Глава VI. Блокада дикарей. – Как Пьер «играет в мяч»

Блокада дикарей. – Как Пьер «играет в мяч». – Ужасная, но необходимая мера. – Водобоязнь на суше и водолюбие на море. – Благополучное плавание. – Новый коралловый остров. – Что такое аттол. – Флора и фауна кораллового острова. – Подводный мир. – Минута отдыха. – В ожидании пока торт зажарится. – Теория происхождения коралловых островов.

При виде дикарей Пьер разразился отборнейшими проклятиями:

– Ну, черные херувимы, посмотрим еще, кто кого… Хорошо, господа пангосы, я вижу, у вас разгорелись глаза на нас. Возможно, мы вкусное блюдо, да как бы вам им не подавиться…

И вдруг, обратясь к Фрикэ и китайцу, он повелительным голосом сказал:

– Все по местам! Не бойтесь!

Фрикэ, знавший по опыту неистощимую находчивость и изобретательность моряка, понял, что он не шутит, и быстро поднял парус. Пьер встал у кормы, положил у ног мешок с шариками, так заинтересовавшими Фрикэ еще на палубе «Лао‑Дзы», и, взяв в руки весло из крепчайшего австралийского дерева, спросил:

– Все готово?

– Готово!

Пирога накренилась и быстро понеслась вперед, рассекая волны и оставляя за собой длинную полосу пены.

– Огниво при тебе?

– Конечно.

– Зажги трут!

– Готово!

– Дай его сюда и выполняй мои распоряжения. Я правлю, – продолжал он, стоя у кормы, – прямо‑на дикарей. Если они выпустят нас из своего круга лодок, тем лучше для них. Если же они позарятся на наше мясо, тем хуже для них! A la guerre comme a la guerre[11]! Готовьтесь, господа. Ждите, когда они начнут, потом разрешите первому ответить мне, а затем и вам никто не препятствует послать несколько свинцовых гостинцев!

Зрелище было редкое и безумно смелое: одна пирога с тремя людьми смело шла на флотилию с целой ордой дикарей, которые в молчании потрясали копьями, кривляясь на все лады и поднимая руки с камнями и топорами.

Немало мужества надо было, чтобы хладнокровно и уверенно идти прямо на эту страшную линию лодок, подобно чудовищному боа‑констриктору[12]все теснее обвивавшуюся вокруг.

Но Пьер улыбался. Фрикэ, взяв в руки ружье, поправил козырек картуза для защиты от солнца и приготовился стрелять. Китаец дрожал всем телом. Пирога была уже не более чем в тридцати метрах от дикарей. Мимо ушей матроса просвистел первый камень, брошенный людоедами.

Это послужило сигналом. Пироги дикарей стали быстро собираться вокруг европейцев. Раздался оглушительный вой, и начался настоящий град из камней. Путники пригнулись за бортом пироги.

Пьер достал из мешка шарик величиной с апельсин и поднес его к горевшему труту.

– Хорошо, голубчики мои, – сказал он многозначительным голосом, – вы хотите полакомиться нами. Отлично, но только прежде поиграем в мяч!

И неизвестный снаряд, оставляя в воздухе легкую струю дыма, полетел, брошенный ловкой и сильной рукой, в середину лодок дикарей.

За первым шариком последовал второй, только в другое место.

Прошло несколько секунд томительного ожидания. Вдруг раздался глухой взрыв. Среди густого столба белого дыма с трудом можно было увидеть, как четверо дикарей кувырнулись в море, убитые или тяжело раненные.

– Черт возьми! – вскричал парижанин. – Да ведь это граната.

– Как видишь, – хладнокровно заметил матрос. – Еще раз‑два! Пли! Хорошо!

