Насилие физическое и духовное

Когда в наши дни пишут о совершаемом священниками насилии, как правило, подразумевается насилие сексуальное, поэтому давайте с самого начала покончим с этой темой. Многие замечают, что истерия по поводу педофилии достигает нынче ошеломляющих размеров, а проявляемое буйствующими толпами возмущение вызывает в памяти 1692 год и салемскую охоту на ведьм. В июле 2000 года газета «Новости мира» (News of the World), по праву заслужившая, несмотря на острую конкуренцию, титул самой мерзкой газеты Великобритании, организовала кампанию «найди и пристыди», чуть ли не открытым текстом призывая читателей к физической расправе над педофилами. В результате дом врача-педиатра одной из больниц был атакован личностями, не знающими разницы между педиатром и педофилом.[201]Истерия вокруг педофилов достигла чудовищных масштабов, вызвав панику среди родителей. В результате нынешние Вильямы Брауны (популярный герой английских детских книг), Геки Финны, герои «Ласточки» и «Амазонки» (еще одна детская книжка) лишены одного из самых незабываемых удовольствий детства — возможности резвиться на свободе (несмотря на то что реальный, в отличие от воображаемого, риск сексуальных насилий в прошлом был нисколько не меньше).

Будем справедливы: поводом для яростной кампании «Новостей мира» послужило случившееся в то время в Сассексе жуткое похищение, насилие и убийство восьмилетней девочки.

И тем не менее несправедливо обрушивать на всех педофилов то возмездие, которого достойна лишь их малая часть, повинная еще и в убийствах. Я учился в трех школах-интернатах, и в каждой из них были преподаватели, проявлявшие любовь к питомцам, выходящую за рамки приличия. Несомненно, это достойно осуждения. Но если бы сейчас, 50 лет спустя, этих людей начали атаковать линчеватели и юристы, приравнивая их к убийцам, я счел бы своим долгом встать на их защиту, несмотря на испытанные (непристойные, но в целом безвредные) домогательства со стороны одного из них.

Львиная доля подобных нападок пришлась на римско-католическую церковь. По целому ряду причин я не люблю католическую церковь. Но несправедливость я люблю еще меньше, и у меня закрадываются подозрения: не стала ли эта организация, особенно в Америке и Ирландии, козлом отпущения в данном вопросе. Полагаю, что особую неприязнь публики вызывает ханжество священников, «по долгу службы» каждодневно пробуждающих у паствы чувство вины в содеянных «грехах». Масла в огонь подливает и тот факт, что неблаговидные действия совершают авторитетные лица, почтение и доверие к которым ребенку внушали с колыбели. Но наличие дополнительных поводов для неприязни должно предостеречь нас от поспешных обвинений. Нельзя забывать о поразительной способности мозга изготовлять «ложные воспоминания», особенно когда его подталкивают к этому бесчестные психотерапевты и жадные юристы. Проявив замечательную стойкость перед нападками корыстолюбивых и облеченных властью людей, психолог Элизабет Лофтус продемонстрировала, как легко внушить людям полностью вымышленные воспоминания, которые, однако, будут казаться жертве абсолютно реальными;[202]в результате, столкнувшись с совершенно искренними, но при этом ложными показаниями, присяжные запросто могут вынести несправедливый приговор.

Одним из самых известных случаев проявления жестокости в Ирландии, хоть бы и без сексуальных домогательств, служит пример «Христианских братьев»,[203]ответственных за образование большей части мужского населения страны. То же можно сказать и о монахинях, заправлявших во многих ирландских школах для девочек и проявлявших порой садистскую жестокость. Приюты, показанные в фильме Питера Мул-лана «Сестры Магдалины», продолжали существовать вплоть до 1996 года. Нынче, по прошествии 40 лет, компенсацию за сексуальные домогательства стало получить легче, чем за телесные наказания, и поэтому нет недостатка в юристах, активно выискивающих клиентов, которые без их вмешательства не стали бы ворошить прошлое. На давно канувших в Лету проделках в ризнице — порой таких давних, что обвиняемый уже в могиле и не может оправдаться, — наживаются неплохие деньги. По всему миру католическая церковь выплатила в качестве компенсаций больше миллиарда долларов.[204]Поневоле начинаешь сочувствовать, пока не вспомнишь, откуда эти деньги берутся.

