Глава двадцать восьмая. В ней семья Северянина справляет две тризны, Сверкер дает клятву на могиле, а молодая Ауд отправляется следом за хозяином

В ней семья Северянина справляет две тризны, Сверкер дает клятву на могиле, а молодая Ауд отправляется следом за хозяином

Солнце нехотя всходило над озябшим лесом, косые лучи освещали жуткую картину разгрома. С соседней фермы торопилось подкрепление. Заметив спешившую подмогу, уцелевшие разбойники метнулись к лесу.

Горм послал им вдогонку еще одно копье. Попал в ногу молодому парню, тот упал и был затравлен собаками. Никто не пришел ему на помощь – ни свои, ни чужие.

Работники отца собирали с убитых оружие и доспехи. Доспехи оказались никудышные, но нашлись две куртки из оленьей кожи, с костяными пластинками под подкладкой, и много хорошей обуви. Приличную кольчугу до колен, наручи и закрытый шлем обнаружили только на двоих мертвецах. Все трупы стащили в ряд за валом, послали гонца в Бирку за лагманом.

Даг бродил за отцом по пятам с завязанной головой. Когда прочих мальчишек выпустили из вынужденного заключения, их зависти не было предела. Кроме Дага в ночном приключении участвовал лишь старший сын пастуха, да и то он не дрался, а ловил разбежавшихся кур. Зато Даг, с разбитым глазом, вздутой губой и ободранной спиной, вышагивал как герой древних саг.

Троих пленных разбойников раздели и привязали к телеге. Их на следующее утро увез лагман, чтобы судить на тинге. Многим бондам насолили разбойники, и стражу за ними прислали немалую. Сверкер порывался всем троим поджарить пятки, но старший брат не разрешил.

– У этих людей есть родичи, – рассудил он. – Зачем нам платить виру? Пусть их судят другие!

– Теперь покажите мне героя, который спас своего дядьку Сверкера! – гудел одноногий Горм.

– Вот он, вот мой лучший племянник, – Сверкер лежал белый, только прокушенные губы кровили.

Женщины меняли на нем льняные повязки, но кровь быстро просачивалась наружу. Жена Снорри, белоглазая Гудрун, им не помогала. Она второй час стояла на коленях перед деревянной статуей Тора, молилась за мужа, брызгала в жертвенную чашу кровь петуха, окунала туда язык. Матери убитых работников не плакали, выли вполголоса, как псины, потерявшие щенков. Покрывало из липкого весеннего снега нарастало на их распущенных волосах, на запрокинутых лицах мертвецов. Восьмерых убитых разбойников сложили рядом с погибшими защитниками фермы. Из людей Олава сложили головы трое и один человек у Свейна.

За баней Северянин долбил топором мерзлые бревна. Трелли ему помогали, готовили погребальные костры. Собаки носились по розовым следам, жадно принюхивались, лизали лед. Безумие боя тянуло их к лесу, к диким братьям‑волкам. Волк Калас хмуро горбился на цепи. Один его сын погиб, но Калас не знал своих сыновей…

Сожгли бабушку Унн за границей конских черепов, в семейном кургане. Рабы вырыли круглую площадку, обложили ее камнями, заготовили землю, чтобы потом можно было насыпать курган. Унн завернули в два ценных куска ткани, будто она собиралась на пир, укрепили ткань тремя брошками – на плечах и под грудью. Хильда и жена Снорри не пожалели своих украшений. Янтарь и жемчуг добавили красоты усопшей. Ее длинные седые волосы девушки красиво расчесали и уложили. Поверх ткани покойницу обрядили в длинное шерстяное платье на случай холодной зимы, прочие ее платья подготовили в отдельном сундучке.

Одноногий Горм с утра разносил эль, пил сам и распевал печальные висы, но к обеду женщины сменили его. Они усадили мертвую Унн на мягком кресле в самой глубине будущего кургана и стали собирать ее в дорогу. Забинтованному Дагу тоже нашлось дело – он бережно держал складные бронзовые весы с набором гирек, которыми обычно пользовалась матушка Унн. Весы поставили слева от скамеечки для ног. Туда же положили готовое сукно, пряжу и поставили старый ткацкий станок.

