Рассказы

После полудня погода испортилась. Небо стало быстро заволакиваться тучами, солнечный свет сделался рассеянным, тени на земле исчезли, и все живое попряталось и притаилось. Где-то на юго-востоке росла буря. Предвестники ее неслышными, зловещими волнами спускались на землю, обволакивая отдаленные горы, деревья в лесу и утесы на берегу моря.

Пора было становиться на бивак, но вдруг я вспомнил, что, уходя из села Дата, я не завел хронометра. Если его не завести, завтра утром он остановится, и тогда — прощайте мои долготы!

Надо было немедленно возвращаться назад. Я сообщил об этом моему спутнику Ноздрину. Он не протестовал и молча последовал за мною.

Мы старались держаться своих следов, но скоро потеряли их и дальше пошли медвежьей тропой. Она то приближалась к реке Улике, то снова углублялась в лес. Иногда мы ее теряли, но потом находили опять там, где была сильно примята трава. До сумерек все же успели пройти порядочное расстояние, что придало нам больше уверенности, и мы прибавили шаг. Незаметно скрылось солнце за горизонт. Сумерки надвинулись неожиданно. Воздух посинел, потом потемнело небо; начал накрапывать дождь. Как раз в это время медвежья тропа, которой мы все время держались, стала забирать в сторону от реки. Полагая, что она снова выйдет на Улике, мы доверились ей. Однако она уходила все дальше и дальше в тайгу. Тогда я решил оставить ее и свернул на юго-восток, чтобы целиной через лес выйти прямо к реке.

— Как бы нам не заблудиться, — сказал Ноздрин..

Но, по моим соображениям, река не должна была быть далеко. Часа через полтора начало смеркаться. В лесу стало быстро темнеть, пошел мелкий и частый дождь. Уже трудно было рассмотреть что-нибудь на земле. Нога наступала то на валежину, то на камень, то проваливалась в решетины между корнями. Одежда наша быстро намокла, но мы мало обращали внимания на это и энергично продирались сквозь заросли.

Вот впереди показался какой-то просвет. Я полагал, что это река; но велико было наше разочарование, когда мы почувствовали под ногами вязкий и влажный мох. Это было болото, заросшее лиственицей с подлесьем из багульника. Дальше за ним опять стеною стоял дремучий лес. Мы пересекли болото в том же юго-восточном направлении и вступили под своды старых елей и пихт. Здесь было еще темнее. Мы шли ощупью, вытянув вперед руки, и часто натыкались на сучья, которые как будто нарочно росли нам навстречу.

— Собака лает, — сказал Ноздрин и остановился.

Но как я ни напрягал слух, не слышно было ничего, кроме легкого ветерка, пробегающего по вершинам деревьев, да шума дождя.

— Это тебе показалось, — сказал я своему спутнику, и мы опять начали пробираться через заросли кустарниковой березы, поминутно натыкаясь на бурелом и обходя его то с одной, то с другой стороны.

— Надо бы «взреветь», — сказал Ноздрин и, приложив руки ко рту в виде рупора, закричал что есть силы, но звук голоса не распространился по лесу и как-то глухо затерялся поблизости.

Иногда мне казалось, что я узнаю то или иное место. Казалось, что за перелеском сейчас же будет река, но вместо нее опять начиналось болото и опять хвойный лес. Настроение наше то поднималось, то падало. Наконец, стало совсем темно, так темно, что хоть глаз выколи. Одежда наша намокла до последней нитки. С головного убора сбегала вода. Тонкими струйками она стекала по шее и по спине. Мы начали зябнуть.

— Делать нечего, — сказал я Ноздрину. — Придется ночевать.

— Ну что же, ночевать — так ночевать, — отвечал стрелок. — Здесь много бурелома, дров хватит.

В это время я наткнулся на что-то большое, громоздкое. Потеряв равновесие, я упал поперек какого-то большого предмета. Я стал подыматься и руками ощупывать длинный ящик в виде корыта, сверху забитый досками.

— Гроб, — сказал я своему спутнику.

— Должно быть, деревня недалеко, — ответил Ноздрин. — Это — кладбище, значит нам надо держать направление так…

Я не видел, куда показывал Ноздрин, и, поднявшись на ноги, пошел за ним следом. Едва мы сделали несколько шагов, как теперь он наткнулся на второй гроб, прикрытый сверху корьем. Представив себе мысленно, как расположено кладбище, я взял еще правее, но снова гроб преградил мне дорогу. Тогда я остановился, чтобы сообразить, куда держать направление.

Ночь была черная и дождливая. Ветер дул все время с северо-востока порывами, то усиливаясь, то ослабевая. Где-то в стороне скрипело дерево. Оно точно жаловалось на непогоду, но никто не внимал его стонам. Все живое попряталось в норы, только мы одни блуждали по лесу, стараясь выйти на реку Улике.