Однажды после лекции в Дублине меня спросили, что я думаю по поводу широко освещенных в средствах массовой информации случаев сексуальных домогательств со стороны ирландских католических священников. Я ответил, что, несмотря на безусловную отвратительность сексуальных домогательств, наносимый ими вред, несомненно, меньше того вреда, который на протяжении долгого времени наносится ребенку всем процессом воспитания в лоне католицизма. Я бросил эту реплику резко, в пылу полемики, и поразился, услышав горячие, одобрительные аплодисменты ирландской публики (состоявшей, правда, из дублинской интеллигенции и вряд ли достоверно отражавшей взгляды ирландского населения в целом). Но этот эпизод вновь всплыл в памяти, когда я получил письмо от воспитанной в католической вере сорокалетней американской женщины. Она писала, что в семилетнем воз- расте в ее жизни произошли два неприятных события. Заманив ее в машину, к ней стал приставать с сексуальными домогательствами местный священник. И примерно в то же время трагически погибла ее школьная подружка — и попала в ад, потому что была протестанткой, — по крайней мере в это верила тогда в соответствии с официальным догматом веры своих родителей автор письма. Нынче, будучи взрослой женщиной и сравнивая два эти примера насилия над ребенком — физического и интеллектуального — со стороны католической церкви, она, не сомневаясь, расценивает второй как гораздо более ужасный. Вот что она пишет:

Когда меня начал лапать священник, мне (с точки зрения семилетки) было просто противно, а вот от мысли о моей горящей в аду подружке в памяти остался леденящий безмерный страх. Происшествие со священником не помешало мне спокойно спать; но от того, что люди, которых я люблю, попадут в преисподнюю, я провела в ужасе много бессонных ночей. Не могла отделаться от кошмаров.

Испытанные ею в машине священника сексуальные домогательства были, конечно, довольно невинными по сравнению, скажем, с болью и отвращением подвергшегося гомосексуальному нападению мальчика-служки. Да и адский огонь католическая церковь, говорят, использует уже не так активно, как раньше. Но из приведенного примера очевидно, что психологическое насилие над ребенком может оказаться страшнее физического. Говорят, что великий мастер запугивания людей посредством кинематографических уловок Альфред Хичкок как-то раз, проезжая в машине по Швейцарии, неожиданно указал рукой из окна и сказал: «Вот самая жуткая картина, которую мне когда-либо довелось видеть». У дороги, беседуя с маленьким мальчиком, положив руку ему на плечо, стоял священник. Высунувшись из машины, Хичкок завопил: «Эй, малыш, уноси ноги! Беги, если тебе жизнь дорога!»

«Брань на вороту не виснет, слова — не дела» — эти прописные истины верны, если не принимать сказанное близко к сердцу. Но когда все воспитание, все сказанное и родителями, и учителями, и священниками искренне и безоговорочно убеждает ребенка, что грешников ожидает геенна огненная (или заставляет верить еще в какой-нибудь, не менее омерзительный догмат, вроде того что жена является собственностью мужа), вполне возможно, что слова окажутся более вредоносными и долговечными, чем дела. Я придерживаюсь мнения, что, когда учителя и родители внушают детям веру в нечто вроде адских мук за неотпущенный смертный грех, то выражение «насилие над ребенком» не является преувеличением.

В уже упоминавшемся документальном телефильме «Корень всех зол?» я брал интервью у ряда религиозных лидеров; позднее меня обвинили в том, что вместо уважаемых представителей широких религиозных кругов мы выбрали американских экстремистов.[205]В данном случае трудно отрицать справедливость критики, но что поделаешь — то, что в остальном мире воспринимается как экстремизм, прочно укрепилось в обыденной жизни Америки XXI века. Британскую телевизионную аудиторию, к примеру, больше всего шокировал пастор Тед Хаггард из города Колорадо-Спрингс. Но в Америке Буша «пастор Тед» — отнюдь не экстремист; он стоит во главе тридцатимиллионной Национальной ассоциации евангелистов (и, как утверждают, каждый понедельник разговаривает по телефону с президентом Бушем). Пожелай я показать настоящих, по современным американским стандартам, экстремистов, я бы обратился к реконструктивистам, чья «теология власти» открыто требует установления в США христианской теократии. Вот письмо, полученное от встревоженного американского коллеги:

