Глава 3. Мы с Маринкой и с пакетом фруктов, которые были закуплены по Маринкиному настоянию, подъехали к корпусу травматологии второй городской больницы приблизительно

Мы с Маринкой и с пакетом фруктов, которые были закуплены по Маринкиному настоянию, подъехали к корпусу травматологии второй городской больницы приблизительно через сорок минут.

Выходя из машины, я все еще никак не могла успокоиться.

– Ну зачем ему фрукты, Марина, если мы его сейчас или через полчаса, неважно, отвезем домой?

– Отстань от меня! – прикрикнула раздраженная Маринка. – Сами съедим, если он откажется! Я сама, например, не против бананов!

– Ну, так и скажи, что ты их себе купила, – не успокаивалась я, – и нечего тут сочинять про заботу о болящих сотрудниках!

Маринка фыркнула, мотнула головой и замолчала. Мы прошли в приемный покой, узнали все, что нам было нужно, и почти без труда прорвались внутрь корпуса.

Белые халаты, выданные нам невзрачной дежурной девушкой, читающей покетбук Сергея Маузера, мы накинули на плечи. Халат, доставшийся мне, почему‑то оказался коротким и узким. На дюймовочек, что ли, они рассчитаны? Скорее всего.

Палата располагалась на втором этаже в середине коридора. Народа в коридоре было немного. Несколько больных в пижамах и в тренировочных костюмах стояли возле окон.

Одним из пациентов у окна оказался и наш Ромка. Мы его узнали не сразу. Правильнее было бы сказать, что это он разглядел нас и замахал рукой.

– Неужели это он? – тихо спросила меня Маринка.

Пока мы подходили, я сама сомневалась, но, наконец, узнала Ромку.

Он стоял, опираясь на два костыля, его правая нога была загипсована до колена.

– Привет! Тебя уже костылями вооружили! – весело поздоровалась Маринка с Ромкой. Она вообще всегда быстрее меня ориентируется в малоприятных ситуациях. – Жаль, что мы Виктора с собою не взяли! – добавила Маринка, поворачиваясь ко мне.

– Почему? – не поняла я.

– А если костыли здесь отберут, скажут, что казенное имущество, как мы его потащим? На руках?

Я промолчала и с любопытством посмотрела на Ромку.

– Привет, – поздоровалась я с ним, – не молчи, индеец, рассказывай, как тебя угораздило поскользнуться на банановой кожуре.

– Не поскальзывался я нигде, Ольга Юрьевна. – Ромка шмыгнул носом и облокотился на подоконник локтем. – Это дом такой несчастный, что ли, короче говоря, чертовщина со мной приключилась.

– Какая еще чертовщина? – прищурилась Маринка. – Ты имеешь в виду нечистую силу?

– Ну, кто ж знает! Может, и ее. – Ромка оглянулся и приблизился к нам. – Я точно понял, Ольга Юрьевна, что там что‑то не то! Там что‑то скрывают! И, во‑первых, это комендант!

Слово «комендант» Ромка произнес таким загадочным тоном, что я почувствовала какую‑то волну холода, пробежавшую по спине.

– Какой комендант? – негромко переспросила Маринка, и я поняла, что она пугается Ромкиного ответа, ожидая чего‑то мистического.

Однако Ромка, который был не в курсе всех этих дел, начал рассказывать просто и спокойно:

– В этом доме есть или управдом, или комендант, или кто там еще, короче, главный над шоферами и дворниками. Комендант очень не хотел пускать меня. А потом еще был один тип мажорный такой, вроде какой‑то чиновник из правительства. Он мне…

– Хватит пока, – я постаралась пресечь Ромкину активность, сообразив, что сейчас последует обычный рассказ о трудностях журналистской работы, – расскажи лучше, что у тебя с ногой. Ты куда ею залез?

– В дверь, – вздохнул Ромка, – меня не пустили через парадный вход, и я обошел дом с другой стороны, а там был еще один вход, наверное, служебный. Там была приоткрытая металлическая дверь, я шагнул, и тут она резко прикрылась… ну, вот и все…

Мы с Маринкой молча переглянулись. Не знаю, о чем подумала она, но я‑то подумала, что сама никогда не лезу в чужую дверь, не посмотрев, что там за нею. Это означает, что мне бы дверью прихлопнули голову. Радужная перспектива, ничего не скажешь.

– Ну ладно, а сейчас ты как себя чувствуешь? – спросила я.

– Нормально, ничего не болит. Честно‑честно, – сказал Ромка и жалобно взглянул на меня. – А вы на машине, Ольга Юрьевна, да?

– На самокате с пропеллером, – отрезала Маринка и повернулась ко мне: – Что делать будем, шеф?

