Глава 3. Мы видели, как они сели в серебристый «Мерседес»

Доля

Мы видели, как они сели в серебристый «Мерседес». Сюзи сзади с Асом на руках, Конфетка посередине, следом Солнце. Дэнни сел рядом с водителем. Мама шагнула к машине с таким видом, будто мы одна семья, но когда ей осталась пара метров, машина уехала.

– Дэнни! – закричала мама со слезами. Она твердила его имя до бесконечности: «Дэнни, Дэнни, Дэнни!», будто у нее помутился разум.

– Мама, он тебя не слышит. Он уже в машине. Он уехал. – Я легонько потрясла ее за плечо.

Все на нас смотрят. Из кинотеатра вышла целая толпа звезд, они все собираются на какую‑то вечеринку.

– Мама, пожалуйста, – сказала я умоляюще, но она меня не услышала. Она не пошевелилась, плачет, ее трясет, она зовет Дэнни.

На пороге появляется четверка «Милки Стар», и толпа хлынула к ним. Ребята хохочут, болтают с поклонниками, а самый младший участник группы, Дейви, вдруг пристально посмотрел на маму. Ее заметили и другие, один даже рассмеялся. Я сжала кулаки. Но Дейви по‑прежнему серьезен. Он подошел прямо к нам и нежно дотронулся до маминой руки:

– С вами все в порядке?

Мама едва на него взглянула. Она не отрываясь смотрела в темноту, туда, где давным‑давно скрылась машина.

Дейви перевел взгляд на меня:

– Она с вами?

– Да, это моя мама, – резко ответила я.

– Что с ней?

– Она сильно расстроилась, – ответила я. – Все в порядке. Я… я отвезу ее домой.

– Хотите, я вызову вам такси?

– Нет‑нет.

Такси нам точно не надо. Мы взяли такси от железнодорожной станции до Лестер‑сквер и заплатили кучу денег. У мамы теперь всего пара фунтов в кошельке.

– Спасибо большое, мы справимся.

– Хорошо, берегите себя, – ответил Дейви и дотронулся до моей руки. Он вернулся к своим, и все они уселись в черный длинный лимузин.

– Ого! Вот это да! С тобой разговаривал Дейви!

Девушка рядом со мной чуть не прыгает от счастья.

– Какой же он хорошенький! Я больше всех его люблю, – подхватила ее подруга.

– Он к тебе прикоснулся! И к твоей маме тоже!

Мама посмотрела на них непонимающим взглядом. Она уже перестала кричать, но до сих пор одними губами шепчет «Дэнни».

– Ну же, мам, – я обняла ее. – Пойдем.

Она послушно сделала шаг. Я не имею представления, куда нам идти. Мы перешли большую площадь сквозь толпы народу. Вечер выходного дня, все кричат, толкаются, смеются. А мы идем как два зомби.

– Мама, ты знаешь, как нам добраться до вокзала?

Мама равнодушно огляделась.

– Нет, – ответила она, дрожа от холода. – Я и не думала… Я думала, все будет по‑другому. Я была уверена, что сегодня мы домой не поедем. Я‑то думала… Я рассчитывала, что мы уедем вместе с Дэнни. Я не собиралась кидаться ему на шею. Конечно, у него давно своя семья. Но ведь мы ждали целых одиннадцать лет. И я надеялась, что, увидев нас, он все сразу поймет. Но Доля, он на нас даже не взглянул! Неужели он меня не слышал? Я так кричала ему, так кричала!

Она снова сорвалась в крик.

– Смотрите, пьянчужка с маленькой девочкой! Позорище! – сказал кто‑то совсем рядом.

Да как они смеют говорить такое! Сейчас я им дам! Моя мама в жизни не напивалась! Пара бокалов шампанского на Рождество – это все, что она может себе позволить. Но сейчас мама и правда ведет себя как пьяная: кричит, размахивает руками, и видок у нее еще тот: тушь растеклась, прическа растрепалась.

Я решила про себя, что как только мы сядем в поезд, ей станет лучше, и сама же испугалась: мне кажется, будто мама сжалась до маленького ребенка, а взрослая теперь я и мне надо о ней заботиться.

Мы все идем и идем, но куда – непонятно. Впереди толпа веселых дам среднего возраста, взявшись за руки, они распевают «Мы вас раскачаем!». Я подошла к той, что на вид самая добрая:

– Простите, не подскажете, далеко ли отсюда до вокзала?

– Прости, дорогая, но я сама издалека. Мы приехали на концерт на автобусе. Может быть, и вы домой на автобусе поедете?

– Нет, у нас билеты на поезд.

Кажется, я сейчас заплачу.

– Вокзал как раз по этой улице, дорогуша, – вмешался проходивший мимо мужчина. – Иди прямо, никуда не сворачивай – и не промахнешься!