Европейцы должны знать о том, что существует теологический цирк на колесах, призывающий к буквальному выполнению заповедей Ветхого Завета — убийству гомосексуалистов и т. п., — а также к предоставлению права занимать государственные должности и даже голосовать одним лишь христианам. Средний класс в восторге от их риторики. Если сторонники светского государства не начнут действовать, реконструктивизм и «теология власти» вскоре станут господствующими течениями реальной американской теократии. [206]

Я также интервьюировал пастора Кинана Робертса, жителя того же штата Колорадо, что и пастор Тед. Особая разновидность сумасшествия пастора Робертса проявляется в так называемых «адских домиках». Родители или христианские школы привозят детей в «адские домики», чтобы до смерти напугать картиной того, что может произойти с ними после смерти. В сопровождении облаченного в красное, удовлетворенно ухмыляющегося дьявола актеры разыгрывают жуткие картины разнообразных «грехов», вроде абортов и гомосексуализма. Это прелюдия, за которой следует гвоздь программы: сама преисподняя, с реалистичным запахом горящей серы и пронзительными криками обреченных на вечные муки грешников.

Понаблюдав репетицию с участием вполне дьявольского, утрированного в стиле злодеев викторианской мелодрамы дьявола, я задал пастору Робертсу несколько вопросов в присутствии членов его труппы. Он поведал, что лучший возраст для посещения ребенком «адского домика» — лет двенадцать. Неприятно поразившись, я спросил, не боится ли он, что после подобного представления у двенадцатилетнего ребенка могут начаться кошмары. Он ответил, по-видимому, искренне:

Я полагаю, что для них важнее понять, что ад — такое место, куда ни при каких обстоятельствах не стоит попадать. Пусть они лучше усвоят это в двенадцать лет, чем не усвоят никогда и не обратятся к Господу нашему Иисусу Христу. А если, как следствие этого опыта, у них начнутся кошмары, думаю, что наряду с кошмарами в их жизни появится и укоренится и еще что-то, гораздо более нужное и важное.

Полагаю, что если вы искренне веруете в то же, что и пастор Роберте, вы тоже посчитаете запугивание детей хорошим делом.

Пастора Робертса нельзя назвать дубоголовым экстремистом. Как и Тед Хаггард, в современной Америке он — представитель широких религиозных кругов. Но думаю, даже они поморщились бы от заявлений своих собратьев по вере, утверждающих, что, прислушавшись к доносящимся из действующих вулканов звукам, можно разобрать вопли грешников[207]или что обитающие в глубоководных океанских горячих источниках черви являются подтверждением стиха из Евангелия от Марка (9:43~44): «И если соблазняет тебя рука твоя, отсеки ее: лучше тебе увечному войти в жизнь, нежели с двумя руками идти в геенну, в огонь неугасимый, где червь их не умирает и огонь не угасает». Действительно ли эти энтузиасты геенны огненной полагают, что ад выглядит именно так, или нет, но они, похоже, разделяют ликующее злорадство и самодовольство тех, кто уверен в своем «спасении», наставляемых выдающимся из числа теологов святым Фомой Аквинским в его «Сумме Теологии»: «Да возрадуются святые ещё более благодати господней разрешившей им лицезреть мучения проклятых в аду.» Приятный человек[208]

Страх адского пламени может быть вполне реальным даже среди очень рациональных во всех остальных смыслах людей. Среди многих писем, полученных мною, после документалистики о религии на телевидении было и это, от яркой и честной женщины:

Я пошла в католическую школу в пять лет, и была воспитана в религиозном духе монахинями, прибегавшими к порке розгами и ремнями. В юности я прочла Дарвина и то, что он заявил об эволюции, казалось наполненным смыслом логической части моего разума. Тем не менее, мне пришлось пройти через жизненные страдания, конфликты и внутренний страх адского огня, который часто возникал. Я прошла курс психотерапии, позволивший мне преодолеть некоторые из моих давних проблем, но не избавивший меня от этого внутреннего страха.

Поэтому прошу Вас сообщить мне имя и адрес терапевта, которого Вы интервьюировали на ТВ на этой неделе, который имеет опыт с подобными случаями.

