Признаки вещного права

Методология определения признаков вещного права. Задача исследователя состоит в отыскании признаков вещного права, особенно если учесть, что законодатель оставил этот вопрос открытым. Юридическая наука выработала множество разнообразных концепций вещного права; мы вряд ли отыщем хотя бы две точки зрения, которые совпадают. В связи с этим хотелось бы предварить анализ признаков вещных прав рядом методологических замечаний.

Во-первых, следует выделять лишь те признаки, которые присущи всем вещным правам, в том числе праву собственности, но не ограничиваясь им*(662).

Во-вторых, совокупность этих признаков должна отличать вещные права от обязательственных и не может быть присуща как тем, так и другим. Тезис о возможности взаимопроникновения, диффузии этих двух групп прав*(663) представляется неверным прежде всего методологически. Очевидно, что он сводит на нет возможность рассматриваемой дихотомии, хотя законодатель связывает с ней определенные практические последствия.

В-третьих, безусловной "лакмусовой бумажкой", с помощью которой оценивается пригодность признака, должны быть те права, которые закон прямо (expressis verbis) называет вещными.

В настоящее время законодатель (ст. 209, 216 ГК, ст. 31, 33, 34 ЖК - исходя из наименования разд. II ЖК, п. 3 ст. 53 ФЗ "Об ипотеке (залоге недвижимости)" от 16 июля 1998 г. (с изм. и доп.)*(664) прямо называет вещными следующие права: право собственности; право пожизненного наследуемого владения земельным участком; право постоянного (бессрочного) пользования земельным участком; сервитут; право хозяйственного ведения имуществом; право оперативного управления имуществом; право членам семьи собственника жилого помещения; право пользования жилым помещением по завещательному отказу; право пользования жилым помещением на основании договора пожизненного содержания с иждивением.

Следует исходить из приоритета очевидно выраженной нормативной воли и говорить о признаках вещных прав по действующему законодательству, de lege lata. Поэтому все права, прямо названные в законе вещными, должны отвечать выдвинутому признаку. Однако это не значит, что если выдвинутый признак подтверждается во всех указанных в законе вещных правах, то он удовлетворителен: не исключено, что ему отвечают и обязательственные права. Поэтому он, хоть и прошел "первичную" проверку, все-таки нуждается в дальнейшем анализе.

Вещные права - это всегда продукт позитивного права. Естественно, этот принцип не ограничивает цивилистику в выработке собственных критериев, отличающихся от законодательных или дополняющих их. Более того, набор прямо названных в законе вещных прав выглядит довольно эклектичным и, очевидно, нуждается в теоретическом переосмыслении. Однако в таком случае следует уточнять, что новые критерии не следуют из действующего законодательства, хотя, по мнению исследователя, должны быть в нем в будущем, de lege ferenda.

Отсюда следуют два частных методологических замечания: 1) ссылки на зарубежный опыт правового регулирования вещных прав должны расцениваться не более как аргументы de lege ferenda, поскольку в разных национальных юрисдикциях набор вещных прав может существенно различаться; 2) обоснование исследователем своей правоты, сопровождающееся оценкой позиции законодателя как ошибочной, также должно восприниматься именно как de lege ferenda.

Рассмотрим теперь те признаки, которые основываются на действующем законодательстве и которым удовлетворяют все вещные права, прямо названные таковыми в законе.

Объект вещного права - индивидуально-определенная вещь. Уже исходя из своего наименования вещные права - именно права на вещи. Вещь исторически определяется как материальный (телесный) предмет, не являющийся лицом*(665) (несмотря на краткость и "отрицательный" оттенок, данная дефиниция есть результат длительного развития и представляется наиболее удачной).

Однако в литературе высказывалось мнение, что объектом вещных прав могут быть не только вещи, но и нематериальные объекты.

Во-первых, указывается, что ч. 2 ст. 35 Конституции РФ говорит о праве иметь имущество в собственности. Однако эта ссылка не опровергает тезиса о том, что только вещи могут быть объектами права собственности и иных вещных прав. Конституция РФ ни прямо, ни косвенно не дает понять, что любое имущество может быть объектом вещных прав в том смысле, в котором термин "вещные права" употребляется в ГК. Конечно, можно предположить, что использование в Конституции РФ словосочетания "право собственности на имущество" имеет своей целью максимально полную защиту всех имущественных интересов, соответствующую международным стандартам*(666). Но для этого следует вводить аналогичные с вещными правами по эффекту, хотя и отличные от них по природе механизмы защиты принадлежности нематериальных объектов*(667) а не "растягивать" исторически сложившееся понятие вещных прав до бесконечности.