Приехали соседи. Мужчины облили медовухой деревянные статуи богов и пустили рог по кругу. Когда лица раскраснелись, Олав собственноручно зарезал двух кошек, любимиц бабушки Унн. Их завернули в теплые овчины, положили справа от ног хозяйки, чтобы она, проснувшись в небесной усадьбе, сразу могла их погладить. Следом за кошками зарезали двух овец, двух собак, двух петушков и двух курочек. Всех убитых животных разместили в правильном порядке, как и положено у домовитой хозяйки.

Олав предлагал предоставить бабушке лошадь, тем более что одна кобыла постарела и все равно должна была пойти под нож:, но Хильда уперлась, что и того довольно. Зато старушке полагался целый ворох чистых шкур и ларец с ее собственными драгоценностями, доставшимися ей еще от первого мужа, отважного викинга Хаука Дубовый Череп. Там была парча шести видов, тонкие сосуды и бусы из стекла, инкрустации и чеканки, и даже золотые кубки, взятые в свое время в христианском монастыре. На шею Унн навесили сразу пять нитей крупного жемчуга и целую кучу камней сложили в ногах.

Женщины запели, приняв свою порцию хмельного меда. Мужчины разожгли костер сразу с четырех сторон. Когда огонь догорел, в золу стали кидать глину. Дагу тоже пришлось поработать лопатой; каждый из мужчин семьи, даже самый маленький, принял участие в прощальном обряде. Над глиняной кучей соорудили насыпь из плоских камней. Осталось забросать могилу землей и оставить так на лето. К следующей осени очередной фамильный холм покроется пурпурным покрывалом вереска и ничем не будет отличаться от мест упокоения других предков. Нынче славный воин Хаук Дубовый Череп лежал рядом с матушкой Унн, только привезли его из моря разрубленного на части примерно тридцать лет назад.

Одноногий Горм откашлялся, хлебнул спиртного и затянул новую вису, сложенную в честь бабушки Унн:

Нет у нас серебра

С полей покоренных

Что звенело бы

Голосом твоим юным!

Нет у нас палат

Полных камнями

Чтобы тебе вознести

Валькирий почести

Кони ретивые, я знаю,

Скачут всех оповещая

Из Фрейи великого дома

О твоем благородстве…

На следующий день, когда Унн вознесли все положенные почести, началась тризна по Снорри Северянину. Олав распорядился принести и расставить вокруг места упокоения малых идолов всех богов. С вечера Одину пожертвовали свежей козлятины, за ночь мясо пропало, и мужчины сочли это добрым знаком. Теперь можно было не сомневаться, что Снорри Северянин удачно доберется до небесной усадьбы.

Люди Свейна Волчья Пасть привезли два бочонка крепкого франкского вина. После первого бочонка родичи и соседи хором затянули песню. Из усадьбы тетушки Ингрид доставили по суше маленький старый драккар, вполне годный для последнего путешествия.

Олав Северянин щедро оплатил все приготовления, он пожелал, чтобы брат был похоронен как самый достойный викинг. Гордость запрещала Северянину плакать, однако он часто смаргивал и тер глаза, наблюдая, как трелли на волокушах тащат маленький корабль. Ингрид приехала сама и привезла работников, чтобы те покрасили и привели в порядок древнюю подгнившую ладью. Оружие Снорри Северянина разбили и погнули молотками, прежде чем сложить в ладью. Только он мог воспользоваться своей разящей сталью после смерти!

Свейн Волчья Пасть дал своего коня. Хусманы‑скотники сообща поднесли барана, козла и петухов. Соседи с фермы Жаворонка подарили покойному редкую дорогую кольчугу, ее когда‑то носил дед нынешнего хозяина усадьбы. Снорри усадили под навесом на корме, а на дне ладьи выросла гора подарков.

