Преступное поведение как реализация отчуждения

Проблема криминогенности психологического отчуждения ребенка в семье нуждается не только в общей оценке. Изучение влияния такого отчуждения на отдельные виды преступного поведения, определение его конкретных механизмов и общественно опасных последствий необходимо и для решения многих практических задач по профилактике преступлений, исправлению и перевоспитанию преступников.

Из предыдущих рассуждении можно сделать вывод, что, чем уже сфера состояний, в которых ребенок полностью и адекватно принимается матерью, тем больше его личность приобретает акцентуированные и ригидные, застревающие черты, что позднее приводит к патологическим адаптациям типа психологических симптомов, психопатическим особенностям характера, к различным формам антиобщественного поведения. Негативные последствия отсутствия отцов достаточно известны, однако дети без отцов, но с любящей и понимающей матерью обнаруживают меньше психологических проблем, чем дети, имеющие доминирующую мать и пассивно-подчиненного отца. Как показывают проведенные нами исследования, именно доминирование, деспотия матери является существенной, а чаще непреодолимой преградой к установлению эмоционально теплых отношений между нею и ребенком. Это кладет начало отчуждению, нередко скрытому, маскирующемуся опекой, а по существу - гиперопекой.

Отсутствие отца для ребенка четырех-пяти лет, как свидетельствуют некоторые авторы, имеет больший отрицательный эффект, чем для.ребенка старшего возраста. Так, мальчики, лишившиеся отца в возрасте четырех-пяти лет, имеют слабую мужскую сексуально-ролевую ориентацию и больше сексуально-ролевых конфликтов, чем дети, имевшие отца или лишившиеся его в более позднем возрасте. Мы считаем возможным предположить, что мотивы некоторых убийств на бытовой почве лежат в сфере неадекватного представления о себе как о сексуальном партнере, бессознательного ощущения своей несостоятельности. Поэтому, на наш взгляд, многие так называемые убийства из ревности на самом деле вызываются реакцией мужчин на демонстрацию женщиной его социальной и (или) сексуальной несостоятельности. Поэтому он уничтожает в лице женщины источник психотравмирующих воздействий.

А., по мнению суда, совершил убийство своей сожительницы Г. из ревности при следующих обстоятельствах. Они жили вместе в рабочем общежитии, и во время очередного совместного распития спиртных напитков он ударом ножа убил ее после того, как она сказала, что у нее есть некто получше него. Эти слова потерпевшей чрезвычайно важны для объяснения происшедшего, но из них отнюдь не следует, что преступник действовал по мотивам ревности. Нужно учитывать другие обстоятельства. Как выяснилось в беседе с А., он и раньше прекрасно знал, что Г. изменяет ему, так как она ночами нередко уходила от него, стараясь делать это незаметно, к другим мужчинам, жившим в том же общежитии. Так что поводов для ревности у него и раньше было предостаточно, он иногда в связи с этим скандалил, но не предпринимал решительных действий. Когда же потерпевшая облачила свое отношение к нему в явную, в данном случае словесную, форму, сказав, что у нее есть некто получше, чем А., тем самым она нанесла ему глубокую психическую травму. По существу негативная оценка его как биологического существа в мужской роли, конечно, несет в себе угрозу его бытию, поскольку отрицает такую роль. Поэтому реакция его была мгновенной, он сразу же уничтожает источник психотравмы. Показательно, что А. рассказывал об этом довольно спокойно, не выказывая никаких угрызений совести, что, впрочем, характерно для убийц. Дополним наш пример тем, что А., по его словам, воспитывала властная мать, к тому же не уделявшая своим двум детям особого внимания.

Эмоциональное отвергание родителями ребенка в детстве в решающей степени может предопределить его дальнейший жизненный путь, его изоляцию, оторванность от среды. Особенно важно отметить, что оно порождает весьма тягостные воспоминания и ощущения, которые сублимируются, переносятся в сферу бессознательного, но могут быть настолько травматичными, что способны мотивировать насильственное преступное поведение. Его личностным смыслом выступает “снятие” психотравмирующих переживаний, связанных с детством, путем уничтожения объекта, который вызывает ассоциации с этим периодом жизни. Это как бы символическая ликвидация своего детства, уход от него. Проиллюстрируем сказанное следующим примером.

Б., 30 лет, образование 8 классов. Осужден на 15 лет лишения свободы за покушение на изнасилование 12-летней девочки, изнасилование девочки в возрасте одного года и хулиганство. Как следует из приговора, явившись вместе со своим товарищем в дом знакомых последнего, он пытался изнасиловать 12-летнюю девочку. Девочка сопротивлялась и сбежала. В тот же день в том же доме дважды изнасиловал девочку в возрасте одного года. Б. пояснил, что был пьян и очень хотел вступить в половую связь. После изнасилования вышел на улицу и напал на незнакомую женщину. Несколько раз ударил ее по голове, угрожал изнасилованием.

Ранее Б. судим за угон автомашины, вовлечение несовершеннолетнего в преступную деятельность, грабеж, нанесение легких телесных повреждений и дважды за нарушение правил административного надзора.

Психиатрическая экспертиза констатировала у Б. возбудимую психопатию эксплозивного (взрывчатого) типа со склонностью к злоупотреблению алкоголем; были суицидальные попытки. Как известно, возбудимая психопатия указанного типа характеризуется аффективной несдержанностью, реакциями злобно-агрессивного плана, вслед за которыми наступают симптомы психической слабости (утомляемость, раздражительность, головные боли). Как показывает практика, среди возбудимых психопатов эксплозивного типа очень часто встречаются сексуальные перверсии (отклонения).

