленн вернулся к семье.

– Я говорю серьезно.

– По‑моему, у Эри проблема.

– Начальные кадры на мосту потрясающие. Чуть ли не самая долгая панорама в истории кино, – сообщил Гленн.

– Замечательно. Как‑нибудь посмотрю. Слушай, приятель, Эри должна смириться с реальностью.

Гленн протянул Грейсу подушечку жевательной резинки. Грейс взял и начал жевать, сморщившись от мгновенного залпа перечной мяты.

– Действительно меня надо было высвистывать нынче вечером? – проворчал Брэнсон. – Мог бы кого‑то другого с собой взять.

На углу улицы мужчина, кутаясь в обноски, беседует с юнцом в куртке с капюшоном. На опытный взгляд Грейса, оба таятся, торопятся. Видно, работает местный толкач наркотиков.

– Я думал, у вас с Эри наладились отношения.

– Я тоже. Купил чертову лошадь. Теперь оказывается, лошадь не такая, какую ей хотелось.

Наконец Грейс разглядел за елозившими по стеклу «дворниками» экскаваторы, полицейский автомобиль, сине‑белую ленту ограждения на въезде на строительную площадку, несчастного, насквозь промокшего констебля в желтой, издалека заметной куртке, с завернутым в пластик планшетом в руках. Открывшаяся картина ему понравилась: по крайней мере, сегодня полиция сделала все, что требуется для охраны места происшествия.

Он свернул, остановил машину прямо перед полицейским автомобилем и повернулся к Гленну.

– Совет скоро будет рассматривать вопрос о твоем повышении в инспекторы?

– Угу, – пожал сержант плечами.

– Возможно, это расследование послужит неплохой темой для обсуждения на комиссии. Возбудит интерес.

– Растолкуй это Эри.

Грейс обнял друга за плечи. Он любит этого парня, одного из самых блистательных детективов. Гленн обладает всеми достоинствами, необходимыми для долгой службы в полиции, хотя расплачивается за них высокой ценой. Не многие могут смириться с такой жизнью. Безумный график губит слишком много браков. Выживают, как правило, лишь те, кто женаты на коллегах‑полицейских, медсестрах, представительницах других профессий, привыкших к ненормированной сверхурочной работе.

– Я тебя нынче высвистел, потому что ты лучший после меня. Впрочем, не принуждаю. Можешь идти со мной, можешь идти домой. Сам решай.

– Если правильно понимаю, старик, пойду сейчас домой, и что? Завтра снова форму надену, начну геев отлавливать за непристойное поведение? Правильно?

– Более или менее.

Грейс вышел из машины. Гленн последовал за ним.

Пригибаясь под дождем и воющим ветром, они облачились в белые костюмы, натянули высокие резиновые сапоги, отчего стали похожи на пару сперматозоидов, и направились к констеблю, охранявшему место происшествия.

– Фонари понадобятся, – предупредил констебль.

Грейс и Брэнсон пощелкали кнопками, опробовали фонари. Второй констебль, тоже в ярко‑желтой куртке, повел их за собой в меркнувшем свете по широкой пустой площадке. Скользя в липкой грязи, размолотой автомобильными шинами и тяжелой техникой, мужчины прошли мимо башенного крана, молчащего бульдозера, уложенных в штабеля строительных материалов, накрытых хлопавшим на ветру полиэтиленом, и уткнулись в осыпавшуюся викторианскую стену из красного кирпича, ограждавшую брайтонский железнодорожный парк. В темноте за ней виднелось оранжевое свечение города. Где‑то дребезжали доски временного забора, слышалось звяканье каких‑то железок.

Грейс внимательно смотрел себе под ноги. Сваи фундамента глубоко вбиты в землю. Экскаваторы не один месяц перекапывали площадку. Свидетельства можно найти только в водосточных канавах, прочее уже давно уничтожено.

Констебль остановился, указывая на вырытый ров глубиной двадцать футов. Грейс присмотрелся и увидел нечто вроде частично раскопанного доисторического ящера с зияющей рваной дырой в спине. Из грязи поднимается верхний сегмент туннеля, выложенного из старых, почти обесцвеченных кирпичей.