Я ему не поверила, но все равно потащила маму туда, куда он мне показал, – и правда, мы скоро вышли к вокзалу. Это железнодорожный вокзал, но не тот, который нужен. Старый, с красивой башней на площади у входа. Но мама ни на что не обратила внимания, и мы вошли внутрь. У меня только одна безумная надежда: что этот вокзал каким‑то чудом возьмет и превратится в наш. Но здесь все по‑другому. Я посмотрела на табло с отправлениями поездов: ни одного знакомого названия.

Я подошла к человеку в форме:

– Скажите, как мне узнать, откуда отправляется поезд на Манчестер?

Он посмотрел на меня как на ненормальную:

– Отсюда нельзя попасть в Манчестер! Вам нужен Юстонский вокзал.

– А где это?

– На другой станции метро.

И он показал мне, куда идти. Мы спустились по лестнице, прошли по туннелю к автоматам, но дальше пройти не смогли. Я расстегнула мамину сумку, достала наши билеты, но автомат все равно не реагировал. К нам подошел человек в форме и проверил билеты:

– Это не те. Они на поезд от Манчестера до Лондона и обратно. Купите билеты на метро.

Все это он сказал нам громким голосом, как будто мы совсем тупые.

Я вытащила мамины два фунта, но для двоих этого оказалось мало.

– Можно мы потом вышлем вам деньги, когда вернемся? – попросила я, но меня никто не стал слушать.

И я увела маму от билетных касс. В отчаянии я подошла к девушкам, которые спускались по лестнице. Они чуть старше меня, весело болтают, смеются.

– Простите, пожалуйста, мне нужно добраться до станции Юстон. Нет ли у вас мелочи? – спросила я.

Но они не обратили на меня внимания и прошли мимо, как будто не услышали.

Зато меня услышала мама. Она вздрогнула так, будто ей дали пощечину:

– Доля! Прекрати немедленно! Ты не попрошайка!

– У нас нет выхода. Нам надо доехать до вокзала, – ответила я и обратилась к другой паре: – Пожалуйста, простите за беспокойство…

И я снова повторила свою речь, но на их лицах – отвращение. Не ко мне. К маме.

– Как вам не стыдно заставлять ребенка попрошайничать?

– Как ужасно она выглядит! Сразу видно – наркоманка. Она не заслуживает права быть матерью при таком обращении с ребенком. Надо у нее девочку забрать!

Я сжала мамину руку:

– Вы все не так поняли. Нам просто не хватает на метро. У нас поезд отходит с Юстонского вокзала.

Подошел человек в форме. Он злой, и все вокруг тоже злые. Мы с мамой убежали от них вверх по лестнице на большую широкую улицу. Остановились, отдышались и всхлипываем от слез.

– Мама!

Я обняла ее.

– Все в порядке, все хорошо, – ответила мама и тоже крепко меня обняла. – Чтобы я позволила тебя забрать у меня…

Это снова моя мама, и я крепко к ней прижимаюсь:

– Что теперь?

– Пойдем пешком, ничего не поделаешь.

Она посмотрела на нашу обувь. Я‑то в кроссовках, а вот она надела сегодня свои лучшие белые туфли на высоком каблуке, и на обеих щиколотках у нее уже появились красные заплатки. Она одолела еще два перекрестка, а потом не выдержала и разулась. На нейлоновых следочках уже дырки на больших пальцах. И когда наконец, спустя очень‑очень долгое время, мы дошли до Юстонского вокзала, следочки порваны в клочья. Мама хромает, но не жалуется.

– Слава богу! – воскликнула она, заходя в здание вокзала.

Здесь мне все уже знакомо, но все равно ощущения странные. Народу почти никого, только компания парней, что‑то бормочет себе под нос пьяный старик, а на холодной привокзальной площади, не обращая ни на кого внимания, сидят парень и девушка.

– Интересно, – говорит мама. – А где все?

Я посмотрела на табло отправлений. Там ничего, совершенно ничего не отправляется до пяти сорока пяти утра.

– Мама, сегодня поездов не будет.

– Доля, что за глупости, будут, конечно, – ответила мама и посмотрела на вокзальные часы. – Ох. Ты права. Мы опоздали. – Она вздохнула. – Мы опоздали на все на свете.

Я испугалась, что мама снова заплачет или закричит. Я беру ее за руку. Она вся дрожит.

– Что же я за мать такая? – пробормотала она.

– Ты самая чудесная в мире мама, лучше всех! – горячо уверила ее я.

Смотрю по сторонам, но не вижу, где можно прикорнуть. В конце концов мы уселись на жесткие скамейки возле закрытого киоска с журналами о звездах.

– Не будем же мы здесь ночевать, – сказала мама.