О детстве Б. известно: постоянно убегал из дома, родителей не слушал, воровал вещи дома и в школе, учился плохо, дважды оставался на второй год. Б. рассказывает: “Родители часто ссорились. Мать била отца, а он ее не трогал. Мать меня никогда не ласкала, не играла со мной. Отец много пил. Однажды, когда мне было 14 лет, напившись, выгнал из дома. Меня часто били, не кормили, приходилось ходить к соседям и просить поесть. К младшему брату родители относились лучше. Ему покупали новые вещи, ласкали, рассказывали сказки, но мать тоже выгоняла его из дома. Отношения у нас с братом были хорошие...” Первой женщиной у него была В. Она любила выпить, курила, была старше его на десять лет. Обследуемый женился на Рите, которая была моложе его на два года, прожил с ней три года.

Зачем и почему совершил последние преступления, не знает, поскольку был пьян. По его словам, когда он пьян - возникают мысли “побить кого-нибудь”. О совершенном преступлении рассказывает довольно спокойно, тон эмоционально бесстрастен, на деталях не останавливается, ссылаясь на опьянение. Раскаяние или самоупрек отсутствуют, ни разу не высказал сожаления о содеянном. Показательны его слова: “Говорили, что девочка умерла, но она жива”, сказанные им лишь в контексте “снижения” своей вины.

Как мы видим, Б. был отчужден от семьи, дезадаптирован с детства. Особая неблагополучность семейной ситуации проявляется в том, что Б. был отвергнут и матерью, и отцом. Причем мать не только не выполняла материнских функций (не смотрела за сыном, не ласкала его и т. д.), но и демонстрировала выполнение больше мужских ролей (пила, била мужа). В связи с этим обоснованны предположения о нарушении сексуально-ролевой ориентации Б., что мешало ему впоследствии должным образом ориентироваться в отношениях с женщинами. Таким образом, следствием психической депривации в детстве стала для Б. его дезадаптация в сфере отношений с женщинами.

Нарушение сексуально-ролевой ориентации особенно четко проявилось при применении ТАТ. Относительно картинки № 6, которая обычно порождает рассказ о матери и сыне, так как на ней изображены пожилая женщина и молодой мужчина, Б. пояснил: “Здесь действуют муж с женой”. В рассказе по картинке в качестве семейного и сексуального партнера у него выступает пожилая женщина, поэтому небезосновательна гипотеза, что в этой фигуре он бессознательно ощущает свою мать.

Очень важно отметить, что в рассказах по картинкам ТАТ у Б. немолодая женщина все время выступает в роли существенного препятствия в установлении весьма желаемых для него близких отношений мужчины с молодой женщиной, мешая и даже разрушая эти отношения. То, что Б. видит свою мать в качестве такого дезорганизующего фактора, особенно отчетливо выступает в его рассказе по картинке № 18, в котором пожилую женщину он охарактеризовал так: “Старая, пьянствует, драчливая”, т. е. почти полностью повторил характеристику своей матери. Это еще раз подтверждает враждебность в отношении к матери и бессознательное восприятие ее как источника собственной дезадаптации в межполовых отношениях.

Межполовые отношения имеют доминирующее значение в жизни Б. Он рассказал, что его “всегда тянуло ко взрослым женщинам 25-30-лет. Молодых я не любил, они мне не нравились, потому что наглые. За ними я не пытался ухаживать. В детстве с девочками никогда не играл, даже с родственницами”.

Б. отвергает своих сверстниц, но лишь вербально. На самом же деле он постоянно стремится к ним, и это в сексуальной сфере решающим образом направляет его поведение. Так, по 13 картинкам ТАТ (из 20) в его рассказах четко звучит тема молодой, красивой женщины. С ней он связывает свое личное счастье. Однако влечение к ней блокируется сексуальной дезориентацией, преградой выступает “пожилая женщина”.

В аспекте сексуальной дезадаптации Б. следует отметить весьма важный факт: жена Рита была моложе его на два года. Однако совместная жизнь была неудачной из-за частых конфликтов, возникающих обычно, когда он находился в нетрезвом состоянии. Причем инициатором конфликта выступал он сам, во время ссор избивал ее. Происходило это, на наш взгляд, по причине бессознательного ощущения мужской несостоятельности по отношению к жене как молодой и красивой (по его словам) женщине, восприятия ее как источника, демонстрирующего ему эту несостоятельность. В то же время он находится по отношению к ней в, так сказать, страдательной позиции как к недостижимому для него в психологическом плане идеалу. Данный вывод подтверждается, в частности, наличием на руке татуировки: “Ах, Рита, крошечка моя”.

Вместе с тем с В., которая была старше его на 10 лет, у него отношения внешне нормальные, бесконфликтные, но он не воспринимает ее как постоянного партнера и отказывается, несмотря на ее предложения, жениться на ней. Напомним, что В. довольно часто выпивала, в чем можно видеть ее сходство с матерью Б. и тем самым оценивать указанное обстоятельство в качестве препятствия к установлению с ней длительных отношений на прочной основе.

Таким образом, для Б. характерно амбивалентное, двойственное отношение к молодым женщинам, занимающим ведущее место в его мироощущении. Это отношение словесного отвергания их, страха перед ними и в то же время тяготения к ним.

Б. - дезадаптированная личность, находящаяся в изоляции от среды и ее ценностей, которые не стали его ценностями, регуляторами его поведения. Они постепенно воспринимаются им как “не его”, чуждые ему, для него необязательные, а среда, общество - враждебными. Отсюда постоянное антиобщественное поведение, совершение преступления в 16-летнем возрасте. В связи с этим обращает на себя внимание факт, что последние два раза он был судим за нарушение правил административного надзора, т. е. упорно игнорировал нормы, которые должны были регулировать его поведение после освобождения.

