Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






Разграничение





 

Везение Конева претерпевает испытание. 3‑ю гвардейскую танковую армию Рыбалко остановили на глубоком канале Тельтов, отсекающем Бабельсберг от основного Берлина. Бетон и метровые каменные стены. Конев бросил всю возможную артиллерию и лучшие ударные части.

Часы Спасской башни пробили полночь, и наступило 23 апреля, когда Сталин окончательно провел разграничительную линию между фронтами Жукова и Конева. В секретной директиве за номером 11074 проводилась линия, прежде стертая после городка Люббен. Конечной точкой наступления Конева он обозначил в Берлине вокзал Анхальтер – сотня метров в сторону от Рейхстага. Так Сталин отметил вклад Жукова в победу в этой войне, ему предоставлялось право поставить последнюю точку, сделать символический жест. Защитник Москвы и автор Сталинградской эпопеи становился победителем Берлина.

А Конев сражался за свой шанс отчаянно. Рыбалко на берегу канала ждал прибытия артиллерии, чтобы сокрушить линию германской обороны. Мощь этой артиллерии могла поразить кого угодно – 650 орудий на километр фронта. Жерла заговорили в 6 часов 20 минут 24 апреля, окончание их работы было сигналом атаки для трех корпусов. Уже был назначен связной офицер 9‑го механизированного корпуса к 1‑й танковой армии Катукова. Рядом Лелюшенко с 4‑й танковой армией рвался весь день 23‑го к Потсдаму, преодолев еще более двадцати километров до центра германской столицы.

Жуков направил 47‑ю армию на Шпандау, отрядив танковую бригаду для смычки с Лелюшенко в Потсдаме. Чуйкову и Катукову было приказано форсировать Шпрее и не позднее 24‑го выйти в район Темпельгофа. Богданов штурмует Шарлоттенбург на западе Берлина. Напоминаем, начиная с 22‑го апреля войска Жукова вели бой день и ночь. 5‑я Ударная армия сумела переправиться через Шпрее и приготовилась к броску на Карлсхорст. Разведке Чуйкова улыбнулась удача. Продвигаясь вдоль восточного берега Шпрее, она обнаружила целую флотилию лодок и даже катеров. Моряки Днепровской флотилии быстро овладели неожиданным подспорьем и переправили ударные силы Чуйкова на западный берег. Теперь Чуйкову не составляло труда сомкнуться с Рыбалко.

24 апреля 28‑й корпус 8‑й гвардейской армии Чуйкова пробился через аэродром Шенефельд на юго‑восток и встретил танки Рыбалко, идущие в противоположном направлении. Чуйков при этой встрече испытал подлинное удивление, равным образом это удивило и Жукова. Маршалу еще не сообщили о новой демаркационной линии между ним и Коневым, отдающей центр Берлина ему, герою Москвы, Сталинграда и Курской дуги. Он не знал – Сталин проявил хитрость, желая выжать максимум из соперничества маршалов. Жуков желал знать, когда и где Рыбалко вошел в собственно Берлин, куда его танки успели дойти, каковы их планы. Чуйков послал трех офицеров для координации действий. Но Рыбалко сам пришел на командный пункт Чуйкова и поговорил с Жуковым по телефону. Только тогда маршал начал успокаиваться, но на всякий случай принял свои меры: Чуйкову приказано развернуться на северо‑запад и в течение дня 24 апреля продвинуться в направлении Рудова, Букова и Лихтенраде. Впереди лежал берлинский центр.

Но 25 апреля повезло Рыбалко. Его левый фланг (7‑й танковый корпус) перерезал коммуникации между Берлином и Потсдамом, а затем через Ваннзее прошел в центр германской столицы. Конев еще погоняет все свои основные силы – ближе к Рыбалко и Лелюшенко, ближе к центру Берлина. Они направляются к рейхстагу – последний тяжелый бой. И тут его солдаты начинают понимать, что перед ними уже не противник. Оба маршала прибыли к Ландвер‑каналу, но Жуков сделал это чуть‑чуть быстрее. В полдень 25 апреля 1‑й Белорусский и 1‑й Украинский фронты сомкнули руки на юге Берлина. Салют в Москве отмечал успехи обоих фронтов – завершено окружение германской столицы. На Эльбе советские и американские части пожали друг другу руки, это означало, что Германия поделена на две части.

