Личности

Все мы, разумеется, помним и бессмертного фонвизинского Митрофанушку, чье имя давно стало нарицательным, и пушкинского Гринева из «Капитанской дочки». Оба они — «недоросли», и если в наши дни это слово звучит по меньшей мере уничижительно, то в XVIII—XIX вв.

охотников, «добытчиков». Для этого ему требовалось, напри­мер, лицом к лицу встретиться со злым духом или диким зве­рем. Во времена действия «Капитанской дочки» этот переход в иное качество тоже совершается быстро — Петруша Гринев резко меняется, столкнувшись с опасным путешествием, лю­бовью к Маше Мироновой, дуэлью, Пугачевским бунтом. А вот Митрофан, насколько мы можем предположить, так до старости и останется в мальчиках под крылом госпожи Простаковой — «в недо­рослях». Значит, дело не в биологическом взрослении. А в чем же?

Проблематикой социальной зрелости личности занимаются различные на­уки. К ним относятся педагогика, психология, социология, криминология и др. Перечень этот кому-то может показаться странным — а почему же в этом ряду стоит и криминология? Ученые считают, что изучить любое явление полностью мы можем, лишь всесторонне рассмотрев его. То есть исследователь для полно­ты картины всегда обязан учитывать и модель желаемого (идеала), и модель не­желаемого (антиидеала). Точно так же в обыденной жизни, задумав какое-то ответственное дело, мы обычно заранее мысленно проигрываем и свою победу, и свое поражение. Криминология изучает именно «минусы», антиидеал. И пото­му ее роль в исследовании социализации личности очень велика: вклад крими­нологии в данную проблематику состоит в том, что эта наука создает модель со­циально НЕзрелой личности, прогнозирует возможные ошибки воспитания и их последствия.

Многие науки не обходят стороной социальную зрелость личности, а для та­кой относительно новой области человекознания, как акмеология (от греч. acme — расцвет), это стержневая проблема. Собственно говоря, сам предмет акмеологии — феномен зрелости человека. В сфере внимания этой науки — про­цесс и результат достижения человеком вершин как индивидом, личностью, субъектом деятельности (в том числе и профессиональной) и индивидуаль­ностью.

Но что же имеется в виду под «зрелостью человека»? Единое определение не найдено до сих пор, ученые спорят над объективными критериями — как опре­делить человеческую зрелость. Б.Г. Ананьев считал, что именно эти разногласия и привели к тому, что в психологической литературе понятие «зрелость» посте­пенно заменяется понятием «взрослость». Однако эта замена, казалось бы, при­званная прояснить ситуацию, в действительности создает еще большую терми­нологическую путаницу.

Совершенно очевидно, что даже на индивидном уровне понятия «зрелость» и «взрослость» — это не полные синонимы. И еще более они расходятся, когда речь идет о взрослости и профессиональной (субъектно-деятельностной) зрело­сти.

То же самое размежевание имеет место и на личностном уровне рассмотре­ния человека. Итак, эти термины обозначают разные понятия. Использование термина «взрослость» в значении «зрелость» недопустимо еще и потому, что та­кая подмена исключает из поля научных исследований проблему «зрелости» как таковую.

В рамках одной парадигмы проблема зрелости может рассматриваться на уровнях индивида, личности, субъекта деятельности и индивидуальности. При­менительно к другой системе понятий мы можем подразумевать интеллектуаль­ную зрелость, эмоциональную зрелость и личностную зрелость. И в той и в дру­гой системе, как, собственно, и в любой иной парадигме, существует объектив­ная реальность, очерчиваемая понятием «личностная зрелость». Наиболее сложным и неисследованным из всех аспектов зрелости как раз и является лич­ностная зрелость. На сегодняшний день, пожалуй, невозможно дать исчерпыва­ющей полноты модель социальной зрелости личности.

В представлениях древних людей земля покоилась на трех китах или на трех слонах. У личностной зрелости четыре «кита», четыре основных, базовых со­ставляющих, вокруг которых группируются множество других: 1) ответственность; 2) терпимость; 3) саморазвитие; 4) положительное мышление, положи­тельное отношение к миру (этот компонент присутствует во всех предыдущих).