Во-вторых, считается, что причисление к вещам бездокументарных ценных бумаг и безналичных денежных средств по ст. 128, 149 ГК означает, что они, несмотря на нематериальность, являются объектами вещных прав. Однако при этом не учитывается, что ГК различает природу "ценных бумаг" и "бездокументарных ценных бумаг", указывая в п. 2 ст. 149, что к бездокументарной форме фиксации прав применяются правила, установленные для ценных бумаг, если иное не вытекает из особенностей фиксации. Бездокументарная ценная бумага, не имеющая материальной формы выражения, не может порождать вещных отношений. Аналогичным образом дифференцируются "деньги" и "безналичные денежные средства".

В-третьих, в качестве основания для широкого понимания объектов вещных прав делается ссылка на понятие имущественных комплексов предприятий, которые прямо в законе названы недвижимостью (ст. 132 ГК) и могут быть предметом продажи (ст. 559 ГК). Действительно, в состав таких комплексов наряду с вещами могут входить и объекты гражданских прав, не являющиеся вещами, а в некоторых случаях и весь комплекс может быть нематериальным (когда имущество предприятия полностью исчерпывается имущественными правами и обязанностями). Но и в этом случае права требования, долги и исключительные права не являются самостоятельными объектами вещного права, а передаются в составе предприятия по правилам об уступке прав (п. 4 ст. 454, ст. 562 ГК). Поэтому говорить, что имущественный комплекс является вещью, в том числе сложной вещью, и выступает в качестве объекта вещных прав, некорректно.

В-четвертых, указывается на ряд статей ГК, где собственник получает гарантии права владеть, пользоваться и распоряжаться своим имуществом, в то время как имущество включает в себя не только вещи, но и права требования*(668). Однако при этом теряется из виду, что практически все положения разд. II ГК рассчитаны на то, что объектом вещного права является именно вещь. Отдельные исключения (ст. 242 ГК "Реквизиция", ст. 243 ГК "Конфискация", применимые и для других видов имущества) не колеблют этого общего правила. Содержание правомочий собственника и субъекта иного вещного права зависит от натуральных свойств объекта; в частности, владение (физическое обладание, господство, ст. 209 ГК) возможно только в отношении материальных объектов*(669); риск случайной гибели (ст. 216 ГК) - понятие, которое может относиться только к вещам*(670).

Таким образом, указанные аргументы недостаточны для расширения круга объектов вещных прав и могут рассматриваться лишь как повод для уточнения законодательных формулировок во избежание дальнейших дискуссий.

Объектами вещных прав могут быть не просто вещи, а вещи, определенные индивидуальными признаками, позволяющими отграничить их в пространстве от прочих вещей того же рода. С гибелью вещи прекращается и вещное право на нее, в то время как обязательственное право существует, пока имеется должник или его правопреемник. В свое время настойчиво указывалось на необходимость ясного сознания о материальных границах владения, соответствующего праву: вещное право никогда не достигнет своей полной определенности, если граница, отделяющая владение одного лица от владения другого, не будет, как метко указал А. Радищев, "глубока, всеми зрима и свято почитаема"*(671). Поэтому дикие животные, находящиеся в естественной среде обитания и не обособленные от нее, в соответствии с международным правом не могут являться объектами вещного права*(672). Не могут считаться объектом вещного права и вода, газ, в том числе воздух, в их свободном, неограниченном состоянии, поскольку в таком случае они являются частью единой природы и не способны к различению.

Абсолютность вещного права. Абсолютность субъективного права определяется как возможность его осуществления исключительно и независимо от других лиц. Она вытекает из смысла предоставляемых вещным правам средств защиты, а именно - особых вещно-правовых исков против всех и каждого, кто эти права нарушает.

Вещное право может быть реализовано путем непосредственного воздействия на вещь, без активного поведения другого лица. Удовлетворение интереса субъекта вещного права, таким образом, зависит лишь от действий самого управомоченного субъекта, от его усмотрения, лишь бы оно было законным, укладывалось в рамки предоставленного права.