Водосточная канава от железнодорожной линии между старым Брайтоном и Кемптауном.

– Никто о ней не знал, – объяснил констебль. – Сегодня раскопали.

Рой на секунду попятился, стараясь преодолеть боязнь высоты, даже такой относительно малой. Потом глубоко вдохнул, пополз вниз по скользкому крутому склону, с облегчением выдохнув, когда целым и невредимым добрался до дна. Тело ящера вдруг укрупнилось, открылось по сравнению с видом сверху. Круглый свод туннеля возвышался над ним, по прикидке, почти на семь футов. В дыре посередине темно, как в пещере.

Он шагнул туда, зная, что рядом Брэнсон с констеблем, понимая, что должен подавать пример.

В канаве включил фонарь, на него сразу ринулись фантастические тени. Грейс втянул голову в плечи, сморщил нос, чуя сильный зловонный запах сырости, который здесь гораздо острее, чем наверху. Как будто находишься в древней трубе без платформы.

– «Третий человек», – неожиданно вымолвил Гленн Брэнсон. – Этот фильм ты видел. Он у тебя дома есть.

– С Орсоном Уэллсом и Джозефом Коттеном? – уточнил Грейс.

– Хорошая память. Сточные трубы всегда мне его напоминают.

Грейс направил мощный луч вправо. Темно. Вода плещется. Старая кирпичная кладка. Посветил влево и вздрогнул.

– Черт возьми! – воскликнул Гленн Брэнсон, и восклицание разнеслось вокруг эхом.

Хотя Грейс предполагал, что увидит, открывшаяся в нескольких ярдах ниже картина все‑таки ошеломила его. Прислонившийся к стене скелет частично утопал в грязной жиже. Такое впечатление, будто он просто сидит, его ждет. Местами на голове длинные пряди волос, но в основном голые кости, наполовину или начисто сгнившие, с крошечными кусочками иссохшей кожи.

Он наклонился ближе, стараясь не поскользнуться. На секунду вспыхнули и погасли две красные точки. Крыса.

Грейс направил луч света на череп, приветствовавший его жуткой бездушной ухмылкой, от которой по спине прохватил мороз.

А может, дело не в ухмылке?

Хотя волосы давно утратили блеск, они той же длины, того же оттенка зимней пшеницы, как у его давно пропавшей жены Сэнди.

Стараясь выкинуть из головы эту мысль, Грейс обернулся к констеблю:

– Весь туннель до конца осмотрели?

– Нет, сэр. Криминалистов решили дождаться.

– Хорошо, – кивнул он с облегчением, радуясь, что парню хватило сообразительности не рисковать уничтожением тех свидетельств, которые еще могли остаться. У него почему‑то тряслись руки. Он вновь посветил на голову.

На пряди волос.

В тот день, когда ему исполнилось тридцать лет, чуть больше девяти лет назад, обожаемая Сэнди исчезла с лица земли. С тех пор он ее неустанно ищет. Ежедневно и еженощно гадает, что с ней приключилось. Кто‑то похитил и где‑то держит? Сбежала с тайным любовником? Убита? Покончила с собой? Жива еще или мертва? Он обращался даже к медиумам, ясновидящим и прочим экстрасенсам, которые под руку попадались.

Не так давно летал в Мюнхен, где Сэнди якобы видели. Был в том некий смысл – неподалеку живут ее родственники по материнской линии. Но никто из них о ней не слышал, и все его старания, как обычно, ничего не дали. Всякий раз, обнаруживая неопознанную мертвую женщину приблизительно того же возраста, он гадает, не Сэнди ли это.

Вот и сейчас скелет, сидящий перед ним в глубокой водосточной канаве, в городе, где он родился, вырос, влюбился, как бы манил его, говоря: «Долго же ты ко мне шел!»