Рассмотрим эти компоненты более подробно.

Ответственность — это то, что отличает социально незрелую личность от обычного человека (не говоря уже об образцах зрелости). В настоящее время в психологии личности достаточно распространена концепция двух типов ответ­ственности. Она возникла в русле направления, известного как психология кау­зальной атрибуции (Дж. Роттер).

Ответственность первого типа — это тот случай, когда личность считает от­ветственной за все происходящее с ней в жизни саму себя. (В терминологии Дж. Роттера интернальный локус контроля.) «Я сам отвечаю за свои успехи и неудачи. От меня самого зависит моя жизнь и жизнь моей семьи. Я должен и могу это сделать», — вот жизненное кредо и постулаты такой личности. Любо­пытно, что именно на таком девизе строятся и действия героев «американской мечты».

Вспомним национальную героиню Америки Скарлетт О'Хара из романа М. Мит­челл «Унесенные ветром». Пройдя через ужасы войны и голод, она клянется, что никог­да ни она, ни ее близкие не будут голодать. И надеется эта отважная женщина только на себя, ни от кого не ожидая помощи, в отличие от других хрупких и неприспособленных женщин-южанок, плывущих по течению и гибнущих, в то время как Скарлетт борется за жизнь и находит выход из любой ситуации.

Ответственность второго типа связана с ситуацией, когда человек склонен считать ответственным за все происходящее с ним в жизни либо других людей, либо внешние обстоятельства, ситуацию (экстернальный локус контроля). От­ветственность и за неудачи, и за успехи возлагается на родителей, учителей, в будущем — на коллег, начальство, знакомых. В детстве квинтэссенцией такой ответственности со знаком минус может служить фраза «а это он первый на­чал». Легко заметить, что на обыденном языке, на языке житейских понятий второй тип ответственности обозначается не иначе, как безответственность. У людей взрослых, но социально незрелых и безответственных, кредо «виноват стрелочник» может принимать самые причудливые формы.

В чеховской «Дуэли» безвольный, безответственный Лаевский объясняет собствен­ные неприятности тем, что он «типичный продукт нашего сурового века», искалеченный обломок эпохи, приравнивая себя к «лишним людям» русской литературы. Зоолог фон Корен презирает его именно за то, что Лаевскому и в голову не приходит винить во всем себя, свою лень и душевную вялость. Более карикатурный пример — король из «Обык­новенного чуда», списывающий все свои выходки на дурную наследственность: в нем просыпается то тетя с материнской стороны, то еще какой-нибудь сумасшедший род­ственник.

На сегодняшний день уже во многих исследованиях установлено, что интер­налы (люди с первым типом ответственности личности) более уверены в себе, более спокойны и благожелательны, более социально популярны. Общее пред­ставление о более высокой благожелательности интерналов к другим подтверж­дают, например, следующие исследовательские данные. Ответственные под­ростки, с интернальным локусом контроля, более положительно относятся к учителям, а также к представителям правоохранительных органов. Результаты исследований (К. Муздыбаев) свидетельствуют о том, что существует соотно­шение между интернальностью и наличием смысла жизни. Чем больше субъект верит, что все в жизни зависит от его собственных усилий и способностей, тем в большей мере находит он в жизни смысл и цели. Но исследования также пока­зывают, что экстерналы (люди с ответственностью второго типа, или «безответ­ственностью»), напротив, отличаются повышенной тревожностью, обеспокоен­ностью, они менее терпимы к окружающим, повышенно агрессивны, конформ­ны, менее популярны в обществе. По некоторым данным (А.А. Реан), среди делинквентных подростков (правонарушителей) доля экстерналов составляет 84%, в то время как к интерналам относятся лишь 16%. Из этого явствует, что абсолютное большинство обследованных не способны брать ответственность на себя, но «взваливают» ее на других или на ситуацию, на «роковые обстоятель­ства».