Неистовые крики бешенства послышались со стороны дикарей. Камни по‑прежнему градом летели в лодку европейцев, но дикари, видимо, были поражены случившимся, и камни направляемые неуверенной рукой, по большей части летели мимо. Прошло еще несколько минут, и страшная линия лодок разомкнулась. На поверхности воды плавала масса обломков, там и сям виднелись черные туловища дикарей: видно было, что шарики Пьера произвели ужасное действие.

А пирога с полным парусом, как морская чайка, быстро скользила по поверхности волн, оставляя дикарей все дальше за собой.

– Клянусь честью, – серьезно заметил Пьер, – я не виноват в происшедшем. Не мы начали эту бойню, и я умываю руки, как Понтий Пилат. Как ты думаешь, матрос?

– Я думаю, что, не захвати ты с «Лао‑Дзы» этих игрушек, мы были бы изрезаны, зажарены и съедены… Я не понимаю только одного: для чего эти вещи были на «Лао‑Дзы»? Ведь там они вовсе ни к чему…

– Как, ты этого не знаешь, ты, знающий чуть ли не все на свете?

– Не знаю.

– Да ведь это был корабль с кули, которые в любую минуту могли возмутиться. Поэтому на подобных суднах всегда есть целый запас подобных вещиц. Если можно, то берут и митральезы, хотя обычно ограничиваются одними гранатами.

– Ах, черт возьми!

– Что такое?

– У нас нет воды.

– Неужели?

– Да. На берегу мы позабыли запастись пресной водой, а теперь уже поздно.

– Как ты думаешь, не пригодятся ли нам эти кокосы? В каждом около поллитра сока, а у нас есть и два бочонка, каждый вместимостью литров на двенадцать.

– Бочонки? Где они?

– Они перед тобой. Видишь эти два колена из ствола бамбука, полые внутри? Вот тебе и бочонки, где сок может отлично сохраниться.

– Это меня успокаивает. Лучше я четыре дня не буду есть, но для меня пытка пробыть двенадцать часов без питья.

Пирога направилась на юго‑восток, бодро рассекая волны океана. Дул свежий береговой ветер, и потому было достаточно одного паруса, без весел. Пьер вынул обрывок морской карты и свой маленький компас, направил лодку возможно точнее и хладнокровно закурил трубку.

Благодаря ветру, жара была вполне сносная, и потому первый день плавания прошел как какая‑нибудь прогулка. С наступлением ночи, к большой радости пловцов, на небе всплыла луна, и ее света было вполне достаточно, чтобы ориентироваться в море и направлять лодку, куда надо.

К сожалению, карта была далеко не полная, и потому представлялась немалая опасность наткнуться на подводную скалу или риф. Опасения эти оказались небезосновательными: через двадцать четыре часа плавания, на следующее утро, на восходе солнца путники услышали какой‑то шум, похожий на гул громадного водопада.

Пьер осмотрелся кругом.

– Куда это мы попали? – заметил он. – Все время я направлял пирогу по компасу и карте, ошибки быть не могло, а не далее, чем в миле от нас, слышен какой‑то шум… Между тем ближайший остров Избиения должен находиться не ближе сорока пяти миль. Вероятно, мы подплыли к какому‑нибудь неизвестному острову. Нам надо постараться не попасть в буруны, иначе нашу скорлупу вместе с нами – поминай как звали!

Чтобы течение не прибило лодку к скалам, Пьер и Фрикэ взяли весла и стали энергично грести, помогая парусу. Борьба с волнами и течением была долгая и упорная. После двух часов невероятных усилий пирога миновала опасные места, и впереди показалась земля, при одном виде которой Пьер испустил восторженное восклицание.