Пока трелли обкладывали борта корабля камнями и готовили дерево для костра, Северянин снова глотнул вина и обратился к присутствующим с речью. Кузнец крепко выпил, его язык заплетался, но гости и родичи сами находились в похожем положении. Олава Северянина поняли даже те, кто давно принял лишнего.

– Мой брат оставил добрую хорошую жену. Гудрун сейчас нелегко, она оплакивает мужа. Кроме того, она носит ребенка Снорри… Гудрун мы не станем спрашивать… Но мы спросим у женщин…

– Не‑ет!! – издалека вскричала белоглазая Гудрун. – Нет, я хочу уйти вместе с ним! Почему не поджигаете? Поджигайте, я хочу сгореть вместе с ним!

Даг ахнул и побледнел, когда растрепанная вдова раскидала нетрезвых мужчин и попыталась влезть в лодку к мертвому мужу с факелом в руках. Кое‑как ее повалили, облили водой, отобрали факел.

– Нет, ты не уйдешь вместе с ним, – твердо заявил вдове старый Горм. – Ты сама знаешь, что Один не соединит вас в небесной усадьбе! Потому что ты хочешь убить будущего ребенка и у тебя еще не выросли старшие сыновья!

– Не позволяйте ей! Держите ее!..

Многочисленные Северяне и гости стихли. Лишь ветер насвистывал в глазницах конских черепов.

– Среди нас нет говорителя закона, но есть старики, кто хорошо знает закон. Давайте спросим их, как быть? – предложил херсир Свейн.

– Это верно, это правильно, – забормотали хусманы. – Ингрид привезла с собой старого Торфина, и с овчарни Халльварда Жаворонка явился старый Кнуд Норвежец, ему шестьдесят четыре года, он такой старый, что все знает!

– Да, спросим стариков!

Даг ловил каждое слово, заглядывал в лица взрослым, но на сей раз не мог угадать, какую проблему они решают. Столь масштабные похороны случились в его памяти впервые.

Степенные старики, облаченные доверием, собрались в кружок. Горм Одноногий вызвался огласить их решение.

– Снорри был воин и хозяин, он был свободный бонд на земле своих отцов. Он имеет право взять с собой женщину и слугу. Но он умер не в походе на чужбине. Женщина должна пойти за ним добровольно, она сама должна выбрать, с кем ей дальше жить. С нами или со своим хозяином. Если такой женщины не найдется в усадьбе, мы пошлем надежных людей купить рабыню, но так будет хуже для Снорри Северянина. Как мы можем быть уверены, что чужая женщина станет ему доброй женой?

Гудрун снова заплакала, но уже иначе, тихо и жалостливо. Вместе с ней заплакали и другие женщины. После третьей кружки медовухи у многих глаза были на мокром месте.

– Теперь спросим у хозяек, – Горм вернул беседу в прежнее русло.

– Да, спросим у хозяек, – поддакнули нетрезвые родственники. – Обычай надо соблюдать… закон надо соблюдать…

– У Снорри были еще две наложницы, пусть идет одна из них, – предложил один из стариков.

– Я уйду с ним, – раздался вдруг тоненький, но твердый голосок.

– Ауд пойдет… – прошелестело в толпе. – Ауд согласилась…

– Эй, разве так можно?

Плотная стена людей заколыхалась. В центре живого коридора возникла худенькая фигурка младшей наложницы Снорри Северянина. Снорри купил ее всего полгода назад, но все забыли настоящее имя плененной темноволосой иноземки. Ей давно дали новое имя – Ауд. Девушка хорошо работала, слушалась хозяина и ладила с его женой Гудрун. Полгода ее никто не замечал. И никто не ожидал от тихони такого смелого поступка.

– Мы должны спросить у Гудрун, хорошо ли будет Снорри с этой женщиной, – важно произнес Горм. – Если она сварлива, злословна или ленива, лучше мы купим ему новую рабыню.