Октябрь 2007 года

Лежа на жестком ковровом покрытии, Эбби разглядывала маленькую табличку рядом с кнопочной панелью на серой стенке. На белом фоне крупными красными буквами написано:

ПРИ ПОЛОМКЕ ЗВОНИТЕ 013 228 7828 ИЛИ 999.

Под панелью узкая треснувшая стеклянная дверца. Она медленно, дюйм за дюймом поползла по полу. До стены всего пара футов, но, когда кабина бешено раскачивается при каждом движении, это все равно что добраться на другой конец света.

Наконец добралась, открыла ту самую дверцу, вытащила трубку на витом шнуре.

В ней мертвое молчание.

Стукнула по рычажку, лифт опять резко качнулся, но гудка не возникло. На всякий случай набрала номер – по‑прежнему ничего.

Потрясающе, подумала она. Жуть какая‑то. Вытащила мобильник из сумочки, настучала 999.

Телефон пронзительно запищал прямо в ухо. На дисплее возникли слова:

«Вы находитесь вне зоны приема».

– Господи боже мой, только не надо!..

Эбби, задыхаясь, выключила телефон, снова включила, лихорадочно ожидая хотя бы единственного сигнала. Ничего.

Опять набрала три девятки, услышала тот же писк и увидела то же самое сообщение. Пробовала еще и еще, с каждым разом сильней нажимая на кнопки.

– Давай, давай… Ну, пожалуйста…

Снова уставилась на дисплей. Сигнал то усиливается, то слабеет. Может, если обождать…

Потом она крикнула, сперва осторожно:

– Эй! Пожалуйста, помогите! Спасите! Я в лифте застряла!..

Вслушалась в молчание.

Тишина такая громкая, что ее почти слышно. Над головой гудит какая‑то лампа. Кровь шумно пульсирует в венах. Изо рта со свистом вырывается учащенное дыхание.

Явственно видно, как стенки вокруг смыкаются.

Эбби медленно вдохнула и выдохнула. Опять вгляделась в дисплей телефона. Рука так трясется, что ничего не видно. Цифры расплываются. Еще несколько глубоких вдохов. Еще раз три девятки. Нет ответа. Уронив руку с трубкой, она с силой ударила в стену.

Кабина с гулким звуком угрожающе покачнулась, стукнулась о стенку шахты, провалилась еще на несколько дюймов.

– Помогите! – завопила Эбби.

Даже от крика кабина заколыхалась и снова шарахнулась в стену. А потом замерла. Лифт уравновесился.

Сквозь страх и ужас пробивалась истерическая злость на судьбу. Приподнявшись, Эбби заколотила в железную дверь, закричала до боли в ушах, пока горло полностью не пересохло, закашлялась, наглотавшись пыли.

– Выпустите меня!

Кабина дрогнула, будто кто‑то наступил на крышу. Эбби взглянула вверх, затаила дыхание, напряженно прислушалась.

Ничего. Полная тишина.

11 сентября 2001 года

Лоррейн Уилсон, голая по пояс, сидела в шезлонге на помосте в собственном саду, загорая под последним летним солнцем. Взглянула сквозь большие овальные темные очки на часы «Ролекс», подаренные Ронни в день рождения в июне, настоящие, золотые, по его утверждению. Она не поверила, чересчур хорошо его зная. Никогда не выложит десять тысяч фунтов, если можно купить нечто подобное за пятьдесят. Тем более в данный момент при всех своих финансовых затруднениях.

О проблемах Ронни ей никогда не докладывал, но о них нетрудно было догадаться, видя, как в последнее время он на всем экономит, просматривает ее счета из магазинов, упрекает в чрезмерных тратах на одежду, прическу, даже на обеды с подругами. Кое‑какие комнаты в доме выглядят убого, но Ронни запретил обращаться к дизайнерам, предупредив, что деньги надо беречь.

Она его очень любит, однако до конца не может понять, как будто глубоко в душе у него есть тайник, где живет в одиночестве его собственный демон. Об этом самом демоне ей почти ничего не известно – может, именно он ему велит показывать всему миру и каждому встречному, что у него все в полном порядке.

