Скрипач из Дууни

Едва я скрипку подниму ‑

Танцуют стар и млад.

Кузен мой – поп в Кильварнете,

И в Макрабви – мой брат.

А я скрипач из Дууни,

Я больше, чем они,

И не потребен требник мне,

А песни мне – сродни.

Когда мы к Господу придем

Стучаться у ворот,

Архангел всех пропустит в рай,

Но скрипача – вперед.

И то сказать – без скрипки

Какая благодать?

Не спеть, не выпить без нее

И не потанцевать.

Сбегутся ангелы гурьбой,

Едва войду я в сад,

И с криками: "Играй, скрипач!" ‑

Запляшут стар и млад.

БАЙЛЕ И АЙЛЛИН (1901). Поэма

Содержание. Байле и Айллин любили друг друга, но Энгус, бог любви, желая сделать их счастливыми в своих владениях в стране мертвых, рассказал каждому из влюбленных о смерти другого, отчего сердца их разбились, и они умерли.

Когда во тьме кричит кулик.

И с ветром шепчется тростник,

Из сна, из темноты ночной

Они встают передо мной:

Вождь уладов, Месгедры сын,

И дева кроткая Айллин

Дочь Лугайда, краса долин.

Любви их был заказан путь

В заботах поздних утонуть;

Их страсть остынуть не могла,

Как стынут в старости тела.

Отторженные от земли,

Они в бессмертье расцвели.

В те стародавние года

Перед пришествием Христа,

Когда еще Куальнский бык

В ирландцах распрю не воздвиг,

Собрался в свадебный поход

Медоречивый Байле – тот,

Кого молва еще зовет

Малоземельным Байле; с ним

Из Эмайна путем одним

Певцов и воинов отряд;

Был каждый радостью объят,

И все мечтали, как один,

О свадьбе Байле и Айллин.

Привал устроили в лугах,

Как вдруг, кружа листву и прах,

Промчался ветер – и возник

Пред королем чудной старик:

Растрепан, тощ, зеленоглаз,

И круглый, как у белки, глаз.

О птичьи крики в небесах,

Рыданья ветра в камышах!

Какую выспреннюю блажь

Внушает темный голос ваш!

Как жалки наши Нэн иль Кэт

Пред теми, чьих страданий след

Остался в сагах древних лет

И в ропоте твоем, тростник!

Хоть все постигший лишь постиг,

Что, как судьба нас ни балуй,

Смех детский, женский поцелуй ‑

Увы! – дар жизни в этом весь.

Так сколь же непомерна спесь

В том тростнике среди болот,

Где дважды в день проходит скот,

И в птичьих маленьких телах,

Что ветер треплет в небесах!

Старик сказал: "Я с юга мчусь,

Поведать Байле тороплюсь,

Как покидала край отцов

Айллин, и много удальцов

Толпилось тут: и стар и млад

Ее отговорить хотят;

Досадно, что такой красе

Не жить меж них, – и ропщут все,

Упорство девушки виня.

И, наконец, ее коня

Какой‑то старец удержал:

"Ты не поедешь!" – он сказал.‑

Средь соплеменников твоих

Тебе отыщется жених.

Нашелся юноша такой,

Что, завладев ее рукой,

Взмолился: "Выбери из нас,

О госпожа!" И в этот час

Среди разгневанной толпы,

Когда на все ее мольбы

Не отозвался ни один,

Упала, умерла Айллин.

Сердца у любящих слабы

Перед ударами судьбы;

Бросает их то в жар, то в лед,

Воображенье наперед

Им верить худшему велит.

Злой вестью Байле был убит.

И вот на свежих ветках он

К большому дому отнесен,

Где, неподвижен и суров,

У бронзовых дверных столбов

Пес Уладов тогда сидел;

Главу понуря, он скорбел

О милой дочери певца

И о герое, до конца

Ей верном. Минули года,

Но в день предательства всегда

Об их судьбе он слезы лил.

И хоть Медоречивый был

Под грудой камня погребен

Перед глазами Пса, – но он

Уж не нашел для Байле слез,

Лишь камень к насыпи принес.

Для косной памяти людской

Обычай издавна такой:

Что с глаз долой, из сердца вон.

Но ветра одинокий стон,

Но у реки седой тростник,

Но с клювом загнутым кулик

О Дейрдре помнят до сих пор;

Мы слышим ропот и укор,

Когда вдоль зарослей озер

Гуляем вместе с Кэт иль Нэн.