Отчуждение, а затем дезадаптация Б. - и социального, и психологического происхождения. Мы полагаем, что Б. вначале стремился к общению. Он рассказывал, что в детстве, когда его запирали дома с младшим братом, он выбивал стекло и с братом на руках уходил играть к ребятам. Как поясняют представители администрации исправительно-трудовой колонии (ИТК), где он в первый раз отбывал наказание, Б. был человеком достаточно общительным. Впоследствии же дистанция между ним и средой увеличивалась. Можно сказать, что его отчуждение, начиная с раннего детства (отвергание родителями, побеги из дома, кражи, плохая учеба и т. д.), было нарастающим.

Другой отличительной чертой Б. является агрессивность. В этом убеждают не только преступления, за которые он был осужден в последний раз, но и все его поведение: он бил свою жену, угнал автомашину, совершил грабеж, нанес телесные повреждения.

С учетом сказанного попытаемся объяснить преступные действия Б., за которые он был осужден в последний раз. Их анализ может привести к выводу о том, что Б., предпринимая попытку изнасиловать 12-летнюю девочку, изнасиловав годовалого ребенка, лишь стремился к удовлетворению сексуальных потребностей. Тем более что об этом он сказал сам и что эти преступления были совершены им на пятый день после освобождения, а следовательно, после длительного сексуального воздержания. Однако такой вывод является поверхностным, не основанным на глубоком анализе личности Б., его жизненного пути и ряда других существенных факторов.

Прежде всего отметим, что сразу же после освобождения Б. выяснил, что жена Рита бросила его и куда-то уехала, оставив ребенка его матери. Следовательно, ему была нанесена психическая травма, поскольку “молодая и красивая” отвергла его.

На второй день после освобождения он встретился с В., которая ночевала у него подряд три ночи. Поэтому предположение, что Б. совершил преступные действия в силу острой сексуальной потребности, необоснованно. Поэтому нужно искать другие, неситуативные, движущие начала его поведения, попытаться ответить на главный вопрос - каков личностный смысл его преступных действий, ради чего они совершены?

Обращает на себя внимание, что Б. вначале пытался изнасиловать 12-летнюю девочку, но эта попытка была достаточно вялой в том смысле, что он не прилагал необходимых усилий, чтобы силой совершить с ней половой акт, и дал ей возможность скрыться. После чего он дважды изнасиловал годовалого ребенка, который, естественно, не мог оказать ему сопротивления.

На наш взгляд, с учетом личности Б., особенно факта отвергания его родителями, изнасилование ребенка есть действие, с помощью которого он, как можно предположить, хотел уничтожить объект своего преступного посягательства, поскольку не просто вступил с девочкой в половой контакт, причем дважды, но и тем самым нанес ей телесные повреждения. Важно отметить, что уже после первого контакта ей были нанесены тяжкие увечья и второй был осуществлен, несмотря на это, что можно расценивать как “добивание” жертвы.

Личностный смысл, мотив этого акта, как представляется, состоит в уничтожении бессознательных психотравмирующих переживаний собственного детства. Данный акт, по-видимому, носит характер символического самоубийства. В связи с этим следует вспомнить, что у Б. наблюдались попытки суицида. Именно такой мотив мы устанавливали и во многих других случаях насильственных преступных посягательств в отношении детей, в том числе их убийств. Сексуальная форма уничтожения в разбираемом случае связана с тем, что именно сексуальные переживания, как мы пытались показать выше, составляют одну из важнейших особенностей внутреннего мира Б. и направляют его поведение.

Существенно, что он является возбудимым психопатом эксплозивного типа, а для этого типа характерны сексуальные перверсии. Однако наличие психопатии само по себе не указывает на мотив совершенного им преступления, хотя эта аномалия могла способствовать его преступным действиям, влиять на процесс мотивации. Любое расстройство психической деятельности относится к сфере медицины, мотив и мотивация - к сфере психологии, а психологическое явление не может быть объяснено с медицинских, в данном случае психиатрических, позиций. С помощью констатации названных расстройств невозможно раскрыть внутренние причины любого поведения. Иными словами, утверждение типа: “Он совершил это преступление, потому что психопат” - абсурдно, так как множество лиц с психическими отклонениями не допускают никаких предосудительных действий.

Действия Б. в отношении 12-летней девочки и женщины, которая стала объектом хулиганских действий, есть проявление его спонтанной агрессивной установки к женщинам, о чем мы уже подробно сказали. То, что он фактически не предпринимал реальных усилий изнасиловать их, свидетельствует в пользу нашего предположения о том, что личностным смыслом насилия над годовалым ребенком является уничтожение тяжких переживаний собственного детства и что им двигала не сексуальная потребность. Таким образом, истоки его преступного поведения следует искать в раннем детстве.

Мы уже отмечали, что не все преступники в детстве были отвергнуты родителями, но тем не менее их преступное поведение в той или иной степени связано с отвержением. Так, по всем изученным нами фактам изнасилований установлено, что преступники на ранних этапах своей жизни не имели должных эмоциональных контактов в семье. Оказалось, что в 80-85% случаев у них были враждебные или неприязненные отношения с матерями либо последние были безразличны к ним. Как можно интерпретировать эти обстоятельства? По-видимому, подобные контакты с матерями формируют такое же, т. е. негативное, неуважительное, даже резко отрицательное отношение к женщине вообще, желание видеть в ней не личность, а только биологическую особь, годную лишь для удовлетворения физиологических нужд. Отсюда не только само изнасилование, но и издевательство, глумление над жертвой, унижение ее достоинства, нанесение телесных повреждений и даже убийство, что, казалось бы, не связано с конкретными обстоятельствами самого сексуального преступления.

