Германские оценки

Разумеется, значение потери каждого из четырех офицеров в чистках 30‑х годов было хорошо известно германским военным. Наихудшее впечатление Красная Армия произвела в ходе финской войны. Тогда Гитлер позволил себе сказать: «Русская армия – это шутка… Если нанести удар, то Советский Союз лопнет как мыльный пузырь».

После окончания основной волны чисток в армии журнал «Милитер‑Вохенблатт» объявил, что Красная Армия лишилась руководителей полностью. Признаком самоослепления вермахта было то, что в германской военной печати почти не освещались успехи СССР на озере Хасан в боях против японцев в 1938 году.

Германская разведка, по существу, призналась в своем бессилии. Военный атташе писал из Москвы адмиралу Канарису: «Арабу в бурнусе легче пройти по Берлину незамеченным, чем иностранному агенту войти в Россию». Немцы в короткие месяцы и недели военной подготовки обратились к дружественным странам и потенциальным союзникам. Турецкая разведка не смогла оказать помощи. Японцы снабдили сведениями о дальневосточных частях, но германский военный атташе в Токио оценил эту информацию как не имеющую практической значимости. В Будапеште регент Хорти не сумел собрать фактических данных, но поделился своими размышлениями: «Сегодня существуют советские республики; если все их завтра превратить в независимые государства, проблема коммунизма будет решена. Германия сможет завершить эту самую важную для человечества работу, за которую история будет благословлять ее в грядущие столетия, и она проделает эту работу за недели».

Ценную информацию предоставила Финляндия, особенно после осени 1940 года. Благодаря финским данным, германский генеральный штаб уточнил число советских дивизий в европейской части СССР (их оказалось на 15 больше). Финны сообщили также важные сведения о характере советских вооружений. Из этих же источников немцы узнали о состоянии советских парашютно‑десантных войск, об оборонительном потенциале районов Ленинграда и Пскова.

Воздушная разведка сообщила важные сведения о состоянии приграничных округов. Дороги оказались лучше, чем предполагалось. Определены были основные военные лагеря, аэродромы, склады и т. п. Но огромная Россия так и осталась лежать таинственной зоной за пределами фотоаппаратов группы аэрофотосъемки подразделения Т. Ровеля.

Немцы всегда помнили, что поразительные победы на начальном этапе Первой мировой войны оказались возможными благодаря тому, что они сумели полностью перехватывать донесения русских армий, скажем, вторгшихся в августе 1914 года в Восточную Пруссию. Этот успех стимулировал немцев подготовиться соответственно и в 1941 году. Красная Армия извлекла свои уроки из прежних поражений, и радиодисциплина была ужесточена. Некоторые западные специалисты называют советское радиоприкрытие лучшим в Европе. Благом России неожиданно стало значительно меньшее число телефонных и телеграфных линий. Сообщения теперь чаще следовали по радио. И хотя немцы приложили немалые усилия, они не прочли советские военные коды. Россия, по существу, осталась герметично закрытой. Радиоразведка дала удивительно мало.

Шпионаж против СССР был развернут Абвером после прихода Гитлера к власти. Центр реорганизованной немецкой военной разведки размещался в Кенигсберге, «выдвинутом» исторически и географически к советским границам. Напомним, что у Германии не было общей границы с СССР, и она при засылке агентов полагалась либо на дипломатические каналы, либо на лежащую «между» страну, какой в данном случае была Литва. Начиная с 1927 года между Абвером и разведкой соседней Литвы существовала связь, специально назначенный офицер Абвера отвечал за нее. Полтысячи километров границы Литвы с СССР, границы, проходящей по лесам и болотам, были особо ценимы Абвером.

С 1936 года немцы интенсивно ищут пути проникновения в СССР; Абвер во главе с Пикенброком сумел наладить связь прежде всего с разведками Австрии и Венгрии. Затем последовали попытки проникновения со стороны Румынии, Болгарии, Китая и Японии. Тесными стали контакты с Польшей. Однако все эти усилия успехом не увенчались. Лишь связи через Финляндию и Турцию дали определению ценную информацию, общая же картина не могла удовлетворить никого в Берлине.

Оказавшись в ситуации почти полного незнания того, что происходит в оборонительном секторе СССР, каковы возможности Красной Армии, Абвер обратился к эмиграции, а именно к эмиграции националистов. Канарис установил связи с Организацией украинских националистов (ОУН) в 1937 году. Было проведено несколько конференций, многие оуновцы были готовы сотрудничать с немцами, но и они не могли помочь стратегической разведке.

Тогда немцы попытались использовать для сбора информации представителей более чем миллионного населения Поволжской республики. Однако прямое и косвенное (через Немецкий институт внешних связей) обращение к ним германской военной разведки не помогло установить надежные связи. Советские немцы не изменяли своей новой родине.

Когда был подписан пакт Риббентропа – Молотова, Гитлер отдал приказ на время прекратить попытки активного сбора информации, чтобы не вызвать раздражения противоположной стороны. Но Абвер воспользовался польскими разведывательными связями, уже созданной сетью агентов в Белоруссии и на Украине. Теперь у Германии была огромная общая граница с СССР. Именно в это время Абвер стал наиболее активен, он создал близ границы тренировочные центры и постепенно увеличивал число засылаемых агентов.

Интенсификация разведывательных усилий Германии произошла после встречи в конце декабря 1940 года фельдмаршала Кейтеля и генерала Йодля с адмиралом Канарисом и его заместителем, отвечающим за разведку на Востоке, Пикенброком. Именно тогда Йодль сообщил руководителям разведки, что война с СССР неминуема и начать ее планируется до наступления лета. Обратим внимание на следующее. Доложив о решении исключительной важности, Йодль сказал руководителям разведки, что его, собственно, не очень интересуют данные о Красной Армии в целом. Главное – иметь точные сведения о том, какие процессы происходят в размещении Красной Армии неподалеку от границы. По существу – и это была серьезнейшая ошибка – руководители вермахта приказали Абверу отказаться от стратегических оценок и сосредоточиться на оперативно‑тактических проблемах. Главным козырем в этом инструктаже прозвучала ссылка на Гитлера, считавшего, что Россия падет после битвы у границы.

Абвер резко увеличил число подготавливаемых агентов. Своих лазутчиков начали засылать в армейские группировки, штабы отдельных армий. Большее значение стало придаваться степени подготовленности направляемых агентов. Их подготовка в специально открытых школах в Кенигсберге, Берлине, Вене и Штеттине проводилась более тщательно. Почти каждый агент, а их численность теперь составляла сотни человек, оснащался рацией. Некоторые переходы границ отличались исключительной дерзостью. Так, в апреле 1941 года взвод из шестнадцати человек в форме советских инженерных войск пересек границу в Белоруссии и был заподозрен пограничниками. Одиннадцать диверсантов были убиты, пятеро схвачены.

При всей напряженности, созданной сталинским режимом в стране, немцы не нашли предателей. Им не удалось завербовать ни одного значительного лица, ни одного обладателя подлинно существенной информации. У немцев не оказалось никаких возможностей увидеть картину оборонительных усилий СССР в целом. Мелкие агенты доносили сведения местных масштабов. Мы встречаем – как исключение – лишь одно обобщение стратегического порядка от германского агента: «Когда дело дойдет до конфликта Советского Союза с сильным противником, коммунистическая партия развалится исключительно быстро и не сможет более владеть ситуацией. Советский Союз распадается и превратится в гряду независимых государств». На документе имеется заключение аналитиков Абвера: «Особо точная оценка».

При рассмотрении источников германской информации об СССР накануне войны следует обратиться прежде всего к фигуре военного атташе Германии в Москве генералу Эрнсту Кестрингу. Этот германский офицер родился и вырос в Москве, ему были знакомы язык, быт и политическая жизнь страны Советов. В Первой мировой войне он участвовал, будучи офицером кайзеровской армии, в период Веймара специализировался по России в рейхсвере. Между 1931 и 1933 годами он занимал пост военного обозревателя в Москве. Это были последние годы тесного сотрудничества двух армий. Кестринг вернулся в Москву в качестве военного и военно‑воздушного атташе в октябре 1935 года.

Обстановка здесь была уже мало похожа на дружественность прежних лет. Кестринг жалуется на отсутствие доступа к любой, кроме официальной, информации. На сотни поставленных перед ним в Берлине вопросов он не мог дать даже приблизительного ответа. Консулы в различных городах получили фотографии, чтобы суметь хотя бы приблизительно разобраться в технике, проходящей перед ними дважды в год на военных парадах. Он много путешествовал. Например, в июне 1937 года на своем автомобиле проехал от Москвы до Тбилиси, хотя и без особой пользы.

Сложное для немцев время наступило в 1938 году, когда германские консулаты в СССР были закрыты, НКВД позаботился о прекращении контактов населения с иностранцами, военных атташе перестали приглашать на маневры и учения. Присутствие на заседаниях Верховного Совета ничего не давало, в бюджете статьи расходов подавались лишь в процентах. Кестринг определил для себя три источника информации: поездки по Москве и Подмосковью; тщательное изучение печати; интенсивный контакт с коллегами из других посольств. Ограниченность источников отражалась на докладах Кестринга. Посмотрим, что писал он о Красной Армии 22 августа 1938 года: «Вследствие уничтожения огромного числа высших офицеров, которые в значительной мере повысили свое мастерство на протяжении десятилетия практики и теоретических изысканий, операционные возможности Красной Армии уменьшились. Отсутствие старшего поколения опытных командиров отрицательно сказалось на подготовке войск. Уже существующее: отсутствие ответственности и в дальнейшем будет оказывать свое отрицательное влияние.

Наблюдается нехватка лучших командиров. Но ничто не позволяет обнаружить и доказать, что атакующая сила массы войск пала до такой степени, что не представляет собой очень заметного фактора в военном конфликте. Организация, дальнейшее развертывание военной экономики, как и всей индустрии, подверглись сильному отрицательному воздействию; различимы черты имеющейся в настоящее время стагнации».

Беседуя с британским военным атташе, Кестринг так резюмировал свое мнение: «Советская армия ныне более не имеет международного значения. По мере заметного для германского посольства в Москве поворота вермахта на восток Берлину понадобились более конкретные данные. Замещавший Кестринга подполковник Г. Кребс сообщал в Берлин 22 апреля 1941 года: «»Максимальная численность армии военного времени определяется нами в 200 пехотных дивизий. Такую оценку подтвердили мне также финский и японский военные атташе». В своих последних донесениях Кестринг и Кребс сообщали (Гитлер читал их донесения), что боевые возможности Красной Армии значительно не увеличились. В ней не происходит ничего нового.

На западных границах численность Красной Армии достигала 2 миллионов человек. Если в сентябре 1940 года Кребс полагал, что для восстановления своей прежней боевой мощи Красной Армии понадобится четыре года, то в мае 1941 года он утверждал, что на это ей понадобится минимум двадцать лет. Едва ли такие оценки не вызывали у германского руководства чувства, что следует ловить мгновение.

Поступающие сведения об СССР и Красной Армии скапливались и анализировались в нескольких пунктах Берлина. Одним из наиболее важных было Управление вооружения, руководимое генералом Томасом. Оценки этого Управления чрезвычайно важны для понимания общей стратегии Гитлера. Каково соотношение промышленных мощностей европейской и урало‑азиатской частей СССР? Томас относил на счет последней 18 процентов общего производства боеприпасов, 31 процент производства оружия, 24 процента производства танков. Возможно, настораживающим фактором могло бы стать следующее заключение Томаса: «Индустрия Урала и азиатской части СССР может в целом существовать независимо от европейской части страны». Но Томас не делал соответствующих выводов, исходя из его анализа трудно было определить степень жизнеспособности восточной части СССР. (Лишь тремя месяцами позже, 20 октября 1941 года, Томас сделает устрашающий вывод: даже оккупация почти всей европейской России «не приведет к безусловному коллапсу страны. Этого можно ожидать лишь в случае потери ею индустриальных районов Урала». Для изменения стратегии это был запоздалый вывод.)

Date: 2015-09-24; view: 261; Нарушение авторских прав