Именно поэтому Ронни купил дом на Шерли‑Драйв, который ему на самом деле не по карману – не слишком большой, но расположенный в одном из самых дорогих районов, тихом, холмистом, с обсаженными деревьями улицами, застроенными отдельными домами в окружении обширных садов. В отличие от обычных в этом квартале псевдотюдоровских эдвардианских построек их дом, приютившийся в лощине между холмами, современный, поэтому никто не догадывается, что он на самом деле очень маленький. Тиковый настил у крошечного бассейна создает впечатление роскоши, свойственной Беверли‑Хиллз.

Без десяти два. Мило, что Ронни сейчас звякнул. Разница во времени вечно сбивает ее с толку; странно, что он завтракает, когда она обедает домашним творогом с вишнями. Хорошо, что он прилетит домой нынче вечером. Она всегда скучает, когда он в отъезде, – зная о его женолюбии, она постоянно гадает, чем муж занимается в отлучках. Впрочем, на сей раз поездка недолгая – всего на три дня, не так плохо.

Их сад отгорожен от соседей высокими, увитыми плющом шпалерами и огромным непослушным рододендроном, видно считающим себя деревом. Лоррейн наблюдала, как в голубой воде бассейна ныряет электронный чистильщик, поднимая рябь. Полосатый кот Альфи приметил что‑то интересное за рододендроном, медленно прогуливаясь мимо, зорко приглядываясь и снова возвращаясь.

Никогда не знаешь, о чем думают кошки, вдруг подумала Лоррейн. Фактически Альфи чем‑то похож на Ронни.

Она поставила тарелку на землю и взяла «Дейли мейл». До парикмахерской полтора часа. Надо покраситься и сделать маникюр. К возвращению мужа хочется хорошо выглядеть.

Нежась в теплых лучах солнца, она листала страницы газеты. Через несколько минут надо встать, выгладить его рубашку. Пусть он покупает поддельные часы, рубашки у него всегда настоящие, с лондонской Джереми‑стрит. Ронни строго и настоятельно требует, чтобы они надлежащим образом были отглажены. Теперь, после отказа от прислуги из соображений экономии, приходится ей самой выполнять обязанности домашней хозяйки.

Лоррейн с улыбкой мысленно перенеслась в первые дни замужней жизни, когда ей действительно нравилось стирать и гладить вещи Ронни. При первом знакомстве десять лет назад она демонстрировала товары на распродажах в беспошлинной зоне аэропорта Гатуик, а Ронни старался склеить вдребезги разбитую жизнь после бегства в Лос‑Анджелес своей красивой, но безмозглой жены, связавшейся с каким‑то кинорежиссером, с которым она познакомилась в лондонском ночном клубе и который обещал сделать из нее звезду.

Вспомнилась первая поездка в крошечную квартирку, снятую под Марбеллой, выходившую окнами на пристань для яхт в Пуэрто‑Банусе. Ронни пил пиво на балконе, завистливо глядя на яхты, обещая, что когда‑нибудь у них будет самая большая яхта в мире. Он хорошо знал, как угодить женщине. Истинный мастер.

Особенно Лоррейн нравилось стирать его одежду. Держать в руках футболки, плавки, нижнее белье, носки, носовые платки, вдыхать мужской запах. Было необычайно приятно гладить красивые дивные вещи и потом видеть на муже как бы частицу себя.

Теперь стирка и глажка стали обузой. Со стороны Ронни просто подло так с ней обращаться.

Лоррейн вернулась к газетной статье, обсуждавшей, не повышается ли риск рака груди и прочих напастей при попытках смягчить симптомы климакса для сохранения моложавого вида. Над головой зажужжала оса, и она от нее отмахнулась, глядя на собственную грудь. Через два года стукнет сорок, дорожка пойдет под горку, а дорогостоящие груди останутся.

Она не обладает безупречной поразительной красотой, но Ронни всегда называл ее сногсшибательной. Светлые волосы унаследованы от бабки‑норвежки. Недавно, по примеру триллиона прочих блондинок, она переняла классический стиль стрижки Дианы, принцессы Уэльской, за которую ее действительно пару раз принимали.