Отсутствие должных эмоциональных контактов с матерью приводит к тому, что мальчик, а затем юноша не приобретает социальных и психологических навыков и умений общения с представительницами другого пола, начинает бояться и сторониться их, выражать враждебное к ним отношение. Постоянное фрустрирование, блокирование сексуальных влечений приводит к накоплению аффективных психотравмирующих переживаний. В обстановке, субъективно расцениваемой как подходящая, подобное напряжение может разрядиться насильственными сексуальными действиями, тем более вероятными, что иными путями такие люди не умеют устанавливать контакты с женщинами.

При изучении (совместно с В. П. Голубевым и Ю.Н. Кудряковым) случаев изнасилования мы обратили внимание на весьма опасную категорию насильников - лиц, внезапно нападающих на незнакомых женщин, старающихся силой преодолеть их сопротивление, для чего наносящих им сильные удары, душащих и т. д. Поведение таких лиц можно сравнить с действиями охотника, поджидающего или выслеживающего добычу. Большинство таких преступников положительно характеризуются на работе и в быту, хорошо относятся к своей семье, но в отношении других женщин испытывают отрицательные эмоции, говорят о них пренебрежительно, считают безнравственными.

Исследование показало, что подобные насильники занимают по отношению к женщине подчиненную, пассивную позицию, женщина доминирует над мужчиной и направляет его. Как правило, у них нарушена аутоидентификация с мужской ролью при мощном напряжении сексуальной потребности, фиксации на половых отношениях, сводящихся лишь к половым актам вне нравственно-психологической близости. Установлено также, что подобные лица имели в детстве властную, доминирующую мать и безвольного, подчиненного отца. Создавая собственную семью, они психологически воссоздавали свою раннесемейную ситуацию, образно говоря, занимали место отца и выбирали в качестве жены женщину, похожую по своим психологическим чертам и поведению на мать. Иными словами, “охотники” эмоционально прочно слиты с матерью, испытывая потребность постоянно воссоздавать психологические контакты с ней, т. е. у них как бы не произошло психологического рождения в качестве самостоятельной личности.

“Охотники” зависимы не только от матери и жены, но и от женщин вообще, так как отношения с ними строятся на материнско-детской базе. Разумеется, все эти психологические установки и контакты в подавляющем большинстве случаев полностью бессознательны, в том числе и то, что такие мужчины фактически не воспринимают себя в автономной мужской роли. Поэтому в качестве мотива изнасилования у этой категории преступников выступает стремление к преодолению преимущественно психологического доминирования женщин вообще, а не конкретных лиц. Психологическая задача, которая решается в акте внезапного сексуального насилия, - это попытка резко идентифицироваться с мужской половой ролью, доминировать, обрести личностно-эмоциональную автономию, самостоятельную адаптацию, осуществить свое психологическое “рождение” за счет уничтожения зависимости от женщин, которые по отношению к нему (с его позиции) осуществляют материнскую функцию. Однако подобная попытка остается не более чем попыткой, поскольку сохраняющаяся патологическая психологическая структура препятствует действительной автономии личности. Именно по этой причине неожиданные и яростные нападения на женщин носят “серийный” характер, иногда преступник совершает такие действия несколько десятков раз. Иначе говоря, даже в тех случаях, когда он действует внешне “успешно”, психологического удовлетворения тем не менее не наступает, доминирующую позицию в отношениях с женщинами он занять не в состоянии. Поэтому “охотник” может вновь решиться на подобный поступок.

Думается, что попытка избавиться от психологического диктата женщины, “навязанного” в детстве матерью, лежит в основе большинства изнасилований женщин старческого возраста. Во всяком случае изученные нами подобные факты говорят именно об этом.

Попытаемся объяснить совершение некоторых имущественных преступлений, прежде всего краж, в связи с раннесемейными условиями формирования личности будущих правонарушителей.

Установление причин имущественных преступлений (краж, хищений, взяточничества, спекуляции т. д.) на первый взгляд не представляет особой сложности: они совершаются ради удовлетворения материальных потребностей, для приобретения одежды, продуктов питания, спиртных напитков, ведения образа жизни, связанного со свободной тратой денег, и т. д. Однако при таком подходе остаются неясными субъективные причины выбора именно преступного поведения в качестве способа решения важных жизненных проблем. Непонятно также, почему человек совершает преступление, если он не испытывает материальной нужды. Поэтому, чтобы вскрыть подлинные личностные причины совершения названных преступлений, необходимо обратиться к анализу жизненного пути преступников, условий их социализации, особенно в детстве.

Такой анализ, не затрагивая вопроса о выборе уголовно наказуемого способа приобретения материальных благ, необходимо связать с тем, "что в психологическом плане “выигрывает” личность, приобретая материальные блага. Можно предположить, что обладание ими придает человеку уверенность, снижает беспокойство по поводу своей социальной определенности, устраняет, часто лишь временно, чувство зависти; он способен испытывать удовольствие и удовлетворение, особенно если с помощью похищенного может приобрести престижные вещи, изменить свой образ жизни, войти в состав эталонной группы, завоевать внимание интересующих его лиц.