Однако выхода у нас нет, так что придется. В гостиницу мы пойти не можем: нет денег, и даже кредитки ни одной, потому что мама, не в силах справиться с соблазном, все время покупала разные штучки для нашего дома. Мы влезли в долги, но исправно по ним платим, и даже дом сохранили, так что все у нас хорошо. Если не считать сегодняшнего дня.

– Жаль, у нас с собой ничего теплого: мне холодно.

Я прижалась к маме.

– Клади голову мне на колени, солнышко, – сказала мама. Она погладила меня по голове, нежно перебирая мой хвостик. – Закрой глазки. Представь, что мы с тобой не на грязном вокзале, а на чудесной большой кровати с роскошными свежими белыми простынями. Всюду темно и тихо, и ты вот‑вот крепко‑крепко уснешь…

Голос у нее все такой же охрипший, но я снова услышала свою любимую маму, и тихонечко, сквозь сон, я слышу ее голос. А потом она запнулась и снова заплакала.

– Мам, не надо. Лучше расскажи мне еще про теплую постель. У тебя так хорошо получается мечтать.

Она покачала головой и плотно сжала губы:

– В том‑то и дело, Доля. Я могу так размечтаться, что сама начинаю верить в это. Поэтому мы с тобой тут и оказались. Я сама свято поверила, что нам не придется возвращаться. Я, конечно же, понимала, что рано или поздно мы поедем домой, потому что это наш дом и мы его не бросим, но я вообразила, что сначала мы побудем с Дэнни…

Произнеся его имя, она снова расплакалась:

– Понимаешь, Доля, я решила, что, как только он нас увидит, как только услышит твое имя, он все вспомнит и сразу все поймет. Ведь пришло время тебе познакомиться с твоим отцом, милая моя. Если со мной что‑то случится, он – все, что у тебя есть, ты же его кровинушка. До чего же вы похожи! У тебя его глаза, его нос, рот, подбородок и такие же непослушные волосы. Ты вся до мозга костей Килман. Нам ведь много и не надо. Он женат на Сюзи, и я полностью одобряю этот брак. Как хорошо, что он хранит ей верность, хотя, если честно, до сих пор не понимаю, что он в ней нашел. Так или иначе, у них уже общие дети. И он настоящий семьянин. Это видно. Только мы с тобой тоже его семья. Точнее – ты, Доля. И я была уверена, что он загорится желанием узнать тебя получше. Конечно, странно было бы, если бы Сюзи нам обрадовалась, но потом я подумала: ей‑то сейчас какая разница, я же была знакома с ним раньше, а они вместе уже столько лет. Я подумала, что она потерпит нас день‑другой, а ты бы за это время узнала отца получше. А еще я подумала, как будет здорово, если ты подружишься с Солнцем, ведь разница у вас меньше года!

– Мама! Такая девочка, как Солнце, никогда не стала бы дружить с такой, как я.

– Нет, стала бы. Я подумала, что нас оставят на ночь и ты будешь спать вместе с Солнцем в ее комнате. И для меня наверняка нашлось бы местечко в их огромном доме, где я могла бы прикорнуть. А с утра мы бы долго, никуда не торопясь, сидели бы допоздна за завтраком – какие‑нибудь фрукты, йогурт и настоящий кофе – и болтали бы долго‑долго, а потом, может быть, пошли бы на прогулку в парк, а потом сели бы в пабе выпить. Дэнни бы обо всем тебя расспрашивал и очень бы обрадовался, услышав, как ты хорошо поешь!

– Мам, прекращай!

– У тебя прекрасный голос! Ты точно вся в отца. Вот если я запою, меня живьем съедят. А еще ты бы рассказала ему про школу и про то, как ты хорошо учишься, лучше всех в классе.

– Я не всегда лучше всех. Рэймонд Уоллис в сто раз лучше соображает в математике и естественных науках.

– Я просто хотела ему показать, что у него есть еще одна дочь, которой он может гордиться, – продолжала мама. – Я не надеялась, что он попросит нас остаться, но я была уверена, что он возьмет наш адрес, будет поддерживать с нами связь и станет присылать тебе настоящие подарки ко дню рождения, а может, даже отправит тебя в шикарную частную школу.

– Не хочу я ни в какую частную школу, там одни снобы.

– Тебе нужно хорошее образование! Ты такая умненькая. Не то что я. Я просто ужас какая глупая. А ты – моя звездочка, и я хочу, чтобы у тебя было все самое лучшее.

– У меня и так все самое лучшее. В первую очередь ты, мам.

– Я? Я ужасная мать. Подумать только, где мы очутились. Торчать теперь тут всю ночь! А какую сцену я там закатила! И что на меня нашло? Затмение какое‑то. Когда я поняла, что Дэнни нас так и не увидел, я не выдержала.

– Он нас видел, мама. Он не захотел с нами общаться.

– Нет‑нет, неправда. Ну хорошо, может, он нас краешком глаза видел.

