Тегеран

Рузвельта исключительно интересовали впечатления от встреч в Москве Дж. Дэвиса, который именно в это время возвращается в Вашингтон. Он просил бывшего посла наиболее тщательным образом восстановить подробности бесед со Сталиным. Огорчило посла более всего то, что Сталин не видел особого различия между американской позицией и английской, он полагал, что стоит перед единым западным фронтом. Исходя из этого, Сталин не проявил энтузиазма в отношении сепаратной встречи с Рузвельтом. На предположение Дэвиса о том, что СССР и США, в лице их лидеров, могут найти общий язык, «выиграть и войну и мир», Сталин лаконично ответил: «Я в этом не уверен». Дэвису, по его словам, понадобилось немало времени и усилий, чтобы смягчить напряженность в их беседах. Сталин не принимал североафриканские операции или бомбардировки Германии в качестве эквивалента «второго фронта». Дальнейшее откладывание открытия «второго фронта» поставит Советский Союз летом 1943 г. в очень тяжелое положение. Оно (Сталин сделал акцент на этом) повлияет на ведение Советским Союзом войны и на послевоенное устройство мира.

Вскоре Рузвельт получил личное послание Сталина: результат массированного германского наступления летом 1943 г. будет зависеть от операций союзников в Европе. Но в конечном счете перспектива достижения двусторонней советско‑американской договоренности приобрела привлекательность, и Сталин согласился встретиться с Рузвельтом в Фейрбенксе (Аляска) в июле или августе 1943 г., однако просил понять, что не в состоянии назвать точную дату встречи ввиду существующих исключительных обстоятельств. И он не пойдет на встречу, если она будет использована как предлог для откладывания высадки на европейском континенте. Сталин говорил это, еще не зная об итогах конференции «Трайдент», еще надеясь на открытие «второго фронта» в августе‑сентябре 1943 г.

Лишь после отъезда Дэвиса из Москвы Сталин получил горькое сообщение от Рузвельта об еще одном крупном – на год – откладывании открытия «второго фронта». Накануне сражения на Курской дуге союзники отказали Москве в самой необходимой помощи. Прочитав написанный Маршаллом отчет о конференции, где как бы, между прочим, сообщалось о переносе высадки во Франции на весну 1944 г., Сталин, едва сдерживая ярость, прислал письмо 11 июня 1943 г., в котором отмечал, что данное решение создает для Советского Союза исключительные трудности. Это решение «оставляет Советскую Армию, которая сражается не только за свою страну, но также и за всех союзников, делать свое дело в одиночестве, почти одной рукой против врага, который все еще очень силен и опасен». Советский народ и его армия соответствующим образом расценивают поведение союзников. О возможности двусторонней встречи в послании не говорилось ничего.

Практически первый раз в ходе войны президент Рузвельт попал в ситуацию, когда его радужное восприятие грядущего, особенно характерное для него с середины 1942 г., столкнулось с менее обнадеживающей перспективой. Рузвельт не без основания ожидал, что теперь советская сторона может снова ужесточить свою позицию, предложения о советско‑американской договоренности повиснут в воздухе. Советские руководители не видели смысла заниматься сомнительным проектированием будущего, когда СССР предлагалось пробиться к нему через схватку с вермахтом, а Соединенные Штаты в это время наращивали индустриальные мощности.

Date: 2015-09-24; view: 283; Нарушение авторских прав