Исследование опыта неблагополучного детства

Путь Берк‑Харрис начался со статьи в медицинском журнале, которую однажды в 2008 году Уитни Кларк, штатный психолог клиники, бросила ей на стол: «Зависимость здоровья взрослых от опыта неблагополучного детства: Как золото превращается в свинец».

Автором статьи был Винсент Фелитти, глава департамента профилактической медицины в Kaiser Permanente, гигантской здравоохранительной организации, базирующейся в Калифорнии. В этой статье описывались исследования «опыта неблагополучного детства» (Adverse Childhood Experience – ACE), которые Фелитти проводил в 1990‑х годах совместно с Робертом Анда, эпидемиологом из Центра контроля заболеваний в Атланте. Когда Берк‑Харрис прочла эту статью, как она потом говорила мне, в голове у нее что‑то щелкнуло.

– Словно тучи разошлись, – улыбалась она, – и запели ангелы. Это было как та сцена в конце фильма «Матрица», когда Нео видит, что вся Вселенная изгибается и меняется.

Начиная с 1995 года пациентам, охваченным программой центра Kaiser, которые приходили в клиники на полное медицинское обследование, рассылали специальные вопросники. Их просили связать свою биографию с десятью различными категориями опыта неблагополучного детства, включая физическое и сексуальное насилие, физическое и эмоциональное пренебрежение и различные уровни семейной дисфункциональности, такие как развод или раздельное проживание родителей, наличие родственников‑заключенных, психически больных или страдающих зависимостями.

В течение нескольких лет более 17 тысяч пациентов заполнили и отослали обратно эти вопросники – это сделали около 70 процентов пациентов, к которым обратились с подобной просьбой. Респонденты представляли весьма обычный, среднеклассовый демографический слой: 75 процентов были белыми; 75 процентов обучались в колледжах; средний возраст составлял 57 лет.

Сводя ответы в таблицы, Анда и Фелитти были в первую очередь поражены откровенным преобладанием детской травмы среди этого в целом благополучного слоя населения. Более четверти пациентов отмечали, что они росли в семьях по крайней мере с одним алкоголиком или наркоманом; примерно такая же доля родителей избивала своих детей.

Когда врачи использовали полученные данные, чтобы присвоить каждому пациенту баллы по ACE, добавляя по одному очку за каждую категорию травмы, они обнаружили, что по меньшей мере две трети пациентов имеют по крайней мере один балл ACE, а каждый восьмой получал 4 балла или больше.

Второй – и еще более значимый – сюрприз обнаружился, когда Анда и Фелитти сравнили баллы по ACE с объемистыми историями болезней, которые были собраны в Kaiser на всех пациентов.

«Корреляции между неблагополучным опытом детства и негативными результатами во взрослом возрасте были настолько сильны, что поразили нас», – позже писал Анда. Более того, похоже было, что эти корреляции следуют удивительно прямой линейной зависимости: чем выше был балл по ACE, тем хуже результат почти по всем показателям – от алкоголя и наркотиков до хронических заболеваний.

Анда и Фелитти выводили из полученных данных одну таблицу за другой, и каждая из них более или менее соответствовала одной и той же формуле. Вдоль нижней стороны таблицы, по оси Х, доктора размечали число баллов ACE, которые получали пациенты. Вдоль оси Y они указывали конкретный нежелательный результат: ожирение, депрессия, ранняя сексуальная активность, история курения и так далее.

В каждой таблице кривая неуклонно и последовательно поднималась слева (0 баллов ACE) направо (более 7 баллов).

По сравнению с людьми, у которых не было никакой истории ACE, люди, набиравшие 4 или более баллов, курили в два раза чаще, в семь раз вероятнее становились алкоголиками, в семь раз чаще начинали сексуальную жизнь до достижения 15 лет. У них в два раза чаще диагностировали рак, сердечные болезни, болезни печени, в четыре раза чаще – эмфизему и хронический бронхит.

В некоторых таблицах кривая становилась особенно крутой: взрослые с 6 баллами ACE в 30 раз чаще совершали попытку самоубийства, чем те, чей балл по ACE приближался к нулю. А мужчины с ACE в 5 баллов в 46 раз чаще прибегали к инъекциям наркотиков, чем мужчины, не имевшие истории ACE.

Поведенческие результаты, хотя и удивительные по своей яркости, по крайней мере имели интуитивно понятный смысл. Психологи уже давно пришли к выводу, что травматические события детства могут вызвать чувство собственной бесполезности или низкую самооценку, и вполне резонно предположить, что эти чувства могут привести к зависимостям, депрессии и даже самоубийству. И некоторые последствия для здоровья, которые обнаружились в исследовании ACE, такие как болезни печени, диабет и рак легких, тоже были весьма прогнозируемым результатом (по крайней мере, отчасти) саморазрушительных поступков, таких как злоупотребление алкоголем, переедание и курение.

Но Фелитти и Анда обнаружили, что ACE оказывает глубинное отрицательное воздействие на здоровье взрослых даже тогда, когда они не предаются подобным излишествам.

Когда они рассматривали истории болезни пациентов с высокими баллами ACE (7 или больше), которые не курили, не злоупотребляли алкоголем и не страдали ожирением, они выяснили, что для этих пациентов риск заболевания ишемической болезнью сердца (наиболее частая причина смерти в США) был на 360 процентов выше, чем у людей без истории ACE.

Неблагополучие, с которым эти пациенты сталкивались в детстве, делало их больными такими способами, которые не имели ничего общего с их поведением.

4. «Эффект пожарной станции»

Материал исследования ACE повел Берк‑Харрис дальше, к другим научным работам, и вскоре она уже погрузилась в тему, засиживаясь допоздна, читая статьи в медицинских журналах, отслеживая ссылки в онлайновой медицинской базе данных.

Материал, охваченный ею в течение этих лихорадочных месяцев изучения чужих работ, ныне собран в четыре пухлые папки и стоит на полках ее кабинета в клинике. Содержащиеся внутри них документы включают множество научных дисциплин, но большинство из них имеет корни в двух весьма слабо изученных медицинских сферах: нейроэндокринологии (эта наука о взаимодействии гормонов с мозгом) и стрессовой психологии (исследования воздействия стрессов на организм).

Хотя поначалу Анда и Фелитти не понимали, какие именно биологические механизмы задействованы в их данных по ACE, в течение прошлого десятилетия ученые пришли к согласию в том, что ключевой канал, через который неблагополучие окружения в раннем детстве причиняет вред развивающемуся организму и мозгу – это стресс.

Наши тела регулируют стрессы, используя систему, которая называется осью ГГН. ГГН – аббревиатура слов «гипоталамо‑гипофизарно‑надпочечниковая», и эта фраза описывает путь, по которому химические сигналы низвергаются потоком через головной мозг и тело, реагируя на интенсивные раздражители.

Когда возникает потенциальная опасность, первой линией обороны становится гипоталамус, область головного мозга, которая контролирует бессознательные биологические процессы, такие как температура тела, голод и жажда. Гипоталамус вырабатывает химическое вещество, которое приводит в действие рецепторы гипофиза; гипофиз вырабатывает сигнальные гормоны, которые стимулируют надпочечники; а уж надпочечники вырабатывают стрессовые гормоны, называемые глюкокортикоидами, которые запускают целую волну специфических защитных реакций.

Date: 2015-09-24; view: 647; Нарушение авторских прав