– Нужно переговорить с твоим лечащим врачом, – сказала я Ромке. – Если он скажет, что тебя можно забирать домой, то мы прямо сегодня и отвезем тебя.

– Если же нет, то получишь вот этот пакет с фруктами и будешь их грызть, лежа на больничной койке, – быстро закончила Маринка, глядя на меня как бы с намеком. Она хотела сказать, что зря я ее подозревала в покушениях на бананы, но я сделала вид, что не поняла намеков.

Ромка сморщился, но тут же с интересом взглянул на пакет:

– А что там? Какие фрукты?

– Это только для больных, – уклончиво сказала Маринка.

– Палата твоя где? – спросила я, чтобы прекратить этот разговор, переходящий в бестолковые препирательства.

– Да вон она. – Ромка махнул костылем в сторону открытой двери с цифрой 13, написанной черной краской на закрашенном белом стекле филенки.

– Давай зайдем туда, оставим пакет, потом попробуем найти твоего врача, – предложила я.

– А я, кстати, сделал небольшой репортаж, – вдруг вспомнил Ромка, неуклюже шагая по коридору, – наговорил на кассету. По‑моему, получилось неплохо.

– Молодец, молодец, – неохотно похвалила я Ромку, – но лучше бы сохранил свои конечности в целости.

Мы вошли в палату. Она была шестиместной, но только две койки были заняты. На одной, у левой стены, укрывшись одеялом с головой, спал Ромкин сосед.

Ромкина койка, как я поняла, располагалась справа. Она была разобрана, одеяло скомкано и прижато к стенке. Около прикроватной тумбочки, склонившись над ней, стоял мужчина в белом халате и в белой шапочке. За его спиной не было видно, что он там делал.

– Я здесь, доктор, – сказал Ромка, медленно входя в палату. За ним проскользнула Маринка и сразу же сморщила нос, давая понять, что здешняя атмосфера не про ее тонкую душу.

Врач обернулся, и я увидела, что у него на лице марлевая повязка. В руке врач держал диктофон. На тумбочке лежала раскрытая Ромкина сумка.

Врач, не говоря ни слова, поспешно приблизился к нам.

– В чем дело? – спросила Маринка, выскакивая вперед и разглядывая всю сцену.

Врач так же молча шарахнулся чуть влево.

– Это мой диктофон! – крикнул Ромка, вышагивая вперед и взмахивая костылем.

У него это получилось не очень ловко, и он задел за Маринкину сумку, поддав ее снизу вверх. Сумка подпрыгнула и, перевернувшись, описала вокруг Маринкиного плеча полный круг.

– Ой, – пробормотал Ромка, – извини.

Я предусмотрительно отошла на шаг в сторону. Черт его знает, чем дело кончится, если Ромке приспичило вдруг изобразить из себя рейнджера.

– Это что еще за фокусы?! – закричала Маринка, тщетно пытаясь поймать свою сумку. У нее это получилось только с третьей попытки.

– Он рылся в моей сумке! – вскричал Ромка, показывая кивком на диктофон в руках доктора.

– Грабеж средь бела дня! – проворчала Маринка, но ее раздражение было обращено не против врача, а против Ромки. – Ты легче костылями‑то, а то…

Не могу сказать, что я сразу же поверила в версию Ромки. Диктофон – не такая уж редкая вещь в нашей жизни, чтобы можно было любого с этим прибором в руках заподозрить в воровстве именно твоего.

– И… – пробормотала я, обращаясь к врачу, собираясь извиниться перед ним за юношескую импульсивность нашего товарища, но врач, не собираясь вступать ни с кем из нас в приличный разговор, вдруг все так же молча прыгнул на Ромку и толкнул его на Маринку. А вот это уже было подло.

Ромка повалился, Маринка завизжала, врач бросился к дверям.

– Помоги же, что ты стоишь?! – заорала мне Маринка, медленно приседая под весом Ромки, а Ромка, вместо того чтобы стараться сохранять равновесие, продолжал размахивать левым костылем. Но врач уже убежал.

Дверь, распахнутая им, ударила меня в бок. Этот удар как бы придал мне ускорение, и я схватила Ромку за руку.

– Диктофон! – снова крикнул Ромка, вырываясь и пытаясь выскочить на своих трех ногах вслед за похитителем. – Виктор с вами?

– Он там, где все нормальные люди. На работе, – резко ответила Маринка, оправляя платье.

Она отпустила Ромку, теперь уже навалившегося на меня, и отошла в сторону.

– Может быть, тебя еще и в голову ранили? – крикнула она Ромке. – Какого черта распрыгался?

– Ты уверен, что это твой диктофон? – спросила я, выравнивая Ромку и заставляя его оставаться на месте. – Или успокойся, или я тебя отпускаю – и можешь падать! Вторую конечность сломаешь.

