Глава первая. В коридорах здания федерального окружного суда, расположенного в центре Лос‑Анджелеса, совсем нет скамеек

В коридорах здания федерального окружного суда, расположенного в центре Лос‑Анджелеса, совсем нет скамеек. Присесть тут негде. Если кто‑то попытается усесться прямо на мраморный пол, его поднимет первый же судебный пристав. А судебные приставы все время расхаживают по коридорам.

Подобный недостаток гостеприимства объясняется тем, что федеральное правительство не желает, чтобы кто‑нибудь подумал, будто правосудие осуществляется здесь медленно или не осуществляется вообще. Оно не хочет, чтобы народ толпился в коридорах, напряженно ожидая, когда объявят слушание дела. Достаточно и того, что происходит на другой стороне Спринг‑стрит – в уголовном суде округа. Каждый день скамейки на всех этажах буквально забиты посетителями. В основном это женщины и дети, чьи мужья, отцы или любовники оказались в заключении. Как правило, они чернокожие или цветные. Все это очень похоже на переполненные спасательные шлюпки, пассажиры которых, стиснутые как сельди в бочке, носятся по волнам, ожидая, когда их, наконец, спасут. Судебные выскочки так и называют их – «люди в лодках».

Размышляя об этом, Гарри Босх стоял с сигаретой в зубах на ступеньках федерального суда. Это ведь еще не все – в здании нельзя курить, так что во время перерывов в судебных заседаниях ему приходилось спускаться на лифте и выходить наружу. Там стояла заполненная песком урна – как раз за статуей женщины с повязкой на глазах, державшей в руках весы. Босх никак не мог запомнить, как ее зовут. Вроде бы это богиня Правосудия – кажется, греческая, но уверен он не был. Развернув сложенную газету, Босх перечитал интересовавшую его статью.

Раньше он читал по утрам только спортивный раздел, уделяя особенное внимание последним страницам – со статистикой. Эти колонки с их числами и процентами вносили в его душу успокоение. Они были точными и ясными, олицетворяя собой полный и абсолютный порядок в этом беспорядочном мире. Зная, кто в «Доджерз» забил больше всего голов, Босх ощущал свою связь с городом и с его жизнью.

Но сегодня спортивный раздел газеты «Лос‑Анджелес таймс» так и остался лежать у него в портфеле, стоявшем сейчас в зале заседаний. В данный момент в руках у Босха находился раздел «В городе». Он тщательно сложил газету вчетверо – так, как делают водители на шоссе, чтобы можно было читать за рулем; статья о суде находилась в нижнем углу первой страницы раздела. Вновь перечитав ее, он снова почувствовал, как его лицо краснеет, – речь в статье шла о нем самом.

«НАЧИНАЕТСЯ СУД ПО ДЕЛУ О ПАРИКЕ. Джоэл Бреммер, обозреватель «Таймс»».

Сегодня в Лос‑Анджелесе начинается слушание необычного гражданского дела, по которому один из полицейских детективов обвиняется в превышении власти: четыре года назад он убил подозреваемого в совершении серийных убийств, который, по его мнению, пытался достать оружие. На самом деле предполагаемый убийца пытался достать свой парик.

Иск сорокатрехлетнему полицейскому детективу Гарри Босху предъявлен в федеральном окружном суде вдовой Нормана Черча. Именно этого работника авиакосмической промышленности застрелил Босх в разгар расследования так называемого дела Кукольника.

Более чем за год до инцидента полиция начала разыскивать серийного убийцу, названного так журналистами за то, что он накладывал косметику на лица 11 своих жертв. Охота за этим преступником широко освещалась в прессе. Отличительным признаком этого дела было то, что убийца отправлял Босху и «Таймс» свои записки и даже целые поэмы.

После убийства Черча полиция объявила, что располагает неопровержимыми доказательствами того, что этот инженер‑механик и был убийцей.

Босха отстранили от службы, а потом перевели из специальной группы по расследованию убийств, входящей в состав отдела ограблений и убийств полицейского управления Лос‑Анджелеса, в бригаду по расследованию убийств Голливудского отделения. Это понижение по службе, как объяснили в полиции, было связано с тем, что Босх нарушил некоторые обязательные требования: в частности, не вызвал подкрепление в квартиру на Сильверлейк, где и произошел фатальный инцидент.

Тем не менее руководство полиции считает убийство Черча «хорошим» – на жаргоне управления полиции это значит, что его нельзя отнести к числу неоправданных.

