Наказания

Неуютно устроившись на своей узкой кровати, Эгвейн хмуро посматривала на мерцание теней, шевелящихся на потолке под светом единственной в комнате лампы. Она пыталась наметить план каких‑то необходимых действий или выяснить хотя бы, что ждет ее впереди, но у нее не получалось ни то ни другое. Тени были очерчены более ясно, чем собственные мысли девушки. Даже беспокойство о состоянии Мэта давалось ей с трудом, но стыд не слишком мучил Эгвейн, стесненную недружелюбными стенами.

Комнатка была оголенная, ни окон не было в стенах, ни обстановки для уюта, как в остальных кельях для послушниц. Маленькая квадратная комнатушка, сплошь выбеленная, с крючками для одежды на одной из стен, с кроватью, встроенной в другую стенку, на третьей же стене помещалась скромная полочка, где когда‑то Эгвейн держала несколько книг, полученных в библиотеке Башни. Умывальник и трехногая табуретка завершали меблировку. Доски пола отскоблены до белизны. Каждый из прожитых здесь дней Эгвейн на коленях и вручную исполняла сей труд в дополнение к другим ежедневным занятиям и урокам. Все послушницы проживали здесь в равно непритязательных условиях, независимо от того, были они дочерьми владельцев гостиниц или же являлись наследницами Андора.

Эгвейн пришлось вновь облачиться в белое форменное платье послушницы, надеть белый пояс, даже кошель на поясе был белым, но радости от расставания с ненавистным уже серым костюмом она не ощущала. Слишком уж похожа стала ее комната на тюремную камеру. Неужели они намерены держать меня взаперти? В этой комнатушке! Будто бы в настоящей камере! Будто в ошейнике!..

Она обратила взор на затененную дверь. Принятая, наверное, до сих пор стоит на страже там, за дверью, Эгвейн догадывалась об этом. Она перекатилась поближе к белой штукатуренной стене. Прямо над матрасом в стене была узкая дырочка, различимая лишь тогда, когда уже догадался, в каком месте неплохо бы посмотреть, дырочка, просверленная кем‑то из послушниц уже давным‑давно, – как раз в соседнюю комнату‑келью.

– Илэйн! – позвала Эгвейн, приникнув к отверстию. Ответа не было. – Илэйн! Спишь, что ли?

– Да как же я могу спать! – услышала наконец девушка пронзительный шепот Илэйн, шипящей из дырочки. – Я рассчитывала попасть в неприятность, но не в такую же беду! Как они собираются поступить с нами, Эгвейн?

Отвечать на сей вопрос Эгвейн не хотелось, ибо догадки ее на этот счет были не таковы, чтобы делиться ими с подругой. Даже думать о них не хотелось.

– Честно говоря, Илэйн, я ожидала, что нас с тобой возведут в ранг героев. Во‑первых, мы благополучно доставили в Башню Рог Валир. Во‑вторых, открыли, что Лиандрин – Черная Айя. – На этих словах голос Эгвейн затих. Айз Седай категорически отрицали само существование Черных Айя, тех самых Айя, которые были Приспешниками Темного, и любой, кто предполагал саму возможность их существования, вызывал у них раздражение. Но мы‑то знаем: они действительно есть! – Илэйн, мы бы героинями должны быть!

– Жаль, не строят нам мосты наши «если» и «кабы»! – отвечала Илэйн. – Видит Свет, когда матушка моя повторяла мне эти слова, я ее ненавидела, но теперь знаю: она вещала истину. Верин предупреждала: ни о Роге, ни о Лиандрин мы не должны были говорить ни с кем, кроме нее и Престола Амерлин. Не думаю, будто исполнение запрета приведет нас к неожиданным для нас событиям. С их стороны это было бы несправедливо! Мы через столькое прошли. А тебе, Эгвейн, столько всего довелось пережить! Это просто несправедливо!

– Верин любит поговорить. И Морейн поучить нас не прочь. Я начинаю понимать, отчего люди полагают, будто Айз Седай водят на ниточках марионеток. Я тоже уже почти чувствую подобные веревочки‑уздечки на своих ручках и ножках. Как бы наши повелительницы ни решили поступить, они объяснят свое решение необходимостью совершить доброе дело на благо Белой Башне, а не нам с тобой на пользу.

– Но ты все еще мечтаешь стать Айз Седай, верно?

Эгвейн колебалась недолго: она всегда могла ответить на самый неожиданный для нее вопрос.

