Два значения „фюсис у Аристотеля. Вопрос о сущем в целом и вопрос о существе (бытии) сущего как двойное направление постановки вопросов («первой философии»)

Мы бросим лишь беглый взгляд на ту стадию в развитии античного философствования, когда оно достигло вершины: на состояние проблемы у Аристотеля. Превращения и судьба греческого человека, все это — вплоть до Аристотеля — источники философии. Оставляя все это на заднем плане, займемся проблемой самой по себе.

Я уже отмечал: властвование владычествующего и оно само открывается, коль скоро извлекается из утаенности, как сущее. Сущее во всем своем изобилии и многообразии навязывает себя и вовлекает в исследование себя, связывающееся с определенными сферами и областями сущего. Это значит: вместе с вопросом о „фюсис" в целом сразу же пробуждаются и определенные направления исследования; знание идет по разным путям, из философствования вырастают отдельные философии, которые мы позже назовем науками. Науки суть виды и способы философствования, философия же, напротив, не есть наука. Греческое слово для науки — „эпистеме". epistasuai значит: заведовать чем-либо, разбираться в нем ". „Эпистеме" означает, в таком случае, найти подход к вещи, суметь разобраться в ней, овладеть ею, проникнуть в ее содержание. Только у Аристотеля это слово окончательно получает значение ,,науки" в широком смысле слова, т. е. специфическое значение теоретического исследования, практикуемого в науках . Возникают науки, относящиеся к различным областям,— науки о небе, о растениях и животных и т. п. ,,Эпистеме", в некотором смысле относящаяся к „фюсис", есть „ эпистеме фюсике" — физика, правда еще не в нынешнем узком значении современной физики, эта физика охватывает также и совокупность биологических дисциплин. „Эпистеме фюсике" не только собрание фактов из различных областей, с самого начала она является столь же и способом осмысления внутренней законосообразности этой сферы, взятой в целом. Спрашивается, что такое жизнь сама по себе, что такое душа, возникновение и уничтожение („генесис" и ,,фтора"), что такое событие как таковое, движение, место, время, пустота, в которой движется движимое, что такое движущееся в целом и перводвигатель. Все это попадает в „эпистеме фюсике", то есть еще не существует четкого подразделения на какие-нибудь отдельные науки и зависящую от них натурфилософию. Предметом этой ,,эпистеме фюсике" является все, что в этом смысле относится к „фюсис" и что греки называли „та фюсика". Вопрос всех вопросов в науках о „фюсис" — это высший вопрос о первом двигателе о фюсис" как целом, о том, что такое это целое в самом себе как целое. Это последнее определяющее в сфере „физически сущего" Аристотель называет „тейон", божественное, еще не связывая с ним определенного религиозного толкования . Спрашивается, следовательно, о сущем в целом и напоследок о божественном. Так ставится вопрос в „эпистеме фюсике". От Аристотеля дошел до нас курс такой физики, или как мы сказали бы сегодня, хотя и неточно,— философия природы.

А что же со вторым значением „фюсис" в смысле внутренней сущности? Властвование этого владычествующего может быть понято в качестве того что определяет это владычествующее как сущее, что делает су-шее сущим Сущее по-гречески on, а то, что делает сущее сущим, есть существо этого сущего и его бытие. Греки обозначали существо сущего словом «усия». Так и у Аристотеля „усия" означает существо сущего: «фюсис». Таковы два значения «фюсис»,встречающиеся в аристотелевской философии: одно- «фюсис» как сущее в целом, другое- «фюсис» в смысле «усии», существенности сущего как такового. Главное в том, что Аристотель явным образом смыкает оба кроющиеся в едином значении «фюсис» направления вопросов. Нет двух различных дисциплин, но и вопрошание о сущем в целом и вопрошание о бытие сущего, о его существе, его природе он называет „первой" (первичной) философией. Это вопрошание и есть философствование в первую очередь, собственно философствование. Философствование в собственном смысле слова это вопрошание о „фюсис" в таком двойном значении: вопрошапие о сущем в целом и вместе с тем вопрошание о бытии. Так обстоит дело для Аристотеля. В то же время Аристотель ничего не говорит — или же до нас ничего не дошло — о том, как он понимает единство обоих направлений вопрошания, в какой мере именно такое двунаправленное вопрошаний составляет в своем единстве подлинное философствование. Вопрос этот остается открытым, он остается открытым по сей день, лучше сказать, сегодня он даже еще не восстановлен.

Оглянемся на пройденный путь и подведем итоги. Мы стоим перед вопросом: на каком основании используем мы название „метафизика" в качестве подлинного имени философствования и, однако, тут же отвергаем метафизику в традиционном смысле как философскую дисциплину? Мы пытаемся оправдать правомерность и характер использования наименования „метафизика" для нашего рассмотрения путем краткого ознакомления с историей данного выражения. Это ознакомление приводит нас назад, к античной философии и в то же время осведомляет о началах самой западноевропейской философии в той традиции, которой принадлежим и мы. Выясняя смысл основного термина в наименовании „та мета та фюсика", мы усмотрели связь между ,,фюсис" и «логосом». Властвованию сущего в целом свойственно стремление утаиваться. Ему соответствует своеобразное противоборствующее стремление, в котором „фюсис" открывается. Эту изъявляющуюся в „логосе" связь между „фюсис" и истиной, то есть неутаенностью, мы пока оставляем без рассмотрения. Позже нам придется снова вернуться к этой проблеме. Теперь нас интересует только развертывание двух основных значений „фюсис", владычествующего в его властвовании. Во-первых, здесь имеется само владычествующее, сущее и, во-вторых, оно берется в своем властвовании, т. е. в своем бытии. В соответствии с этими двумя ведущими направлениями развертываются два основных значения выражения „фюсис": ,,фюсис" как ,,фюсей опта", сущее, как оно открывается в физике, в исследовании природы в более узком смысле слова, и „фюсис" во втором значении, как природа в том смысле, в каком мы еще и сегодня говорим о природе вещи, о существе дела. „Фюсис" в смысле бытия и существа сущего — это „усия". Разделение двух этих значений „фюсис" — само сущее и бытие сущего — и история их развертывания достигают вершины у Аристотеля. Он-то и связывает воедино вопросы о „фюсей опта" в целом (,,фюсис" в первом смысле) и вопросы об „усии", о бытии сущего („ фюсис" во втором смысле) и называет это вопрошание „проте философиа", prima philosophia, первая философия, философия в собственном смысле слова. Настоящее философствование ставит вопрос о „фюсис" в этом двояком значении: о самом сущем и о бытии. Поскольку философия спрашивает о самом сущем, она не берет в качестве своего предмета какую-либо произвольную вещь, а обращает свой вопрос к сущему в целом. Поскольку основной особенностью этого сущего и его бытия является движение, исходный вопрос сводится к вопросу о первом двигателе, о том последнем и предельном, что называется также „тейон", божественное без какого-либо определенного религиозного оттенка.

Так обстоит дело в аристотелевской философии. Собственно философствование заключается для Аристотеля в этом двойном вопрошании: о сущем вообще, о бытии и о собственно сущем. Аристотель, однако, не разрабатывает эту проблему во всех ее внутренних связях, соответственно мы не находим в его наследии ничего, что проливало бы свет на проблему „фюсис" — в ее двояком смысле — как единую проблему и на то, как конкретно обосновывается эта проблематика из существа самой философии.