Это был типичный образец кораллового острова, аттола, так хорошо описанного знаменитым натуралистом Дарвином, маленький островок, в виде браслета окружающий внутреннюю лагуну. Словом, это был точно такой же остров, как и Вудларк, с теми же коралловыми рифами вокруг, представлявшими собой как бы защиту острова от волн океана. Растительное царство не отличалось особенным разнообразием. Вечная кокосовая пальма – необходимая принадлежность всякого кораллового острова – высоко поднимала свой изящный ствол, а вокруг нее виднелось несколько других пород тропических деревьев. Но совсем иначе выглядела внешняя сторона, та самая, где прибой волн образовал страшные буруны. Здесь видны были мыльное дерево, рицины, драконовое дерево, мускатное – словом, самая роскошная тропическая растительность. Возникает вопрос: откуда эта растительность могла появиться на пустынном острове, лежащем посреди океана? Как могли попасть сюда эти деревья и растения? Дело объясняется очень просто. Морские волны смывают с берегов азиатского материка массу деревьев и растений. Все это уносится морским течением или с помощью муссонов к австралийским островам. Более нежные растения, находясь долгое время в соленой воде, погибают, но многие переносят это плавание, и когда их выбросит на какой‑нибудь из коралловых островов, их семена сохраняют еще достаточно жизни, чтобы приняться на новой почве. Таким образом на одиноких коралловых островах появляется роскошная и разнообразная растительность, способная на первый взгляд поставить в тупик любого натуралиста относительно ее происхождения. На самом деле в этом нет ничего удивительного, потому что жизненная сила растительных семян необычайна. Недавно в египетских пирамидах найдены были зерна пшеницы, лежавшие там более четырех тысяч лет. И что же? Эта пшеница, будучи посеяна, взошла!

Такова жизненная сила природы.

Царство животных на острове не отличалось особым разнообразием. Несколько видов ящериц, пауки и множество суетливых муравьев. Всюду виднелась масса крабов‑пустынников, лениво ползавших по песчаному берегу или гревшихся на солнце. Разнообразные виды морских птиц носились в воздухе: бакланы, фрегаты, морские ласточки и так далее.

В противоположность известковому берегу, покрытому тонким слоем почвы и потому не особенно богатому растительностью, в воде, в полном смысле слова, кипела жизнь. Не найти ни одного углубления между скалами, где не было бы массы рыб всевозможных видов, размеров и цветов; ни одного грота, где не кишели бы великолепные виды зоофитов. Вода была до того прозрачна, что видно было даже каменистое дно моря, и удивленным глазам путников открывалось редкое, невиданное зрелище. Множество водных обитателей с невероятной быстротой плавали туда и сюда, гонялись друг за другом, пожирали слабейших, убегали от сильнейших. Лучи солнца, проникая в глубину, переливались всеми цветами радуги, отливая золотом и серебром на чешуе рыб. Вот морской рогоносец с черным носом, обыкновенно плавающий лишь у берегов; радужный губан с блестящей чешуей, словно опоясанный золотым поясом; светящиеся фосфорическим светом пиропеды; морские павлины, своей роскошью соперничающие с земными; глифизодоны с лазуревым телом и красными перьями; полосатые, как зебры, акантуры с хвостом, вооруженным двумя опасными шипами, способными нанести серьезные раны; страшные «морские дьяволы» и так далее. Словом, взорам открывался целый необъятный мир неведомых морских обитателей, всевозможных видов, величин, цветов – такое роскошное животное царство, какое может быть только в тропических морях Океании.

Пловцы едва могли оторвать глаза от чудной картины. Но положение их не позволяло надолго забыться, и они причалили к берегу. Привязав пирогу к дереву, путники занялись практическим решением обычных для всех моряков вопросов: где остановиться? Нет ли воды? С этой целью все отправились вглубь острова, ни на минуту не теряя из виду места, где они спрятали лодку. На этот раз счастье улыбнулось им чуть ли не в первый раз со времени отъезда из Макао. Они нашли воду, которая, как в вазах, сохранялась в огромных раковинах около берега. Вода эта осталась здесь после дождя, а густая листва предохраняла ее от испарения.

Находка эта была драгоценна. Оба француза были в восторге и радовались, как могут радоваться только французы, неистощимые в весельи, бесстрашные в опасности. Даже китаец Виктор нарушил свою обычную национальную молчаливость.