Есть основание выдвинуть гипотезу о том, что и корыстные мотивы связаны с психической депривацией в детстве, а именно дефицит эмоционального общения, в первую очередь с матерью, а затем с отцом, отвергание ими ребенка, невключение его в стойкие эмоциональные контакты формируют общую неуверенность индивида в жизни, неопределенность его социальных статусов, тревожные ожидания негативного воздействия среды. Эти особенности закрепляются в нем и оказывают существенное влияние на его поведение.

Можно предположить, что совершение имущественных преступлений является своеобразной компенсацией эмоционального дефицита, психологического отчуждения в детстве, поскольку такие преступления предоставляют субъекту материальные средства для того, чтобы прочнее и увереннее ощутить свое место в жизни и тем самым преодолеть состояние неуверенности и неудовлетворенности, порожденное указанными неблагоприятными условиями.

Однако, как и в других подобных случаях, отчуждение в детстве не может напрямую приводить к совершению корыстных преступлений, равно как не может и выступать их непосредственным мотивом. Между неблагоприятным детством и преступным поведением лежит жизненный опыт индивида. К тому же высказанные предположения еще не полностью раскрывают причины того, почему общая неуверенность преодолевается именно с помощью совершения краж или других имущественных преступлений. Видимо, здесь необходимо иметь в виду другие обстоятельства.

Криминологические исследования показывают, что в очень редких случаях родители непосредственно втягивают детей в преступную деятельность, советуют им совершать преступления и т. д. Их негативное влияние обычно проявляется в том, что они подают пример отрицательного отношения к законам и моральным запретам, ведут антиобщественный образ жизни, совершая правонарушения. Все это не остается секретом для ребенка. Однако очень часто родители будущего правонарушителя вообще не совершают никаких аморальных действий. Напротив, они предпринимают необходимые усилия для нравственного воспитания своих детей или как минимум пытаются добиться внешне нравственно послушного (законопослушного) поведения. Но усилия их обычно не достигают цели потому, что они исходят от лиц, с которыми у ребенка нет или существенно ослаблены эмоциональные контакты. Иначе говоря, он слушает их, но не слышит, так как не воспринимает именно от них нравственные нормы и стандарты.

Здесь уместна аналогия с воспитанием и обучением в школе: если учитель вызывает негативные чувства, ученик остается глух к его нравственным поучениям и даже будет плохо усваивать преподаваемый им материал.

Зачастую ребенок видит у других детей, в магазине или иных местах вещи, которыми ему хотелось бы обладать, но по той или иной причине этого сделать нельзя, поэтому у него может появиться чувство зависти. Закрепление такого чувства при отсутствии надлежащего нравственного воспитания способно спровоцировать в последующем желание совершить кражи и другие имущественные преступления. Иными словами, содержанием корыстной мотивации в данном случае является стремление иметь в своем распоряжении вещи, приносящие удовлетворение или удовольствие. На основании сказанного, казалось бы, можно сделать вывод, что все (или большинство) те, кто вырос в необеспеченных или малообеспеченных семьях, должны совершать корыстные преступления. Однако, как известно, это совсем не так. Нам представляется, что если ребенок переживает по поводу отсутствия у него понравившейся, престижной для него вещи, то соответствующее поведение матери или отца по данному поводу может компенсировать негативные переживания и “снять” их. Если родители не предпримут необходимых действий, возникшее чувство зависти может сохраниться и приобрести криминогенную окраску, переплетаясь с ощущениями собственной неуверенности и беспокойства.

Зависть может быть нейтрализована в процессе школьного воспитания. Однако нейтрализация может запоздать, если чувство зависти и сопутствующие ему переживания стабилизируются в психике. Отсутствие необходимых психологических контактов в семье чаще всего компенсируется в малых неформальных группах. Если последние придерживаются антиобщественных ориентации, то при стремлении к членству в них их нормы и ценности сравнительно быстро и “легко” аккумулируются личностью. Чем слабее связи несовершеннолетнего с семьей, тем прочнее они с неформальным окружением вне семьи, которое может оказывать негативное влияние на подростка, стимулировать его антиобщественное поведение. Явно недостаточны у них контакты со школой и другими учреждениями и группами, которые могли бы оказать благотворное воздействие. Так, исследования криминолога С.А. Тарарухина показывают, что правонарушения совершаются тогда, когда утрачивается психологический контакт со взрослыми наставниками и воспитателями. Среди несовершеннолетних.правонарушителей высказали положительное отношение к отцам только 30%, к матерям - 42%. Они, как правило, не могут точно сказать, где и кем работают родители, не могут вспомнить их привычки, любимые книги, интересы и т. д В отношении учителей 60% опрошенных ответили, что любимых учителей у них не было, 12% заявили, что любимые учителя у них были, но их ответы носили общий характер, остальные от ответа уклонились.

Отмечая попадание индивида в психологическую зависимость от группы, нужно остановиться на таком важном обстоятельстве. Психологическое изучение лиц, виновных в совершении краж, показывает, что причиной включения их в антиобщественные группы во многом послужило либо отсутствие отцов, либо отсутствие доверительных, близких отношений с ними. Иными словами, взрослый мужчина, призванный сыграть роль отца, не выполнял этой роли, необходимой для всесторонней социализации личности мальчика или подростка. Между тем, как уже отмечалось выше, роль отца в воспитании ребенка трудно переоценить.

Образующийся эмоциональный вакуум из-за депривации в семье заполняется отношениями не просто в неформальной группе сверстников, а в группе, где функционируют лица старших возрастов. Поскольку потребность в идентификации с группой велика, ее нормы и стандарты активно усваиваются и начинают стимулировать противоправное поведение. Можно сказать, что в такой группе человек пытается получить то, что “недополучил” от отца. Поэтому, как показывают клинические исследования многих преступников, в юности они тяготели к группам, в которых доминировали лица старших возрастов, демонстрирующие свою физическую силу, ловкость, уверенность, сообразительность, умение преодолевать трудности и т. д. С ними подростки начинают совершать вначале мелкие, а затем все более опасные правонарушения. Не исключено, что в такой группе они видят “коллективного” отца. Для иллюстрации приведем следующий пример.