– Да! – молвила она. – Мечтаю. Ибо сие звание – единственное, что может нам обеспечить полную безопасность. Но я должна кое‑что добавить. Усмирить себя я не позволю никому! – Эта новая для нее мысль прозвучала тотчас же, едва явилась девушке, и Эгвейн поняла, что отрекаться от нее не хочет. Отказаться от прикосновения к Источнику Истины? Она ощущала его здесь и сейчас, зрением видимое сияние, витающее над ее собственными плечами. Она с трудом подавила свой порыв прикоснуться к нему. Лишиться способности наполняться Единой Силой, сознавать себя более живой, чем была когда‑либо прежде? Не желаю! – И учти, Илэйн, без боя я не сдамся!

– Но как ты надеешься не допустить сего? – после длительного молчания послышался из‑за стены голосок Илэйн. – Ладно, может, ты и не слабее любой из них, но ни одна из нас не знает достаточно для того, чтобы помешать Айз Седай отрезать нас от Источника, а Айз Седай тут – не сосчитать!

– Но я нашла бы способ удрать! – заявила Эгвейн, немного подумав. – И на этот раз удрать по‑настоящему!

– Они устроят за нами погоню, Эгвейн. Целую свору ищеек пустят нам вслед. Раз ты проявила свои способности, Айз Седай ни за что тебя не отпустят – до той минуты, в которую мы станем достаточно мудры, чтобы по крайней мере не лишить себя жизни из‑за необразованности.

– Я давно перестала быть юной деревенской простушкой. – Эгвейн усмехнулась. – Кое‑что повидала на своем веку. Захочу – и сумею увернуться от рук Айз Седай, вот увидишь! – Она старалась успокоить не только Илэйн, но и себя тоже. А вдруг мои знания еще слишком слабы? Может, я еще мало знаю о мире и еще меньше о Силе? Ведь тогда убить меня сможет даже неловкое прикосновение к ней! Но размышлять об этом ее сознание отказалось. Мне следует узнать еще очень многое, но все же я не позволю им пресечь мне путь!

– Матушка моя могла бы нас защитить, – проговорила Илэйн, – ежели сказанное тем Белоплащником – правда. Никогда бы я не подумала, что когда‑нибудь буду питать надежду на подобную правду! Но если Белоплащник солгал, то мать, вернее всего, закует нас обеих в цепи и отошлет обратно. Тогда научишь меня житью‑бытью деревенского жителя?

Эгвейн так и вонзилась взглядом в стену.

– Ты не покинешь меня? Если все случится так, как я думаю…

И вновь воцарилось длительное молчание, затем послышался тихий шепоток:

– Не хочу я быть усмиренной, пойми, Эгвейн! И не дамся им! Не поддамся ни на какую удочку!

Дверь распахнулась так широко, что стукнулась об стену, и Эгвейн отпрянула от слухового отверстия, испуганная. Она услышала, как грохнула дверь и по ту сторону стены. Через миг в ее комнату вошла улыбающаяся Фаолайн, с порога воззрившаяся на крошечную дырочку под кроватью. Большинство из келий, где проживали послушницы, соединялись между собой подобными отверстиями, и о них ведала любая женщина, когда‑либо прошедшая курс начального обучения.

– Со своей подруженькой шепчешься, да? – с удивительной теплотой в голосе поинтересовалась Принятая в кудряшках. – Да, я все понимаю, ожидать в полном одиночестве, как решится твоя судьба, довольно несладко. Славненько поболтали, надеюсь?

Эгвейн хотела ответить ей, но спешно замкнула свой рот. Шириам предупреждала ее, отвечать следует на вопросы Айз Седай. А не на чьи‑то там. Эгвейн равнодушно взирала на Принятую и ожидала развития событий.

Подобно тому как с крыши весной стекает дождевая вода, с лица Фаолайн слетело фальшивое сочувствие к Эгвейн.

– Встать с кровати! Амерлин не станет ожидать тебя! Тебе повезло еще, скажи спасибо, я не слышала вашей болтовни. Живей!

По традиции послушницам полагалось исполнять указания Принятых столь быстро, будто те были уже настоящими Айз Седай, однако Эгвейн поднималась с койки неторопливо и оправляла свое платье, не экономя времени, но как можно медленнее. Она сделала перед Фаолайн бесстрастный реверанс и улыбнулась едва заметно. По физиономии Фаолайн блуждали столь сочные ругательства, что улыбочка Эгвейн росла и расширялась до тех пор, пока она не напомнила себе о необходимости сдерживаться, дабы не доводить Принятую до крайности. Выпрямив с достоинством свой стан и делая вид, будто у нее вовсе не дрожат коленки, Эгвейн последовала за Фаолайн в коридор.