Пьер, как настоящий сибарит, лениво растянулся на мягком ковре из пальмовых листьев. Время от времени, поджаривая в скорлупе огромного краба, он перебрасывался с Фрикэ несколькими словами.

– Как ты думаешь, – говорил он, – земля, на которой мы теперь лежим, совсем не такая, как на материке?

– Без сомнения. Материковая почва состоит из множества чередующихся слоев различных геологических формаций; в недрах земли находятся разные минералы. Здесь нет ничего подобного, и под тонким слоем почвы находятся лишь остатки известковой скорлупы полипов, соединившиеся в одну массу, Бог знает, на какую глубину.

– Признаться, я во всем этом ровно ничего не понимаю, хотя все это слышал еще на корабле.

– Тем не менее, это так. Ты можешь легко убедиться в этом, ведь мы в настоящую минуту находимся именно на одном из коралловых островов. А о кораллах ты, вероятно, слыхал?

– Еще бы не знать кораллов! Из них наши мастера делают для модниц всевозможные украшения, которые те носят и в ушах, и на шее, и на руках, и чуть ли не в носу. Но откуда все это берется в воде, вот в чем вопрос!

– Я кое‑что читал об этом в книге английского ученого Дарвина…

– Английского? – словно с укоризной заметил собеседник.

– Ну да. К сожалению, я не смог дочитать эту книгу до конца. Впрочем, я прочел достаточно, чтобы знать, что все эти острова не более чем плоды деятельности бесчисленного множества мельчайших животных, раковины которых, каждая отдельно, едва видны простым глазом, а громадная масса этих раковин образует целые острова среди моря.

Пьер, казалось, стал что‑то вычислять и лишь по временам многозначительно замечал:

– Необычайно! Удивительно!

И снова замолкал.

Действительно жаль, что парижанин, обладавший удивительной памятью, не смог основательно ознакомиться с этим вопросом. Нет сомнения, что при его необычайном таланте рассказчика он прочел бы своим спутникам интереснейшую лекцию о том, как мельчайшие животные строят громадные острова, как из глубины моря постепенно появляются эти коралловые острова с кокосовыми пальмами, зеленеющими кустарниками, прибрежными рифами, барьерами, как нарочно построенными искусным инженером для защиты берегов от прибоя. В самом деле, море пожирает все, разрушает удивительнейшие и грандиознейшие сооружения людей и не может победить простой ограды, появившейся естественным путем! День и ночь безбрежный океан бурлит вокруг маленького кораллового острова, каждую минуту его волны хлещут эти небольшие островки и рифы. Если бы они были сплошь из порфира или гранита, они давно уступили бы океану, были размыты и уничтожены; а они, будучи из вещества гораздо более хрупкого, остаются целы и невредимы.

Объяснение этого странного на первый взгляд факта в том, что здесь с могучим океаном борется живая, органическая сила – полипы, которые построили эти острова. Эти полипы являются созидающей силой и противостоят всем усилиям океана. Что же может сделать страшная, но слепая сила океана против этих архитекторов, работающих день и ночь? Таким образом, всесильное море, против которого иногда бессильны даже люди, уступает полипам, воздвигающим новые, более грозные укрепления вместо разрушенных.

Не хватило бы целого тома, чтобы описать строение, жизнь и нравы этих любопытных архитекторов. Постройки занимают сотни и тысячи миль посреди Великого океана, и ученые разделяют их на три класса: аттолы, барьеры и коралловые пояса. Внимание ученых и путешественников уже давно было обращено на полипов и их постройки. Еще в 1505 году Пирар де Лаваль писал: «Удивительно смотреть на каждую из этих лагун, называемых по‑индейски аттолами, окруженную со всех сторон каменной стеной без всякой помощи человека».