– Она… она любила Снорри, – всхлипнула Гудрун. – Она будет доброй женой. Она любит его…

– Тогда ты пойдешь с ним, – объявил Торфин из усадьбы Ингрид и указал пальцем на дрожащую Ауд. – Гей, женщины, нарядите ее!

В толпу опечаленных хусманов словно влили свежего горючего масла. Похоронный обряд заблистал с новой силой, вылетела пробка из второй бочки вина, женщины уложили тело Снорри на шкуры и принялись сооружать над ним походный шатер. Для настоящего шатра места не хватило – Ингрид привезла слишком маленькую лодку. Но получилось все равно красиво! Дагу тоже понравилось, как пышно и достойно провожали в дальний путь дядю Снорри…

Потом Горм затянул печальную драпу, которую якобы сочинил накануне. На самом деле драпу он сочинил много лет назад в честь другого погибшего родича, а нынче только подставлял новые имена, но соседи все равно растрогались и прилежно подпевали.

Песнь пою о брани

Снорри, крепкий воин

Радость нес дружине,

А врагам несчастным –

Мор и разорение

Твердой дланью правил

Своим домом честно

Но великой скорбью

Полны наши души

Умер, в стан героев

Отнесут героя

На плащах валькирий…

Олав Северянин приказал женщинам уйти, малышей тоже увели, как и накануне, перед сожжением старой Унн. Остались четверо старушек и Хильда, они и провели посмертную брачную церемонию. Ауд переодели в простую белую рубаху, расплели ей волосы и хорошенько угостили вином. Женщины стали плакать и запели особую свадебную песню, а пожилые музыканты подыгрывали им на кантеле, бубне и флейте. Ауд дрожала крупной дрожью, когда ее трижды провели вокруг похоронного корабля.

Даг близко увидел ее застывшее лицо, оно стало белым и рыхлым, как пролежавший в море камень. Глаза девушки смотрели куда‑то вдаль. На втором круге ноги Ауд ослабли, она повалилась на бок. Старушки подхватили наложницу, влили ей в рот несколько ложек снадобий. Ауд согнулась пополам, закашлялась, но дальше пошла сама. Только шла немножко странно, точно ее заносило на сторону. После следующего похоронного круга мужчины стали постукивать мечами по ножнам. Затем стук стал заглушать музыку.

Когда старушки под руки провели Ауд мимо строя мужчин, у Дага заколотилось сердце, а волчья метка на макушке стала пульсировать. Флейта свистела пронзительно, к бубну подключился барабан. Все свободные мужчины, кому позволялось носить оружие, методично ударяли клинками о что‑то твердое или притоптывали.

– Пусть новая жена посмотрит, не пора ли ей идти, – каркнул сморщенный Кнуд Норвежец.

– Пусть посмотрит, не пора ли, – эхом отозвался Горм и другие.

– Не ждет ли ее муж:?..

Девушку поставили перед двумя высокими рогатинами, их врыли в землю и на каждую повесили по отрубленной бычьей голове. Бычья кровь стекала по столбам до земли, собаки слизывали ее. Поверх рогатин укрепили перекладину. Олав назначил двоих достойных мужчин в помощь – своего соседа Халльварда и мясника. Они поднялись на приступки, подхватили Ауд за бока и стали подбрасывать вверх. Одновременно, по команде Горма, трелли подожгли сухие дрова вокруг ладьи. Ауд взлетала над окровавленными жердями, волосы ее вздымались, лицо тонуло в клубах дыма.

– Смотри, смотри хорошенько! – кричали снизу женщины.

– Вижу. Вижу. Вижу, – взвизгивала Ауд. Глаза ее закатились, волосы взлетали на ветру, подол задрался.

– Кого ты видишь? Ты видишь своего мужа? – настойчиво допрашивали девушку старики.

Ауд не хватало дыхания, ей в лицо валил густой вонючий дым. Кроме того, очевидно, подействовали снадобья Хильды.