М., 25 лет, образование 10 классов, холост. Родился в семье служащих. В первый раз в 1979 г. совместно с другими лицами совершил ряд квартирных краж, за что был осужден на четыре года лишения свободы. После освобождения вновь совершил несколько краж из квартир.

М. весьма положительно характеризует своих родителей (он был единственным ребенком), отмечает их заботливое отношение к себе, достаточно доверительные контакты с ними, особенно с матерью. Обучаясь в радиомонтажном училище, М. познакомился с группой молодых людей, которые “весело” проводили время, посещали рестораны, дискотеки, хорошо одевались, при этом располагая свободными деньгами. Как он выяснил впоследствии, они занимались спекуляцией и совершали квартирные кражи. Общение с ними было для М. лестным. Он стремился к постоянному членству в группе, поэтому они постепенно втянули его в занятия спекуляцией, а затем и в совершение краж из квартир. По первому впечатлению причиной преступного поведения М. является антиобщественное влияние названной группы. Однако такое объяснение является совершенно недостаточным и неполным, не раскрывает субъективных причин уголовно наказуемых действий М., их личностного смысла.

Как показало психологическое изучение, положительная оценка М. его отношений с родителями не соответствовала действительности. Он, как и многие люди, оказался неспособным вскрыть те реальные связи, которые существовали между ним и родителями, сосредоточивая внимание на внешних обстоятельствах, в первую очередь на том, что родители постоянно контролировали его поведение и особенно учебу. Высказывания самого М., которым он не придавал значения, говорят о том, что необходимых психологических контактов у него с родителями не было, т. е. его отвергание родителями носило скрытый характер. Так, о матери он сказал, что хотя она его физически не наказывала, но была категорична, резка, постоянно пыталась в чем-либо разоблачить. В этом нельзя не видеть жесткий, психотравмирующий контроль со стороны матери. Не удивительно, что на самом деле он не доверял ей: “Я обманывал ее, чтобы скрыть плохое. Я подхалтуривал в оркестрах, занимался мелкой спекуляцией, чтобы выглядеть лучше, хорошо одеваться”. С отцом отношения были еще менее доверительны.

Особенно красноречиво рисуют отношения М. с родителями его рассказы по методике ТАТ. Например, по картинке № 6 он пояснил: “Сын и мать, мне бы так хотелось. У них был серьезный разговор. Он собирается уходить и сказал ей об этом. Она поражена, что останется одна. Я бы назвал эту картину “Сын уходит”. Он уйдет медленно, не может не уйти, такие у него обстоятельства. Очень грустная картина, впечатляющая”. Как мы видим, здесь отчетливо видна проекция на его отношения с матерью.

Однако дефицит эмоциональных отношений с матерью не восполняется контактами с отцом. В рассказе по картинке № 7 М. пояснил: “Отец с сыном. Сын похож на предыдущего. Они в очень хороших отношениях. Отец снисходительно смотрит на своего отпрыска. Сын ему что-то доверил. Отец анализирует рассказ сына, а сын ждет. Эту картину можно соединить с предыдущей. Отец посоветует сыну поступать так, как тому велит трезвый разум”. Таким образом, М. не находит удовлетворения и в отношениях с отцом, поддержки у него. Отец не дает никаких советов сыну, не помогает ему, а лишь призывает поступать так, “как велит трезвый разум”, следовательно, переносит тяжесть жизненных решений с себя на сына. Характерно, что рассказы по картинкам № 6 и 7 - в сущности единый рассказ об одной и той же семье, т. е. проекция на собственную родительскую семью. В ней отношения строятся по схеме: уход от матери - обращение к помощи отца - его отказ.

Психологическое отчуждение М. в детстве от родителей во многом обусловливает его слабую включенность в межличностные отношения, тревожность, сверхобостренную чувствительность к внешним воздействиям, постоянные ожидания угрозы. Связанные с этим переживания порождают множество конфликтов с окружающими. Так, о М. известно, что его несколько раз жестоко избивали другие преступники.

Тестирование М. с помощью “Методики многостороннего исследования личности” (ММИЛ) показало следующее: чрезвычайно чувствителен ко всему, что имеет к нему отношение, особенно в сфере межличностных контактов. Обидчив, подозрителен. Считает, что против него постоянно что-то замышляют. Обнаруживает упорство в отстаивании своего мнения, его трудно переубедить. Агрессия направлена на окружение, которое он считает недоброжелательным по отношению к себе. Черты импульсивности проявляются во внезапных, необдуманных поступках. Низкий интеллектуальный контроль поведения, плохо разбирается в социальных нормах и требованиях. Испытывает сильное внутреннее психологическое напряжение, дискомфорт, тревожность; нарушена адаптация. При оценке окружения обнаруживает “свою логику”, интерпретирует все в рамках имеющихся у него аффективных установок, которые не соответствуют реальности, преувеличены. Считает, что его недостаточно объективно оценивают окружающие, всячески ущемляют его права, стремятся унизить.