Не требуя никаких действий от третьих лиц, субъект вещного права может рассчитывать на их воздержание от произвольного вмешательства в его сферу пользования вещью, исключать всех из реализации своего права. Соответственно вещное право относится к категории исключительных и может быть нарушено любым и каждым (круг нарушителей неограничен). Напротив, обязательственное право не может быть нарушено никем, кроме должника, т.е. лица, с которым кредитор состоит в правоотношении (здесь круг нарушителей по определению ограничен: продавец - покупатель, заказчик - подрядчик и т.п.). Должник по нему может иметь аналогичные обязанности и по отношению к другим кредиторам, в результате чего в случае несостоятельности должника кредиторы вынуждены конкурировать между собой: вводится конкурсное производство.

Наличие правомочия пользования в вещном праве. Под правомочием обычно понимается некая составная часть субъективного права, характеризующая его определенное направление, функцию, возможность; иногда правомочие называют еще субправом*(673).

Анализ показывает, что единственным общим для всех прав, прямо названных вещными в законодательстве, является правомочие пользования. "Именно в пользовании вещью и заключается смысл, существо всех вещных прав"*(674).

Пользование - это юридически обеспеченная возможность извлечения из вещи полезных свойств, плодов и иных доходов в процессе ее эксплуатации. Как правило, пользование вещью осуществляется в соответствии с ее целевым назначением. В то же время следует признать, что нарушение целевого назначения при использовании вещи не является противоправным, если только при этом не нарушаются права и законные интересы третьих лиц, а также основы правопорядка и нравственности*(675).

Конечно, субъект вещного права может фактически не пользоваться вещью, а, например, держать ее "про запас". Однако важно понимать, что ему в принципе предоставлена сама возможность такого пользования, реализуемая по его воле; в этом состоит суть его отношения к вещи, его интереса к ней.

ГК не проводит деления пользования на законное и незаконное, подобно владению. Однако по общему правилу незаконное пользование является формой противоправного поведения, последствиями которого могут быть как требование о возмещении убытков в виде компенсации причиненного вреда или возврата неосновательно приобретенного имущества, так и - в отдельных случаях, - привлечение правонарушителя к административной или уголовной ответственности*(676).

Пользование вещью осуществляется субъектом вещного права исключительно в своем интересе. Если это происходит в интересах другого лица (например, подрядчик использует материал заказчика по хозяйственному назначению, но делает это в интересе заказчика), то такое пользование не может создавать особого субъективного вещного права. По общему правилу субъект вещного права осуществляет правомочия пользования и в большинстве случаев владения, распоряжения вещью не только в своем интересе, но и по своему усмотрению, хотя, надо сказать, наиболее полный характер этого усмотрения обнаруживается лишь в праве собственности. Субъекты иных, ограниченных вещных прав, хотя и осуществляют их в своем интересе, но все-таки изначально связаны усмотрением собственника в выборе и совершении ключевых действий в отношении имущества: например, в ходе использования вещи они обязаны воздерживаться от ее уничтожения.

Дискуссия об иных признаках вещных прав. В настоящее время иные свойства вещных прав, выделяемые в литературе, на наш взгляд, не могут считаться их признаками либо не подтверждаются во всех вещных правах, прямо названных таковыми в законе.

Самым серьезным "претендентом" на то, чтобы быть признаком вещных прав, является, конечно, правомочие владения вещью. Под владением понимается юридически обеспеченная возможность волевого, фактического и непосредственного господства лица над вещью. Владение характеризуется следующими признаками.

Во-первых, оно выражается в непосредственном господстве над вещью, т.е. самостоятельном осуществлении над ней хозяйственной власти. При этом владелец действует открыто: его владение "материально, видимо, явлено"*(677).

Во-вторых, это господство - фактическое*(678), означающее, впрочем, не столько постоянный физический контакт с вещью, сколько возможность вступления в такой контакт каждый раз настолько быстро, насколько это зависит от воли владельца и содержания предоставленного ему права*(679). Поэтому арендованный рояль, который по условиям договора продолжает оставаться в доме арендодателя, не может считаться находящимся во владении арендатора, так как осуществление фактического контроля над вещью здесь зависит не только от возможностей арендатора, но и от воли арендодателя.