Поскольку смерть Черча исключила проведение суда, большая часть собранных полицией доказательств никогда не была представлена публично и под присягой. С проведением слушаний в федеральном суде это, возможно, изменится. Ожидается, что длившийся неделю процесс отбора присяжных завершится сегодня, после чего последуют вступительные речи сторон».

Для того чтобы закончить чтение статьи, Босху пришлось развернуть и снова свернуть газету. Внимание сразу же привлекло его собственное фото, красовавшееся на внутренней странице. Оно было старым и весьма походило на фотографию арестованного преступника. Собственно говоря, это был тот же самый снимок, что и на полицейском удостоверении. Фотография возмутила Босха больше, чем сама статья. Поместив такой снимок, газета нарушила его право на неприкосновенность личной жизни. Тем не менее он все же постарался сосредоточиться на том, что было написано в статье.

Поскольку во время инцидента Босх находился при исполнении служебных обязанностей, его будет защищать представитель городской прокуратуры. Если истец выиграет иск, платить придется не Босху, а городским налогоплательщикам.

Жену Черча Дебору представляет адвокат по гражданским правам Хани Чандлер, специализирующаяся на делах, связанных с полицейским произволом. В интервью, данном на прошлой неделе, Чандлер заявила, что попытается доказать жюри, что Босх действовал в такой безответственной манере, что фатальный инцидент с Черчем был практически неизбежен.

«Детектив Босх действовал как ковбой, и в результате погиб человек, – сказала Чандлер. – Не знаю, вел ли он себя просто безответственно, или за этим кроется нечто более чудовищное, – это мы как раз и выясним на суде».

Эту строчку Босх перечитал по меньшей мере шесть раз. Чудовищно. Что она хотела этим сказать? Он пытался выбросить ее слова из головы, понимая, что Чандлер не станет использовать газетное интервью для ведения психологической войны, однако это здорово смахивало на предупредительный выстрел. Ему давали понять, что дальше будет еще интереснее.

Чандлер заявила, что она также собирается поставить под сомнение версию полиции о том, будто Черч и был Кукольником. По ее словам, Черч, отец двоих дочерей, не был тем серийным убийцей, которого искала полиция; этот ярлык ему приклеили только для того, чтобы скрыть совершенное Босхом.

«Детектив Босх хладнокровно убил невинного человека, – сказала Чандлер. – Нашим гражданским иском мы стремимся сделать то, чего не сделали управление полиции и окружной прокурор, – выяснить правду и восстановить доброе имя семьи Черч».

Босх и защищающий его помощник городского прокурора Родни Белк отказались дать свои комментарии. Наряду с Босхом на слушаниях, которые продлятся одну‑две недели, должны дать показания также…

– Эй, друг, у тебя нет лишней мелочи?

Оторвавшись от газеты, Босх увидел перед собой знакомое лицо чумазого бездомного, промышлявшего перед зданием суда. Всю неделю, пока шел процесс отбора присяжных, бродяга обходил свой участок, выпрашивая мелочь и сигареты. Его наряд составляли вельветовые брюки и надетый поверх двух свитеров поношенный твидовый пиджак. В руках он держал пластмассовый пакет с пожитками и большую чашку, куда предлагал бросать мелочь. Он также всегда носил с собой желтую подушку, сплошь покрытую какими‑то надписями.

Инстинктивно похлопав себя по карманам, Босх пожал плечами. Мелочи у него не было.

– Знаешь, я бы взял и доллар.

– Лишнего доллара тоже нет.

Оставив его в покое, бездомный заглянул в урну. Из песка торчали пожелтевшие окурки. Подложив под руку желтую подушку, бродяга начал их сортировать, отбирая те, в которых оставалось хотя бы с полсантиметра табаку. Время от времени ему удавалось найти почти целую сигарету, и тогда он прищелкивал языком в знак одобрения. Собранный в урне урожай он также отправлял в чашку для пожертвований.

Довольный своими находками, бездомный отступил от урны и посмотрел на статую. Затем, взглянув на Босха, он подмигнул и начал покачивать бедрами в непристойной имитации полового акта.

– Ну как тебе моя девочка? – спросил он.

После этого он поцеловал себе руку и, встав на цыпочки, похлопал статую по ноге.

Прежде чем Босх успел как‑то на это отреагировать, зазвучал висевший у него на поясе пейджер. Отступив еще на два шага, бродяга вдруг поднял вверх руку, словно защищаясь от какого‑то невидимого бедствия, и на его лице появилось паническое выражение. Очевидно, в мозгу у него что‑то заклинило, и нервные импульсы перестали проходить туда, куда надо. Развернувшись, бродяга стремглав понесся по Спринг‑стрит, держа под мышкой чашку с сигаретами.