– И слышал!

– Да, хорошо, я очень громко кричала. Но он нас не узнал, точнее, не признал, кто мы такие. Если бы только остаться с ним с глазу на глаз! Я бы вас познакомила в спокойной обстановке, и все бы сразу устроилось, точно!

Мама помолчала, перебирая пальцами мои волосы.

– Придумала! Едем к нему!

– Мама, ты что? Как так можно? Мы не знаем, где он живет.

– Знаем. Он живет в Робин‑хилле, ты же видела репортаж в журнале «Привет, звезды!». Помнишь, мы смотрели фотографии их гостиной? Они сидят всей семьей на большом кожаном диване. Ас тогда только родился. Там еще очень трогательная фотография, где Дэнни нежно держит Аса на руках. Ах, когда‑то я была готова отдать все, что угодно, лишь бы и тебя он вот так же покачал! Так вот, съемка была как раз в том доме, в Робин‑хилле. Это всего десять миль от Лондона, я смотрела по карте. Мы пойдем туда пешком. Прямо сейчас.

– Мама, прекрати! Это бред! У нас нет денег. Как мы туда доберемся? Пешком не получится. У тебя ноги стерты в кровь.

– А мы… А мы автостопом. Лет в пятнадцать‑шестнадцать я только так и добиралась куда было надо.

– Пожалуйста, мама, – я взяла ее лицо в ладони и посмотрела прямо в глаза. – Ты опять немножко того. Не надо.

– Ничего я не того, Доля, я просто думаю, что теперь делать. У кинотеатра я вела себя ужасно, чуть голос от крика не сорвала, вспомнить стыдно. Но шанс еще есть. В Манчестер мы все равно сейчас не уедем, поезд только утром. И хорошо! Вместо того чтобы здесь штаны просиживать, лучше разыщем дом, где живет Дэнни. Поздороваемся, поговорим с ним вежливо и спокойно. Что нам терять?

– Не можем же мы просто так прийти и позвонить ему в дверь!

– А что тут противозаконного? Тем более если ты его родная дочь?

– Хорошо, а его точный адрес ты знаешь?

– Нет, но Робин‑хилл совсем крошечный и очень богатый райончик. В том‑то и прелесть, что домов немного, зато они очень большие, с огромными садами, бассейнами, конюшнями, со всем, что только душа пожелает. Ах, Доля, только представь: встаешь утречком – и к бассейну, а потом кататься на собственном пони! Вот здорово, да?

– Да, но…

– Мы его дом отыщем на раз‑два. Надо же объяснить ему, что мы не тупые фанатки, которые только и умеют, что горло драть. Да будь я на его месте, такую бы сама себе оплеуху залепила! Представляю, как ему было противно! Но теперь я тебя точно не подведу, Доля, богом клянусь. Я буду вести себя чинно‑благородно, ведь ему надо просто к тебе приглядеться. Дэнни – он такой милый! Он нам обрадуется, вот увидишь!

Ничего я не увижу, уверена. Она снова вошла в раж и понапридумывала себе бог знает что, а я не знаю, как ее притормозить. Хорошо, что хоть не кричит и не злится. Наоборот, вся сияет. Она похожа сейчас на христиан из передачи «Песни восхваления», которые исполняют религиозные гимны: столько же фанатизма и вдохновения, только гимн ее не Богу, а Дэнни.

И мы ушли с вокзала. Мама идет прямо на обочину и вытягивает руку, как вожатая, которая переводит детей через дорогу. Но никто не останавливается. Никто даже не тормозит.

– Доля, давай присоединяйся.

Вскоре руки у нас затекли, но ничего не изменилось. Наконец затормозил белый фургон, и мама с победоносным криком кинулась к водителю. Не успела я ее догнать, как водитель отъехал, а мама с пунцовыми щеками осталась на месте.

– Мам, что случилось?

– Мерзкий, отвратительный мужлан! Разве можно садиться с ним в одну машину? Не волнуйся, через пару секунд другую поймаем.

Через пару секунд? Сколько уже времени прошло? Кажется, вечность, а стрелка на маминых часах не пробежала и пяти минут. Так поздно я не гуляла никогда. Я страшно устала. Глаза слипаются, все тело болит, мечтаю только об одном: лечь. Еще чуть‑чуть, и свернусь калачиком прямо здесь, на грязной обочине. Голова вдвое больше тела, сейчас она свалится с шеи и покатится в канаву, как шар для боулинга.

Остановилась какая‑то машина, но в ней целая толпа пьяных, и мама даже не стала спрашивать, по дороге ли им на Робин‑хилл. Они нам заулюлюкали и кричат непристойности. Мама крепко взяла меня за руку, ладонь у нее мокрая. Потом остановилось такси, и, слава небесам, машина с пьяными убралась.