А теперь, мрачно думала Лоррейн, с остальным надо что‑то делать.

Живот как у кенгуру или у многодетной матери. Мышцы расхлябаны, кожа навечно растянута. На бедрах сплошной целлюлит.

Причем эти телесные безобразия образуются, несмотря на занятия трижды в неделю с личным тренером, оплаченным Ронни.

Оса вернулась, жужжала над головой.

– Пошла прочь, – вновь отмахнулась Лоррейн. – Проваливай в задницу.

В этот момент зазвонил телефон. Обычно спокойный приветливый голос сестры Мо прозвучал в беспроводной трубке на удивление напряженно и сдавленно.

– У тебя телевизор включен?

– Нет, я в саду сижу, – ответила Лоррейн.

– Ронни в Нью‑Йорке?

– Да… Только что с ним говорила. А что?

– Произошло нечто ужасное. Передают по всем программам. Какой‑то самолет врезался во Всемирный торговый центр.

Октябрь 2007 года

Дождь усиливался, колотил по металлической крыше фургона криминалистов, словно сверху сыпалась галька. В матовые стекла проникал свет, но не любопытные взгляды. Впрочем, снаружи и были только сырые сумерки, окрашенные в цвет ржавчины, смытой с десяти тысяч уличных фонарей. Несмотря на огромные наружные размеры фургона, внутри было тесно. Рой Грейс, завершив разговор по мобильнику, возглавил совещание, положив перед собой блокнот.

Вместе с ним за стол втиснулись, кроме Гленна Брэнсона, местный инспектор, следователь разыскного отдела, опытный криминалист, один из двух патрульных, охранявших участок, и Джоан Мейджор, криминалист‑археолог суссекской полиции, регулярно привлекаемая к опознанию скелетов и заодно сообщающая, кому принадлежат кости, случайно найденные на стройплощадках, отысканные детьми в лесу или выкопанные садоводами, – человеку или животному.

В фургоне стоял холод, сырость, сильно пахло химией. На одной полке из металлической сетки лежали рулоны ленты ограждения, на другой пластиковые мешки для трупов плюс тенты, материалы, которыми накрывают землю, веревки, мотки гибкого шнура, молотки, пилы, топоры, бутылки с химикатами. Такие фургоны производят жуткое впечатление. Они похожи на туристические дома на колесах, только выезжают не в кемпинги, а исключительно на место смерти.

На часах 18:30.

– Надюшка занята, – сообщил Грейс своей новой команде, кладя телефон.

– Значит, получим Фрейзера? – мрачно уточнил Гленн.

– Именно.

У присутствующих вытянулись физиономии. Сотрудники суссекской полиции предпочитают работать с Надюшкой де Санча, патологоанатомом министерства внутренних дел, проворной, любопытной, забавной и вдобавок очень симпатичной. Фрейзер Теобальд, в отличие от нее, кислый, медлительный, хотя работает искусно и тщательно.

– Главная проблема в том, что Фрейзер в данный момент заканчивает вскрытие в Эшере. Доберется сюда к девяти в лучшем случае.

Рой перехватил взгляд Гленна. Оба знали, что из этого следует – работа на всю ночь.

Он написал на первой странице блокнота: «Предварительный инструктаж до осмотра места происшествия. Пятница, 19 октября, 18:30. Строительная площадка квартала «Новая Англия».

– Разрешите внести предложение, – попросила криминалист‑археолог Джоан Мейджор, очень милая с виду женщина чуть за сорок, с длинными темными волосами, в современных квадратных очках, в черном пуловере, коричневых брюках и прочных тяжелых ботинках.

Грейс махнул ей рукой.

– Предлагаю пойти и быстро осмотреться, но сегодня приступать к работе не обязательно, особенно в темноте. При дневном свете всегда легче. Похоже, скелет долго тут пролежал, лишний день разницы не составит.