– Это не мой диктофон, – хмуро ответил Ромка, прекращая свои попытки потренироваться в беге по больничным коридорам.

– Ну а в чем же тогда дело? – прикрикнула Маринка и покосилась на соседа Ромки по палате. Он как лежал не шевелясь, так и продолжал изображать деталь интерьера. Что за странные люди? Неужели им неинтересно, что происходит у них под носом?

– Это твой! – ответил Ромка Маринке и вздохнул. – У врачей зарплата маленькая, я об этом слышал… но никогда бы не поверил, что…

– Мой диктофон?! – медленно повторила Маринка и открыла уже рот, чтобы высказать свое отношение ко всему происходящему, но тут позади меня послышался негромкий кашель.

Я обернулась.

В дверях палаты стоял мужчина ниже среднего роста, приблизительно сорока лет, с коротко стриженными седыми волосами. На плечах был накинут халат, свисающий до пола. Почему‑то первым делом я обратила внимание именно на этот факт. Похоже, что любительница Сергея Маузера практиковалась еще и в вялых приколах. Нужно будет сказать ей пару ласковых слов, когда мы отсюда уберемся.

Мужчина шагнул вперед и, не обращая внимания ни на Маринку, что понятно, ни на меня, что возмутительно, обратился к Ромке.

– Вот ты где, малыш, – сказал он, удостаивая нас с Маринкой только косым взглядом.

– Что вам нужно? – спросил Ромка, и я услышала, как дрогнул его голос.

«Ничего себе, – подумала я, уже более внимательно рассматривая этого визитера, – кто же это такой? Может быть, родственник?» Мужчина по возрасту вполне годился Ромке в отцы или в дяди. Возможно, этим и объяснялась Ромкина робость.

– Мне нужно, чтобы ты не совал свой нос, куда тебя не просят, понял, да? Одну клешню тебе сломали, так это только начало. Постарайся поберечь свое здоровье.

Я резко повернулась к этому наглому гостю, но Маринка опередила меня.

– Вы кто?! – рявкнула она, и я ее прекрасно поняла. После того как тебе едва не сшибли сумочку, потом чуть не уронили, срочно требовалось на ком‑то разрядиться.

– Отстань, мамочка, – коротко бросил гость и снова обратился к Ромке: – Короче, пацан, я тебя предупреждал? Но ты продолжаешь свои дела. Придется с тобой разобраться по‑плохому.

Мужчина, отведя руку назад, постучал пальцами по стеклу палатной двери. В ответ на эту команду, наверняка украденную из репертуара Куклачева, в палату протиснулись еще два персонажа, отвечающие четкому определению: гоблины. Оба не поражали высоким ростом, но спортивные костюмы, короткие стрижки, сильно развитые надбровные дуги, нависающие над маленькими глазками, не оставляли сомнений в том, что они принадлежат именно к этой разновидности рода человеческого.

Вошедший первым, наверное, был самым отчаянным из этой пары: его нос и лоб украшали старые шрамы, словно когда‑то в порядке инициации его качественно повозили мордой по шершавому полу, предварительно рассыпав там пригоршню гвоздей.

– Вот этого малого на костылях в мою машину. Будет вякать – успокоить, – скомандовал седой и отошел в сторону.

Как два бультерьера, в народе называемых свинокрысами, братки переваливающейся походкой подошли к Ромке.

Жертва инициаций пробурчал:

– Ясно. Ну, пошли!

– Одну минутку! – Я удивилась, услышав свой собственный голос, но теперь, когда все внимание обратилось на меня, отступать было поздно.

– А тебе‑то что? – спросил меня поцарапанный. – Ты к кому пришла? Вот и вали отсюда.

Ромка был зажат с двух сторон и имел весьма жалкий вид.

– Я пришла к этому молодому человеку, – независимо ответила я и рывком, получившимся у меня довольно‑таки нервным, достала из сумки удостоверение.

При виде красной книжечки лапы, захватившие Ромку, отдернулись назад.

– Что это у вас там? – проворчал седой и не спеша подошел ко мне.

Затем, что‑то бурча, взял мое удостоверение и раскрыл его.

– Фу‑ты, журналюшка! – презрительно оттопырив губу, произнес седой, но, задумчиво посмотрев на своих бультерьеров, махнул им рукой, и братишки отошли на шаг.

– Короче, ты понял, да? – снова обратился седой к Ромке. – Мне придется с тобою поговорить, если снова будешь вести себя невежливо.

Помолчав для солидности, седой негромко добавил:

– Давайте отсюда в отвал, ребята.

Бандиты не выразили никакого отношения к столь быстрой смене команд, просто повернулись и вышли, как безмозглые роботы, не умеющие интересоваться смыслом своей работы, а только тупо выполняющие заложенные в них программы.