– Девушки, вы как? Ездят тут всякие! Шантрапа! – сказал таксист. – Вовремя я вас заметил!

– Простите, мы путешествуем автостопом. Я не собиралась ловить такси, – и мама еще крепче сжала мою руку. Я почувствовала ее дрожь.

– С ума сошли – выйти на автостоп с ребенком!

– Да, я знаю, все знаю, но кончились деньги, а нам срочно надо в Робин‑хилл.

– В Робин‑хилл? – водитель даже присвистнул. – Вы там живете?

– Нет, мы в гости, – мама помолчала. – К родным.

– Не могли, что ли, они машину за вами отправить? У них у всех там денег куры не клюют!

– А мы решили сделать сюрприз!

Он недоверчиво посмотрел на нее – видно, подумал, что она все сочиняет. Она и правда все сочиняет, а я не знаю, как ее остановить. Я бы сейчас отдала все на свете, лишь бы очутиться дома в постели. Я даже скривилась, только бы не заплакать. Водитель посмотрел на меня.

– Эй, ты как? – спросил он.

– Нормально, – пробормотала я, чтобы не выдать маму.

– Слушайте, я уже закончил смену, еду домой. Живу я в Патни. Это на полдороге к Робин‑хиллу. Садитесь, довезу вас до Патни, идет?

– Вы просто ангел! Спасибо, спасибо вам большое! – Мама затолкала меня в машину и быстро нырнула следом, пока таксист не передумал.

– Да уж, ангел. Вон, лысина на кумполе аж сверкает. Нимб! – захохотал таксист. – Откуда вы, девушки?

– Из Уитенлатена. Район Манчестера, – ответила мама. – У нас там свой дом.

Она всегда говорит об этом с гордостью.

– Хм, дом. А в доме муж?

– Нет, мы с Долей живем вдвоем, – и мама обняла меня.

– С Долей? Вот это имя!

– Это в честь одной из песен Дэнни Килмана.

– Знаю я эту песню. Мне Дэнни тоже нравится. Вы его поклонница, да?

– Да, мы его самые преданные поклонницы, – мама подмигнула мне. – Я с ним лично знакома.

Я легонько ткнула ее в бок, чтобы она не говорила лишнего.

– Хороший он парень, да? Может, малость буйный, но такая у него работка.

– Он был со мной так мил, – сказала мама.

Я выразительно посмотрела на нее. Мил? Да он вел себя просто отвратительно! Даже не посмотрел в ее сторону! Меня накрыло неприятное чувство, словно я очнулась среди ночи от кошмарного сна, сердце колотится, и не сразу поймешь, где сон, а где реальность.

А таксист все не угомонится, он рассказал нам, что как раз смотрел то знаменитое интервью с Дэнни, когда тот устал от тупых журналистских вопросов, встал посреди беседы и ушел, ругаясь так, что пришлось его речь запикать. У нас дома есть это интервью. Мы с мамой знаем все эти двадцать три минуты наизусть, а в конце вместе с Дэнни повторяем: «А ну би‑бип отсюда, би‑бип ты на всю голову, би‑бип!» – и покатываемся со смеху.

Мама с таксистом тоже хохочут, но мне совсем не весело. Я подумать боюсь, что будет, когда мы приедем в Робин‑хилл. Все это страшно и неприятно, и я прижалась к маме, закрыла глаза и про себя затянула песню Дэнни, чтобы их не слышать.

– Заснула? – спросил таксист.

– У нее был очень насыщенный день, – ответила мама, поглаживая меня по плечу.

– Вы с ней как близкие подружки, я смотрю.

– Да, мы с Долей друг для друга все.

– Будь с ней осторожна, когда подрастет. Мы тоже с дочкой были неразлейвода, она в своем старике‑отце души не чаяла, а я и рад был. Но теперь – господи всемогущий, спасите‑помогите – что у нее ни попроси, самый пустяк, сразу в ответ: «Какой ты, папа, глупый». И ногой еще топнет. Я бы так со своим отцом – он бы мне сразу такую затрещину! А сейчас детки совсем другие, поди с ними поспорь.

– Да, все еще впереди, но пока она чудо, а не ребенок. Не знаю, что бы я без нее делала… или она без меня.

Голос у мамы дрогнул. Я зевнула и поудобней устроила голову у нее на коленях, чтобы она отвлеклась и не расплакалась.

Хорошо, что мы сегодня почти ничего не ели. Меня мутит в этой скрюченной позе, а стошнить в машине было бы ужасно, тем более что этот таксист так добр к нам.

В Патни путь неблизок. Я в конце концов заснула, и мне приснилось, будто мы катаемся на высоченных американских горках. Мы с мамой сжались, нас то несет вверх, то кидает вниз, и мы визжим от ужаса. Впереди Дэнни со своей семьей. Они уже у финиша, сейчас выйдут – и все, мы их потеряем. И мама решила, что надо прыгнуть вниз, прямо сейчас. Она твердит мне, что все получится, трясет меня за руку, а я не могу, слишком высоко и страшно, и меня снова и снова несет по одному и тому же кругу…

– Доля! Давай, родная, просыпайся! – сказала мама.