В-третьих, такое господство должно быть волевым, т.е. прямо направленным на желание владеть. О наличии такой воли свидетельствует как раз использование вещи (готовность начать такое использование в любой момент). Этим, строго говоря, "владение" (possessio) как элемент вещного права отличается как от пространственного отношения близости к вещи, так и от владения как "держания" (detentio), которое предполагает обладание вещью, но не в целях извлечения из нее полезных свойств, соответствующих ее хозяйственному назначению. Господство в держании - не самоцель, а вынужденное состояние, позволяющее решать задачи, стоящие перед держателем (хранителем, перевозчиком, комиссионером, доверительным управляющим)*(680). Поэтому с мнением о том, что держатель тоже действует в своем интересе, так как стремится исполнить лежащую на нем обязанность, нельзя согласиться.

Следует различать законное и незаконное владение. Законное владение осуществляется на некотором правовом основании (титуле; отсюда второе наименование: "титульное владение"). Иное владение признается незаконным, или беститульным.

В свою очередь, незаконное владение подразделяется на добросовестное и недобросовестное. Добросовестность незаконного владельца проявляется в тех случаях, когда он не знал и не мог знать о незаконности своего владения. В остальных случаях незаконный владелец является недобросовестным. В п. 3 ст. 10 ГК установлена презумпция добросовестности участников гражданских прав и обязанностей, согласно которой добросовестность указанных субъектов, в том числе незаконных владельцев, предполагается; лица, заявляющие о недобросовестности, должны опровергнуть указанное предположение.

Классификация незаконного владения на добросовестное и недобросовестное имеет юридическое значение для решения вопроса о приобретении права собственности по приобретательной давности (ст. 234 ГК), а также для калькуляции расчетов по доходам и расходам между истцом (собственником) и ответчиком (незаконным владельцем) при удовлетворении виндикационного иска (ст. 303 ГК). Вопрос же о добросовестности законного владельца не имеет правового значения.

Итак, владение присуще большинству вещных прав исходя из их предназначения - оформлять непосредственное отношение лица к вещи. Более того, в литературе справедливо отмечается, что "субъективных прав, в состав которых такая возможность входит, и которые, тем не менее, не являются вещными, нет и не может быть"*(681). Однако обратный вывод (о том, что все вещные права снабжены правомочием владения) при всем желании будет явной натяжкой. Ведь сервитут, прямо названный в законе вещным правом (п. 1 ст. 216 ГК), по своей природе очевидно лишен правомочия владения (п. 1 ст. 274 ГК). При этом нелегко устоять по крайней мере перед двумя соблазнами в этом вопросе.

Во-первых, можно сослаться на авторитетное мнение о том, что в случае с сервитутом прохода по чужому участку имеет место не только пользование, но и владение вещью. Так, уже высказывалась точка зрения, что "субъект частного сервитута наделен владением, хотя и в усеченном виде, имея возможность своею властью долгосрочно и стабильно осуществлять физическое прикосновение к вещи и хозяйственное господство над нею, пусть и строго определенным образом"*(682). Но эта позиция все-таки небесспорна, так как находится в противоречии с понятием владения как самостоятельного осуществления хозяйственной власти над вещью. Возможность вступления в физический контакт с вещью зависит не только от воли сервитуария, но и от добросовестности собственника, который может чинить всяческие преграды в пользовании вещью. Кроме того, невозможно представить сервитуария в качестве истца по виндикационному иску, а ведь именно этот иск защищает владение. Сервитут с достаточностью защищается негаторным иском, в результате удовлетворения которого устраняется препятствие в пользовании вещью.

Во-вторых, учитывая, что лишь сервитут "ломает" стройную концепцию наличия правомочия владения в каждом вещном праве, можно объявить его единственным исключением из правил и пренебречь им при формулировании определения. Но такой подход будет противоречить обозначенному методологическому принципу: следует выделять лишь те признаки, которые присущи всем вещным правам. В самом деле, можно в определение вещного права включить указание на правомочие владения, снабдив его оговоркой "как правило". Но полезного эффекта это включение не добавит, учитывая логическую функцию определения - не описывать часто встречающееся, а обнаруживать необходимое в явлении.

Перейдем теперь к дискуссии о других выдвигаемых в литературе признаках вещного права.