 

Последнее «ура»

 

События побежали с калейдоскопической скоростью. Гитлер 25 апреля приказал арестовать генерала танковых войск Вейдлинга за дезертирство. Возмущенный старый вояка лично явился в бункер и был не только прощен, но назначен «боевым комендантом» Берлина. В этот же день военный министр Стимсон сказал президенту Трумэну: «В течение четырех месяцев мы, по всей вероятности, завершим создание самого ужасного оружия, когда‑либо известного в человеческой истории; одной бомбы будет достаточно для уничтожения целого города».

Готовыми к атаке на центр Берлина стояли 464 тысячи советских войск, вооруженные 12 700 орудиями, 21 тысячей «катюш», полутора тысячами танков и самоходных орудий. От их передовой линии до рейхстага и до бункера Гитлера было меньше семи километров. В небе царили две советские воздушные армии. Жуков всячески хотел избежать кровопролитных городских боев. Он постарался – еще стоя на Одере – провести учения своих войск в условиях, приближенных к городским. Пусть солдаты знают, что их ждет. Была создана систем ведения боя «в две смены» – с 7 до 18‑ти и с 18 до 7‑ми. Но самой лучшей школой были берлинские пригороды. Мучительным был процесс учебы для танков: стоило немцам подбить головной танк, и вся колонна становилась удобной жертвой фаустпатронщиков. Тактика Жукова была проста и эффективна. Сначала постоянно крепнущая артиллерия наносит огонь по заранее обозначенным целям, затем «катюши» своим фосфорным огнем загоняют все живое в убежища, потом вперед выдвигаются танки, крушащие баррикады, разносящие вдребезги дома, откуда раздаются орудийные или минометные выстрелы. Чуйков: «Бои внутри города являются состязанием огневой силы. Огневая сила была сильной стороной советской стороны, и она не заставляла себя ждать. Наши пушки иногда производили до тысячи выстрелов по одному скверу, по группе домов, даже по маленькому саду».

В центре города находились 60 тысяч солдат германских войск. Гитлер приказал в центральном секторе мобилизовать женщин, и те взяли в руки панцерфаусты. Основной воинской единицей здесь был 56‑й танковый корпус – пять дивизий уменьшенного количественного состава. Отчаянно сражались ренегаты – добровольцы французы, бельгийцы, украинцы. Они знали, что ничего хорошего их уже не ждет. Командующий германской артиллерией полковник Волерман знал Берлин как свою ладонь и он расставил противотанковые орудия самым убийственным способом. Командующий германской обороной Вейдлинг разместился на Гогенцоллерндамм, а начальник его артиллерии Волерман – в аэропорту Темпельгоф.

Только три берлинские дороги (ведущие на запад) не были перехвачены советскими войсками, их взяла под свою опеку советская авиация. Но битва в воздухе была уже выиграна, предстояло последнее сражение на земле. Посмотрите на фотографии тех, кто шел в тот последний берлинский бой. Они устали хоронить товарищей, в ротах осталось по 20 человек, были батальоны с 50 человеками личного состава. Это поколение испило чашу до дна, оно не поскупилось. Мы – их слабые потомки – обязаны помнить бойцов победного апреля, когда живым дошел до цели седьмой или пятый. Их воля к победе, которая обеспечивала нашу свободу, была несокрушима, их любовь к нам – безгранична. Иначе они не стали бы лезть под танки противника, прикрывать своей грудью пулеметы противника, с ходу, из безнадежной позиции зубами цепляться за серые берега Шпрее. Никому мы не должны больше, чем им, пусть будет пухом им земля, которую тогда живые находили только в общественных скверах – так велико было число тех, кто не дошел.