Проводив его взглядом, Босх снял с пояса пейджер: на дисплее высветилось число «девяносто восемь». Это был номер лейтенанта Харви Паундса из голливудского участка. Ткнув в песок то, что осталось от сигареты, Босх направился к зданию суда. На втором этаже, возле залов судебных заседаний, висели телефоны‑автоматы.

– Ну, как там у тебя дела, Гарри? – спросил Паундс.

– Как обычно. Жду у моря погоды. Жюри уже составлено, и теперь юристы сидят у судьи и решают вопрос насчет открытия слушаний. Белк сказал, что мне там быть не нужно, так что я просто болтаюсь поблизости.

Он посмотрел на часы. Без десяти двенадцать.

– Скоро они уйдут на обеденный перерыв, – добавил он.

– Это хорошо. Ты мне нужен.

Босх не ответил. Паундс обещал ему, что до окончания суда не будет привлекать его к расследованиям. Еще неделю, ну максимум две. Это обещание Паундс не мог не выполнить. Он прекрасно понимал, что Босх просто не в состоянии заниматься делами об убийстве, по четыре дня в неделю находясь в федеральном суде.

– А что случилось? Я считал, что пока вычеркнут из списка.

– Так оно и есть. Но тут есть одна проблема, которая тебя касается.

Босх снова помедлил. С Паундсом всегда так. Гарри скорее доверился бы уличному информатору, чем ему. У Паундса всегда есть какой‑то скрытый мотив. Кажется, на сей раз лейтенант опять исполняет свой обычный танец. Напускает туману, пытаясь заставить Босха проглотить наживку.

– Проблема? – наконец сказал Босх. Такой вот уклончивый ответ.

– Ну, как я понимаю, ты уже видел сегодняшнюю газету – «Таймс» со статьей о твоем деле?

– Угу, только что ее читал.

– Так вот, мы получили еще одну записку.

– Записку? О чем это вы говорите?

– Я говорю о том, что кто‑то подбросил записку в дежурную часть. Записка адресована тебе. И будь я проклят, если она не напоминает те, которые ты получал от Кукольника, когда все это происходило.

Босх готов был поклясться, что Паундс прямо‑таки смакует свои слова.

– Но если она адресована мне, то как вы о ней узнали?

– Ее доставили не по почте. Она была без конверта. Всего одна страничка, сложенная в несколько раз, а сверху написано твое имя. Кто‑то оставил ее в дежурной части, а потом, как ты можешь догадаться, кто‑то ее прочел.

– И что же в ней написано?

– Ну, тебе это вряд ли понравится, Гарри, уж очень все не вовремя… В общем, в записке говорится, что ты взял не того, кого нужно, и что Кукольник все еще где‑то поблизости. Тот, кто написал записку, говорит, что он и есть настоящий Кукольник и что счет жертвам продолжается. Говорит, что ты убил не того.

– Чушь все это! Письма Кукольника были напечатаны, например, в книге Бреммера. Так что любой может скопировать его стиль и написать такую записку. Ты…

– Ты что, принимаешь меня за идиота, Босх? Я прекрасно понимаю, что это мог написать любой. Автор записки тоже это понимал, и в доказательство приложил к ней небольшую «карту сокровищ». Он указал, как найти тело очередной жертвы.

Наступила долгая пауза – пока Босх размышлял, а Паундс ждал.

– Ну и?.. – спросил наконец Босх.

– Я и послал Эдгара на поиски. Ты помнишь заведение «У Бинга»?

– «У Бинга»? Ну да, это к югу от бульвара. Бильярдная. Но разве она не сгорела во время прошлогодних беспорядков?

– Точно, – сказал Паундс. – Сгорела дотла. Ее разграбили и сожгли. Остались только три стены и бетонная плита. Есть распоряжение о сносе, но владелец его еще не выполнил. В любом случае это место было указано в записке, которую мы получили. В записке говорится, что тело лежит под бетонной плитой. Эдгар отправился туда с городской бригадой, прихватив отбойные молотки и все прочее…

Паундс замолчал. «Что за мелкая душонка!» – подумал Босх. Ну, на этот раз он подождет. Молчание сильно затянулось, и Паундс наконец не выдержал:

– И он нашел тело женщины. Именно там, где было указано в записке. Под плитой. Это…

– Сколько оно там пролежало?