Я снова в такси, но мы не едем. Вдруг тишина.

– Авария? – пробормотала я.

– Нет, глупышка, мы в Патни. Пора на выход, – ответила мама. – Спасибо вам огромное! У меня в кошельке два фунта, это жалкие крохи, но все равно возьмите их хотя бы в качестве чаевых.

– Не надо, милая, оставь себе. Желаю тебе добраться до Робин‑хилла в целости. Я бы сам тебя туда довез, но я страшно устал. Домой мне пора, к жене в теплую постель. Надеюсь, с тобой и дочкой все будет в порядке.

– Да, все будет отлично. Еще раз спасибо вам, – ответила мама. – Доля, скажи «спасибо».

Я послушно его поблагодарила. Мама наклонилась и поцеловала его, но я решила, что не буду заходить так далеко. Мама махала ему до тех пор, пока такси не скрылось из виду.

– Какой замечательный человек! Вот видишь, Доля, мир не без добрых людей. Это же надо, так далеко проехать на такси совершенно бесплатно. Теперь осталось поймать еще одну…

Мы шли вдоль шоссе, пока мама не выбрала подходящее место у освещенной витрины: тут нас быстрей заметят. Несмотря на такой поздний, точнее, уже ранний час, машин было много, и все они пролетали мимо. Секунда – и скрылась очередная. Остановилось еще одно такси, и мама вскрикнула от счастья, но на этот раз водитель покачал головой, услышав, что у нас нет денег.

– Помилуйте, женщина, а как я заработаю на жизнь? – И он уехал.

Мы снова голосуем, я так устала, что еле стою на ногах. Мама усадила меня у входа в магазин и вернулась на обочину голосовать. Кое‑кто останавливается, но тут же уезжает, стоит маме меня окликнуть, а кое‑кто просто не знает дорогу до Робин‑хилла.

– Может, пойдем потихоньку? – предложила мама, и тут остановился грузовик:

– Тебе куда, красотка?

– В Робин‑хилл.

– Да? Ну запрыгивай.

– Я с дочкой.

– И ее зови.

– А вы точно едете в Робин‑хилл?

– Я еду в Кингтаун. Это дальше по дороге, так что высажу тебя на шоссе, если ты не против.

– Я только за, это просто чудесно! – ответила мама.

Она взяла меня за руку, и мы забрались в кабину. Водитель поздоровался с нами за руку.

– Привет, девушки, – сказал он. – Рыжий меня звать. Сами видите почему.

У него рыжие кудрявые волосы и веселое лицо в веснушках. Он совсем не похож на маньяка, который нас зарубит топором, но я все равно не могу успокоиться, а мама улыбается ему так широко, будто он ее самый лучший друг.

– Приятно познакомиться, девушки, – сказал Рыжий. – Рассказывайте, как вы тут оказались в такое время. Небось гуляли всю ночь, а? – Он помолчал и добавил: – Или ты от мужа сбежала?

– Я не замужем и не собираюсь, – ответила мама. – Так сразу сложно объяснить. Видите ли, Рыжий, мы хотим кое‑кому сделать сюрприз и неожиданно нагрянуть в гости.

– Понятно, – ответил Рыжий, хотя явно ничего не понял. – Люблю, когда со мной кто‑нибудь в кабине. Хоть поговорить есть с кем. Когда работаю в ночь, часто как раз в это время начинает рубить в сон. Но ты не волнуйся, я не засну…

На секунду он уронил голову на руль и громко всхрапнул, а потом разразился громким хохотом:

– Ну и лица у вас сейчас были! Не волнуйтесь, девчонки, со мной вы в полной безопасности.

По широкому шоссе мы действительно добрались до места без происшествий. А потом водитель сбросил ход и остановился возле отеля на парковке.

– Приехали. Говорил же, что довезу вас в целости и сохранности, – сказал Рыжий.

Мы с мамой протерли глаза. Кажется, мы обе заснули. Мамин хвостик сбился набок, а макияж вокруг глаз размазался, но она все равно сияет и улыбается.

– Это Робин‑хилл? – спросила она.

– Да, вам туда, прямо по дороге.

– Вы настоящая суперзвезда ночных дорог, Рыжий, – сказала мама и поцеловала его в щеку.

Я тоже пробормотала «спасибо» в надежде, что мне не придется его целовать. Мы вышли из кабины, и Рыжий, отъезжая, послал нам воздушный поцелуй, и его курносый нос сморщился от счастья.

– Он, когда улыбается, похож на хряка.