Конев обязан был отвлечься от Берлина, следя за перемещениями 12‑й армии генерала Венка, в его тылу и тылу Жукова еще находились остатки 9‑й армии (стоявшей недавно на пути Жукова к Берлину) и 4‑й танковой армии. Венк вел с собой 200 тысяч человек, и это были отчаянные солдаты, оснащенные 300 танками и 2000 орудиями. Утром 26 апреля Венк нанес удар по связке 3‑й гвардейской и 28‑й армиям, заходя им в тыл. Приказ, данный Лелюшенко, не позволял двусмысленных толкований – отрезать Венку путь в Берлин. Жестокость этих боев была исключительной даже для всей этой жесточайшей из войн. Немцы сражались с подлинным отчаянием обреченных, и воды каналов и улицы увидели очень много крови. Занимаясь Венком, Конев в то же время не терял прицела на Берлин, где танковая армия Рыбалко прошла Целендорф и Лихтерфельде, а Лелюшенко форсировал Хавел. Юг Берлина теперь принадлежал Коневу. Что относительно центра? Именно в этот час пришла директива Ставки, пригасившая пыл Конева, отдающая центр Жукову.

Восемь армий бились в страшных усилиях, стремясь преодолеть германское сопротивление в условиях мегаполиса. Чуйков, который бился в одном из центральных секторов города, очень рано утром 25 апреля рассматривал город – море крыш – из ванной комнаты угловой квартиры на верхнем этаже пятиэтажного старого дома, где окно выходило наружу. Точнее говоря, командарм смотрел сквозь щель в стене. Город был плоский, и Чуйкову были видны многие укрепления обороняющихся. ОКХ переместился в традиционное место военных министров Пруссии и Германии – на Бендлерштрассе, в берлинском центре. Здесь к небу поднимался черный и желтый дым. Острие атаки будет направлено именно туда. Ландвер‑канал и бетонированный поворот Шпрее привлекали особое внимание Чуйкова – там рейхстаг и рейхсканцелярия – цели предстоящих боев. Особую неприязнь Чуйкова вызывали здания восемнадцатого века – их огромные стены с трудом поддавались даже артиллерийским снарядам. Чуйков вспомнил дочь Ирину, любившую играть именно в ванной. Он переложил с места на место кирпич и острая боль пронзила руку – экзема, реакция на кирпичную пыль. Слишком много кирпичной пыли было в его жизни, впервые эта экзема поразила его в Сталинграде. Совершенно внезапно здание перед его глазами содрогнулось и просело, это началась военная страда.

Чуйков был озабочен тем, чтобы взять аэропорты Гатов и Темпельгоф – чтобы Гитлер не ускользнул из Берлина. На такую возможность намекали военнопленные, они видели транспортные самолеты с полными баками горючего. Гатов был на западной оконечности Берлина и функционировал весьма активно – самолеты взлетали и садились. 47‑я армия уже проделала значительный путь, и ее воины сражались из последних сил. Но 26‑го они ворвались на поле Гатова. Темпельгоф был в трех с небольшим километрах от рейхсканцелярии, именно на него был прежде всего нацелен Чуйков. Здесь видели много женщин с фаустпатронами. В землю были врыты танки – даже на взлетной полосе. Советским бойцам очень помогли захваченные фаустпатроны, именно ими были выбиты защитники подходов к Темпельгофу. К обеду 26‑го люди Чуйкова ворвались на взлетные полосы Темпельгофа. В городе были активны огнеметчики.

В этот день надежда снова забрезжила Коневу. С юга и запада его танки шли в сторону центра. 3‑я гвардейская танковая армия Рыбалко вышла из лесов Грюневальда и уже сражалась на улицах Шмаргендорфа и Фриденау – где‑то два с половиной километра от центра Берлина. Конев не оставил своей мечты, он приказал 10‑му механизированому корпусу идти с запада на Бранденбург.