Илэйн уже дожидалась ее у двери, явно стараясь иметь вид отчаянно отважной героини, ее стерегла Принятая со щечками, точно яблочки. Каким‑то образом Илэйн удалось создавать у окружающих впечатление, будто Принятая на самом деле является ее горничной, отвечающей за чистоту перчаток строгой госпожи. Эгвейн надеялась, что и у нее получается почти столь же блестящий фарс.

В отделении для послушниц галереи с перилами поднимались ярус за ярусом вверх, в виде пустотелой колонны, и столь же торжественно ниспадали, ведя ко двору послушниц. Никаких посторонних женщин Эгвейн в поле своего зрения не замечала. Но даже если бы свое место в отделении занимала сейчас каждая из послушниц, занятой оказалась бы всего четвертая часть всех комнат. Четыре молодые женщины в полной тишине проходили по пустынным галереям и спускались вниз по спиральным пандусам. Однако никто не вынес бы вдруг прозвучавших здесь голосов, которые лишь подчеркнули бы неизмеримость окружающей пустоты.

Никогда прежде Эгвейн не бывала в той части Башни, где располагались помещения, занимаемые Амерлин. Коридоры здесь были достаточно широки, чтобы по ним мог проехать фургон, не задевая стен своим кузовом, но вверх они простирались намного свободнее, чем в ширину. По стенам висели ярко вытканные гобелены, представляющие дюжину разных стилей – от примитивных, с изображением растений и сцен охоты, до повествующих о героических свершениях и несущих усложненные орнаменты, а некоторые из них ввиду своей древности выглядели так, будто готовы рассыпаться в прах от первого же прикосновения к ним. Туфли женщин громко цокали по ромбовидным плиткам пола, раскраской повторяющих цвета всех семи Айя.

Теперь неутомимым путникам уже стали встречаться женщины – Айз Седай, проплывающие там и тут своей величавой походкой, не имея ни времени, ни желания обращать внимание на проходящих мимо них Принятых или новичков. Повстречались им также пять или шесть Принятых, с важностью проходивших скорым шагом, слеша исполнить задание начальства или на занятия; пробежали мимо Эгвейн и Илэйн несколько молодых служанок, несущих куда‑то уставленные яствами подносы, или пушистые швабры, или стопки простыней да полотенец, пробежали несколько учениц, спешивших исполнить свой долг еще ревностнее, чем служанки.

Затем к идущим присоединились Найнив и сопровождающая ее Принятая с высокой шеей, Теодрин. Никто ни словом друг с другом не обменялся. Найнив оказалась теперь облачена в платье Принятой, белое, с семью цветными полосками на подоле, но пояс и сумка у нее оставались собственные. Она одобряюще улыбнулась Эгвейн и Илэйн и крепко их обняла. Эгвейн сразу же стало легче дышать: еще одно лицо благожелательного к ней человека, друга, и она тоже обняла Найнив, замечая при этом, как ведет себя ее подруга, точно утешающая детей наставница. Все, однако, продолжали поспешно одолевать пространство, а Найнив уже по старой привычке то и дело подергивала себя за косу.

В часть Башни, где была резиденция Амерлин, мужчины попадали чрезвычайно редко, и Эгвейн заметила лишь двоих: то были Стражи, идущие рядом рука об руку, разговаривая между собой, у одного из них на поясе висел меч, а у другого оружие было спрятано за спину. Страж помладше был невысок и строен, даже тонок, а старший почти столь же широкоплеч, как и высок, тем не менее оба они двигались с кошачьей грацией. Больно стало бы любому, кто задержал свой взгляд на плащах Стражей, переливающихся узорами разных тонов, к тому же казалось иногда, будто края их плащей исчезают в камне стен. Эгвейн видела, как Найнив пыталась смотреть на них не отрываясь, и качала головой. Ей нужно что‑то решить с Ланом. Если после сегодняшних событий кто‑то из нас еще сохранит способность хоть что‑то делать.

Приемная комната перед кабинетом Престола Амерлин для любого дворца была бы достаточно великолепна, хотя и непритязательно выглядели расставленные здесь стулья для ожидающих приема, но Эгвейн во все глаза уставилась на Лиане Седай и ничего иного не замечала. Хранительница носила узкий палантин, свидетельствующий о ее высоком посте, палантин был голубого цвета, дабы все знали: прежде она принадлежала к Голубой Айя. Лицо Лиане казалось вырезанным из твердого коричневатого камня. Больше в приемной никого не было.