– Хорошая мысль, – согласился Грейс. – Надо только учесть, что ведутся строительные работы. – Он посмотрел на следователя Неда Моргана, высокого бородатого мужчину такой комплекции, что едва в дверь пройдет. – Необходимо связаться с прорабом, Нед. Приостановить работы рядом с той водосточной канавой.

– Я уже с ним разговаривал по пути. Боится штрафов за простой, – объяснил Морган. – Едва не забился в припадке, услыхав, что мы, возможно, неделю провозимся.

– Площадка большая, – заметил Грейс. – Не обязательно целиком закрывать. Подумайте, какой участок следует перекрыть для следственных действий. – И снова обратился к криминалисту‑археологу: – Но вы правы, Джоан, лучше приступать к делу завтра при дневном свете.

Потом он позвонил инспектору Стиву Карри, ответственному за координацию деятельности местной полиции, и посоветовал провести инструктаж патрульных, что того совсем не обрадовало. Охрана места преступления дело дорогостоящее.

Затем повернулся к Джо Тиндаллу, только в этом году получившему повышение. Тот довольно улыбнулся.

– И мне тоже днем лучше, Рой, – сказал тот с акцентом уроженца Центральной Англии. – В чине инспектора возвращаюсь домой в приличное время. Прошли времена, когда ты со своими коллегами портил мне выходные. Отныне я их другим людям порчу.

Грейс втайне позавидовал. Останки легко обождали бы до понедельника, но теперь, когда их обнаружили и уведомили его о находке, ничего не выйдет.

Через десять минут, облачившись в защитные костюмы, в коллектор вошли Грейс, возглавлявший процессию, за ним Джоан Мейджор и Нед Морган. Следователь посоветовал остальным членам бригады оставаться в фургоне, чтобы не слишком затаптывать место события.

Троица остановилась рядом со скелетом, посвечивая фонариками. Джоан Мейджор прикоснулась к костям.

Рой Грейс с тугим комом в желудке вновь принялся разглядывать голову. Разумеется, вероятность, что это Сэнди, крайне мала. Тем не менее. Зубы целы, хорошие зубы. У Сэнди были хорошие зубы – одно из многих привлекавших его достоинств. Красивые, белые, ровные, обнажавшиеся в улыбке, от которой он всякий раз таял.

– Мужчина или женщина?.. – спросил он чужим дрожавшим голосом.

Джоан пристально вгляделась в череп.

– Угол лба довольно прямой, у мужчин чаще скошенный, – проговорила она, и слова разнеслись фантастическим эхом. Держа в левой руке фонарь и указывая на затылок затянутым в латексную перчатку пальцем, она добавила: – Затылочная часть круглая. – Палец стукнул по кости. – Если вы, Рой, ощупаете свой затылок, увидите, что у мужчин он гораздо сильней выдается. – Она заглянула в левое ушное отверстие. – Судя по сосцевидному отростку, женщина. Он у мужчин ярче выражен. – Провела рукой над глазами. – Равно как и надбровные дуги.

– Значит, точно уверены, что это женщина? – расспрашивал Грейс.

– Да. Когда будут вытащены тазовые кости, буду уверена на сто процентов, хоть и сейчас можно наверняка утверждать. Есть еще кое‑какие признаки – как правило, мужской скелет крупнее, другие пропорции… – Джоан на секунду замешкалась. – Есть кое‑что интересное… Хорошо бы немедленно выяснить. Хочу слышать мнение Фрейзера.

– Что именно?

Она указала на основание черепа:

– Перелом гиоидной кости.

– Какой?

Она опять ткнула пальцем в косточку, повисшую на крошечном кусочке сгнившей кожи.

– Видите костную дужку? Она держит язык на месте. Возможно, это указывает на причину смерти – гиоидная кость часто ломается при удушении.

Грейс переваривал информацию, глядя на сломанную косточку, на идеальные зубы, стараясь полностью припомнить, что видел при последнем осмотре скелетных останков как минимум пару лет назад.

– Возраст?

– Завтра смогу ответить точнее, – ответила Джоан. – На первый взгляд довольно молодая. От двадцати пяти до сорока.

