Исследователи выяснили, что 84 процента детей имеют на своем счету серьезные детские травмы

Берк‑Харрис поведала мне историю об одном из своих пациентов, о подростке, который, как и многие другие, жил в неблагополучной семье, обеспечившей ему необыкновенно высокий уровень ACE. Берк‑Харрис руководила своей клиникой достаточно долго, чтобы наблюдать этого паренька в процессе роста.

Когда он впервые пришел в клинику, ему было 10 лет – несчастный ребенок в несчастной семье, совсем еще маленький мальчик, который получил некоторое количество ударов от жизни, но у которого, казалось, еще сохранялись шансы избежать мрачной судьбы. Но теперь этому мальчику было 14, он превратился в гневливого черного подростка, приближающегося к 180 см роста, который постоянно околачивался на улицах, ввязываясь в неприятности – будущий хулиган, если не преступник.

Реальность такова, что большинство из нас склонны ощущать симпатию и понимание только по отношению к десятилетнему – ведь он в конце концов еще мальчик и явная жертва обстоятельств. Но по отношению к четырнадцатилетнему – не говоря уже о восемнадцатилетнем, которым он скоро станет, – наши чувства обычно оказываются более мрачными: это гнев и страх, как минимум – безнадежность.

Преимущество Берк‑Харрис заключалось в том, что она была врачом и наблюдала парня в течение долгого времени. Она понимала: тот десятилетний и этот четырнадцатилетний были одним и тем же ребенком, реагирующим на одни и те же средовые воздействия, сбитым с толку одними и теми же мощными нейрохимическими процессами.

Общаясь с ребятами из YAP, я часто обнаруживал, что меня терзает вопрос вины и обвинения: в какой момент невинный мальчик становится обвиняемым мужчиной?

У меня не вызывало возражений представление о том, что угон машины с отягчающими обстоятельствами – это воистину дурной поступок, и люди, которые на него идут, пусть даже это чувствительные, вдумчивые парни, подобные Машу, должны нести ответственность. Но я также понимал точку зрения Стива Гейтса: эти молодые люди пойманы в ловушку ужасной системой, которая воздействовала на их решения такими способами, которым они практически не могли противостоять.

Гейтс определял эту систему в основном в социальных и экономических терминах; Берк‑Харрис рассматривала ее с нейрохимической стороны. Но чем больше времени я проводил в Роузленде, тем больше мне казалось, что эти две точки зрения сливаются в одну.

9. «Вылизывание и уход»

Бóльшая часть новой информации о детстве и бедности, раскрытой психологами и неврологами, может обескуражить любого, кто пытается улучшить перспективы детей из неблагополучных семей. Мы теперь знаем, что детские стрессы могут буквально запечатлеться в организме ребенка и всю оставшуюся жизнь причинять ему вред. Но в этих открытиях есть и кое‑какие позитивные новости.

Оказывается, существует очень эффективное противоядие к вредоносным последствиям детского стресса, и находится оно не в руках фармацевтических компаний или деятелей образования, а в распоряжении родителей.

Родители и другие люди, заботящиеся о детях, способны сформировать близкие, поддерживающие отношения со своими детьми, развить в них устойчивость, которая защитит их от многих ужасных последствий суровой обстановки раннего детства. Эта идея может показаться несколько напыщенной и сентиментальной, но корни ее уходят в холодную и беспристрастную науку. Результат хорошего воспитания бывает не только эмоциональный или психологический, говорят неврологи: этот результат – биохимический.

Исследователем, который сделал больше всех, чтобы расширить наше понимание взаимоотношений между воспитанием и стрессом, является невролог из университета Макгилла по имени Майкл Мини. Как и многие его коллеги, Мини проводит значительную часть своих исследований на крысах, поскольку у крыс и людей схожая архитектура мозга.

В лаборатории Мини постоянно живут сотни крыс. Они обитают в плексигласовых клетках, и обычно в каждой клетке содержится мама‑крыса, которую называют маткой, и небольшой выводок маленьких крысят. Ученые, работающие в лабораториях с крысами, постоянно берут на руки маленьких крысят, чтобы осмотреть их или взвесить.

Однажды, лет 10 назад, исследователи из лаборатории Мини заметили одну любопытную вещь: когда они водворяют крысят обратно в клетку после того, как подержали их в руках, некоторые матки спешат к своим детенышам и по несколько минут вылизывают и обихаживают их. А другие попросту игнорируют детенышей.

Когда исследователи изучали крысят, они обнаружили, что такая, казалось бы, повседневная мелочь – взятие зверьков в руки – оказывает явный физиологический эффект. Когда лаборант берет крысенка, тот испытывает тревогу, и в его кровь попадает целое море стрессовых гормонов. А когда матка начинает вылизывать и обихаживать детеныша, она противодействует этой тревожности и снижает содержание гормонов стресса в его крови.