Молодой лейтенант 22‑го танкового корпуса Виктор Боев неплохо говорил по‑немецки. Это и привело его к неожиданному телефонному абоненту. Корпус разместился в берлинских домах, покинутых жителями. Черным эбонитом блестел телефон, и Боев набрал адрес справочной. Номер министерства пропаганды? Девушка быстро ответила. Представителю министерства Боев сообщил, что звонит из Сименсштадта и хотел бы соединиться с доктором Геббельсом по важному делу. У рейхсминистра было совещание, но он подошел на экстренный звонок. «С вами из Сименсштадта говорит русский офицер. Когда и в каком направлении вы собираетесь бежать из Берлина? Вы должны помнить, что мы найдем вас, даже если бы нам пришлось прочесать всю землю. И мы приготовили для вас виселицу. Не хотите ли спросить что‑либо у меня?» – Нет», – сказал Геббельс и повесил трубку.

Хотя генерал Кребс уверил Гитлера, что центр Берлина держится уверенно, в германских руках осталась незначительная полоска земли. По улицам ползли облака дыма, гари, кирпичной пыли. Они покрыли толстым слоем здание рейхсканцелярии, где Гитлер заламывал руки, вопрошая «Где Венк?» Севером Германии теперь распоряжался Рокоссовский, отсюда помощь Берлину прийти уже не могла. Теперь Гитлер славил новую расу господ – славян, выстоявших и дошедших до Берлина. 27 апреля три четверти Берлина были в советских руках. Вечером основные ударные силы Чуйкова вышли к Ландвер‑каналу, полтора километра до рейхстага. Но на противоположном берегу части СС заняли оборону и сражались с фанатизмом. В движении на рейхстаг участвовала 5‑я ударная армия Берзарина (на Шпрее, напротив Музейного острова), 3‑я ударная армия Кузнецова в Моабите близ Тиргартена. 2‑я гвардейская танковая армия Богданова стояла западнее в Тиргартене – у нее было уже немного шансов первой выйти к рейхстагу. Но всему вопреки шансы были у Конева, у его авангарда – танковой армии Рыбалко, совершившей невероятный бросок с запада через Вилмерсдорф. Теперь Рыбалко осваивался с бывшим штабом Вейдлинга на Гогенцоллерндам. Если ему удастся сделать еще один такой бросок, он станет лидером победной гонки. Ночь 27 апреля прошла в планировании последнего удара.

Эпицентр мирового катаклизма располагался в Берлине, но и остальной мир не стоял на месте. Партизаны в Италии освободили Турин. Трумэн и его советники рассматривали карту Японии, чтобы выбрать город для атомной бомбардировки. Цель была определена: «Хиросима». Партизаны расстреляли Бенито Муссолини и пятнадцать человек из его окружения. Его тело было привезено в Милан и повешено вниз головой. На следующий день генерал фон Витингоф подписал акт о капитуляции германских войск в Италии.

28 апреля Гитлер узнал о контактах Гиммлера с американцами и англичанами. Гитлер заметил отсутствие представителя Гиммлера в бункере генерал‑лейтенанта Фегеляйна, женатого на сестре Евы Браун. Специальный отряд эсэсовцев пробрался в его квартиру, расположенную в уже занятом советскими войсками районе Берлина и привел злополучного беглеца обратно в бункер. Здесь с него сорвали погоны и расстреляли наверху, во дворе. Вечером этого дня военный комендант Берлина Вейдлинг доложил Гитлеру, что боезапасов осталось на два дня боев. Во второй половине этого дня американские войска вошли в Дахау. На железнодорожных путях стоял поезд с пятьюдесятью вагонами, забитыми трупами. Пройдя по лагерю, американские офицеры поставили к стенке 346 охранников лагеря и расстреляли их на месте.