– Они доставляли вам беспокойство? – Четкий выговор Хранительницы ни малейшим намеком не выдавал ни гнева ее, ни сочувствия.

– Нет, Айз Седай! – Теодрин и яблочнощекая Принятая ответствовали в один голос.

– Но вот эту следовало бы вести за шиворот, Айз Седай! – проговорила Фаолайн, указав на Эгвейн. Голос ее звенел негодованием. – Она артачится, будто запамятовала, какая строгая дисциплина утверждена в Белой Башне!

– Руководить, – молвила Лиане, – не значит тащить или толкать. Ступай, Фаолайн, к Маррис Седай и спроси у нее позволения хорошенько поразмыслить над сказанным, пока тебе придется граблями подравнивать дорожки в Весеннем Саду. – Лиане отправила на свободу не только Фаолайн, но и остальных двух Принятых, так что все трое присели перед ней в глубоком реверансе. При этом Фаолайн выстрелила в Эгвейн взглядом, вырвавшимся из самого яростного закоулка ее непогрешимой души.

Но на Принятых, уже выходивших из комнаты, Хранительница не обращала никакого внимания. Всю свою заинтересованность она перенесла на оставшихся молодых женщин. Глядя на них, она до тех пор пощелкивала себя пальчиком по губам, пока Эгвейн не ощутила, до каких тайных глубин она и ее подруги промерены дюйм за дюймом и взвешены с точностью до унции. У Найнив глаза сверкнули негодованием, и она сжала кончик своей косы в кулаке.

Но вот Лиане указала рукой на двери кабинета Амерлин. На темном дереве каждой створки кусал себя за хвост Великий Змей, имеющий шаг в поперечнике.

– Входите! – приказала Лиане властным тоном.

Выступив вперед, Найнив открыла дверь. Для Эгвейн ее жест стал побуждением к действиям. Илэйн крепко стискивала ладонь подруги, да и сама Эгвейн сжимала с не меньшей силой руку Илэйн. Лиане ввела всех трех девушек в кабинет и встала у стены, как раз между послушницами и столом, возвышавшимся посреди комнаты.

Престол Амерлин, сидя за столом, просматривала бумаги. Взглянуть на посетительниц она не спешила. Найнив, не стерпев ее равнодушия, открыла было рот, чтобы начать речь, но, заметив острый взор Хранительницы, плотно сжала губы. Три беглянки, выстроившись в шеренгу перед столом Амерлин, ожидали мудрых слов власти. Все силы Эгвейн уходили на то, чтобы уговорить себя не вертеться и не переминаться. Одна за другой тянулись томительные минуты, казавшиеся девушкам часами, пока Амерлин не соизволила поднять голову, однако под взглядом ее голубых глаз, заново пронзающих каждую из своевольниц по очереди, Эгвейн почувствовала, что могла бы дожидаться интереса к себе и подольше. Взор Амерлин вонзался ей прямо в сердце, точно две сосульки, пробуравившие девушке грудь. В помещении было довольно прохладно, но по спине Эгвейн потекла струйка пота.

– Разлюбили сойки сайки! – промолвила вдруг Амерлин. – Надоела нашим беглянкам свободная охота!

– Но мы вовсе не убегали, мать! – Найнив нескрываемо боролась с собственным трепетом, желая казаться спокойной, но голос ее дрожал от чувств, переполнявших все существо женщины. И главным из ее переживаний, как знала Эгвейн, был гнев. Сильная воля Найнив слишком часто сопровождалась гневом. – Лиандрин сама нам сказала, чтобы мы следовали за ней, и мы… – Но тут сильный треск заставил ее замолчать; Амерлин громко хлопнула рукой по столу.

– Не ссылайся на имя Лиандрин, дитя! – тихо проговорила Амерлин. Лиане следила за происходящим с неколебимым спокойствием.

– Мать, эта Лиандрин – Черная Айя! – не сдержала себя Илэйн.

– Мне это известно, дитя мое. По меньшей мере, подозреваемая, и, значит, это общеизвестно. Несколько месяцев тому назад Лиандрин покинула Башню, а вместе с ней отправились двенадцать других женщин. С тех пор их след затерялся. Перед своим исчезновением они пытались прорваться в сокровищницу, где хранятся у нас ангриалы и са'ангриалы, но ухитрились проникнуть лишь туда, где сложены меньшие тер'ангриалы. Несколько тер'ангриалов они украли, в том числе несколько таких, способы использования коих нам неизвестны.

