Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Глава третья 5 page





 

Когда Нахид закончила, ее глаза переполняли слезы, но она сидела, не утирая их. Я никогда не видела прежде влюбленной женщины и позавидовала чистоте ее чувств. Ах-ах! — сказала я. — Какой алмаз, какой принц между мужами.

Но даже когда я говорила это, сердце мое обливалось слезами, которые Нахид могла пролить открыто. Никто не любил меня так, как Искандар любил Нахид. Я не знала, как заставить сердце Ферейдуна рваться от любви и вожделения, но, несмотря на горе, должна была оставаться молчаливой. Я не могла разделить с нею мои печали и погрузиться в сочувствие и утешение, которыми она непременно омыла бы меня. Это было бы хуже всего.

— Да, Искандар любит меня, — сказала Нахид, и слова были как мед на ее языке. — И сердце мое отдано ему. Я ничего так не хочу, как проводить часы с ним рядом.

Теперь, когда я узнала больше о мужчинах и женщинах, я не верила, что игрок в чавгонбози мог только шептать слова любви. Он непременно хотел обнюхать Нахид, раздвинуть ее бедра, как Ферейдун раздвигал мои.

— Иншалла, он будет любить тебя словами, но и телом тоже, — неосторожно сказала я.

Глаза Нахид, кажется, прояснились на секунду.

— Никогда не слышала, чтобы ты так говорила, — сказала она. — Что это значит?

Мне не следовало так откровенничать, но было уже поздно. Я быстро припомнила то, что слышала в нашей деревне.

— Там, дома, когда моя подруга Голи вышла замуж, она говорила мне, как важно ее мужу брать ее ночью, — отговорилась я.

— А, это! — с отвращением сказала Нахид. — Думаю, что он сможет делать все, что захочет, — это будет его право, когда я стану его женой.

Я отхлебнула кофе.

— И ты не беспокоишься, даже немного?

— С чего мне беспокоиться? Я просто хочу, чтобы он держал меня в объятиях и говорил медовые слова, которые он пишет в своих письмах. Этим я буду довольна.

Последние недели научили меня, что между мужчиной и женщиной все должно происходить в темноте, и слова тут не нужны. Будет ли это иначе для Нахид и Искандара, если они уже любят друг друга?

— Мы будем прямо как Ширин и Хосров, счастливейшие из любовников, когда они наконец соединились! — восторженно заявила Нахид, казавшаяся женщиной, охваченной блаженной мечтой.

Я улыбнулась:

— Искандар не видел тебя нагой, купающейся в ручье, но я верю, что он видел твое лицо достаточно часто, чтобы очароваться, подобно Хосрову, заставшему Ширин без одежд.

— Я знала, что поймаю его! Я знала! — сказала Нахид.

Однако чем больше я об этом думала, тем больше Нахид и Искандар напоминали мне Лейли и Меджнуна, тех двух любовников, что любили друг друга без всякой надежды соединиться. Что они знали друг о друге? Меджнун уморил себя голодом в пустыне, слагая стихи о Лейли, находившие приют в устах каждого бедуина. Лейли была заточена собственной семьей, уверенной, что она безумна. Оба ушли в могилу, полные любви, но что случилось бы, воссоединись они? Что если бы они тискали друг друга во тьме, что если б Лейли пришлось внимать одинокому звуку, шлепанью кожи о кожу? Нахид не могла знать, будет ли раем жизнь с возлюбленным, когда они делят ложе.

Я знала, что пора прекращать углубляться в мои печальные размышления и попытаться помочь Нахид завершить ее дело.

— Как ты намерена заставить родителей одобрить ваш брак? — спросила я.

На лице Нахид засияла улыбка, и я с радостью поняла, что она снова вернулась к своей заговорщической сути.

— Искандар написал мне, что его матушка и сестры всегда моются в хаммаме Хомы в первый день недели. Он велел им приглядывать красивую девушку для женитьбы и описал ее похожей на меня.

— Очень умно, — одобрила я.

— Хотелось бы мне такой же зрелости, какую хвалила в тебе Хома. Стараюсь больше есть, но не помогает.

Я запротестовала:

— Нахид-джоон, ты самая прелестная девушка, какую я только видела! Ты их непременно заинтересуешь!

Нахид улыбнулась, уверенная в своей красоте.

— Я постараюсь помочь им заметить меня. Если я им понравлюсь и если его семья сделает моей предложение, мои родители никогда не узнают, что мы с Искандаром все это время переписывались.

— А как насчет его семьи? Твои родители их одобрят?