– Пока не знаю. Похоже, довольно долго. Вот почему я и звоню. Мне нужно, чтобы ты во время обеденного перерыва подъехал туда и посмотрел, что можно из этого извлечь. В смысле, на самом деле это жертва Кукольника или нас пытается надуть какой‑то другой сумасшедший? Ты же у нас эксперт. Ты можешь поехать туда, когда судья объявит перерыв на обед. Там я тебя встречу. А к вступительным речам ты вернешься.

Босх оцепенел. Сейчас ему нужна была еще одна сигарета. Он отчаянно пытался хоть как‑то переварить сообщение Паундса. Кукольник – Норман Черч – умер четыре года назад. Ошибки здесь быть не может. Босх знал это тогда и сейчас нутром чувствовал то же самое. Черч – это и есть Кукольник.

– Значит, записка только что появилась в дежурной части?

– Сержант из дежурной части обнаружил ее на стойке четыре часа назад. Никто не видел, как ее оставили. Знаешь, по утрам там проходит куча народу. Плюс пересменка. По моему поручению Михан разговаривал с людьми из дежурной части. Никто из них ничего не помнит.

– Черт! Прочтите ее мне.

– Не могу. Она у криминалистов. Сомневаюсь, что они чем‑то помогут, но нужно все‑таки соблюдать установленную процедуру. Я получу копию и привезу ее на место преступления, ладно?

Босх ничего не ответил.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказал Паундс, – но давай пока придержим коней и посмотрим, что там есть. Оснований для беспокойства пока нет. Может, это какой‑то фокус той адвокатши – Чандлер. Не стоит ее недооценивать. Она такая – готова пойти на что угодно, чтобы прибить на стену еще один скальп лос‑анджелесского полицейского. Любит, когда о ней пишут газеты.

– А как пресса? Журналюги что‑нибудь пронюхали?

– Насчет найденного тела было уже несколько звонков. Наверно, перехватили сообщение с частоты коронера – мы‑то соблюдали режим радиомолчания. Во всяком случае, никто еще не знает о записке или о том, что здесь замешан Кукольник, – известно только, что нашли тело. Думаю, то, что оно найдено под полом помещения, сгоревшего во время беспорядков, выглядит весьма сексуально.

– Пока нам стоит попридержать информацию о Кукольнике. Конечно, если автор записки сам не разошлет копии в прессу. Если он сделал так, то к концу дня мы об этом услышим.

– Но как же он похоронил ее под бетонной плитой, да еще в бильярдной?

– Ну, бильярдная занимала не все здание. В задней части были еще склады. Раньше там находилась музыкальная студия, а когда бильярдная заняла переднюю часть здания, остальные помещения сдали в аренду. Все это выяснил Эдгар – он сумел найти владельца. Убийца, наверно, был в одной из этих комнат, пробил там плиту и положил вниз тело этой девушки. Во время беспорядков все сгорело дотла, но плиту пожар не повредил. Тело бедной девушки все это время оставалось внизу. Эдгар говорит, оно стало похоже на мумию.

Дверь, ведущая в зал заседаний номер четыре, внезапно открылась, и из нее показались члены семьи Черч в сопровождении своего адвоката. Начался обеденный перерыв. Дебора Черч и ее дочери‑подростки не смотрели на Босха, а вот Хани Чандлер, которую большинство копов называло «Мани»[1]Чандлер, бросила на него взгляд убийцы. Ее темные глаза неплохо смотрелись на загорелом лице с сильным подбородком. Это была привлекательная женщина с гладкими золотистыми волосами; очертания ее фигуры скрывались за чопорными линиями синего делового костюма. Когда они проходили мимо, Босха обдала волна враждебности.

– Босх, ты меня слушаешь? – спросил Паундс.

– Угу. Кажется, обеденный перерыв только что начался.

– Вот и хорошо. Тогда двигай туда, а я тебя встречу. Сам не могу поверить, что такое говорю, но я и вправду надеюсь, что это другой псих. Для тебя это было бы лучше всего.

– Это точно. – Уже вешая трубку, он услышал голос Паундса и снова поднес ее к уху. – И еще одно. Если там появится пресса, предоставь ее мне. Как ни крути, формально ты не должен быть вовлечен в новое дело из‑за судебной тяжбы относительно старого. Можно сказать, что мы привлекаем тебя в качестве эксперта.

– Ладно.

– Ну, жду твоего приезда.

Date: 2015-10-18; view: 272; Нарушение авторских прав