Найнив подняла на Амерлин полный ужаса взгляд, а Илэйн вдруг стала тереть свои руки так, будто они замерзли.

Эгвейн чувствовала, что и она тоже дрожит. Много раз девушка представляла себе, каким торжеством насытится ее душа в день возвращения в Башню, когда она встретится лицом к лицу с Лиандрин и предъявит ей обвинение, а потом увидит сию гордячку приговоренной к страшному наказанию, изобрести которое Эгвейн, к сожалению, не удавалось, ибо она не знала, какой удар может быть заслуженным ответом на деяния этой Айз Седай с кукольным личиком. Иногда она воображала, как ей сообщат о побеге Лиандрин из Башни, в ужасе от возвращения Эгвейн, естественно! Но ничего подобного «подвигу» Лиандрин в Башне Эгвейн не представляла себе никогда. Если Лиандрин и другие – сама мысль, что есть и другие, крайне страшила Эгвейн – украли реликвии Эпохи Легенд, то никто не возьмется сказать, какое применение они найдут похищенному. Благодарю тебя, о Свет, ибо преступницы не унесли с собой никаких са'ангриалов, подумала она. Но и свершенное ими достаточно ужасно.

Са'ангриалы могли служить почти так же, как ангриалы, помогая Айз Седай направлять больше Силы, чем можно было в полной безопасности получить без их содействия, но они давали возможность добиваться более мощного потока Силы, чем способны были ангриалы. Встречались же са'ангриалы чрезвычайно редко. Тер'ангриалы имели много важных отличий. Во‑первых, они имелись в большем количестве, чем ангриалы или са'ангриалы, хотя и попадались, разумеется, не на каждом шагу, и они в большей мере сами использовали Единую Силу, чем способствовали направлять ее, и никто не понимал в полной мере, что они такое. Многие из них работали лишь для тех, кто мог направлять, требуя подлинного обращения к Силе, в то время как другие тер'ангриалы готовы были работать на любого человека. При этом все ангриалы и са'ангриалы, о которых когда‑либо слышала Эгвейн, отличались маленькими размерами, а тер'ангриалы могли, видимо, встречаться и огромные. Каждый из тер'ангриалов был, вероятно, создан для исполнения определенной задачи предшественниками нынешних Айз Седай три тысячи лет назад, но с тех пор не одна Айз Седай погибла, стремясь узнать, каково же именно их позабытое ныне назначение. Пытаясь свершить сие, некоторые Айз Седай лишились способности направлять Силу, у них ее выжгло будто каленым железом. Не одна сестра из Коричневой Айя в течение всей своей жизни изучала один тер'ангриал.

Некоторые из тер'ангриалов пошли в употребление, причем, вероятно, для исполнения вовсе не тех целей, для которых они были созданы. Весьма упитанный с виду белый стержень, который Принятым полагалось держать в руках в тот момент, когда они давали Три Клятвы, – ритуал, необходимейший при посвящении в Айз Седай, – тоже был из тех тер'ангриалов, он связывал женщин с произнесенными клятвами так, точно слова зароков впитывались в мозг их костей. Другой тер'ангриал использовался наставниками при последнем испытании послушниц перед их посвящением в Принятые. Имелись в Башне и другие тер'ангриалы, среди них были такие, заставить которые работать не мог никто, и иные, не годившиеся, казалось, ни для какого практического применения.

Почему они унесли с собой предметы, способов использования которых не ведает ни один из живущих, недоумевала Эгвейн. Или же Черные Айя знают, как с ними обращаться? Возможность подобного поворота дел заставляла ее желудок сжиматься. Ибо факт подобного знания страшнее, чем то, что са'ангриал угодил в лапы Приспешника Тьмы.

– Кража, – продолжала Амерлин тоном столь же хладным, каковы были ее глаза, – остается пока наименьшим злом из всего содеянного ими. В ночь их побега погибли три сестры, это кроме двух погубленных Стражей, семерых стражников и девятерых слуг. Убийства совершены с единственным умыслом: сохранить в тайне и само воровство, и побег воровок. Разумеется, все это можно не считать доказательством их принадлежности к Черной Айя, – последние слова соскользнули с ее губ как‑то брезгливо, – но по‑иному понимают событие лишь немногие. По правде сказать, я тоже в их числе, в числе сомневающихся. Вы увидели в воде рыбьи отгрызенные головы и кровь. Значит, чтобы знать: в реке живет серебряная щука, – вам нет нужды ее увидеть.