А вот в другом исследовании (А.А. Реан, Д.Ю. Карандашев) объектом изу­чения были молодые люди того же возраста, но уже с четкой просоциальной ориентацией, с положительной шкалой ценностей. В результате было обнаруже­но совершенно иное распределение по типам контроля. В группе молодых лю­дей с просоциальной ориентацией, проявляющих высокий уровень социальной зрелости, интерналами оказались 72%, а экстерналами лишь 4%. Таким об­разом, обобщение данных различных экспериментальных исследований позво­ляет с уверенностью утверждать, что интернальность (или преобладающая тен­денция личной ответственности) соотносится с социальной зрелостью и просоциальным поведением. Экстернальность же связана с недостаточной социаль­ной зрелостью, а при определенных условиях она является фактором риска асоциального поведения.

1. Ответственность — это необходимая составляющая, атрибут зрелого по­ступка. Но вся жизнь слагается из поступков, или даже «жизнь в целом может быть рассмотрена как некоторый сложный поступок» (М.М. Бахтин). Ближе всего, пожалуй, к излагаемым здесь представлениям о фундаментальном значе­нии феномена ответственности в структуре личностной зрелости находятся идеи гуманистической (в широком смысле) и экзистенциальной психологии. Вы­дающийся ученый-гуманист XX столетия Э. Фромм полагал, например, что забо­та, ответственность, уважение и знание — это совокупность качеств зрелого че­ловека. Другой известный персонолог гуманистической ориентации В. Франкл также уделяет ответственности значительное место в своей концепции и утверждает, что духовность, свобода и ответственность — это три основы, три экзистенциала человеческого существования. Очень важно то, что нельзя признать человека свободным, не признавая его в то же время и ответственным. Челове­ческая ответственность — это ответственность, происходящая из неповторимо­сти и своеобразия существования каждого индивида. На ответственный посту­пок, как заметил М. Бахтин, способен лишь человек, который осознал эту свою единственность и неповторимость. И даже более того — именно в ответственно­сти перед жизнью заключена сама сущность человеческого существования (В. Франкл). Очевидно, с ответственностью связана не только сущность бытия зрелой личности, но также успешность и способы ее самоактуализации.

Чтобы пояснить эту мысль, вернемся к пушкинскому герою — Петруше Гри­неву. В самом начале романа он — незрелый и потому не вполне свободный че­ловек. Его судьбой полностью распоряжается властный отец: выбирает место, где сын будет проходить военную службу, учит, как себя вести в той или иной ситуации. Неудивительно, что 17-летний юноша яростно отстаивает свою сво­боду, однако первые же порывы ставят его перед необходимостью держать ответ за свои поступки: чтобы насладиться самостоятельностью, он пьет, играет в би­льярд и проигрывает большую сумму денег, которую вынужден заплатить. По мере развития сюжета он обретает все большую свободу, и во время столкнове­ния с Пугачевым это уже более зрелый человек, который сознательно берет от­ветственность за любимую девушку и сам принимает решения, от которых зави­сит его жизнь и жизнь других людей. Однако и родители, и дядька Савельич еще долго видят в нем незрелого мальчика. Если бы Гринев оставался дома, под крылом родителей, он еще нескоро обрел бы свободу, а значит, нескоро повзрослел. Служба, дуэль, путешествие, участие в военных действиях — вот обстоятель­ства, способствовавшие его росту как личности.

Дело в том, что социальная зрелость и ее составляющая — ответственность — формируется лишь в адекватной деятельности. Формирование ответственности прямо связано с предоставлением личности свободы в принятии решений. Вопрос о мере свободы должен решаться с учетом возрастных и иных конкретных особенностей и обстоятельств. Но сам принцип остается незыблемым. При этом верный тезис о том, что нельзя признать человека свободным, не признавая его в то же время и ответственным, нуждается в следующем обязательном дополне­нии обратного характера: нельзя признать человека ответственным, не призна­вая его в то же время и свободным.