– Доля, нельзя так говорить, – одернула меня мама, но сама не удержалась и хихикнула. – Зато какой он обходительный! Настоящая душка, и таксист тоже. Нам с тобой страшно повезло.

Мама продолжает улыбаться, при этом стучит зубами от холода и, обняв себя за талию, прыгает с ноги на ногу.

– Что дальше, мам? – тихо спросила я.

Она с упреком посмотрела на меня:

– Ты такая умница, Доля, но иногда слишком долго соображаешь. Дальше мы идем к Дэнни!

Я с тоской посмотрела на гостиницу. Горячая ванна, чистая постель с белыми простынями… Мама проследила за моим взглядом. В задумчивости накрутила на палец спутанный локон.

– Но сперва мы приведем себя в порядок, – она дотронулась до моей руки. – Попытка не пытка!

И она сделала шаг к гостинице. Я потянула ее обратно:

– Мама! Нам туда нельзя! У нас нет денег!

– А мы сбежим рано утром!

У меня заколотилось сердце. Она серьезно? Но мама уже решительно зашла через стеклянную дверь прямо в холл. Да, она серьезна как никогда.

В холле никого. На стойке администратора тоже. Ни души. Мама оглянулась вокруг. Увидела мягкий сиреневый диван прямо перед нами.

– Если что, поспим прямо тут. Иди, милая, ложись. На тебе уже лица нет.

Меня качает из стороны в сторону, я неуверенно подошла к дивану, осторожно прикоснулась к нему, как будто он живой, и села на краешек. Мне стало так хорошо, что я не выдержала и откинулась на спинку, а потом и ноги подняла.

– Вот умница, – проговорила мама. – Подвинься, я тоже лягу.

Но только она это сказала, как в холл вышел мужчина и в ужасе посмотрел на нас.

– О боже, вы откуда взялись? – воскликнул он и с гневом посмотрел на меня. – Здесь нельзя спать!

Я подскочила с дивана. Он тут же осмотрел подушки, не запачкала ли я их.

– Моя дочь очень устала. Мы бы хотели снять номер, – сказала мама с гордо поднятой головой.

Мужчина демонстративно взглянул на часы:

– В такое время не заселяем.

– Мы хорошо погуляли на вечеринке, – ответила мама. – И сейчас нам нужен номер.

Он со вздохом включил компьютер:

– На одну ночь?

– Да, пожалуйста.

– Кредитку можно?

Мама закусила губу:

– Мы расплатимся, когда будем съезжать.

– Без проблем, но данные кредитки мне нужны сейчас.

– Хорошо.

И мама разыгрывает целое представление: долго роется в сумочке, хлопает по карманам джинсов. Мужчина терпеливо ждет.

– О нет, – наконец сказала она. – Что‑то не могу найти.

– Ну надо же! – ответил он.

– Что же нам делать?

– Ничем не смогу помочь. До свидания.

Я схватила маму за руку. Не могу смотреть, как она врет, это ужасно. Но она продолжает:

– И куда провалилась эта кредитка? Знаете что, утром я позвоню в банк. Дайте нам номер на оставшиеся сутки, а я с утра после завтрака улажу с кредиткой, идет?

– Извините, у нас строгие правила. Постояльцы обязаны предоставить информацию по кредитной карте до заезда в номер.

Мама вздохнула:

– Хорошо, разрешите тогда нам с дочерью воспользоваться уборной? Или ваши строгие правила запрещают маленьким девочкам ходить в туалет?

Мужчина раздраженно затарабанил пальцами по столу:

– Ладно. Только быстро.

Но мы никуда не торопимся. Мы не только сходили в туалет. Мы умылись в раковине. Мама сняла топик и помыла подмышки и даже ноги. Она заново накрасилась, расчесалась и завязала хвост, а потом и мне сделала прическу. Зубной пасты у нас нет, щеток тоже. Мама хотела потереть зубы крошечным кусочком мыла, но ее чуть не стошнило.

– Намного лучше! Давай ты тоже помоешь ноги, Доля. Я просто как заново родилась.

– Пойдем, мам. Мы тут очень долго. Сейчас этот дядька начнет тарабанить в дверь. Пошли отсюда.

– У тебя одни неприятности на уме, – ответила мама, целуя меня в кончик носа, и тут же начала его оттирать от помады кусочком туалетной бумаги.

– Ты похожа на Рудольфа, красноносого оленя из мультика. А ведь тебе сейчас предстоит встреча со своим отцом.

Мужчина нас ждет возле входа в туалет, и вид у него мрачный. Он заглянул внутрь, наверное проверить, не заляпали ли мы раковины и не написали ли на девственно‑чистый пол.

– Я же сказал вам: только не долго. Что вы там делали? Купались, что ли?

Я нервно прыснула, но он совсем не шутит.

– Так! Проваливайте отсюда! – он зыркнул в мамину сторону. – Повезло вам, что я полицию не вызвал.