– Но в таком случае почему с нами обращаются точно с преступницами? – потребовала ответа Найнив. – Нас обманула своим коварством женщина из Черной Айя, разве этого не достаточно, чтобы любое наше неправильное действие получило оправдание?

Амерлин испустила столь невеселый смех, что похож он был на собачье лаянье.

– Ты в этом уверена, дитя мое, верно? Спасти тебя может лишь то, что в Башне никто, кроме Верин, Лиане и меня не подозревает тебя в некоем сговоре с Лиандрин. Но если о причастности твоей к исчезновению Лиандрин станет известно, причем намного меньше, чем об удали, тобой проявленной в стычке с Белоплащниками, когда ты нацепила себе на нос геройскую гордость, – и не смотри на меня с таким удивлением, знай: Верин мне все рассказала. Так вот, если б стало известно, что ты ушла с Лиандрин, Собрание Башни не замедлило бы весьма дружно проголосовать за то, чтобы усмирить вас, всех трех, – ты бы и дух перевести не успела!

– Какая несправедливость! – воскликнула Найнив. Лиане встревожилась, но она продолжала: – Это неправильно! Это…

Амерлин встала. Более она ничего не предприняла, но этого было достаточно, чтобы прервать речь Найнив.

Эгвейн отметила, насколько умно она вела себя, сохраняя сдержанность. Она всегда верила, будто Найнив столь же неодолима, как ее непререкаемая воля, такой и подобает ей быть. Верила до той поры, когда встретила женщину, носящую на плечах полосатый палантин. Прошу тебя, Найнив, возьми себя в руки! Нам ничего не стоит притвориться детьми, трепещущими перед любимой матушкой, но учти: мать может не только выдрать нас розгами, но и похлеще наказание изобрести!

В словах Амерлин видела Эгвейн выход из сложившегося положения, но девушка не была уверена, верно ли это ее ощущение.

– Мать! – проговорила девушка. – Простите меня за то, что я осмеливаюсь заговорить первой, но я хочу спросить: как вы собираетесь поступить со всеми нами?

– Как обойдусь я с вами, дитя? Тебя и Илэйн я должна подвергнуть наказанию за самовольный уход из Башни, а Найнив заслуживает мое недовольство тем, что она без разрешения покинула город. Вначале каждую из вас доставят в кабинет Шириам Седай, где она, как я ей приказала, примется пороть вас и не прекратит сего урока до тех пор, пока вы не поймете: всю следующую неделю сидеть вы сможете, лишь подкладывая под задницу подушку. Всем послушницам, а также Принятым приказание мое известно.

От удивления Эгвейн заморгала. Илэйн издала далеко слышимый звук, выражающий ее неудовольствие, гордо выпрямилась и пробормотала нечто едва слышное, так как дыхание у нее прерывалось. Найнив, единственная из трех, восприняла начальственную угрозу без потрясения. Назначенное девушке наказание, предполагало ли оно наказуемой черную работу или же нечто иное, всегда оставалось делом между Наставницей послушниц и тою, кого вызывали к ней в кабинет. Наказывали, как правило, послушниц, но случалось и Принятых, которые переступили дозволенные границы. Шириам всегда сохраняет тайну подобных дел между собой и тобой, подумала Эгвейн, которой было ох как невесело. Она не станет рассказать об этом всем и каждому. Однако придуманное Амерлин наказание лучше, чем тюремное заключение. И куда как прекрасней, чем усмирение!

– Вы понимаете, объявление о вашем наказании в Башне уже само по себе является частью наказания, – продолжала Амерлин, как будто бы прочитав мысли Эгвейн. – Я уже объявила для всех, что вы, все трое, назначаетесь работать на кухне, где станете судомойками, до моего следующего распоряжения. Кроме того, я позволила распространить слух о том, будто «следующего распоряжения» вы вполне можете ждать до конца своей жизни. Кто‑либо из вас против подобного наказания возражает?

– Нет, мать! – поспешно ответила ей Эгвейн. Хотя и знала, как неудержимо станет Найнив ненавидеть свою обязанность выскабливать котлы, гораздо болезненнее, чем ее подруги. Все могло кончиться для тебя намного хуже, Найнив, пойми! О Свет, насколько хуже все могло приключиться! Ноздри у Найнив яростно раздувались, но она коротко кивнула.

– А ты что скажешь, Илэйн? – спросила Амерлин. – Дочь‑Наследница Андора привыкла к более нежному обхождению…

– Я хочу стать Айз Седай, мать! – твердо ответствовала Илэйн.