 

Финал

 

Чуйкову, как всегда, дали невыполнимую задачу – с востока сомкнуться с силами, штурмующими Берлин с запада, из Тиргартена. На каждом канале, углу, подвале, улице его ожидали германские истребительные группы. Его солдаты плавали в холодной апрельской воде, цеплялись за гранитные парапеты, стреляли, залегали, лезли на голые еще деревья. Но на Ландвер‑канале они застряли у мостов Мокерн и Потсдамер. У первого из этих мостов знаменосец сержант Николай Масалов услышал детский крик, раздающийся с противоположного берега. Масалов передал знамя помощникам и спросил у своего командира разрешение спасти ребенка. Он попросил прикрыть его от пулемета, в немыслимой эскападе достиг места, где ребенок призывно звал мать с соседнего балкона. Рота затаила дыхание. На счастье именно в это время началась артиллерийская канонада – словно артиллеристы услышали призыв Масалова, который через минуту появился с трехлетним ребенком на руках. Он передал девочку в санчасть, а сам снова взялся за древко знамени. Так что в Трептов‑парке стоит не сусальный образ, не придуманная легенда, а простая иллюстрация к эпизоду великой войны.

Потсдамер‑мост был просто неприступен. И только он вел к вокзалу Анхальтер и к Вильгельмштрассе. Под мостом виднелись два заложенных взрывных заряда. Создав дымовую завесу, саперы пробрались к зарядам и обезвредили их. Несколько пехотинцев перебежали на противоположную сторону, и танки двинулись им на помощь. Напрасно. Немцы слишком хорошо пристреляли мост. Один за другим несколько танков стали мишенью фаустпатронов. Но безвыходных ситуаций не бывает. Танкисты обвязали один из танков мешками с песком, облили эти мешки дизельным горючим и загремели гусеницами по мосту навстречу пушкам и фаустпатронам. Немцы быстро нанесли по новой мишени несколько метких выстрелов, танк загорелся самым очевидным образом, немцы не сомневались в очередной победе – танк горел ярким пламенем. Но пораженные немцы видели, что танк, будучи весь в огне, стреляет еще активнее и точнее, движется быстрее и быстрее. Секунды их недоумения и замешательства было достаточно для захвата моста – несколько советских танков скрежетали уже на противоположной стороне. Чуйков выполнил задание, за четыре дня он прошел почти 15 километров (в Сталинграде такого он противнику не позволял) и подошел к Тиргартену с юго‑востока. А на севере Тиргартена генерал Перепелкин (3‑я Ударная армия) взял тюрьму Моабит – тогда он не знал, что берет место тюремного сидения Гесса и прочих сподручных Гитлера. Из освобожденной тюрьмы Моабит на свободу вышли 7 тысяч заключенных. Узники Моабита просили дать им оружие, чтобы немедленно отомстить своим обидчикам.

Теперь к рейхстагу устремились Чуйков с юга Тиргартена, бойцы 5‑й Ударной армии Берзарина с востока, Кузнецов с 3‑й Ударной армией с северо‑запада. Но и Конев был не прост, он приказал Рыбалко выйти к южной оконечности Тиргартена. Тот пробрался к Тиргартену к вечеру 28‑го апреля с основными силами 7‑го гвардейского танкового корпуса и бойцами 20‑й стрелковой дивизии. У них еще был шанс.

Город горел, клубы дыма застилали небо. Немцы поделили центр – Цитадель – на три части и защищались отчаянно и яростно. Нечем было дышать. Передовой линии не было, в городе противник вполне мог владеть домом в тылу атакующих групп. Различные этажи были боевым слоеным пирогом, один этаж принадлежал немцам, другой – советским воинам. То, что казалось определенным несколько минут назад, полностью теряло всякую значимость буквально в мановение ока. Сориентироваться, где фронт, а где тыл, становилось все сложнее. Первым условием входа в незнакомое помещение была запущенная туда ручная граната. Воспоминания маршала Чуйкова и генерала Крукенберга (дивизия СС «Нордланд») совпадают – сражения после успешного прохода Ландвер‑канала шли в одних и тех же домах. Много потерь было не от оружия врага, а от рухнувших этажей, от опасных развалин.