Жесткий контроль над М. в детстве при отсутствии эмоциональных контактов с родителями привел к потере контакта с ними. М. дезадаптирован и в сфере межполовых отношений. Хотя любовь к женщине считает наивысшей ценностью, устойчивых связей с женщинами у него никогда не было. Касаясь этой темы, М. в беседе пояснил, что наконец-то встретил женщину, отвечающую его желаниям во всех отношениях. Она его идеал, он будет с ней до конца жизни. Однако выяснилось, что он ее видел только на фотокарточке, переписывается с ней, поскольку она тоже отбывает уголовное наказание. На наш вопрос, не разочаруется ли он в ней при встрече, М. после некоторого замешательства ответил, что это вполне возможно.

Отношения М. в группе соучастников носят в целом подчиненный, пассивный характер, что в значительной степени определяется его общей дезадаптацией, при которой ограничены возможности выбора. Группа является для него эталонной, поэтому он достаточно легко подпадает под ее влияние, быстро усваивает ее стандарты и ценности, совершает в ее составе преступления. Влияние группы является устойчивым, поскольку М. дорожит членством в ней.

Таким образом, совершение М. первых краж мотивируется потребностью преодоления своего социального и психологического отчуждения, желанием обрести членство в группе. Затем все более четко начинают проявляться мотивы корысти, и кражи становятся главным источником получения средств к существованию.

Криминолого-психологические исследования показывают, что отчуждение в детстве от родителей относительно редко компенсируется другими факторами или благоприятными жизненными ситуациями. В подтверждение этого приведем следующий пример.:

Д., 30 лет, образование среднее техническое. Родители расстались, Г когда ему было около трех лет. Отца не помнит. Со слов матери знает, что он спился, его лишили отцовства, отбывал уголовное наказание. Жив он сейчас или нет, не знает. Никогда не пытался его найти и чувствует, что повторил его судьбу.

Мать относилась к Д. хорошо, и, хотя была властной, с характером, он ее не боялся. “Мать отбила у меня в детстве самостоятельность своей строгостью, и я думал, что к своему ребенку не буду так строг”.

Семьей руководил отчим, но с ним Д. не мог общаться, так как тот был строгим и замкнутым, иногда физически наказывал пасынка. Отчим считал, раз у него нет своих детей, то Д. и его сестра должны стать такими, чтобы его никто не мог ни в чем упрекнуть, а поэтому “требовал от нас хорошую учебу. Я его в детстве очень не любил, потом мне его стало жалко, так как все его попытки были безуспешными. Можно всего было достичь добротой. Он и сестру замучил”. В последние годы, считает Д., он чувствовал, что мать как бы упрекает себя.

Д. учился в техникуме, служил в армии. После армии заочно поступил в институт, работал, оклад составлял 110 рублей. Так как в связи с женитьбой денег не хватало, подрабатывал в магазине, на фабрике. Жена не работала в связи с рождением ребенка. Он не мог удовлетворить ее запросы в вещах, она была недовольна им, хотя вначале и не упрекала. Пошел на мыловаренный завод рабочим, стал получать больше, но стал чаще выпивать из-за углубления конфликтов с женой, которая постоянно была недовольна материальным положением.

В 1976 г. украл в такси деньги и был на месте задержан. Жена узнала, что он совершил кражу, однако тогда от него не ушла. Но все-таки потом из-за постоянной нехватки денег она уехала к матери в Рязань. В этот период он уже “здорово пил”. Еще когда жили вместе, Д. подозревал, что она ему изменяет, поэтому пил, чтобы отомстить за ее “гулянки”. Решил ей тоже изменять. Жена, со слов Д., “с характером”, как и его мать.

Трижды ездил в Рязань, но она не соглашалась вернуться. Стал пить систематически. “Пить - выход из положения, чтобы ни о чем не думать. Я мучился около года оттого, что она меня бросила. Даже попал в психиатрическую больницу с диагнозом “депрессия”. Стал часто менять место работы, совершал мелкие кражи, в основном из магазинов. Однажды в столовой украл портфель-дипломат, и меня задержали на месте”. Был осужден на четыре года лишения свободы.

После освобождения вернулся в Москву. Не мог устроиться на работу в течение двух месяцев. Пил не очень много, не воровал, продавал свои книги. Потом совершил кражу портфеля и был задержан. Осужден на четыре года лишения свободы. У Д. диагноз: алкоголизм второй стадии.

Д. - отчужденная, дезадаптивная личность. Основы ее дезадаптации заложены в детстве путем эмоционального отчуждения от родителей. Они были ориентированы на внешний успех, которого пытались достичь с помощью запретов и строгости в ущерб внутренним контактам между членами семьи. Этим объясняется, что Д. в первую очередь с помощью строгих мер пытались заставить хорошо учиться. Семье нужно было в основном внешнее подчинение, а не подлинная близость.

Необходимо подчеркнуть, что у Д. не было близких эмоциональных контактов с матерью на ранних этапах жизни, что положило начало дезадаптации. По его рассказам видно, что он чувствует ее вину перед собой. Он говорит об этом прямо: “Мать отбила у меня самостоятельность в детстве своей строгостью, и я думал, что к своему ребенку не буду так строг” - и косвенно: “В последнее время я чувствовал, что мать как бы упрекает себя”. Однако Д. ощущает сильную психологическую зависимость от матери и ее решающую роль в его жизни, что достаточно четко проявилось при его обследовании с помощью ТАТ. В целом у него сохранились тягостные воспоминания о детстве, неудовлетворенность им.