Амерлин своими тонкими пальцами взяла бумагу, лежавшую на столе прямо перед нею, и долгое время всем казалось, будто она ее внимательно изучает. Затем она подняла голову, и улыбка властительницы вовсе не была приятной.

– Когда бы из вас хоть одна оказалась настолько глупа, чтобы ответить мне по‑другому, мне пришлось бы добавить на ваш счет еще несколько слов, которые заставили бы вас навек предать проклятию своих матерей, позволивших вашим отцам добиться от них первого поцелуя. Допустить, чтоб вас выманили, вытянули из Башни, будто безмозглых детишек! Даже малый ребенок не дал бы заманить себя в столь нехитрую западню. Либо я научу вас прежде думать, а уж после этого кидаться сломя голову навстречу огню и мечу, либо в дополнение ко всем наказаниям отправлю вас заделывать щели в воротах шлюзов!

Эгвейн вдруг обнаружила, как незаметным для себя образом молчаливо благодарит властительницу. Амерлин продолжала свою речь, и по коже девушки ударил дождь иголок.

– Несколько слов о том, каким еще способом я собираюсь вас вразумить. По‑моему, с тех пор как вы покинули Башню, ваша способность направлять Силу значительно возросла. Да, научились вы многому! Овладели и такими знаниями, – добавила она, – что я предпочла бы видеть вас не обученными им вовсе!

– Я знаю, мы совершали такое, чего нам не следовало допускать, мать, – проговорила вдруг Найнив, к удивлению Эгвейн. – Я уверяю вас: мы сделаем все от нас зависящее, чтобы жить так, будто мы уже приняли Три Клятвы!

Амерлин неодобрительно хмыкнула.

– Следите за своими поступками! – сухо указала она. – Была бы на то моя воля, я бы уже сегодня вечером вложила вам в руки Клятвенный Жезл, но сия ступень восхождения определена как символ вашего будущего вступления в строй Айз Седай, а значит, до того дня я обязана доверять лишь вашему собственному здравому смыслу – если он у вас есть – и принимать вас такими, каковы и есть вы. А судя по вашим деяниям, ты, Эгвейн, и ты, Илэйн, должны уже быть посвящены в Принятые.

От неожиданности Илэйн утратила дар речи, одна Эгвейн, тоже не помнящая себя от потрясения, пробормотала, заикаясь:

– Спа… Спасибо, мать!

Лиане переступила с ноги на ногу. Эгвейн подумала, что Хранительница не выглядит очень обрадованной. Удивлена Хранительница не была. Лиане, очевидно, знала, какое решение Амерлин приближалось к трем беглянкам в минуты властного выговора, однако довольной она вовсе не была.

– Не надо меня благодарить! – продолжала Амерлин. – Ваши способности завели вас слишком далеко, чтобы оставлять вас в числе послушниц. Некоторые будут против того, чтобы вам выдавать кольца, но вы многое теперь умеете, да и возмущение их погасит то, что вы будете по локоть в грязных котлах ковыряться. А не думать, будто сейчас я объявила вам о заслуженной вами награде, мы вам поможем: первые несколько недель новые Принятые обычно выбирают тухлую рыбу из корзин с привезенным рыбаками уловом. По сравнению с простейшим из занятий, ожидающих вас в следующие недели, худший из дней, прожитый вами в послушничестве, покажется вам прелестней, чем самая голубая мечта. Предполагаю, некоторые из сестер‑наставниц подвергнут вас более суровым испытаниям, чем полагается, однако надеюсь, жаловаться на них вы не станете. Ну как?

Я смогу узнать. Значит, выдержу все, подумала Эгвейн. Самой избирать предмет познания. Я ведь могу изучать сны, могу узнать, каким образом…

Цепочку ее мыслей прервала улыбка Амерлин. Улыбка говорила: ничего с девушками не сумеют сделать сестры, хуже, чем полагается, не будет, в живых они останутся. На лице Найнив отражалась то внезапная симпатия к властительной даме, то неприятие жути, происходившей рядом с ней в первые недели, когда она была причислена к рангу Принятых. Сочетание сих пожирающих друг друга настроений заставляло Эгвейн, глядя на лицо Найнив, судорожно ловить ускользающее дыхание.

– Нет, мать, – едва сумела сказать Эгвейн. – Жалоб не будет.

Илэйн согласно отозвалась хриплым шепотом.

– Тогда с этим покончено. Твоя мать, Илэйн, не проявила особой радости, узнав о твоем исчезновении.