Нахид сделала отважную гримаску.

— Его отец разводит лошадей для губернатора провинции, — ответила она.

Я была поражена, узнав, что он таких простых кровей.

— И твои родители не будут настаивать на богатом женихе?

— С чего бы им, если у меня денег хватит на двоих?

— Но, Нахид… — начала я и осеклась. Она отвела взгляд, и мне не хватило духу продолжать. — Да исполнит Аллах все твои желанья!

Я молилась за ее счастье от всего сердца, но чувствовала себя куда старше — и мудрее. Пока Нахид воспевала блаженство любви, я увязала в трудностях неполного брака. Хотя пришла я с намерением облегчить сердце, но начала понимать, что это вряд ли получится. Она запуталась в паутине своих мечтаний, и ей они были куда милее, чем правда о брачной жизни, которую пришлось узнать мне.

Нахид обняла меня и прижалась своей щекой к моей. Я вдыхала сладкий запах мускуса, которым она сбрызгивала свои одежды.

— Если бы я не могла открывать тебе свое сердце, — сказала она, — то умерла бы. Спасибо тебе, что ты такая верная подруга. Приятно было ощущать силу ее привязанности, потому что у меня была царапина на сердце с тех пор, когда нас поймали на поло. Я ответила ей объятием, но после него она уселась прямо и отстранилась.

— Одно время, — призналась я, — мне казалось, что ты хочешь дружить со мной, только чтобы иметь подругу для игр.

Два розовых пятна расцвели на щеках Нахид, и она отвернулась.

— Поначалу так и было, — признала она, — но сейчас нет. Ты самая добрая подруга, самая деликатная и самая правдивая. Я всегда буду благодарна тебе, что ты взяла на себя мою вину там, на поло. Если бы не ты, мою любовь к Искандару открыли бы и погубили.

— Да что ты, пустяки, — краснея, пробормотала я.

Глаза Нахид были ясными и счастливыми.

— Надеюсь, мы всегда будем делиться тайнами и открывать друг другу сердца, — сказала она.

— Я тоже надеюсь… — ответила я, и родник радости забил в моем сердце, хотя так же быстро вернулась и печаль; мне было больно — я шла довериться ей, а она доверилась мне.

Но я не возражала против истории с поло, когда узнала, сколько это значило для нее. Любовь Нахид к Искандару смягчила ее, как Лейли изменила Меджнуна.

 

Сперва не было, а потом стало. Прежде Бога не было никого.

 

Когда матушка Лейли сказала ей о мужчине, за которого она выйдет, она не ответила ни гневом, ни слезами. Склонив голову, Лейли покорно отвечала: «Я в твоем распоряжении, матушка». Ибо что это значило?

Родители Лейли выбрали ей богатого мужа из уважаемого бедуинского племени. В день свадьбы семьи воздвигли большие черные шатры в пустыне и украсили их мягкими коврами, чашами с фруктами, благовонными курильницами, масляными светильниками. Лейли надела алое платье, вышитое серебряной нитью, и серебряные туфли. На шее у нее были тонкие серебряные цепочки, а в них сердолики с вырезанными стихами священного Корана.

Когда муж Лейли первый раз приветствовал ее, она не ощутила ничего, кроме равнодушия. Он улыбнулся ей, открыв дыру на месте потерянного зуба. Обмениваясь брачными клятвами, Лейли не могла думать ни о ком, кроме человека, которого она любила. — Меджнуна.

Меджнун был из ее племени, и детьми они вместе играли в пустыне. Однажды он принес ей распустившийся желтый пустынный цветок и робко уронил его ей на колени. Даже когда ей исполнилось десять и она скрылась под покрывалом, она думала о Меджнуне и любила только его. Он вырос в красивого юношу, высокого и стройного, в белой рубахе и тюрбане. Ему не удавалось сдержать улыбку, когда она проходила мимо. И хотя он не мог ее видеть, ее красота была известна всему племени, бесспорная, как свет луны.

Когда Меджнун достаточно повзрослел, то попросил своего отца пойти со сватовством к родителям Лейли. Ему отказали, потому что у Меджнуна были странные привычки. Он уже тогда проводил целые сутки в пустыне. Приходил обратно исхудавший, изможденный, одетый лишь в белый тюрбан и набедренную повязку, и рассудок возвращался к нему лишь спустя некоторое время. Так он и получил свое прозвище Меджнун, что означает «безумный».

«Что с твоим сыном?» — спросил отец Лейли.