Я был тронут её письмом и (подавляя своё недостойное сожаление, что из-за отсутствия ада монахини туда не попадут) ответил, что она должна доверять своему разуму, великому дару, которым она, в отличие от многих менее везучих людей, обладает. Я отметил, что крайняя чудовищность ада, изображённая священниками и монахинями, была раздута, чтобы скомпенсировать неправдоподобность его существования. Если бы ад существовал, ему было бы достаточно быть умеренно отвратительным для отпугивания. Учитывая это, он вряд ли существует и поэтому рекламируется как очень-очень страшное место, чтобы сбалансировать свою неправ- доподобность и сохранить свою устрашающую ценность. Я также связал её с терапевтом Джилл Миттон, восхитительной и чистосердечной женщиной, которая беседовала со мной во время телевизионной передачи. Джилл сама выросла в ещё более одиозной секте с названием «Исключительное братство». Существует даже веб-сайт www.peebs.net, полностью посвящённый помощи тем, кто вышел из-под влияния этой секты. Джилл Миттон, выросшая затерроризрованной адом, отказалась от христианства уже взрослой и сейчас оказывает помощь другим травмированным в детстве подобным образом: «Когда я думаю о своём детстве, оно наполнено страхом порицания и вечного проклятия. И для ребёнка изображения адского пламени и скрежета зубовного очень реальны. Они воспринимаются буквально, а не образно». Когда я попросил её рассказать, что ей внушали про геенну огненную в детстве, её ответ был таким же трогательным, как и её выразительное лицо во время длительных колебаний, предшествующих ответу: «Странно, не так ли? Столько времени минуло, а это всё ещё имеет власть… надо мной……когда Ваш… когда Вы задали мне этот вопрос. Ад это страшное место. Это полное отторжение господом. Это окончательный приговор, там настоящий огонь, настоящие мучения, настоящие пытки и это навечно и без перерывов».

Она продолжила о группе поддержки для вышедших из сект, пострадавших в детстве подобно ей, и остановилась на том, как трудно многим из них вырваться из-под влияния. «Сам выход затруднён чрезвычайно. Так как приходится покидать свою социальную среду, всю систему в которой человек вырос, систему веры, которой придерживался годами. Зачастую приходится расставаться и с семьей и друзьями… Для них вы перестаете существовать». Здесь я упомянул о получаемых из Америки письмах, в которых люди сообщали, что, прочитав мои книги, они сумели порвать с религией. К несчастью, многие далее пишут, что не решаются сказать об этом своим семьям или что их сообщение привело к ужасным последствиям. Ниже — типичное письмо от молодого американского студента-медика.

Чувствую потребность послать Вам электронное сообщение, потому что разделяю Ваше мнение о религии, а такая позиция в Америке, как Вам, безусловно, известно, приводит к изоляции. Я вырос в христианской семье и, хотя никогда не испытывал особого восторга перед верой, только недавно впервые набрался храбрости сказать об этом другому человеку — моей девушке… Она пришла в ужас. Согласен, что признание в атеизме может шокировать, но с тех пор она относится ко мне как к совершенно другому человеку. Говорит, что не может мне доверять, потому что моя нравственность — не от бога. Не знаю, сумеем ли мы в конце концов поладить, и, честно говоря, не уверен, что хочу сообщить о своих убеждениях кому-либо еще из близких, потому что боюсь встретиться с таким же отвращением… Ответа я не ожидаю. Пишу только потому, что надеюсь встретить сочувствие и понимание моего несчастья. Представьте, что из-за религии Вы теряете любимого и любящего Вас человека. Если отбросить в сторону то, что я теперь безбожный еретик, мы созданы друг для друга. Это напоминает мне Ваш вывод о том, что люди совершают во имя веры самые большие безумства. Спасибо Вам за внимание.

В ответе несчастному молодому человеку я позволил себе заметить, что не только его девушка узнала новое о нем, но и он — о ней. Может, взаимопонимание не было таким уж полным с самого начала?

Выше я уже писал об американской комедийной актрисе Джулии Суини и ее уморительных и упорных попытках отыскать в религии что-нибудь ценное и спасти своего детского боженьку от растущих в зрелом возрасте сомнений. Для нее в конце концов все закончилось счастливо, и нынче она — прекрасный образец для всех молодых атеистов. Возможно, самым трогательным моментом ее спектакля «Отходя от бога» является момент развязки. Тщетно перепробовано все; и вдруг,

…направляясь из расположенной на заднем дворе рабочей студии в дом, я обратила внимание на тоненький, тихий, что-то нашептывающий внутри меня голосок. Не знаю, когда он впервые появился, но, видимо, неожиданно прибавили громкость. Он шептал: «А бога-то нет».