– Она знает? – пропищала Илэйн. Лиане фыркнула, Амерлин же лишь подняла бровь и молвила:

– Мне чудом удалось скрыть от нее подробности. Ты разминулась с нею всего на месяц, может, оно и к лучшему. Встречу с ней ты могла бы и не пережить. Она от гнева настолько утратила разум, что могла бы перегрызть толстенное весло, готова была накинуться на тебя, на меня, на Белую Башню!

– Могу себе это представить, мать, – прошептала Илэйн.

– Не уверена я в этом, дитя мое. Ты могла, не желая этого, пресечь традицию, начавшуюся задолго до того, как возник Андор. Традицию более властную, чем законы. Моргейз отказалась вновь принять Элайду. Впервые за все времена королева Андора не имеет при себе Айз Седай в качестве советника. Кроме того, она потребовала: как только ее дочь будет найдена, немедленно отправить ее в Кэймлин. С большим трудом я убедила ее в том, что безопаснее для тебя было бы некоторое время продолжить курс своего обучения в Белой Башне. А она ведь уже имела намерение и двух твоих братьев, проходящих военную подготовку под руководством Стражей, тоже отозвать домой. Они уже и сами поговаривали о скором своем отбытии. До сих пор я не знаю, как все сложится.

Илэйн, казалось, не видела и не слышала ничего происходящего, вокруг нее, внутренним взором наблюдая разгневанную Моргейз. Девушку била дрожь.

– Гавин брат мне, – проговорила она с абсолютно равнодушным лицом, – а Галад – нет.

– Полно ребячиться! – одернула ее Амерлин – То, что отец у вас один, делает братом твоим и Галада, нравится тебе он или нет. Я не позволю тебе придуриваться, девочка! Послушнице мы всегда простим некоторую сносную глупость, но для Принятой подобное поведение недопустимо!

– Да, мать, – угрюмо подтвердила ее правоту Илэйн.

– У Шириам хранится письмо, оставленное для тебя королевой. Не станем осуждать твою матушку за злой язычок, важно одно: она, вероятно, подтверждает в письме свое намерение забрать тебя домой, как только подобная перемена судьбы станет для тебя безопасной. Она уверена: через несколько месяцев, это самое большее, ты будешь уже в состоянии направлять Силу без риска для своей жизни.

– Но я хочу продолжить учение, мать! – В голосе Илэйн уже вновь забряцало железо. – Я хочу стать Айз Седай!

Улыбка Амерлин стала еще мрачнее, чем была прежде.

– Ты понимаешь все правильно, дитя мое, ибо я не собираюсь разрешить Моргейз увезти тебя отсюда. У тебя есть все необходимые таланты, чтобы стать более сильной, чем любая из Айз Седай за тысячу лет до твоего прихода к нам, и я не позволю тебе покинуть нас до тех пор, пока ты не заслужишь не только кольцо, но и шаль! Иначе я скручу тебя в бараний рог! Но тебя я не отпущу! Ясно?

– Да, мать! – Голосок Илэйн вновь прозвучал неуверенно, но на сей раз Эгвейн подругу не винила, Илэйн оказалась между Моргейз и Белой Башней, – будто полотенце, которое рвут друг у друга два пса, ее тянули в разные стороны Королева Андора и Престол Амерлин. Если прежде не раз Эгвейн завидовала своей подруге Илэйн из‑за ее богатства и королевского трона, ожидающего девушку в будущем, то в эту минуту зависть ее исчезла.

– Лиане, проводи Илэйн в кабинет Шириам, – проговорила Амерлин властно. – А остальных приятельниц оставь здесь, я должна сказать им еще несколько слов. И не думаю, что слушать меня они будут с большим удовольствием.

Эгвейн и Найнив обменялись друг с другом взглядами, выражающими внезапную тревогу: на этот миг общая озабоченность разрешила возникшую было между девушками напряженность. Она хранила под замком нечто особенно важное, чтобы сказать об этом лишь мне да Найнив, недоумевала Эгвейн. Но что? Впрочем, никакая новость уже не изменит суть дела, лишь бы она не запретила мне продолжать обучение! Но почему она отослала Илэйн?

Услышав упоминание о кабинете Наставницы послушниц, Илэйн поморщилась, но овладела собой, как только к ней подошла Лиане.

– Да будет воля твоя, мать! – отвечала Илэйн на указание Амерлин согласно этикету, при этом приседая в безукоризненном реверансе, широко распластывая свои юбки. – Я вам подчиняюсь.

И она вышла вслед за Лиане, высоко подняв голову.