В п. 3 и 4 ст. 216 ГК даны две легальные характеристики вещных прав: свойство следования и вещно-правовая защита, которые, тем не менее, не могут считаться их признаками.

Свойство следования*(683) традиционно выделяется в цивилистике. Вещное право как бы прикреплено к вещи, следует за ней при смене собственника независимо от воли последнего. Частным проявлением свойства следования является то, что субъект вещного права не утрачивает его при выбытии вещи из его владения, если на то не было его воли. Однако в тех случаях, когда вещь приобретается в порядке первоначального, а не производного правопреемства (см. гл. 20 учебника), равно как и при гибели вещи, все вещные права на нее утрачиваются.

Вещно-правовая защита обеспечивается посредством специальных исков, описанных в ст. 301-305 ГК. Субъект вещного права может требовать имущество из чужого незаконного владения либо устранения любых иных нарушений его права, даже если эти нарушения и не были соединены с лишением владения (см. гл. 25 учебника).

И свойство следования, и вещно-правовая защита не являются признаками вещного права, а выступают как проявления его режима, т.е. как последствия*(684). Ошибочно говорить, что если право обладает свойством следования и вещно-правовой защитой, то оно - вещное; это логический круг. Для того чтобы понять, как защищать объект, требуется предварительно уяснить, что защищается. Поэтому, на наш взгляд, рассуждать следует иначе: если право вещное, оно обладает свойством следования и вещно-правовой защитой. Отсюда - несколько специальных замечаний.

Во-первых, нет необходимости в повторении этих последствий применительно к каждому конкретному вещному праву и, хотя иногда такое повторение делается (ст. 300 ГК), его отсутствие не должно автоматически повлечь за собой вывод, что перед нами - не вещное право.

Во-вторых, если некое конкретное право, хотя и не названное вещным, тем не менее одновременно и прямо снабжено в законе свойством следования и вещно-правовой защитой, то логично предположить, что перед нами вещное право (это именно предположение, так как, строго говоря, точный вывод из предложенной посылки другой: перед нами право, последствия которого совпадают с режимом вещного права). Это предположение имеет смысл только в том случае, когда закон прямо не называет некое право вещным и в то же время придает ему одновременно оба указанных свойства*(685). Если же специальный закон, прямо называя право вещным, столь же прямо лишает это право какого-либо одного из указанных последствий (например, свойства следования, как это имеет место для права гражданина, проживающего совместно с собственником в принадлежащем ему жилом помещении, ст. 31 ЖК, п. 2 ст. 292 ГК), то мы тем не менее должны говорить о вещном праве, отдавая приоритет формальному толкованию слов и выражений, а также их расположению в тексте закона*(686).

Наконец, в-третьих, существует достаточно прав, относительно которых законодатель прямо не высказался, вещные ли они или снабжены свойствами следования и вещно-правовой защиты. Сама по себе эта ситуация не исключает того, что перед нами вещные права, так как ст. 216 ГК, перечисляющая вещные права, снабжена оговоркой "в частности", а свойство следования и вещно-правовая защита, напомним, могут выводиться непосредственно из пп. 3 и 4 ст. 216 ГК. Поэтому требуется анализ таких прав путем соотнесения с признаками вещных прав.

В настоящее время вряд ли может считаться признаком вещных прав и закрепление их исчерпывающего перечня в законодательстве (numerus clausus)*(687). Довод о том, что закрытость перечня с очевидностью вытекает из смысла ст. 216 ГК*(688), неубедителен: как раз очевидно, что ст. 216 дает незамкнутый перечень вещных прав, так как содержит оговорку "в частности". Эта оговорка позволяет заметить, что вещные права могут быть закреплены не только в ст. 216 и не только в Гражданском кодексе, но и, как иногда утверждается, даже не в законодательстве. Подпункт 4 абз. 2 п. 1 ст. 8 ГК*(689) не колеблет это утверждение, так как посвящен основаниям приобретения имущества, допускаемым законом, а не вещным правам, предусмотренным законом и возникающим из этих оснований*(690). Равным образом нельзя толковать ст. 216 ограничительно, т.е. без оговорки "в частности". Эта невозможность следует хотя бы из того, что, помимо гл. 13 ГК, в которой содержится ст. 216, есть также гл. 17, 18 ГК, которые прямо закрепляют вещные права, не указанные в пресловутой ст. 216 ГК.

В то же время необходимость установления в законодательстве de lege ferenda закрытого перечня вещных прав не вызывает сомнений: с его помощью третьи лица смогут судить о содержании этих прав, что отвечает требованиям стабильности оборота. Теоретическое обоснование данного принципа состоит в том, что право собственности можно ограничить лишь законом; значит, иные, кроме права собственности, вещные права (ограниченные вещные права) не могут быть установлены иначе как законом. Вещное право не должно конституироваться договором, так как обязательство не создает обязанностей для лиц, не участвующих в нем в качестве сторон - для третьих лиц (п. 3 ст. 308 ГК)*(691). При этом следует различать возникновение вещного права из договора и его конституирование договором: возникает известное законодательству право, в то время как конституируется неизвестное. Возможность возникновения вещного права из договора основана на законе (п. 2 ст. 218, ст. 223 ГК), чего нельзя сказать о конституировании. На сказанное могут возразить со ссылкой на п. 3 ст. 274 ГК, согласно которому сервитут (прямо названное в ст. 216 ГК вещное право) устанавливается по соглашению сторон. Однако в данном случае предел усмотрения сторон при согласовании содержания сервитута все равно ограничен законодательным определением этого понятия, данным в п. 1 ст. 274 ГК, - это право ограниченного пользования чужой вещью. Конституирования вещного права не происходит.

Учитывая важность данного вопроса, а также тот факт, что в иных федеральных законах, закрепляющих вещные права, одноименный термин употребляется редко, следует предусмотреть этот перечень не просто в федеральных законах, а конкретно в ГК, и именно в ст. 216 ГК, снабдив ее положением, что новые виды вещных прав могут вводиться иными федеральными законами лишь с одновременным внесением изменений в настоящую статью. Причем закреплению подлежит перечень самих вещных прав, а не их признаков (по аналогии с закрытым перечнем коммерческих организаций, установленным в п. 2 ст. 50 ГК)*(692). Опасения в том, что этот механизм - слишком жесткий, так как не позволит своевременно реагировать на новые виды вещных прав, порождаемые жизнью, беспочвенны. Как показывает практика, российский законодатель при желании может весьма оперативно и гибко реагировать на запросы гражданского оборота*(693).

Правомочие распоряжения входит в содержание права собственности и ряда иных вещных прав, однако не присуще, например, сервитуту, поэтому не может быть всеобщим признаком.

Бессрочность (отсутствие установленного срока существования) также не может рассматриваться как признак вещного права уже потому, что присуща не всем его разновидностям*(694). Сервитут (пп. 3, 4 ст. 23 ЗК), право пользования жилым помещением, предоставленным по завещательному отказу (п. 1 ст. 33 ЖК), могут иметь срок своего существования и тем самым подтверждать, что вещное право - не обязательно вечное. Впрочем, иногда бессрочность вещного права выводится через интерес его субъекта в сохранении такой возможности на протяжении максимально долгого времени (в отличие от субъекта обязательственного права, который заинтересован в скорейшем прекращении обязательства надлежащим исполнением)*(695). Однако такой "субъективный" подход, при всех его достоинствах, вызывает возражение. Зачастую субъект обязательственного права также заинтересован в его возможно более длительном сохранении (страховщик, который имеет дело с добросовестно исполняющим свои обязанности страхователем).

Вряд ли можно считать признаком вещных прав и их преимущественное удовлетворение перед обязательственными правами на одну и ту же вещь в случае коллизии этих прав. В качестве примера обратного обычно дается ссылка на то, что требования залоговых кредиторов удовлетворяются раньше требований кредиторов, не имеющих обеспечения. Но даже без вступления в дискуссию о природе права залога можно отметить, что залоговым требованиям сегодня предшествуют иные очереди, причем обязательственно-правовые (п. 2 ст. 64 ГК, ст. 123 ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" от 26 октября 2002 г. (с изм. и доп.)*(696).

Наконец, не рассматривается сегодня как признак вещного права так называемое старшинство, означающее большую силу вещного права, предшествующего во времени перед другими аналогичными правами. Оно не следует из действующего законодательства (за исключением п. 1 ст. 342 ГК о залоге) и, кроме того, присуще и обязательственным правам (абз. 7, 8 п. 2 ст. 855 ГК).

Date: 2015-10-18; view: 385; Нарушение авторских прав