Эллочка – это я?

Словари не просто переиздаются – они уточняются и обновляются. Но есть один, который много лет не пересматривался, хотя сделать это давно пора. И, в общем, не трудно, поскольку он весьма невелик. Всего тридцать слов, как утверждали в 1927 году его авторы‑составители.

Вы, наверное, уже догадались, что речь о героине «Двенадцати стульев» Элл очке Щукиной, которая в своей жизни легко и свободно обходилась тридцатью словами. Ее речевой репертуар был в десять раз меньше, чем лексикон людоедского племени «Мумбо‑Юмбо». Причем доподлинно Ильф и Петров воспроизвели пункт за пунктом только семнадцать единиц Эллочкиной лексики и фразеологии. Теперь уже безнадежно устаревшей. «Не учите меня жить» – еще можно услышать сегодня, но «хамите», «парниша», «поедем в таксо», «срезала, как ребенка» – эти перлы отжили свой век. Сменились другими. Да и имя Эллочка встречается редко. Современная типичная любительница шикарной жизни носит более модное имя. Например, Ксения.

В 1961 году, помнится, вышел оранжевый пятитомник Ильфа и Петрова – как гонялись за ним книголюбы! «Двенадцать стульев» и «Золотой теленок» сделались библией интеллигенции. Именно тогда сатирик Владимир Лифшиц сложил стихи о бессмертной героине, которая в новых исторических условиях сменила словечко «парниша» на «чувак», «знаменито» на «волнительно» и так далее. Поэтический приговор был суров: «Русский язык могуч и велик. Из уваженья к предкам не позволяйте калечить язык Эллочкам‑людоедкам!»

Справедливо. Но теперь мы не такие утописты и мечтатели, какими были наши милые шестидесятники. Что значит – «не позволяйте»? Куда денешь песенную попсу, телевизионные ток‑шоу? А дамские детективы, на которых держится книжный бизнес? В издательствах‑монстрах господствует беспощадная цензура, требующая от авторов держаться в основном в рамках людоедского словаря. Эту броню никаким смехом не пробьешь. Реальная же действенность художественной сатиры в том, что, посмеявшись над персонажем, читатель примерит гротескный образ к самому себе. По поводу «Госпожи Бовари» Флобер говорил: «Эмма – это я». А слабо нам, вспоминая Ильфа и Петрова, самокритично сказать: «Эллочка – это я»?

Человек – существо, склонное к подражанию. В первую очередь – речевому. Как легкомысленный шлягер впивается в память и начинает крутиться в голове, так и словесный штамп. Услышим его – и тут же невольно повторяем: «Круто!» или «Ну, полный абзац!». Как все – так и мы. Но владеть словом – это не просто соблюдать нормы и избегать ошибок. Это говорить по‑своему, разнообразно и гибко. И лучшая реакция на штамп – внутреннее решение: я так говорить не буду, оставлю это слово или выражение для гламурной Ксении.

Вот, скажем, популярное ныне речевое клише: «Я в шоке». С лингвистической точки зрения криминала в нем нет. Раздражает оно именно своей частотностью. Никакой женщине не понравится, если у нее с подругой окажутся совершенно одинаковые кофточки. Так зачем же все время пользоваться одинаковыми речевыми конструкциями? Богатая речь – это большой гардероб синонимов. Вместо «я в шоке» можно сказать: «досадно», «печально», «я огорчена», «неприятно это слышать».

Героиня Ильфа и Петрова любила выражение «толстый и красивый», такова была «характеристика неодушевленных и одушевленных предметов». У сегодняшней Ксении и ее подруг в ходу сочетание «белый и пушистый», поначалу звучавшее смешно, а теперь ставшее пошлостью.

Наша Ксения – существо избалованное. Не любит испытывать дискомфорт. «Как же! Буду я париться!» То есть беспокоиться, волноваться. (Уверен, что недолго проживет это слово в таком значении, вернется в русскую баню, к шайкам и веникам.) Постоянно недовольна тем, что приятели и знакомые ее «достали» или даже «заколебали». В последнем из приведенных слов она ничуть не улавливает замаскированного матерка. Устаревшее «Хо‑хо!» сменила на «Блин!» И вообще в отличие от державшейся в рамках ильфо‑петровской героини наша современница не брезгует и открытым матом.

А каков идеал Ксении? Жизнь «в шоколаде». Апофеоз благополучия – «блондинка в шоколаде». Вообще женское население нашей страны стремительно движется к стопроцентной «блондинизации». У этого процесса глубокие исторические корни: недаром еще легендарная героиня «Двенадцати стульев» «потеряла прекрасную черную косу и перекрасила волосы в рыжий цвет». Любимое занятие «блондинок в шоколаде» – «зажигать». В старом русском языке этому действию соответствовал глагол «кутить». Но «зажигать» – это не просто кутить, а развлекаться в формах, оскорбительных для человеческого достоинства окружающих. Чтобы «достать» своим вульгарным разгулом даже видавшую виды французскую полицию. Излюбленный эпитет Ксении – «сексуальный». Он может относиться к мужчинам, к женщинам, к шмоткам, даже к цвету автомобиля. И никакого эротизма в том нет – просто мало прилагательных в голове.

Недавно Эллочке Щукиной воздвигли бронзовый памятник. В Харькове. Причем скульптор изобразил ее отнюдь не чудовищем – использовал в качестве натуры симпатичный облик актрисы Елены Шаниной, сыгравшей героиню в телефильме. За спиной у бронзовой «людоедки» – табличка «Словарный запас – 30 слов». Опять москвичи отстали. Так давайте хотя бы составим – каждый для себя – черный список из тридцати словесных штампов. Чтобы никогда ими не пользоваться.