Первые путешественники полагали, что полипы строят эти острова инстинктивно, с целью сделать из внутренней лагуны безопасное убежище. Но Дарвин доказал, что полипы, живущие снаружи коралловых островов и охраняющие их, не могут жить во внутренних лагунах, где вода всегда спокойна и где живут другие виды полипов. Здесь видна удивительная мудрость природы: две различные породы живых существ бессознательно действуют в общих интересах, как по строго обдуманному плану.

Наиболее принятая теория полагает, что аттолы – результат подводных извержений. Но все новейшие изыскания ученых опровергают это.

Есть еще теория, принадлежащая путешественнику Шамиссо, в 1815 году совершившему кругосветное плавание вместе с русским капитаном Крузенштерном и сыном знаменитого Коцебу. По его мнению, рост коралловых островов и их круглая форма зависят от приливов и отливов. Но и эта теория давно уже опровергнута. Кроме того, известно, что полипы не могут жить на глубине более 30 метров (около двенадцати саженей) от уровня океана. Возникает вопрос: на чем же они строят свои острова? Полагали, что они строят их на песке, скапливающемся на дне океана громадными массами. Но известно, что в то время, когда на поверхности океана страшная буря, в глубине все спокойно. Каким же образом целые массы песка могли собраться среди океана на неизмеримой глубине? Предполагая же, что фундамент для постройки коралловых островов вулканического происхождения, пришлось бы предположить, что подземная сила действовала с таким рассчетом, чтобы поднять землю как раз не доходя двадцати – тридцати метров до уровня океана. Это невозможно. А если нельзя предположить, что фундамент для коралловых островов поднимался снизу вверх, то надо предположить, что он опускался сверху вниз.

И это предположение оказывается справедливым. В самом деле, новейшие изыскания ученых доказали, что море разрушает мало‑помалу, но постоянно, все наши материки, которые постепенно все более опускаются. В таком случае, опускавшиеся слои земли служили фундаментом, на котором полипы и возводили свои постройки, которые, опускаясь, в свою очередь, служили фундаментом для построек следующих поколений полипов.

Барьеры, окружающие коралловые острова или берега материка, отделяются от земли глубоким каналом с необычайно чистой и тихой водой.

Величина коралловых островов различна. Самые большие находятся у берегов Новой Каледонии и имеют величину от ста тридцати до ста пятидесяти лье.

Нельзя не обратить внимания еще на одну особенность в постройке коралловых островов. Внутренний склон островов очень отлог, наружный же чрезвычайно крут, и такая крутизна у наружной окружности барьеров идет вниз на триста и более футов. Таким образом, острова являются как бы грозными крепостями, воздвигнутыми посреди безбрежного океана и снабженными высочайшими стенами. Морю иногда удается пробить бреши в этих стенах, причем, такой величины, что в них могут проходить большие корабли, находящие в лагунах свободную и безопасную гавань.

Очень интересно объяснение Дарвина относительно происхождения канала между барьером и коралловым островом. Предположим, что земля опускается постепенно или сразу на несколько футов. Так как полипы не могут находиться на глубине тридцать метров, то естественно, что они выбираются выше, на ту глубину, где они легко могут жить. Таким образом, вокруг острова образуется как бы небольшой вал, а так как опускание почвы все продолжается, то полоса между берегом и барьером мало‑помалу становится все шире и глубже, а лагуна становится годной для житья лишь наиболее нежных видов коралловых полипов.

Если же опускается не остров, а твердый материк, то в результате получается то же самое, только в более крупных размерах. Горы мало‑помалу становятся островами, окруженными барьерами; последние, когда горы погрузятся в океан, становятся аттолами с лагуной посреди.

Все это время полипы деятельно работают. Как только море опустится ниже глубины, на которой они могут жить, они взбираются выше и выше, возводят все новые и новые постройки, и таким образом в результате труда миллионов маленьких животных появляются огромные острова.

Да простит нам читатель, что мы оставили наших героев; они устали после трудов и спят богатырским сном, а потому:

– Спокойной ночи!