Отец Меджнуна не смог ответить, потому что и сам не знал, что гонит его сына в пустыню и почему он возвращается таким, словно увидел Всемогущего.

После того как родители Лейли отказали ему, Меджнун бежал в пустыню и жил один, почти без пищи и воды. Когда он замечал газель или другого зверя в ловушке, то отпускал его, и вскоре звери начали собираться возле его убежища и ложились рядом с ним у огня. Хищники становились дружелюбны при нем, и все защищали его от опасностей.

Для зверей, окружавших его, Меджнун складывал стихи, где вспоминал имя возлюбленной, стихи столь прекрасные, что проходившие путники запоминали их и разносили по другим бедуинским стоянкам. Скоро имя Лейли звучало повсюду, и родители решили выдать ее замуж, чтобы спасти ее честь. Зная, что она не сможет выйти за своего любимого, Лейли приняла выбор родителей, не желая их позорить. Любой из мужчин был равно чужим ей, если он не был Меджнуном.

После свадебных празднеств Лейли тихо сидела на брачной постели, ожидая своего мужа, Ибн Салама. Радостный, что может назвать ее своей наградой, он вошел и преподнес ей блюдо сладчайших фиников, тщательно отобранных на принадлежавших ему финиковых пальмах. Она вежливо отведала их и дружелюбно говорила с ним, истинный портрет покорной жены. Но когда он коснулся ее руки, она отдернулась. Ночь уходила, а он все еще не смел коснуться ее губ своими или обнять ее талию загорелыми руками. На рассвете он уснул рядом, одетый, а она свернулась рядом с ним.

Так проходили месяцы. Лейли почтительно приветствовала Ибн Салама, готовила ему чай и еду, даже разминала ступни, когда он уставал, но ни разу не позволила ему коснуться своего безупречно сберегаемого сокровища. Потому что он был обычным человеком. Он ездил верхом, охотился с соколами и получал от своих финиковых пальм достаточно, чтобы жить в довольстве. Но никогда ему не сложить стихов, подобных тем, что слагал Меджнун, никогда не заставить ее сердце рваться от тоски. Лейли уважала своего мужа и даже восхищалась им, но не испытывала ни малейшей страсти.

Несмотря на ее равнодушие, Ибн Салам все сильнее влюблялся в Лейли. То, что она отказывалась открыть ему свое сердце, глубоко его ранило. Однажды он решил взять ее против ее воли, ибо она принадлежала ему. Но что хорошего вышло бы из того? Лейли была женщиной, которая либо пришла бы к нему сама, либо не пришла никогда. Он решил ждать и надеяться, что однажды она смягчится. Пусть она закрыта для него, как раковина, он будет для нее распахнут, как море. Ни один мужчина не обращался с женой так нежно, ни один не любил так безоглядно.

Месяцы становились годами, Лейли хранила целомудрие, но все чаще задумывалась о своем решении. Все ее подруги вышли замуж и родили детей. Одна она не знала, что такое тяжесть мужского тела или своего ребенка на руках. Разве она не заслуживала той жизни, что и у других? Неужели она, гордость своего племени, должна предлагать себя собственному мужу и надеяться, что однажды ее любовь расцветет так же пышно, как и его?

Через несколько дней на базаре она услышала новые стихи о любви Меджнуна к Лейли из уст старика.

 

Мои ступни приветствуют боль,

Ведь она напоминает мне о любимой.

Я бы шагал по терновому полю Лейли,

А не по чужим розовым цветникам.

 

Лейли с трудом вздохнула. «А где он?» — спросила она старика, зная, что Меджнун где-то рядом.

«Он вернулся, — сказал старик, — и не ищет никого, кроме тебя».

«А я его, — ответила она. — Скажи ему, пусть встречает меня вечером в пальмовой роще». Ей ведь тоже надо было проверить, осталась ли ее любовь чистой и крепкой.

Лейли сказала мужу, что идет в шатер матери выпить с ней чаю. Завернувшись в покрывало, она добралась до пальмовой рощи после заката. Меджнун сидел в пятне лунного света, облаченный лишь в набедренную повязку. Он выглядел выше и тоньше, потому что исхудал; она видела все ребра на его боках. Теперь он казался диким зверем, нагим перед Богом и небесами.

«Наконец-то, любимая!» — вскричал он.

«Наконец!» — эхом отозвалась она. Она не видела его больше лет, чем могла сосчитать.

«Моя Лейли! Твои локоны черны как ночь; твои глаза темны и прекрасны, как у газели. Я буду любить тебя вечно».