— Попробуй выстрелить, — обратился я к Ноздрину.

Стрелок снял винтовку с плеча, и я слышал, как он взвел курок затвора. Короткая молния на мгновение прорезала тьму. Звук выстрела, так же, как и окрик, не мог распространяться далеко и замер тут же, где и родился. С минуту мы неподвижно, напрягая слух и зрение, простояли на месте, но не слышали ничего, кроме шума дождя и журчания воды, бежавшей ручьями по земле. Посоветовавшись, мы решили пройти еще немного, и если скоро не выйдем из лесу, то развести огонь и ждать рассвета. Пройдя сто шагов, я увидел, что Ноздрин отстал, и окликнул его. Стрелок тотчас же отозвался.

— Сейчас, я только гроб обойду, — ответил он.

Мы стали перекликаться и пошли друг другу навстречу. Когда он был совсем близко от меня, я слышал, как он упал и выругался.

— Что случилось? — спросил я его.

— Да опять гроб! Чорт бы его побрал! — ответил он мне всердцах.

Наконец мы сошлись и, чтобы не потерять друг друга, взялись за руки. Одиннадцатый гроб вывел меня из терпения.

— Стой, — сказал я Ноздрину. — Давай устраиваться на ночь. Дальше не пойдем.

Мы сняли с себя ружья и прислонили их к дереву, затем принялись ломать сухие сучья. Один сучок упал на землю. Я наклонился и стал искать его у себя под ногами. Случайно рукой я нащупал большой кусок древесного корья.

Опыт страннической жизни научил меня всегда держать при себе засмоленную баночку со спичками и обломками целлулоида. Ноздрин нашел где-то бересту. Сунув под нее кусочек целлулоида с гребенки, он чиркнул спичкой, и тотчас желтоватое пламя взвилось тонким длинным языком. Я держал над огнем корье, чтобы его не заливало дождем, пока Ноздрин сверху накладывал сухие сучки и смолье, которое случайно оказалось на стволе растущей поблизости старой пихты. Когда костер разгорелся, мы увидели в непосредственной близости от себя целую гробницу, прикрытую сверху двускатной крышей из древесного корья. Точно сговорившись, мы стали разводить огонь около самого гроба. Когда он так же разгорелся, как и первый, мы перенесли в него весь жар и головешки от первого костра. Потом Ноздрин поправил крышу гробницы, там, где она немного обвалилась и протекала. Затем мы стали устраиваться для ночлега. Стрелок снял с гроба два куска берестяной покрышки; я положил их на еловые ветки, устроив таким образом сухое ложе. Мы с Ноздриным сидели лицом к огню, я — с правой стороны гроба, он — с левой. Покойник лежал тоже головой к огню. Гроб выдвигался немного вперед и разделял нас настолько, что мы вынуждены были нагибаться, чтобы видеть друг друга. Под крышей гробницы, согреваемые теплом костра, мы почувствовали себя счастливыми.

Как немного надо человеку и как растяжимо понятие о комфорте!

После полуночи дождь начал стихать, но небо по-прежнему было морочное. Ветром раздувало пламя костра. Вокруг него бесшумно прыгали, стараясь осилить друг друга, то яркие блики, то черные тени. Они взбирались по стволам деревьев и углублялись в лес, то вдруг припадали к земле и, казалось, хотели проникнуть в самый огонь. Кверху от костра клубами вздымался дым, унося с собою тысячи искр. Одни из них пропадали в воздухе, другие падали и тотчас же гасли на мокрой земле.

Мы с Ноздриным сняли с себя верхнее платье и повесили его под крышей гробницы, чтобы оно просохло. Всю ночь мы сидели у костра и дремали, время от времени подбрасывая дрова в огонь, благо в них не было недостатка. Мало-помалу дремота стала одолевать нас. Я не сопротивлялся ей, и скоро все покончил глубоким сном.

Проснулся я оттого, что прозяб.

Светало. Дождь совсем перестал, и ветер совершенно стих. Густой туман заполнял весь лес. С деревьев падали на землю редкие крупные капли. Листва и трава казались неподвижными. От почти погасшего костра кверху подымалась тонкая струйка дыма. Ноздрин спал на левом боку. Я подбросил дров в огонь и разбудил его. Мы погрелись, обулись и стали осматриваться. Оказалось, что кладбище, на котором мы ночевали, состояло всего только из трех гробов. Значит в темноте мы все время кружили по одному и тому же месту, постоянно натыкаясь на эти три гроба.

В это время потянул слабый ветерок. Туман пришел в движение, и тогда шагах в четырехстах впереди мы увидели орочское селение Дата.