Я попыталась не обращать на него внимания. Но громкость снова возросла. «Бога нет. Бога нет. Боже ты мой, бога-то и нет… " Меня колотило. Было такое чувство, будто упала в пучину за борт корабля.

Но потом пришла мысль: «Постой, я так не могу. Не представляю, как можно не верить в бога. Он мне нужен. Я с ним столько прошла… Как можно не верить в бога? Не умею я не верить. Как можно даже с постели подняться, не говоря уже о том, чтобы прожить целый день?» Земля под ногами заколебалась… Затем я подумала: «Ладно, успокойся. Давай попробуем всего лишь на секундочку взглянуть на мир сквозь неверующие очки, только на секундочку. Только нацепим эти очки, быстренько окинем все взглядом и тут же отшвырнем их обратно». Так я и сделала. Неудобно признаваться, но вначале меня мутило. Помню, в голову пришла такая мысль: «Ну как же Земле удается висеть в космосе? Мы что, просто несемся в пространстве? Но это же так ненадежно!» Было желание спрыгнуть с планеты и, уберегая от неминуемого падения, надежно обхватить ее руками. Но тут я вспомнила: «Ах да, у нас же есть сила тяжести и вращательный момент; они еще долго-долго будут вращать Землю вокруг Солнца».

Попав на представление «Отходя от бога» в Лос-Анджелесе, я был глубоко тронут этой сценой, так же как и той, где Джулия сообщает о реакции родителей на газетное сообщение об ее исцелении:

Первый звонок от матери можно скорее назвать воплем: «Атеистка? АТЕИСТКА?!?!» Затем позвонил отец и заявил: «Ты предала свою семью, свою школу, свой город». Это звучало так, словно я продала государственную тайну русским шпионам. Оба они сказали, что навсегда порывают со мной. Отец сказал: «Я даже не хочу, чтобы ты приходила на мои похороны». Повесив трубку, я подумала: «Интересно, как ты сумеешь меня остановить?»

Джулия Суини может заставить плакать и смеяться одновременно:

Думаю, когда я сказала родителям, что больше не верю в бога, они были слегка разочарованы, но атеистка — это совсем, совсем другое!

В книге «Потеря веры в веру: от священника до атеиста» Дэн Баркер рассказывает о своем постепенном превращении из набожного священника-фундаменталиста и усердного странствующего проповедника в нынешнего убежденного, уверенного в своих силах атеиста. Немаловажно, что, уже став атеистом, Баркер какое-то время продолжал под бременем социальных обязанностей выполнять функции христианского священника; да у него и не было никакой другой профессии. Нынче он знаком со множеством других, находящихся в аналогичной ситуации американских священников, держащих свои мысли в тайне и написавших об этом только ему после выхода в свет его книги. Опасаясь возможной реакции, они не решаются признаться в своем атеизме даже собственным семьям. Баркеру повезло больше. Его родители, испытав вначале глубокое, болезненное потрясение, согласились спокойно выслушать его доводы и со временем сами стали атеистами.

Независимо друг от друга мне написали два профессора одного американского университета: речь шла об их родителях. Один сообщал, что мать постоянно скорбит о его бессмертной душе. Другой писал о своем отце, сожалеющем, что сын вообще появился на свет, — настолько твердо он верит в ожидающие того в аду вечные муки. Оба эти человека — блестяще образованные, уверенные в своих профессиональных знаниях и убеждениях университетские профессора, — по-видимому, обогнали родителей не только в вопросах религии, но и вообще в умственном развитии. Но представьте на их месте менее интеллектуально закаленных людей, хуже подготовленных в плане образования и ведения дискуссий, чем упомянутые профессора или, скажем, Джулия Суини, — представьте, каково им отстаивать свою позицию перед лицом несгибаемых родственников. Могу поспорить, многим из пациентов Джилл Майтон пришлось через это пройти.

Почти в самом начале телефильма Джилл назвала такое религиозное воспитание формой психического насилия; возвращаясь к сказанному, я спросил: «Вы говорили о религиозном насилии. Что вы можете сказать по поводу насилия при внушении ребенку веры в ад и травмы, получаемой в случае сексуального насилия? Можно ли сравнить причиняемый в этих случаях вред?» Она ответила: «Очень трудный вопрос… Думаю, что между ними существует немало сходства, потому что речь идет о обмане доверия, о лишении ребенка свободы чувствовать себя в мире нормально, легко и свободно… Это одна из форм унижения, в обоих случаях происходит подавление личности ребенка».