Формирование ответственности идет рука об руку с развитием автономнос­ти личности и обеспечением свободы принятия решений относительно самого себя. Когда мы хотим сформировать или развить в личности ответственность, но при этом блокируем развитие и проявление автономности, а также свободы при­нятия решений, это напоминает анекдотическую ситуацию в одной из черновых глав романа Набокова «Пнин», где главный герой учится вождению автомоби­ля по учебнику... лежа в больничной постели с сильным радикулитом! Нельзя научить человека плавать, не пуская его в воду. К сожалению, такая практика не просто имеет место, но и чрезвычайно распространена. На вопрос: «Поощряем ли мы самостоятельность и автономность в процессе воспитания и обуче­ния?» — скорее приходится ответить «нет», чем «да». В семье это выражается в таком типе воспитания, как сверхопека. В школе та же сверхопека, причем не только в воспитании, но и в обучении. Поощрение инициативности, автономно­сти в учебной деятельности, конечно, имеют место. Но являются скорее исклю­чением, чем правилом. Такая поведенческая позиция взрослых, как показывают исследования (Реан А.А., 1992, 1999), находит удобную и прочную опору в сис­теме их социально-перцептивных стереотипов, в их представлениях об учащих­ся как о неспособных в большинстве своем к проявлению автономности, самостоятельности в деятельности. Эмпирические исследования также показывают, что педагоги ценят дисциплинированность учащихся гораздо больше, чем само­стоятельность личности.

2. Терпимость — следующая важнейшая составляющая социальной зрелости личности. Однако терпимость терпимости — рознь. В структуре общего феноме­на терпимости можно выделить (А.А. Реан) два ее вида:

1) сенсуальная терпи­мость личности и 2) диспозиционная терпимость личности.

Сенсуальная терпимость связана с устойчивостью к воздействию социаль­ной среды, с ослаблением реагирования на какой-либо неблагоприятный фактор за счет снижения чувствительности к его воздействию. Сенсуальная терпи­мость, таким образом, связана с классической (и даже психофизиологической) толерантностью, с повышением порога чувствительности к различным воздей­ствиям социальной среды, в том числе воздействиям субъектов межличностно­го взаимодействия. Образно говоря, сенсуальная терпимость есть терпимость- черствость, терпимость-крепость, терпимость-стена.

В русской классической литературе много ярких тому примеров — это и пушкин­ский Скупой рыцарь из «Маленьких трагедий», до того очерствевший душой, что может спокойно смотреть, как стоит на коленях под дождем, вымаливая у него деньги, бедная вдова, или знаменитый Плюшкин Гоголя. В этом же ряду особенно выделяется Иудуш­ка Головлёв Салтыкова-Щедрина — он как раз очень любит, как вы помните, производить впечатление человека кроткого и терпимого к окружающим, постоянно произносит слащаво-нравоучительные речи, но на самом деле он черств и безжалостен к самым близким людям. Говоря о терпимости как составляющей социальной зрелости личнос­ти, мы имеем в виду, конечно, не эту терпимость, а диспозиционную.

В основе диспозиционной терпимости лежит принципиально иной механизм, обеспечивающий терпимость личности при социальных взаимодействиях. В данном случае речь идет о предрасположенности, готовности к определенной «терпимой» реакции личности на среду. За диспозиционной терпимостью стоят определенные установки личности, ее система отношений к действительности: к другим людям, к их поведению, к себе, к воздействию других людей на себя, к жизни вообще. Примерами установок личности, обеспечивающих ее диспозици­онную терпимость, являются, скажем, такие: «все люди когда-нибудь ошибают­ся», «каждый имеет право на свое мнение» (пли ироничное: «где есть двое уче­ных, там есть три мнения»), «агрессия и раздражительность часто провоцируют­ся особенной ситуацией, в которой оказался человек, а не являются его внутренней сущностью», «человек имеет право на срыв», «опаздывающий сам переживает еще больше, чем те, кто его ждут» и т.п. Принятие стратегии и по­зиции, известной под названием «альтруистический эгоизм», вероятнее всего, также приводит к существенному повышению терпимости личности. Несомнен­но, что и в данном случае надо говорить о диспозиционной, а не сенсуальной терпимости. Диспозиционная терпимость, образно говоря, есть терпимость-по­зиция, терпимость-установка, терпимость-мироощущение.