А прикрытый танками генерал Переверткин (79‑й стрелковый корпус) с севера проскользнул быстрее всех к мосту Мольтке. После полуночи его люди смели все препятствия и проложили путь прямо в «дом Гиммлера» – министерство внутренних дел. Артиллеристы подвели пушку и прямой наводкой пробили вход в этот страшный дом. Но за каждую лестницу, подъезд, этаж бой шел отчаянный, гибли солдаты. Утром 29‑го апреля «дом Гиммлера» был взят, что позволило вплотную подойти в помпезному зданию рейхстага. Последовал вожделенный приказ атаковать. Тому, кто водрузит Красное знамя над рейхстагом, было обещано звание Героя Советского Союза. Теперь каждый батальон 171‑й стрелковой дивизии создавал по две ударные группы, поддерживаемые самоходными орудиями.

А неподалеку, в бункере Гитлера, творились удивительные дела. Фюрер продиктовал свое политическое завещание. В нем укор германскому офицерскому корпусу, который «не сумел дать блестящего примера приверженности долгу до смерти». Как уже говорилось, исключены из нацистской партии Геринг и Гиммлер, «навлекшие непоправимый позор на всю нацию, начав переговоры с врагом», выведен из правительства Шпеер. Он исключил из НСДАП Геринга и Гиммлера, а власть в стране передал адмиралу Деницу как президенту Германии и Геббельсу как канцлеру. Что касается виновников войны, то «столетия пройдут, но среди руин наших городов и монументов ненависть всегда будет заново расти в отношении тех, кого в конечном счете мы должны благодарить за все это: международного еврейства и его пособников». Командование германской армией передавалось фельдмаршалу Шернеру.

Затем Гитлер приступил к процедуре бракосочетания с Евой Браун. Для этого солдаты СС привели из города муниципального советника Вальтера Вагнера. Церемония прошла в комнате карт. Гитлер в униформе, Браун в черном платье. Из старых камарадов присутствовали только Геббельс и Борман, они и были свидетелями. Гитлер чаще всего во время завтрака, венчавшего свадебную церемонию, обращался в основном к Геббельсу. Он «подарил» капсулы с цианистым калием двум своим секретаршам, убедился, что его собака умерщвлена. В его окружении уже трудно было найти кого‑либо трезвым. Одним из редких трезвых сотрудников был личный пилот Ганс Бауэр. В его распоряжении новая машина – бомбардировщик «Юнкерс», опытный прототип, способный на полет дальностью до 10 тысяч километров. Это открывало возможности перелета на Ближний Восток и даже в Латинскую Америку. Лететь Гитлер отказался. Он подарил Бауэру портрет Фридриха Великого кисти Антона Графа. Летчик носил этот портрет за Гитлером во все его штаб‑квартиры и места жительства. Бауэр ушел с портретом, который оказался плохим талисманом – разрыв снаряда привел летчика в советский госпиталь без ноги и без портрета.

Борман продолжал выполнять функции партийного бича, наказующего трусость и нерасторопность столичных и провинциальных чинов национал‑социалистического государства. «Измена» в эти дни была самым популярным словом. Информация из внешнего мира внезапно прервалась, когда случайный снаряд поразил балон с антенной, запущенный над бункером. Его обитатели и не знали, что страшный бой идет совсем рядом – за «дом Гиммлера».

Но финал был уже недалек. Предоставим слово англичанину Эриксону: «У вошедшего в Берлин солдата Красной Армии в руках был автомат, а рядом шел массивный, могучий боевой танк или стройный Т‑34; советские бойцы перемещались по городу, прикрытые сверху темными эскадрильями штурмовиков, чувствуя себя не только победителями, но и жертвами – жертвами страшной череды ужасных, зверских жестокостей, павших на них, на их семьи и их страну…. Солдат из батальона капитана Неустроева, атакующий рейхстаг, штурмующий «дом Гиммлера», останавливающий эсэсовских пулеметчиков, знал, что здесь, перед его глазами и есть «логово фашистского зверя». Они знали, что исторической миссией Красной Армии является искоренение фашизма, они твердо знали, что именно они сломали хребет вермахту, и многие командиры, неспособные расстрелять группу школьников из гитлерюгенда, держащихся за панцерфауст – фаустники – провожая колонну арестованных, видели красные глаза этих детей, ограничивались оплеухой или даже неспособны были и на это. Сентиментальность и простодушие, впрочем, иногда превращались и в ярость».

Вечером 29 апреля военный комендант Берлина Вейдлинг провел последнюю конференцию с участием Гитлера. Тот уже знал о судьбе Муссолини. Вейдлинг не мог сообщить ничего вдохновляющего. Лейтмотив был безысходный – чуда не будет. Все запасы окончатся завтра. Пик немецкого искусства в области экономии и распределения ресурсов. Русские у Потсдамского вокзала. Защищать рейхсканцелярию нечем – нет противотанковых пушек. Битву в Берлине следует остановить в течение 24 часов. Наступила тишина. Лишь несколькими минутами позже Гитлер («слабым голосом» – говорит протокол) спросил мнение полковника СС Монке. Тот выразил полное согласие с Вейдлингом. На лежавшей пред Гитлером карте стрелы и обозначения внесены были согласно сообщениям иностранных радиостанций – связь с германскими штабными службами была прервана. И все же Гитлер запретил капитуляцию. «Я не могу разрешить сдачу Берлина». Теперь, сказал Гитлер, пусть войска выходят из окружения «малыми группами». Но ни в коем случае не капитуляция.

Вейдлинг этим был уже сыт по горло. Он удалился. Гитлер все искал на карте армию Венка, 9‑ю армию и другие тени былой жизни. Между тем Венка остановили у озера Швелов, и он уже не был в состоянии показаться на карте Берлина. Фельдмаршал Кейтель сказал об этом Гитлеру в час ночи наступившего 30 апреля. Теперь было ясно, что на уме у Гитлера нечто иное. У него уже не было выбора. Утром 30 апреля американцы вошли в Мюнхен в Баварии и в Турин в Италии. Эйзенхауэр уведомил начальника Генерального штаба Антонова, что американские войска достигли разграничительной линии в Австрии – города Линц. Тито стремился обогнать американцев на пути к Фиуме, Поле и Триесту.

После взятия «Дома Гиммлера» войска занимали близлежащие дипломатические здания. Прямо напротив посольства Швейцарии располагался германский парламент. Неустроев и несколько других офицеров пытались сориентироваться из верхних окон «дома Гиммлера», они не знали как выглядит рейхстаг. Зазвонил телефон, полковник Зинченко хотел знать, почему они остановились? Неустроев стал описывать большое здание, стоящее перед ними. Полковник недослушал: «Это и есть рейхстаг». Приведенного пожилого фольксштурмовца Неустроев спросил: «Was ist das?» И получил искомый ответ: «Reichstag». В полдень 30‑го апреля 171 дивизия приготовилась брать рейхстаг. Паузы не будет, дело нужно решать немедленно. Гигантское облако дыма, гари, каменной трухи – всего, способного подняться в воздух, висело над городом, и не все осознали, что день был солнечным. Скажем так, не для всех он был солнечным. Офицеры и солдаты удивленно смотрели в карты, на них значились скверы, деревья и кустарники вокруг большого здания рейхстага. В реальной жизни все занимал раздробленный металл и никакой зелени в расплавленно‑разбитых каменных джунглях не было и в помине. Знамя, которое следовало водрузить, передали лучшему батальону, им оказался батальон № 1 капитана Неустроева.

За несколько часов до того, как над Берлином взвился красный флаг, Гитлер покончил с собой. 30‑го апреля он был один и обедал с секретаршами. Затем он пожал руки оставшимся. Адъютант Гюнше занял свое место у двери. Никто теперь не имел права войти. Ампула цианистого калия для Евы Браун, выстрел из пистолета, который почти никто не услышал – наверху скрежетали советские танки и били орудия главного калибра. Спустя несколько минут Гюнше вошел в комнату. Гитлер принял яд, но для верности сделал выстрел в голову. Тела были завернуты в одеяла, их вынесли на поверхность и облили бензином из канистр. Огонь не загорался. Шофер Кемпка зажег бумагу и с ее помощью соорудил костер. Черный дым пошел к небесам.

 

Date: 2015-09-24; view: 227; Нарушение авторских прав; Помощь в написании работы --> СЮДА...



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.013 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию