Трип четвертый, или ХЕСЕД

Мистер Порядок бежит — только пятки сверкают, Но старая матушка Хаос его опять обгоняет.

Лорд Омар Хайям Равенхурст, X. С. X., «Книга советов», Честная Книга Истины

Многих из тех, кто знал, что истинная религия Мохаммеда содержится в учении исмаилитов, отправляли в большой мир — добиваться высоких должностей в правительствах Ближнего Востока и Европы. Поскольку выполнение этой миссии было угодно самому Аллаху, они охотно подчинялись; многие занимали свои посты всю жизнь. Некоторые же после пяти, десяти и даже тридцати лет врной службы своему шаху, калифу или королю получали по тайным каналам пергаментный свиток, на котором был изображен символ

В тот же вечер верный раб наносил удар и бесследно исчезал; его хозяина находили утром с перерезанным горлом и лежащим возле него символом исмаилитов — кинжалом с изображением пламени. Кого-то отбирали для службы совсем иного рода — во дворец самого Хасана ибн Саббаха в Аламуте. Этим счастливчикам выпадала особая удача, поскольку у них появлялась привилегия чаще остальных посещать Сад Наслаждений, где сам Владыка Хасан, владевший искусством волшебных зелий, переносил их в рай, не лишая при этом телесной оболочки. Однажды в 470 году (который для необрезанных христианских псов был 1092) Владыка Хасан в очередной раз продемонстрировал им свое могущество, призвав в тронный зал, где он сидел во всем великолепии. На полу перед ним стояло блюдо с головой его ученика, ибн Азифа.

— Этот заблудший, -возвестил Владыка Хасан, — ослушался приказа, а такое преступление не прощается в нашем Священном Ордене. Я показываю вам его голову, чтобы напомнить о судьбе предателей в этом мире. Более того: я расскажу вам о судьбе таких псов в мире следующем.

С этими словами добрый и мудрый Владыка Хасан поднялся с трона и своей знаменитой шаткой походкой подошел к голове.

— Я приказываю тебе, -сказал он, — говори.

Тут рот открылся, и голова издала столь ужасный вопль, что все правоверные закрыли уши и отвели в сторону глаза, а многие зашептали молитвы.

— Говори, пес! — повторил мудрый Владыка Хасан. — Твой визг нам не интересен. Говори!

— Пламя, — взвыла голова. — Ужасное пламя. Аллах, что это за пламя! — бормотала голова, пока душа Азифа билась в страшной агонии. — Прощения, — молила она. — Прощения, о могущественный Владыка!

— Нет прощения предателям, — изрек всемудрый Хасан. — Возвращайся в ад!

И голова мгновенно замолчала. Все пали на колени и молились одновременно Аллаху и Хасану; из всех чудес, которые они видели, это, несомненно, было самым великим и ужасным.

Затем господин Хасан всех отпустил, сказав напоследок:

— Не забывайте этот урок. Он должен врезаться в память ваших сердец глубже, чем имена ваших родителей.

(— Мы хотим тебя завербовать, — говорит Хагбард девятьсот с лишним лет спустя, — потому что ты такой доверчивый. Доверчивый в очень хорошем смысле.)

Мимо проехал на велосипеде Иисус Христос. Первое предупреждение о том, что не следовало употреблять кислоту накануне столь важных событий. Но на другом уровне все казалось весьма логичным: кислота была единственным средством, позволявшим положительно отреагировать на весь этот кафкианский бред, который называется (начало цитаты) демократическим процессом в действии (конец цитаты). Я нашел Хагбарда в Грант-парке, как всегда невозмутимого, с ведром воды и стопкой носовых платков для жертв слезоточивого газа. Он стоял возле статуи генерала Логана, наблюдая за все более ожесточенными стычками на другой стороне улице перед «Хилтоном», курил очередную итальянскую сигару и напоминал Ахаба, который наконец-то нашел кита...

В действительности же Хагбард вспоминал слова гарвардского профессора Тохуса:

— Черт возьми, Челине, нельзя одновременно специализироваться по кораблестроению и праву. В конце концов, ты же не Леонардо да Винчи.

— Он самый, — отвечал тот с каменным лицом. — Я помню в подробностях все мои прошлые инкарнации, и Леонардо был одной из них.

Тохус чуть не взорвался:

— Давай, всезнайствуй! Когда завалишь половину экзаменов, может быть, и очнешься!

Старик был ужасно разочарован, когда увидел в экзаменационной книжке Хагбарда длинный ряд оценок «отлично».

На другой стороне улицы демонстранты продвигались к «Хилтону», а полиция вновь их атаковала, ударами дубинок заставляя отступать; Хагбарду стало интересно, задумывался ли когда-нибудь Тохус о том, что профессор — это полицейский от интеллекта. Тут он увидел, что к нему приближается новый ученик Падре, Мун...

— Тебя еще не били дубинками, — говорю я, искренне считая, что в каком-то смысле старая досюрреалистическая классическая шутка Жарри «Распятие Христа как пример велосипедных гонок в гору» оказалась действительно лучшей метафорой для цирка, который устроил Дэйли.

— Рад видеть, что и тебя тоже, — отозвался Челине. — Впрочем, судя по глазам, ты успел понюхать слезоточивого газа прошлой ночью в Линкольн-парке.

Я кивнул, вспомнив, что в тот момент, когда это происходило, я думал о нем и его странной дискордианской йоге. Малик, неразговорчивый либерал-социал-демократ, которого Джон хотел вскоре завербовать, находился всего в нескольких шагах от меня, а с другой стороны рядом со мной сидели Берроуз и Гинзберг. Внезапно я понял, что все мы — шахматные фигуры, но кто же шахматист, который нас переставляет? И какого размера шахматная доска? Через улицу тяжело протопал носорог, внезапно обернувшийся джипом с колючей проволокой на капоте — хитрое приспособление для рассекания толпы.

— Мои мозги вытекают, — сказал я.

— Как думаешь, кому все это нужно? — интересуется Хагбард.

Он вспоминал тему «Аренда дома» на занятиях у профессора Орлока. «Говоря человеческим языком, все это сводится к тому, — говорил Хагбард, — что арендатор не имеет никаких прав, которые он мог бы успешно отстаивать в суде, а домовладелец не имеет никаких обязательств, которые он не мог бы нарушить без малейшего для себя риска». Орлок казался обиженным, а у студентов был такой потрясенный вид, будто Хагбард неожиданно вскочил и показал всей аудитории пенис. «Это уж как-то совсем прямолинейно», — сказал, наконец, Орлок...

— Возможно, кому-то из далекого будущего, —говорю я, — или далекого прошлого.

Интересно, а вдруг это устроил Жарри еще полвека назад в Париже; это объяснило бы сходство. В этот момент мимо проехал Эбби Хоффман, беседуя с Аполлонием Тианским. А не находимся ли мы все в воображении Жарри? Или Джойса?

"Автомобиль Фуллера — это рекламный трюк, эффектное шоу, — дымит профессор Калигари, — но он не имеет никакого отношения к кораблестроению". Хагбард бросает на него спокойный взгляд. "Напротив, — говорит он. — Эта машина имеет самое прямое отношение к кораблестроению". Как и на факультете права, остальные студенты встревожились. Хагбард начинает понимать: они пришли сюда не учиться, а получить бумажку, которая дает им право претендовать на определенную работу...

— Осталось всего несколько записок, — говорит Сол Малдуну. — Давай их быстро просмотрим, а потом позвоним в управление и узнаем, нашел ли Дэнни эту «Пат», которая их писала.