Г. Москва, Шоссе Энтузиастов, д. 26

Мобильник‑будильник как всегда заиграл свою гнусную мелодию. Катя, зевнув, нажала его «красную кнопку». Вставать не хотелось. Но самолет не электричка, которая шумит под окном, набирая ход от станции «Новая», на следующий не сядешь. Потянувшись, она встала с кровати, набрала в чайник воды из‑под крана и отправилась в ванную чистить зубы. Дурацкая щетка с моторчиком хоть и приятно‑полезно массировала десны, стоило ее не успеть выключить, вынув изо рта, тут же забрызгивала все вокруг.

– Ну что? Будешь опять полтора часа накрашиваться‑начесываться? Копуша. – Елена Сергеевна вошла в ванную. – У нас времени в обрез.

Щелкнул чайник. Катя быстро сделала бутерброды, налила кофе.

– Эх, как же теперь наша псина? – вздохнула Елена Сергеевна.

– Ничего, Сергей присмотрит.

– Да нужен он ему.

– Да ладно. Чего ему, пары сосисок жалко, что ли?

– Я по Боссу буду скучать.

– Я тоже.

Пес появился у них на даче два года назад. «Кавказец», примерно полутора лет, пришел, вернее, приковылял откуда‑то из лесу с перебитой лапой. Они и привязались к нему, пока лечили. Босс мотался по всем дачам, но ночевать все время приходил к ним. Зимой он обитал у сторожа, но Елена Сергеевна почти каждую неделю ездила подкармливать пса.

В семье Волоховых вообще любили животных. Еще до того, как на даче поселился Босс, Катя хотела завести ирландского терьера – симпатичное маленькое создание.

– Купим девочку, я буду ей бантики завязывать, – она показывала Косте фотки из Интернета. – Она в лоток будет ходить, и гулять не надо.

Костя был категорически против. Говорил:

– Одно‑два домашних животных – друзья‑товарищи, три – уже стая.

Познакомились они с Костей одиннадцать лет назад на дне рождении у подруги. Кате сразу понравился крепкий, хорошо сложенный парень невысокого роста, который пытался что‑то напевать, мучая расстроенную гитару.

– Давайте я вам ее настрою, – предложила она.

– А вы умеете?

– А я «еще и на машинке вышивать могу». – Они рассмеялись.

– Ну, настраивайте, товарищ Матроскин, – он протянул гитару.

Самое интересное, что к гитаре он с тех пор так и не притронулся. Да и она, в течение одиннадцати лет, все обещала «как‑нибудь» сыграть ему на пианино, пылящемся в углу.

Весело замурлыкал очередной хит мобильника.

– Долго не болтай, некогда, – крикнула вслед летящей по коридору Кате Елена Сергеевна.

– Катя, слушай внимательно, – это был Костя. – Сейчас же берите мамины запасы – сколько унесете, и больше ничего, слышишь? Это очень серьезно, – уже кричал он.

– Но…

– Это война, Катя. У вас пятнадцать минут. Берите, что я сказал, и еще теплые вещи, и бегите в метро, обязательно под мостом, – и уже каким‑то изменившимся тоном: – Я очень люблю тебя. Я тебя обязательно найду.

Эта последняя фраза. Вернее то, каким тоном он ее сказал… Она поняла – это все серьезно.

Покидав рис, гречку, муку, консервы из запасов, которые хранила Елена Сергеевна («все дорожает») и над которыми все время смеялась Катя, она вывалила в сумку с уже приготовленными в дорогу теплыми вещами все лекарства, что были в коробке‑аптечке. Через семь минут они уже выходили из‑под арки дома номер двадцать шесть по шоссе Энтузиастов.

На улице все было как обычно – народ деловито спешил на работу. Поток пассажиров только что прибывшей электрички, огибая дом, разделялся на два ручейка. Первый из них исчезал в длиннющем лабиринте перехода к метро, у книжного магазина, второй нырял в переход за мостом, напротив Калининского парка, сразу исчезая за стеклянными дверьми. Катя с мамой поспешили туда. Стайка студентов МЭИ дурачилась, лупя друг друга по голове свернутыми в трубочки ватманами. Старичок со старушкой ждали на остановке пятьдесят первый автобус, идущий мимо Лефортовского рынка, в сторону поликлиники.

– Ну, мы как дуры премся тут с мешками. Да еще пуховик и пальто напялили. И это в августе месяце! – Они прошли под мостом.

– Я его убью. – Катя бросила сумку на асфальт, и, будто обидевшись за мужа, заревела сирена гражданской обороны.