Каких нам жаждать перемен?

Ведь, как и Байле, мы уйдем

Одним протоптанным путем.

Но им – им Дейрдре все жива,

Прекрасна и всегда права ‑

Ах, сердце знает, как права!

А тощий лгун – чудной старик ‑

В плащ завернувшись, в тот же миг

Умчался к месту, где Айллин

Средь пестрых ехала равнин

С толпой служанок, юных дев:

Они, под солнцем разомлев,

Мечтали сонно о руках,

Что брачной ночью им впотьмах

Распустят платье на груди;

Ступали барды впереди

Так важно, словно арфы звук

Способен исцелить недуг

Любви и поселить покой

В сердцах людей – бог весть какой ‑

Где правит страх, как господин.

Старик вскричал: "Еще один

Покинул хлад и зной земли;

Его в Муртемне погребли.

И там, на камне гробовом,

Священным Огама письмом,

Что память пращуров хранит,

Начертано: Тут Байле спит

Из рода Рури. Так давно

Богами было решено,

Что ложа брачного не знать

Айллин и Байле, – но летать,

Любиться и летать, где пчел

Гудящий луг – Цветущий Дол.

И потому ничтожна весть,

Что я спешил сюда принесть".

Умолк – и видя, что она

Упала, насмерть сражена,

Смеясь, умчался злобный плут

К холму, что пастухи зовут

Горой Лигина, ибо встарь

Оттуда некий бог иль царь

Законами снабдил народ,

Вещая с облачных высот.

Все выше шел он, все скорей.

Темнело. Пара лебедей,

Соединенных золотой

Цепочкой, с нежной воркотней

Спустились на зеленый склон.

А он стоял, преображен,‑

Румяный, статный, молодой:

Крыла парили за спиной,

Качалась арфа на ремне,

Чьи струны Этайн в тишине

Сплела, Мидирова жена,

Любви безумием пьяна.

Как передать блаженство их?

Две рыбки, в бликах золотых

Скользящие на дне речном;

Или две мыши на одном

Снопу, забытом на гумне;

Две птицы в яркой вышине,

Что с дымкой утренней слились;

Иль веки глаз, глядящих ввысь

И щурящихся на свету;

Две ветви яблони в цвету,

Чьи тени обнялись в траве;

Иль ставен половинки две;

Иль две струны, единый звук

Издавшие во воле рук

Арфиста, мудрого певца;

Так! – ибо счастье без конца

Сердца влюбленных обрели,

Уйдя от горестей земли.

Для них завеса тайн снята,

Им настежь – Финдрии врата,

И Фалии, и Гурии,

И легендарной Мурии;

Меж исполинских королей

Идут, чей древний мавзолей

Разграблен тыщи лет назад,

И там, где средь руин стоят

Колоссов грозных сторожа,

Они целуются дрожа.

Для них в бессмертном нет чудес:

Где в волнах край земли исчез,

Их путь лежит над бездной вод ‑

Туда, где звездный хоровод

Ведет в волшебный сад планет,

Где каждый плод, как самоцвет,

Играет, – и лучи длинны

От яблок солнца и луны.

Поведать ли еще? Их пир ‑

Покой и первозданный мир.

Их средь ночного забытья

Несет стеклянная ладья

В простор небесный без границ;

И стаи Энгусовых птиц,

Кругами рея над кормой,

Взвивают кудри их порой

И над влюбленными струят

Поток блуждающих прохлад.

И пишут: стройный тис нашли,

Где тело Байле погребли;

А где Айллин зарыли прах,

Вся в белых, нежных лепестках

Дикарка‑яблоня взросла.

И лишь потом, когда прошла

Пора раздоров и войны,

В которой были сражены

Храбрейшие мужи страны,

И бой у брода былью стал,

Бард на дощечках записал,

В которых намертво срослись,

Обнявшись, яблоня и тис,

Все саги о любви, что знал.

Пусть птицы и тростник всю ночь

Певца оплакивает дочь;

Любимейшая, что мне в ней!

Ты и прекрасней, и мудрей,

Ты выше сердцем, чем она,‑

Хоть и не так закалена

Гоненьем, странствием, бедой;

Но птицы и тростник седой

Пускай забудут тех, других

Влюбленных – тщетно молодых,

Что в лоно горькое земли

Неутоленными легли.

"В СЕМИ ЛЕСАХ" (1904)

Date: 2015-10-22; view: 503; Нарушение авторских прав