– Вижу его. Вижу Снорри, – подпрыгивая, прокричала она. – Он красивый. Идет впереди. Ведет белогривого коня.

– Спроси его, хочет ли он тебя?

– Он хочет меня… он улыбается… – простонала девушка.

– Видишь его?

– Вижу его. Я хочу к нему…

Рядом с Дагом бегом пронесли еще двух петухов, разрезали им горло прямо над усами грозного Тора. Старушки завывали в такт вскрикиваниям юной наложницы. Когда Ауд опустили на землю, она тряслась и роняла слюни. Женщины внесли ее в ладью и уложили под шатер, рядом с ее остывшим мужем. Дальше Даг не видел, что происходило, потому что его поймала мать и силой уволокла домой. Даже Сверкер не сразу рассказал, что там было, потому что он тоже считал Дага маленьким.

Оказалось, что в шатре с девушкой должны были лечь поочередно четверо из мужчин, назначенных Олавом как главой рода. Затем ей на шею надели красивый шнурок и задушили. А сжигали их со Снорри вместе, чтобы после смерти они не разлучились случайно. Когда Даг услышал конец истории, которую ему не дали досмотреть, он на мать почти не обиделся. Подумаешь, никакой особой тайны! А Сверкер лежал весь замотанный в лен, сам белый от потери крови. Ему дозволялось немножко поплакать по старшему брату, но он позволил себе только две крошечные слезинки.

– Я убью Рагнара, – прохрипел Сверкер.

– Мы убили людей, которые могли прийти с Рагнаром, но они могли прийти и без него, – парировал Горм Одноногий.

– Как так? – разозлился Сверкер. – Разве я не знаю, с кем я дрался?

– Никто, кроме тебя, с Рагнаром Пустой Живот не разговаривал, – печально сказал Олав Северянин. – Те разбойники, кто выжил, признаются во всем на дыбе. А если не признаются? Сверкер, ты подумал, что тогда будет? Мы видели человека в закрытом шлеме. Он был среди тех, кто поджег твой дом. Этот человек не нападал на Снорри и никого первый не убил. Что мы ответим на тинге, брат мой, если лагман обвинит нас в наговоре?..

– Это был он, Рагнар! – сердито перебил Сверкер.

– Если лагман скажет, что мы врем, что тогда? Мы будем платить виру за оскорбление честного человека?.. – начал Горм, но Сверкер только отмахнулся. Он уже понял. Он отвернулся к стене и позволил еще двум слезинкам скатиться по щекам.

– Вы сговорились! – с упреком бросил он. – Вы предали его!

– Сверкер, ты знаешь, что Снорри был и мне как брат, – мягко сказал Свейн Волчья Пасть. Он переглянулся с Олавом и подсел на край постели к младшему кузнецу. – Никто не посмеет сказать, что херсир Свейн трусоват. Однако вам не стоит затевать кровную вражду с большой семьей Харека Менялы, пока вы не докажете, что здесь побывал его сынок… Мы знаем, что он тебе угрожал из‑за женщины. Ты не будешь убивать его из‑за угла, Сверкер. Ты поступишь как настоящий мужчина и обретешь этим еще больше уважения. Ты выступишь на тинге и обвинишь его. Тогда мы посмотрим, как он выкрутится.

– Мы убьем его честно, чтобы люди Харека не убивали наших женщин, – сказал Горм. – Иначе будет еще хуже. Они зарежут не тебя, а того, кто подвернется им на пути.

Даг слушал и стучал зубами от возбуждения. Какие счастливые эти взрослые, думал он. Если бы я вырос чуточку побольше, я догнал бы подлого Рагнара в лесу и зарубил без всякого суда!

– Я клянусь, Сверкер, что не оставлю тебя, – произнес Олав. – Мы завершим это дело вместе.

– Я клянусь, что отомщу подлому гнезду гадюк, – внес лепту Свейн Волчья Пасть. – Он будет прятаться, но в этот раз не уйдет. Я вырву ему печень.