– Спросить номер – это преступление? – возмутилась мама. – Да хоть бы вы мне заплатили, а я в вашем паршивом отеле ни за что не останусь!

Она взяла меня за руку и гордо пошла к выходу, цокая высокими каблуками и размахивая хвостом, а я засеменила рядом.

– Мам, он не будет звонить в полицию, правда? – спросила я.

– Не говори глупостей, Доля. Конечно не будет. Улыбнись, родная. Мы в Робин‑хилле! – и она с такой любовью погладила дорожный знак, как будто это была кошка. – Идем!

Дорога дальше перекрыта белым деревянным шлагбаумом, и рядом будка, но, слава богу, там никого. Мы вышли на тротуар жилого квартала Робин‑хилл, словно Дороти, шагнувшая из двери своего дома в страну Оз. Позади нас, совсем рядом, оживленное шоссе, а мы уже в другом мире: деревья над головой склонились друг к другу, и во все стороны зелеными дорожками разбегаются густые живые изгороди. Уже запели первые птицы, хотя на рассвет еще не похоже. Здесь очень темно. Я крепко сжала мамину руку.

– Как здесь чудесно, правда? – прошептала она. – Я всегда знала, что Дэнни будет жить в прекрасном месте.

– Ты уверена, что узнаешь его дом?

– Конечно, – ответила мама, но в голосе ее скользнула неуверенность.

Мы идем дальше. Здесь много домов, но почти все они вдалеке, у самого конца длинных гравийных дорожек. А перед нами только высокие ворота на замке. Мама взобралась на них, чтобы лучше рассмотреть дом, и вдруг неожиданно вспыхнул свет. Мама спрыгнула, мы бросились бежать, свернули за угол и спрятались за дерево. Сердце у нас колотилось как сумасшедшее, и мы все ждали, что сейчас послышатся крики бегущих людей и полицейские сирены, но свет просто погас, и снова воцарилась полная тишина.

– Ух, – выдохнула мама и нервно засмеялась.

– Мам, нас примут за грабителей и отправят в тюрьму!

– Доля, хватит. У меня от тебя уже голова болит. Я пытаюсь не падать духом. Я уверена, что Дэнни живет в другом доме. У него же чудесный сад. Я видела на фотках, как он в этом саду с детьми играет. Он ведь такой прекрасный, заботливый отец! Как ты не понимаешь, родная, – вы с ним потеряли столько лет! И я хочу, чтобы он о тебе начал заботиться, хотя бы немного. Сейчас самое время.

– Но, мама…

– Хватит, Доля. Почему ты все время со мной споришь? Я твоя мать и лучше знаю. Идем!

Я молча поплелась за ней. Она опять прихрамывает, но туфли не снимает, чтобы не пачкать ноги, и что‑то мычит себе под нос, но так тихо, что не разобрать. Но я все равно сразу же узнала мелодию. Это «Сладкая ты моя доля», моя песня.

Мы брели по зеленым дорожкам мимо огромных домов. Один с большим озером, другой с теннисными кортами. Я шла и представляла Дэнни на веслах в лодке или с теннисной ракеткой. Возле ворот одного из домов на нас залаяла огромная овчарка. Она бы не причинила нам вреда, но мы все равно бросились бежать, испугавшись, что она своим громким лаем всех перебудит.

– Нет, это точно не его дом. Он бы не завел безумного пса, если в доме дети. Эта зверюга сожрала бы Аса на завтрак, – задыхаясь, сказала мама.

Я уже думала, что мы до утра будем шататься по Робин‑хиллу и еще не раз пройдем мимо дома Дэнни, не подозревая об этом. И вдруг в конце улицы мы увидели на больших воротах завядшие букеты и плюшевых мишек, а на стене забора неясные росписи и рисунки – издалека в темноте их было не разобрать. И не надо. Без того ясно, что это дело рук преданных фанатов. Вот он, дом Дэнни.

Мама крепко сжала мою руку.

– Мы нашли его, Доля! – Она улыбнулась. – Вот они удивятся, когда откроют нам дверь!

– Мама! Сейчас нам никто не откроет. Слишком рано.

– Милая, мы больше не можем ждать, – сказала мама и прибавила шагу на своих немилосердных каблучищах. – Не могу больше ждать! Не могу больше ждать!

– Мама, как бы мы с тобой отреагировали, если бы к нам в дверь позвонил кто‑то в три часа утра? Они сначала испугаются, а потом разозлятся.

– Но мы же им все объясним, – ответила мама, но уже не так уверенно. – Хотя, быть может, ты права. Подождем до рассвета. И заодно поспим, чтобы выглядеть свежо.

Мы уселись прямо на дорожку и прислонились к стене. Несмотря на холод, эмоции и возбуждение, мы быстро уснули.