В момент исчезновения Сэнди было двадцать восемь, думал Грейс, глядя на череп. На зубы. Видел краем глаза, как Нед Морган водит фонариком взад‑вперед по канаве.

– Рой, нам нужен инженер из местного совета, – заявил следователь. – Специалист по городской канализационной системе, который укажет другие канавы, соединенные с этой. Может быть, туда смыло одежду и прочие вещи.

– Думаешь, эти трубы до сих пор действуют? – спросил Грейс.

Морган задумчиво посветил фонарем в обе стороны.

– Ну, дождь целый день сильно хлещет, воды в данный момент немного, но вполне возможно… Может, эту трубу проложили, чтоб железнодорожную колею не затапливало, хотя… – Он запнулся.

– Похоже, скелет тут не один год пролежал, – вмешалась Джоан. – Если б в коллекторе текла вода, его наверняка унесло бы, вдребезги разбило. А он целый. Судя по уцелевшему куску кожи, долго оставался сухим. Однако нельзя полностью исключать затопление время от времени.

Грейс смотрел на череп, обуреваемый самыми разными чувствами. И вдруг расхотел ждать до завтра – лучше бы сразу приступили к делу.

Он с большой неохотой приказал патрульным опечатать участок и стоять на страже.

Октябрь 2007 года

Невозможно поверить, но хочется помочиться. Эбби взглянула на часы. Вошла в проклятый лифт час и десять минут назад. Зачем, зачем, зачем совершила подобную глупость?

Из‑за того, что чертовы рабочие загромоздили лестницу.

Теперь еще мочевой пузырь поджимает, пульсирует. Сходила в туалет за минуту перед уходом, а кажется, будто с тех пор выпила десять пинт кофе и галлон воды.

Ни за что не описаюсь. Пожарные и спасатели никогда не найдут меня в луже мочи. Не собираюсь позориться, будьте уверены.

Она крепко сжалась, стиснула колени, дожидаясь в трясучке, когда позыв минует, потом снова взглянула на зарешеченную матовую светящуюся панель на крыше. И услышала, явственно услышала шаги.

Или просто послышалось…

В кино дверцы лифта раздвигают или вылезают на крышу. Только в кино кабины так не раскачиваются.

Малая нужда отступила – наступит со временем, а пока ничего. Эбби попробовала встать на ноги, но кабина опять лихорадочно дернулась, ударилась в стенку шахты, потом с гулким раскатистым эхом в другую. Она затаила дыхание, дожидаясь, когда остановится адская клетка, молясь, чтобы не оборвался трос. Поднялась на колени, подобрала с пола мобильник, вновь принялась нажимать на кнопки. Все тот же резкий писк, никакого ответа.

Дотянулась до дверных створок, безуспешно стараясь втиснуть в щель пальцы. Открыла сумочку в поисках хоть какого‑нибудь инструмента. Подвернулась лишь пилочка для ногтей. Вставила ее между дверцами, поддавшимися на пару дюймов, затем пилка наткнулась на что‑то твердое и дальше не пошла. Эбби налегла на нее, как на рычаг, резко ворочая вправо, влево, и она согнулась.

Принялась тыкать в кнопки по очереди, в отчаянии стукнула в стенку ладонью.

Просто потрясающе.

Сколько жить осталось?

Сверху снова донесся зловещий треск. Представилось, как витой трос понемногу раскручивается, становится тоньше и тоньше, мало‑помалу крошатся болты, которыми он крепится к крыше кабины. Вспомнилась болтовня в какой‑то компании несколько лет назад, когда обсуждалось, что надо делать в падающем лифте при обрыве троса. Кто‑то предлагал подпрыгнуть при ударе о дно. Как угадать, когда о дно ударишься? Если лифт падает со скоростью около ста миль в час, то и ты падаешь точно с такой же скоростью. Кто‑то советовал лечь плашмя на пол, а один умник заметил, что единственный шанс выжить в такой ситуации – не находиться в том самом лифте.

Теперь можно сполна оценит