«А я тебя, жизнь моя!» Она села за границей лунного круга, омывавшего его.

«Однако сейчас я должен спросить свою любовь, — добавил Меджнун, и глаза его были полны печали. — Почему ты предала меня?»

«О чем ты?» — спросила она, отпрянув в изумлении.

«У тебя есть муж! — сказал он, дрожа: ночной воздух становился прохладнее. — Почему я должен верить, что ты все еще любишь меня?»

«Он мне муж только по названию, — отвечала она. — Все эти годы я много раз могла отдать ему себя, однако моя крепость осталась невзятой».

«Для меня», — сказал он, и радость была в его глазах.

«Для тебя, — отвечала она. — Ибо что он в сравнении с тобой?»

Она плотнее закуталась в одежды, будто стремясь защитить себя от алчных глаз. «Да, сказать по правде, недавно я задумалась о жизни, которую я выбрала, — добавила она. — Ты свободен. Ты можешь идти, если хочешь, жить со своими зверями и слагать свои песни. Ты можешь изгонять песней то, что мучает тебя, и все будут повторять твою печаль. Но я заперта здесь одна и никому не скажу из страха утратить честь. А теперь скажи мне: кому труднее хранить верность?»

Меджнун вздохнул: «Тебе, любимая. Тебе. Вот поэтому всем своим сердцем я отдаю тебя любви твоего мужа, если ты выберешь его. Потому что ты заслуживаешь любви, как всякая женщина. А что до меня, я буду любить тебя, что бы ты ни сделала».

Лейли молчала, глубоко задумавшись.

«Лейли, возлюбленная моя, я раб твой. Когда я вижу пса, пробегавшего мимо твоего дома, я с благоговением целую его грязные лапы, ведь они побывали близ тебя. Когда я гляжу в зеркало, то вижу теперь не себя, а лишь тебя. Не зови меня больше моим именем. Зови меня Лейли, ибо ею я стал нынче!»

Лейли ощутила, как расцветает ее сердце. Что хорошего было в любви человека вроде Ибн Салама — усталые ноги, вонь от одежды после целого дня охоты, истории, которые он рассказывал тысячи раз. Но как она сможет обещать себя Меджнуну, который никогда не принадлежал ей?

«Как ты сохранишь верность своей любви? — спросила она. — Разве ты не содрогаешься от разочарования и не иссыхаешь от тоски? Разве тебе никогда не хотелось бросить меня?»

Меджнун расхохотался. «Что принесет тебе любовь, которую так легко останавливают препятствия? — спросил он. — Когда я был моложе, я испытал такое разочарование после отказа твоих родителей, что боялся — мое сердце лопнет. Но чем больше я думал об этом и рыдал над тобой, тем глубже и чище становилась моя любовь. Страдание открывало мне глубины моего сердца. Что такое обычная любовь в сравнении с этой? Она приходит и уходит. Но моя любовь к тебе стала такой глубокой и сильной, что никогда не отступит. В мире мало постоянства, но такая любовь — постоянная».

Лейли хотела растаять и перелиться в худое, измученное тело Меджнуна, чтобы жить с ним и его зверями под чистым небом пустыни, слушать стихи из его уст. Но в такой жизни не было чести, потому что все достойные люди будут сторониться ее. Нет никакой надежды на жизнь с ним на этой земле.

Однако возможно, что это не самая драгоценная вещь. Даже если Лейли не будет рядом с Меджнуном, у нее всегда останется его любовь. Она чувствовала, как ширится ее сердце, как оно растет и растет и как в нем не остается ничего, кроме Меджнуна. Эта любовь, подумала она, не та поденная плата, которую предлагал ей Ибн Салам. Это то, что освободило слезы в ее глазах и зажгло исступление в ней самой. «Любимый мой, мое сердце — твое! — воскликнула она. — Когда я вижу свое отражение в чаше воды, я вижу только тебя. Мы так близки, что не имеет значения, рядом мы или вдали».

«Моя Лейли, — ответил он, — ты словно кровь, бегущая в моих жилах. Если я порежусь, то буду лишь счастлив, почувствовав твое тепло…»

Было поздно, и Лейли не могла оставаться дольше. В свой шатер она шла одна, и сердце ее разрывалось от счастья. Она останется женой Ибн Салама, но лишь по названию. Ее любовь к Меджнуну была так глубока, что не нуждалась ни в чем, кроме себя самой. Отныне он всегда будет Лейли, а она всегда будет Меджнуном.

 

Date: 2015-10-18; view: 322; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.007 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию