ГЛАВА 1. Текст предоставлен правообладателем http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=302622

Маша Царева

Небо. Парашют. Юноша

Саша Кашеварова – 4

Текст предоставлен правообладателем http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=302622

«Небо. Парашют. Юноша»: РИПОЛ классик; Москва; 2007

ISBN 978‑5‑386‑00068‑4

Аннотация

Саша Кашеварова решает заняться экстремальными видами спорта, вернее, экстремальными спортсменами. Но покорить сердце любимого мужчины можно, если ты согласишься покорить с ним Ниагарский водопад или на худой конец Останкинскую телебашню. Саша Кашеварова согласна прыгать без запасного парашюта с любых высотных зданий, только бы не упустить свое счастье.

Маша Царева

Небо. Парашют. Юноша

ГЛАВА 1

Неприятности мои начались тринадцатого числа, в понедельник.

Проснувшись под вой будильника (мои настольные часы по утрам изрыгают переливчатые трели пожарной сирены, только эти адовы звуки способны привести меня в вертикальное положение, под нежное монотонное «ту‑ту‑ту» я засыпаю еще крепче), – так вот, подскочив на кровати, я изо всех сил ударилась лбом о второй ярус оной. И только тогда, потирая ушибленную голову и плаксиво матерясь, вспомнила, что накануне мама перевезла ко мне в квартиру мою же старую детскую двухъярусную кроватку. Видите ли, родительская однокомнатная территория слишком тесна для хранения такого раритета. А выбрасывать жалко.

Весь вчерашний вечер я смотрела на кровать эту, крошечный клочок беззаботного детства, и молча грустила. Знаю, что мои родители мечтали о втором ребенке, поэтому и ложе приобрели двухэтажное. Но что‑то у них не сложилось, и верхний ярус навсегда остался пустым.

И вот вчерашним вечером, пойдя на поводу у щемящей ностальгии, я, двадцатидевятилетняя женщина, взгромоздилась на детскую кровать, прихватив с собой пушистый плед и коробочку шоколадных конфет с ликером. Да и, конечно, философские размышления о том, что детство давно прошло, а кроватка осталась, не могли обойтись без бутылочки «мерло».

Я думала, что сон мой будет по‑детски беззаботным и крепким. Что приснится мне не перекошенная физиономия начальника, скандирующего: «У‑во‑лю!», не укоризненный взгляд подруги, которой я вот уже два месяца деньги должна… А, например, веснушчатый Витька Потапов из седьмого класса «А», который на переменах бьет меня по спине учебником географии, а вечерами названивает домой и подолгу сопит в трубку.

В итоге же моя чертова сентиментальность обернулась микротравмой головы.

Спустив босые ноги с кровати, я попала пяткой аккурат в блюдечко с окурками.

Когда выяснилось, что горячей воды нет, а электрический чайник отчего‑то закапризничал и сломался, я даже не удивилась. Не везет так не везет. И бесполезно сопротивляться такому непредсказуемому явлению, как неудачный день.

Спрятав грязные волосы под бандану и кое‑как ликвидировав следы вчерашнего полуночного распития вина – синяки под глазами, легкую припухлость век – я уже собиралась отчаливать на работу. Когда вдруг ожил телефон.

Пришлось протопать в уличных туфлях по паркету в несмелой надежде: а вдруг это звонит тот широкоплечий блондин, которому я впарила свою визитную карточку на какой‑то вечеринке в прошлую пятницу?

Но нет – это была всего лишь мама.

– Сашенька! Как твои дела? – накинулась на меня бодрая, свежая, полная новых утренних сил родительница. – Как кровать?

– В прямом смысле головокружительно. – Я хмуро потрогала болезненно пульсирующую шишку на лбу.

– И все?

– А что еще? – удивилась я. – Между прочим, я сегодня даже на ней спала. Снова почувствовала себя ребенком.

Я думала, что родительница искренне обрадуется тому, что нелепый мебельный предмет, навязанный ею, был использован по прямому назначению. Но характерное раздраженное причмокивание говорило об обратном.

– Вообще‑то я надеялась, что, взглянув на эту кровать, ты наконец почувствуешь себя взрослой, – печально вздохнула мама.

– Ма, не понимаю тебя… – Тут мой взгляд случайно упал на электронные часы, и я подскочила, как на электрическом стуле: – Все, мам, на работу опаздываю. Давай я тебе вечером перезвоню. Надо бежать!

– Вот так и пробегаешь всю жизнь, – трагическим полушепотом предсказала мама.

– Да что на тебя нашло с утра пораньше?! – Я нервно поправила сумку на плече. Так, рабочий день начался десять минут назад. Будем надеяться, что главному редактору газеты, в которой я тружусь спецкором, не придет в голову пересчитывать количество редакционных ранних пташек. Иначе мне крышка. Премии в конце месяца не видать. А я и так в долгах по уши.

– Я думала, что детская кроватка натолкнет тебя на мысль о ребенке, – теперь уже умоляющим тоном изрекла мама, – твоем ребенке, Сашенька.

От неожиданности я даже поперхнулась. Может быть, мама с утра пораньше тоже шмякнулась лбом о какую‑нибудь не замеченную вовремя твердыню? Иначе с чего бы в ее голове появились такие революционные мысли?

Впрочем, я прекрасно знала, что родители недовольны моим ветреным образом жизни, моей работой, тем, как неразумно трачу я деньги. Мама никак не может понять, с какой стати в шкафу одиноко живущего человека угнездились двадцать семь коробок с босоножками и двенадцать купальников. Читать ей лекции о моде и стиле бесполезно, пробовала. Но обычно родительские претензии ограничивались несмелыми мечтами из серии: «Ну когда же ты научишься есть, не уделывая стол крошками?» А теперь мама ни с того ни с сего заговорила о каком‑то ребенке!

Чудеса!

– Мам, чтобы думать о ребенке, надо как минимум обзавестись мужчиной для регулярного спаривания.

– Фу, как грубо.

– Зато правда, – хмыкнула я, – не могу же я размножаться методом клеточного деления. Хотя это было бы удобно. Наверное.

– Сашенька, как ты меня расстраиваешь, – прошелестела мама, – ведь через две недели тебе исполнится тридцать лет.

– Ну все, хватит с меня! – Я шмякнула трубку на рычаг и решительным шагом проследовала в прихожую. Телефон тут же зазвонил снова, но я и не подумала вернуться. Даже когда я, заперев дверь, спускалась вниз по лестнице, пытаясь при этом найти золотую скоростную середину, – чтобы и на работу не очень опоздать, и каблуки вместе с ногами не переломать, – даже тогда я продолжала слышать этот требовательный и какой‑то наглый звонок. Как будто бы самому телефонному аппарату вздумалось изрыгнуть обидное обвинение: а тебе, мол, скоро тридцать. Старая ты дура.

Ну да.

Мне скоро тридцать. И что? Послушать окружающих, так тридцатилетие – это коварная болезнь, еще хуже хронической диареи. Ее симптомы таковы: сначала ты вдруг обнаруживаешь, что любимые «студенческие» брюки перестали сходиться на талии. Потом у тебя начинается череда беспричинных депрессий, потом твой гинеколог, тактично хмыкнув, интересуется потенциальным потомством. («Я еще не созрела для материнства, ясно тебе, дурень?!» – кричишь ты ему, а он с печальным вздохом мудреца прописывает тебе успокоительный травяной отвар.) Потом какая‑нибудь малолетняя ехидна из офиса задушевным голосом советует испробовать маску от морщин на шее. Потом ты встречаешь в трамвае бывшего одноклассника, того самого, который писал тебе записочки с сопливыми признаниями и клялся в вечной любви. Он из вежливости интересуется, как твои дела, и услышав сдавленное «нормально», начинает многословный радостный рассказ о собственной счастливой жизни. О том, как он социально успешен, леший его побери. Он получил повышение и собирается купить «фордик», женился на участнице какого‑то дебильного конкурса красоты, а его первенец позавчера наконец‑то выдал слово «папа». Он доверительно распахнет перед тобой бумажник, чтобы продемонстрировать фотографию миловидной блондинки.

Вернувшись домой, ты выкуришь пять сигарет подряд, лаконично всплакнешь и подумаешь: а может быть, зря я его тогда отвергла? И почему я такая категоричная? Глядишь, сейчас бы он мою фотку кому‑нибудь под нос тыкал. Пустячок, конечно, но, согласитесь, приятно.

Мою‑то физиономию ни одна сука не прячет сентиментально в своем бумажничке.

Вот что такое злополучное тридцатилетие, по мнению большинства.

А теперь попробуем взглянуть на ту же ситуацию с другой, независимой стороны.

Любимые студенческие брюки перестали сходиться на моей талии, когда я еще не успела защитить диплом. Склад характера у меня не депрессивный. Антивозрастная косметика мне объективно пока не нужна. Мой материнский инстинкт спит, как отработавший три смены подряд лесоруб. Да и связать себя матримониальными узами я, честно говоря, не тороплюсь. Живу я одна, встаю поздно, не утруждаю себя приготовлением сложных блюд, хожу на свидания, а все свободные деньги просаживаю на косметику, книжки, одежду и путешествия. Такой благостно‑эгоистичный быт меня вполне устраивает.

При всем том я не являюсь закоренелой холостячкой. Я готова измениться, если мне встретится мужчина, которого я полюблю настолько, чтобы разделить с ним кров, хлеб и стиральную машину. Время от времени такие уникумы мне попадаются (влюбчивая я!) – но в итоге каждый из них оказывается очередным звеном в цепи «обманок».

Но я никуда не тороплюсь. Ведь мне – ха‑ха, всего тридцать. Между прочим, одна моя лондонская подружка, Эми, в прошлом месяце впервые вышла замуж. Ей тридцать шесть. Когда меня угораздило поинтересоваться, почему она так долго тянула, Эми выпучила глаза и сказала, что в возрасте более молодом ее интересовали совсем другие вещи – образование, карьера, путешествия.

Так что волноваться мне нечего.

Надеюсь, я вас убедила.

Так почему же все окружающие строят брови «домиком» и скорбно опускают уголки губ, стоит мне заговорить о самостоятельности?

Обо всем этом я размышляла по дороге на работу, в метро. А что еще делать в переполненном вагоне, балансируя на одной ноге и стараясь «отжиматься» от типа справа, от которого разит, как от мусорной кучи, полдня протомившейся на солнцепеке. Я пыталась отвлечься от утренней давки, размышляя о позитивных моментах тридцатилетия. Но потом настолько увлеклась, что пропустила две остановки. Пришлось бодрым галопом возвращаться обратно.

Так вот и получилось, что в понедельник, тринадцатого числа, я в очередной раз опоздала на работу.

* * *

– Александра, у меня есть замечательная идея, – сказал мой начальник, главный редактор газеты «Новости Москвы» Максим Леонидович Степашкин.

Я насторожилась – бойтесь боссов, идеи дарующих. Но выдать ироничный комментарий не посмела – все‑таки я припозднилась, а он был настолько великодушен, что притворился, будто ничего не заметил.

Своего начальника я, честно говоря, давно недолюбливаю, и чувство это, увы, взаимно. Даже не знаю, как мне удалось продержаться в этой газете почти девять лет. Я пришла в «Новости Москвы» сразу после университета, сначала работала младшим ассистентом секретаря, потом корреспондентом, потом меня даже повысили до должности редактора, а теперь я еще и специальные репортажи иногда пишу. Со стороны, наверное, может показаться, что я сделала неплохую карьеру, но это иллюзия. Менялись только надписи на моей визитной карточке, зарплата же увеличивалась куда медленнее. И даже несмотря на то, что теперь я занимаю отдельный кабинет (больше похожий на чулан для швабр и бытовой химии), Степашкин меня совсем не уважает. Он продолжает обращаться со мной так, словно я последнее лицо в этой газете. Конечно, я сама виновата – опаздываю часто, теряю пресс‑релизы, ленюсь… Но разве это повод для того, чтобы при каждом удобном случае зловеще грозить мне увольнением?

Признаться честно, я бы предпочла, чтобы на его месте восседал инертный, позевывающий и нетерпеливо посматривающий на часы человек, отличающийся повышенной терпимостью к слабостям окружающих.

А наш главный редактор всегда полон щенячьего энтузиазма. К работе своей он относится с рвением холостого отщепенца, у которого не нашлось дел поинтереснее ежедневной дрессировки подчиненных. Сам он появляется в офисе не позже девяти и от других (вот хамло!) требует того же. Хотя, поверьте мне, по утрам в редакции еженедельной газеты делать просто нечего – суета начинается лишь после полудня. И в итоге бледные от недосыпа сотрудники молчаливыми тенями курсируют по маршруту «курилка – кофейный автомат», проклиная начальника‑трудоголика.

А еще Максим Леонидович фонтанирует разного рода идеями. Вот как сейчас.

– Мне кажется, что в нашей газете мало динамики, – изрек он, поправив на носу очки.

Еще одно небольшое лирическое отступление: я убеждена, что очки он носит фальшивые, для солидности. Я давно заметила, что зрение у него орлиное, в противном случае как бы ему удавалось каждый раз замечать, как я в разгар рабочего дня крадусь к лифту, чтобы ненадолго слинять в кафетерий на первом этаже?

– Что значит мало динамики? – Я придала своей заспанной физиономии максимально сосредоточенный вид.

– А вот что значит! – Он вскочил с кресла, обежал вокруг стола, выхватил из лежавшей на полу пачки газет свежеотпечатанный номер и энергично зашелестел страничками. Выражение лица, как у средневекового алхимика, который пытается найти золотую крупицу в пригоревшем вареве. – Вот наша газета! И что я вижу? Сплошные банальности! Бред! Фальшь! Что за темы? Откуда вы, блин, берете эти темы?

Я втянула голову в плечи.

– «В квартире певицы поселился барабашка!», – процитировал Максим Леонидович, – «Пенсионерка выходит замуж в восьмой раз!»… Какой кошмар… «В моде снова оранжевый!»

– Но оранжевый действительно в моде, – немного оживилась я и поправила на шее шелковый шарфик цвета зрелого апельсина.

– Я не про то, – брезгливо поморщился шеф, – нам не хватает сюжетов из настоящей жизни! Романтичных историй. Таких, чтобы дух захватывало. Из‑за этого у нас в последнее время низкие рейтинги.

– Может быть, все дело в самой жизни? В ней тоже не хватает таких историй, – вздохнула я, – в моей жизни уж точно. Чтобы дух захватывало.

– Не прибедняйтесь, Кашеварова, – усмехнулся он, – уж в вашей‑то жизни историй столько, что хватит на троих.

От неожиданности я чуть не высморкалась в свой замечательный оранжевый шарфик. С каких это пор начальство проявляет интерес к моей личной жизни?

Мое замешательство не укрылось от зоркого глаза Максима Леонидовича (говорила же я, что очки бутафорские!). Он смущенно кашлянул и деловым голосом продолжил:

– Я хочу, чтобы вы сделали душераздирающий спортивный репортаж.

– Что? – изумилась я. – Но я ничего не смыслю в спорте. Никогда не писала для спортивного отдела.

– Я же не предлагаю вам прокомментировать футбольный матч.

– Однажды у меня был роман с футболистом, – некстати промямлила я, – даже не роман, а так…

– Не сомневаюсь в широте ваших интересов, – сухо перебил главный редактор, – но речь идет не совсем о спорте. Я хочу, чтобы это было нечто. Вы сделаете материал об экстремальных парашютистах. Об их жизни, мотивах работы, страстях. Мне кажется, у вас должно получиться.

– Я бы предпочла неделю московской моды, – вякнула я.

– Молчать! – гаркнул Степашкин. – А то я вспомню, что вы сегодня появились в офисе на полтора часа позже времени, оговоренного в вашем контракте.

У него даже лицо от злости покраснело. Знаете, так бывает в голливудских фильмах о монстрах с мощной компьютерной графикой. Распространенный киноход: в положительного героя вселяется некая зловредная личинка, и на глазах ненатурально повизгивающей блондинки‑героини он начинает превращаться в чудовище. Вот так и мой начальник – улыбка сползла с его лица, как косметика с физиономии разгуливающей под дождем кокетки.

– Ладно, напишу о парашютистах, – покладисто согласилась я.

– Вот и здорово, – он протянул мне исписанный неразборчивым мелким почерком листок, – здесь информация о бейс‑джампинге, самой опасной разновидности парашютного спорта. Остальное найдете в Интернете. И телефон известного московского бейсера, Кирилла Калинина. Надеюсь, вы свяжетесь с ним в самое ближайшее время.

– Будет сделано, – вяло пообещала я.

– Да, и не вздумайте притвориться, что потеряли бумажку с телефоном, – спохватился Максим Леонидович. – Уволю!

* * *

Несколько месяцев назад в жизни моей произошло непоправимое. Страшная трагедия, навсегда нарушившая привычный ток событий. Моя лучшая подружка Лера, с которой я знакома со студенческой скамьи, которая была близка мне, как родная сестра, с которой когда‑то у нас были одни брючки «Труссарди» на двоих (да что там брючки, пару лет назад мы по очереди переспали с одним мужчиной, который даже и не подозревал о том, что имеет дело с близкими подругами), – так вот эта самая Лерка вдруг скоропостижно… решила выйти замуж.

Это было так неожиданно!

Лерка – большая любительница мужчин и острых ощущений. Ее существование состояло сплошь из волшебных романтических свиданий и скоропалительных горячих страстей. Ее обычным состоянием было состояние влюбленности.

То у нее роман с известным политиком, то она собирается эмигрировать в Норвегию, потому что там, видите ли, живет некий голубоглазый Свен, с которым она познакомилась во время автобусного тура по Европе.

И так далее.

Поэтому, когда полгода назад в Леркиной жизни появился некий малозаметный тип по имени Виталик, я и глазом не моргнула. Откуда мне было знать, что этот русоволосый невысокий веб‑дизайнер в итоге изменит всю мою жизнь, украв мою лучшую подружку? Ничто не предвещало беды: их роман начинался так, как начиналось и большинство Леркиных романов – с горячего секса в сортире модного вегетарианского кафе (Лерка ела низкокалорийный пареный тофу, Виталик лениво ковырялся вилкой в блюдце с какими‑то похожими на дохлых червей ростками, потом их взгляды встретились, ну и так далее, сами знаете, как это бывает). По логике скоропалительный роман должен был иметь весьма предсказуемый конец – торжественное исчезновение секс‑бога из жизни Леры, которая пару дней горько его оплакивала бы, ну а потом, само собой, нашла бы утешение в объятиях очередного мачо. Но нет – любитель здоровой пищи неожиданно влюбился в мою подругу и после затяжной конфетно‑букетной стадии вдруг подарил ей золотое кольцо с крупным сапфиром. Когда Лерка восторженно трясла перед моим лицом этим колечком, я не верила своим глазам.

Признаться честно, в первый момент я немного неадекватно отреагировала на сообщение о надвигающейся перемене Леркиного социального статуса. Я расхохоталась ей в лицо, как какая‑нибудь пошлая завистница.

– Не смеши меня, – сказала я, – неужели ты, ты и правда собираешься выйти за него замуж?

Я ожидала, что подруга посмеется над улыбкой судьбы вместе со мной. Но Леркино лицо оставалось серьезным. Более того – глядя на то, как я веселюсь, она укоризненно качала строго причесанной головой.

– Кашеварова, но я и правда собираюсь замуж, – наконец сказала она.

Моя улыбка потухла, как разбитый хулиганами уличный фонарь.

– Ты меня не разыгрываешь?

– И не думала.

– Что ж… Ты, наверное, права, – замялась я, – все‑таки нам уже тридцать…

– Мне больше, – напомнила Лера, – а почему ты, собственно, так огорчилась?

– Сама не знаю, – честно призналась я, – наверное, все произошло слишком быстро. Я оказалась неподготовленной к этой новости. Как‑то не по себе становится, когда твоя лучшая подруга неожиданно перебегает во вражеский стан.

– Не говори глупостей, Кашеварова! – горячо воскликнула Лерка. – От того, что я выйду замуж за Витасика, ничего не изменится!

– Уже изменилось. Ты называешь его Витасиком. А пару месяцев назад ты говорила про него: «Помнишь, тот, худенький, с залысинами?»

– У Витасика нет никаких залысин! – отчеканила эта ненормальная. – У него просто такое строение лба!

Ее голос звенел так опасно, что спорить с ней я не решилась.

– Кашеварова, я по‑прежнему останусь твоей лучшей подругой, – смягчилась Лерка, – я просто буду жить в другой квартире, вот и все. Мы снова будем вместе ходить в кино и танцевать по субботам в «Шамбале».

– Что‑то я в этом не уверена. А как же так называемый Витасик отнесется к тому, что ты пойдешь в кино со мной, а не с ним?

– Да он меня прекрасно понимает! – махнула рукой Лерка. – Я ему уже сказала, что нет ничего важнее, чем женская дружба.

– Ну‑ну, – только и оставалось сказать мне. Этот душещипательный разговор состоялся между нами недели две назад. С тех пор я Леру ни разу не видела. Возможно, все дело в предсвадебном переполохе – Лерке столько всего надо сделать: и платье купить, и выбрать ресторан, и заказать лимузин, и решить что‑то с романтическим путешествием. Но что‑то подсказывало мне, что и после свадьбы вокруг нее не растает ореол недосягаемости.

Неужели вот так бездарно я потеряла единственную настоящую подругу?!

* * *

Бейс‑джампинг по праву можно назвать самым опасным из экстремальных видов спорта.

B. A. S. E. – это американская аббревиатура, которая дословно расшифровывается так: здания, антенны, мосты, скалы. С данных объектов любители адреналиновых всплесков бросаются с парашютом за спиною. От классического парашютизма бейс‑джампинг отличается тем, что высота вышеуказанных объектов крайне невысока. Бейс‑прыжок иногда длится всего несколько секунд – от того момента, как спортсмен оторвет ноги от крыши, например, и до того мгновения, как эти самые ноги вновь коснутся твердыни земли. Естественно, в этом виде спорта используется только один парашют, потому что у бейсера просто не хватит времени воспользоваться запаской. Любителей этого спорта подстерегает несколько опасностей. Во‑первых, от переизбытка эмоций бейсер может просто не успеть раскрыть купол на нужной высоте. Во‑вторых, если поза падения будет неправильной, неустойчивой, то открывающийся парашют может запутаться в ногах спортсмена. В‑третьих, даже если купол благополучно раскрылся, есть опасность, что он резко развернется на сто восемьдесят градусов и спортсмен со всей силы врежется в тот дом, с которого он, собственно, и спрыгнул. Ну и в‑четвертых: мало ли что может случиться в момент приземления. Ведь возле каждой крыши или антенны (а тем более скалы) нет специально оборудованной площадки для приземления. Так что внизу любителя адреналина поджидают деревья, камни и прочие приятные сюрпризы.

Во многих странах бейс‑джампинг считается незаконным видом спорта. Например, в Америке штраф за бейс‑прыжок составляет пять тысяч долларов.

* * *

Я уныло взглянула сначала на бумажку с телефонным номером, полученную от начальника, потом на компьютерный монитор. Что ж, неплохо было бы набрать имя будущего героя моей статьи в поисковой системе. Хотя бы посмотрю, с кем мне придется иметь дело. Откровенно говоря, я предпочла бы пообщаться с каким‑нибудь представителем мира моды, на худой конец, проинтервьюировать знаменитого актера (желательно обремененного несмываемым клеймом секс‑символа). А не тратить время на какого‑то ненормального, который в свободное время норовит сигануть с крыши собственного дома…

Но ничего не поделаешь – работа есть работа. Кому как не мне стоит всерьез задуматься о карьере? Неплохо бы наконец получить давно и безнадежно ожидаемое повышение, ведь мне скоро тридцать.

Итак, я зашла на «Яндекс» и набрала – Кирилл Калинин. И тут же мне было услужливо предложено зайти на десятки страничек. На первом же открытом мною сайте нашлась и фотография ненормального парашютиста. Я посмотрела на экран, и ленивый столбик моего настроения резко скакнул по внутреннему термометру вверх.

Date: 2015-09-22; view: 221; Нарушение авторских прав