Подлинным воплощением такой терпимости можно назвать князя Мышкина, кото­рый в черновиках Ф.М. Достоевского прямо назван «князь-Христос». Мышкин всю свою жизнь строит именно по принципу терпимости и всепрощения, ища оправдания любым проступкам и срывам окружающих его людей, — как мы хорошо помним, среди них есть и падшая женщина, и преступники.

Такая терпимость не связана с психофизиологической толерантностью. (То­лерантность — повышение терпимости к каким-либо воздействиям среды за счет снижения чувствительности.) При данном виде терпимости человек сохра­няет чувствительность и эмпатийность, способность к сопереживанию и сочув­ствию. Сильной диспозиционной терпимостью, таким образом, может обладать и высокосензитивная личность. В диспозиционной терпимости в полной мере проявляется позитивное отношение к миру, определяющее положительный взгляд на мир, позитивное видение действительности.

Однако в реальной жизни с развитием такого компонента, как терпимость все обстоит не столь благополучно, как хотелось бы. Вот некоторые данные ис­следований (Реан А.А., 1992, 1999), проведенных среди школьников обоего пола в возрасте 15¾17 лет. Как оказалось, высокие показатели по параметру спонтанная агрессия имеют 53% обследованных, а низкие — только 9%. У ос­тальных показатели на уровне среднестатистической нормы. Итак, 53% с высо­кой спонтанной агрессией. Но прежде всего следует пояснить, что имеется в виду под «спонтанной агрессией». Спонтанная агрессия — это подсознательная радость, которую испытывает личность при наблюдении трудностей и трудных ситуаций у других. Такому человеку доставляет удовольствие «ткнуть носом» других в их ошибки. Это спонтанно возникающее, немотивированное желание испортить кому-то настроение, досадить, разозлить. Такому человеку нравится поставить в тупик другого своим вопросом или ответом.

Именно спонтанную агрессивность проявлял уже упоминавшийся выше Иудушка Головлёв, изводя своими нудными проповедями родственников, с удовольствием напо­миная им об ошибках и неудачах, наблюдая, как близкие люди попадаются в расставлен­ные им капканы. А помните малолетнего ростовщика Слаенова, одну их самых ярких ролей в фильме, поставленном по книге «Республика Шкид»? Этот подросток, скупая у товарищей хлеб, с явным удовольствием следил, как они выкручиваются из долгов и страдают от голода.

Высокие показатели по другому параметру — реактивная агрессия — имеют 47% обследованных, а низкие — только 4%. Но реактивная агрессия — это как раз проявление агрессивности при взаимодействии, при общении в качестве ти­пичной реакции. Таких людей отличает недоверчивость. Обид они просто так, как правило, не прощают и долго их помнят. Характерным является яркая аг­рессивность при отстаивании своих интересов и вообще конфликтность лич­ности.

Наконец, на все это накладываются высокие показатели по раздражительно­сти — 56% имеют по ней высокие значения и только 4% — низкие. А раздражи­тельность — это эмоциональная неустойчивость, вспыльчивость, быстрая поте­ря самообладания. Наверное, не стоит даже приводить примеры — к сожалению, с раздражительностью мы то и дело сталкиваемся в повседневной жизни и пре­красно помним, что у раздражительных людей резкую реакцию часто вызывают даже мелочи. Для них характерна еще и поспешность в оценке окружающих. Приведенные данные исследований о высоком уровне и широкой распростра­ненности агрессивности в подростково-молодежной среде интересно дополня­ются результатами других исследований, прослеживающих динамику роста агрессивности. Установлено, что только за последние 3—4 года уровень агрессив­ных проявлений у несовершеннолетних (учащиеся обычных школ, училищ, техникумов) в среднем повысился в 1,5 раза, а наиболее высокие показатели агрессии имеют 12¾13-летние подростки (Т.Н. Курбатова). Все это вместе взятое вряд ли позволяет говорить о сформированности социальной терпимости лич­ности или хотя бы о благоприятных тенденциях ее формирования. Больное не­терпимостью общество заражает этой болезнью свое молодое поколение. Опас­ность состоит в том, что у нового поколения болезнь может стать врожденной и массовой и таким образом может превратиться из социальной патологии в соци­альную норму, как это описано в антиутопии Э. Берджесса «Заводной апель­син», где агрессией заражены поголовно все подростки, и это уже никого не удивляет. Кстати, термин заражение использован здесь безо всяких кавычек на­меренно, так как механизмы подражания и психологического заражения — не метафоры, а объективно существующие психологические механизмы.