Отчим усугубил его отчуждение. Д. боялся его, в том числе физических расправ, и даже убегал из дома. Такие отношения с отчимом помешали формированию “мужских” черт в характере Д., во многом предопределив его слабоволие, инертность, подчиняемость обстоятельствам, желание “плыть по течению”, столь характерные для преступников асоциального типа. Мать не стала для него основным адаптирующим фактором. Логично, что эту роль могла бы сыграть другая женщина, поскольку его социализация, хотя и неудовлетворительная, главным образом шла все-таки через мать. Однако жена, на которую он бессознательно возложил эту функцию, достаточно быстро отказалась от него. Следует заметить, что до этого он совершил кражу денег в такси, чтобы обеспечить материальные потребности жены, что еще раз подтверждает его психологическую зависимость от нее.

Жена ушла от Д., не поддаваясь уговорам. Он бессознательно ощущал свою зависимость от жены и предвидел “бедствия”, которые его ждут в случае окончательного разрыва с ней. Поэтому он трижды едет к ней в Рязань, но ничего добиться не может.

Дезадаптация (и деградация) Д. обострилась тогда, когда он оказался несостоятельным в обеспечении запросов жены. Именно в этот период и по этой причине он начал выпивать и совершил новую кражу. Окончательный, после длительных конфликтов, уход жены углубил его отчужденность: он стал постоянно пить, часто менял место работы, подолгу не работал, продавал из дома вещи, совершал кражи. Употребление алкоголя снимало состояние тревоги, но в то же время активно способствовало его десоциализации. Уход жены был для Д. настолько травмирующим, что он заболел депрессией.

Отметим и такую важную деталь, характеризующую его общую дезадаптацию и свидетельствующую о стремлении к пассивному уходу из психотравмирующей ситуации: у него были веские основания подозревать жену в неверности, однако он отреагировал лишь тем, что сам стал ей изменять и еще больше выпивать.

Нельзя не видеть сходство в характерах матери и жены Д., равно как сходство судеб Д. и его отца, что отмечает и сам Д. Можно предположить, что мать Д. сыграла в жизни отца примерно ту же роль, что сыграла жена в его жизни.

Мотивы краж, совершенных Д., не носят, так сказать, чисто корыстного характера. Мотивом, личностным смыслом преступлений лиц алкогольно-дезадаптивного типа является сохранение определенного асоциального образа жизни. По-видимому, их можно назвать дезадаптивными мотивами. Возможность рецидива преступлений у таких лиц в силу дезадаптации и алкоголизации чрезвычайно велика, тем более что они обычно слабо опираются на прошлый опыт и не извлекают из него урок.

Д. - подавленный, с постоянно сниженным настроением человек. Для него характерны общая пессимистическая оценка жизни при одновременно декларируемом желании построить ее заново. Ему не хватает решимости и воли, он не уверен в себе, что является в значительной мере следствием воспитания в семье. Не случайно у него вызывают антипатию сильные, довольные собой, уверенные в себе люди, умеющие за себя постоять, т. е. именно те, которые демонстрируют черты, которых у него нет. Это тоже может способствовать рецидиву преступлений.

В приведенных примерах имело место отчуждение от родителей в детстве. Отсутствие необходимых воспитательных мероприятий и воздействие при этом различных криминогенных факторов приводят к преступному поведению, развивающемуся на фоне утраты контактов с позитивной микросредой и значительного ослабления ее контроля. В этих жизненных ситуациях совершение краж является способом поддержания определенного образа жизни, что наиболее ярко выступает в тех случаях, когда алкоголизация играет роль мощного мотивирующего фактора при общей дезадаптации. Преступная дятельность М. начинается под влиянием мотивов приспособления к группе, обеспечения необходимого ему образа жизни, преодоления своей изолированности. В дальнейшем совершение квартирных краж в одиночку приобретает, так сказать, более корыстный характер, и корыстные мотивы начинают играть доминирующую роль.

Таким образом, мы выдвигаем гипотезу, что эмоциональное отвергание в детстве ребенка родителями формирует у него состояние неуверенности, тревожности, беспокойства по поводу своей социальной определенности. Подобные особенности становятся фундаментальными структурами личности. Однако эти структуры неоднородны: по-видимому, если попытаться ранжировать их, высшей точкой будет страх и ожидание агрессии среды, низшей - неуверенность и беспокойство. Страх и ожидание агрессии способны порождать насильственное преступное поведение, неуверенность и беспокойство - совершение корыстных преступлений в попытке обрести определенность и положительные эмоции, даваемые материальными благами.

Между названными крайними точками могут существовать иные образования. Можно предположить, что снижение страха до уровня только неуверенности и беспокойства способно, при общей антиобщественной направленности личности, трансформировать насильственное преступное поведение в корыстное, а повышение неуверенности и беспокойства - наоборот. Возможно, что в этом заключена одна из главных причин изменения конкретных форм противоправного, поведения индивида. Не исключено и совпадение этих явлений, в чем можно усмотреть причину, например, совершения краж и нанесения тяжких телесных повреждений или убийства одним и тем же лицом.

В настоящее время трудно дать более или менее полный ответ на вопрос о том, почему отвергание, отчуждение ребенка родителями в детстве у одних приводит в дальнейшем к формированию страха, а у других - только состояния неуверенности и беспокойства. Можно предположить наличие нескольких причин:

• врожденные особенности нервно-психической конституции, определяющие различные типы реакций на отчуждение;
• характер и степень отчуждения от родителей;
• усвоение в детстве, а также в юношеском возрасте конкретных форм антиобщественного поведения - насильственного или корыстного как в семье, так и в иных малых группах;
• состояние психики данного человека, ее нарушения.

Разумеется, отчуждение в детстве, как и вся неблагоприятная раннесемейная ситуация личности, может и не иметь негативных последствий, если будут предприняты специальные воспитательные меры.

Date: 2015-09-25; view: 303; Нарушение авторских прав