Дух Кухулина

Кто здесь, во тьме, передо мной

Сияет славой неземной,

Как в торжестве уединенья,

Пройдя ступени возрожденья,

Венчает долгий труд сполна

В ночи пятнадцатой луна?

Сида.

Я не полна: поныне страсть

Имеет надо мною власть.

Но что гнетет тебя к земле,

И что тебя укрыло мглой,

И отчего лицо во мгле

Скрываешь?

Дух Кухулина.

Память о былом

Меня гнетет: о днях блаженных

Жены, не ведавшей измены,

О мертвых женах и мужах

И обо всем, что ныне – прах.

Сида.

Ты, возлюбивший стольких жен,

Чей круг на день не довершен,

Полюбишь ли теперь иную,

Чье сердце бьется и тоскует,

Как и у тех, но от вершины

В последнем часе?

Дух Кухулина:

Вспомнил ныне,

Что я с тобой давно знаком!

Иссохший терн над родником,

Туманный холм, и дева‑птица

То в танце яростном кружится,

То реет ястребом крылатым…

Я распахнул тебе объятья,

Но ты исчезла в тот же миг.

Сида.

Забудь и холм, и тот родник

И распахни объятья снова!

Ты был смелее, право слово,

Пред полуптицей! Я твоя:

Не ястреб – дева.

Дух Кухулина.

Ну а я ‑

Не тот юнец в порыве страсти.

В тебе огонь последней части

Горит на грани полноты,

Но застит мне твои черты

Воспоминаний тяжкий гнет

И распрямиться не дает.

Сида.

Так поцелуй меня в уста!

Хотя и меркнет красота

Пред памятью, но губ моих

Коснись – и все забудешь вмиг

Пред совершенной красотой.

Дух Кухулина.

И жало совести слепой

Не уязвит меня отныне?

Сида.

Теченье времени застынет,

И долгий мой круговорот

Слиянье наших уст замкнет

В безбрежной грезе. Утолит

Любую жажду, усмирит

Любое сердце – и твое,

Кухулин! – это забытье.

Так не противься – напои

Мои уста!

Дух Кухулина.

Уста твои!

[Собираются поцеловаться, но он отворачивается.]

О Эмер, Эмер!

Сида.

Значит, вот

О ком тоска тебя гнетет!

Дух Кухулина.

Как будто вижу вдалеке:

Плечо к плечу, рука в руке,

О Эмер, снова мы вдвоем

Вступаем в твой наследный дом!

Сида.

Как умер, так зовешь ее,

А был живым – ни в грош ее

Не ставил!