3. Саморазвитие. Потребность в саморазвитии, самоактуализации — осново­полагающая составляющая зрелой личности. Идея саморазвития и самореализа­ции является основной или, по крайней мере, чрезвычайно значимой для многих современных концепций о человеке (А. Маслоу, К. Роджерс, Э. Фромм, А.В. Брушлинский, В.П. Зинченко, К.А. Абульханова-Славская и др.). Она за­нимает ведущее место в гуманистической психологии, одном из наиболее мощ­ных и интенсивно развивающихся направлений современной психологической науки и практики. Центральное место идея «самости» (самореализация, само­развитие, самосовершенствование) занимает и в акмеологии. Стремление к саморазвитию — это не идея-фикс о достижении абсолютного идеала. Идеальным быть трудно, да и вряд ли нужно. На уровне обыденного сознания можно согла­ситься с мыслью: трудно быть идеальным человеком, пожалуй, труднее только жить с идеальным человеком.

Но постоянное стремление к саморазвитию — это нечто иное. Актуальная потребность в саморазвитии, стремление к самосовершенствованию и самореа­лизации представляют огромную ценность сами по себе. Они — показатель лич­ностной зрелости и одновременно условие ее достижения. Кроме всего прочего, актуальная потребность в саморазвитии, самоактуализации — это источник дол­голетия человека, причем долголетия активного, и не только физического, но и социального, личностного. С выраженным стремлением к саморазвитию связаны и профессиональные успехи, достижение профессионального «акме», а также и его профессиональное долголетие, что уже подтверждено экспериментальными данными.

Сама по себе, вне связи с феноменом самотрансценденции, идея саморазви­тия и самоактуализации, несмотря на свое фундаментальное значение, являет­ся недостаточной для построения акмеологии личности. Концепция личностной зрелости должна базироваться на представлении о единстве самоактуализации и самотрансценденции и о действии в отношении них принципа дополнительно­сти.

Феномен самотрансценденции человеческого существования занимает важ­ное место в науках о личности (педагогика, психология, философия), особенно там, где рассматриваются вопросы личностной зрелости. При этом самотрансценденцию связывают с выходом человека за пределы своего «Я», с его направлен­ностью на других людей, на какое-то дело, в целом, на что-то вне самого челове­ка. В более категоричной форме эта мысль звучит в утверждении: «быть человеком — значит быть направленным не на себя, а на что-то иное» (В. Франкл). Вместе с тем необходимо заметить, что категоричное противопоставление самотрансценденции и самоактуализации как двух альтернатив очевидно нецелесо­образно. Сила гуманистического подхода и перспективы его развития состоят в органичном соединении этих двух идей. С этим же связаны перспективы разра­ботки проблемы личностной зрелости. К сожалению, этой проблеме целостного объединения двух принципов пока уделяется явно недостаточно внимания. Однако понимание того, что такое единение все-таки возможно, пусть и не все­гда четко, но уже проявлялось: самоактуализация может быть осуществлена лучше всего через увлеченность значимой работой (А. Маслоу). По мнению В. Франкла, человек осуществляет сам себя в служении делу или в любви к дру­гому. Э. Фромм видит в самоактуализации утверждение собственной жизни, счастья, развития, свободы. Самоактуализация человека коренится в его способ­ности любить; причем любовь неделима между «объектами» (другими) и соб­ственным «Я». Возможно, целью человеческого существования является одно­временно собственное совершенство и счастье окружающих. Формулирование же в качестве цели «личного счастья» ведет к эгоцентризму, а стремление к «со­вершенствованию других», как справедливо заметил И. Кант, не может принес­ти ничего, кроме неудовлетворенности.

Date: 2015-09-24; view: 288; Нарушение авторских прав