Глава 2

09.09.2006 12:00

Сначала они молчали. Белла уплетала сочный шашлык, попивала, рюмка за рюмкой, коньяк, а Катя будто не замечала стола с аппетитными кавказскими яствами и ни к чему не притрагивалась. Чувствовалось, что она вот-вот расплачется. С глазами, полными слез, она наконец сказала:

— Восемь лет я не помнила ни город свой, ни отца с матерью, ни себя — ничего, смотрела на старые фотографии — и хоть бы что шевельнулось. Теперь я хочу все знать. Расскажи мне!

Белла перестала жевать, взяла графин и плеснула в рюмочки.

— А оно тебе надо? На вот, лучше выпей!

— Мне нельзя. Я пью только таблетки.

— Не пьешь, значит. И не куришь? А где танцуешь?

— В смысле?

— Понятно. Не танцуешь, не куришь и, как я вижу, не ешь. Так какая же ты Катька? Подруга, может, ты походу ангел? Может, и дырочка у тебя заросла, Катюха? — ухмыльнулась Белла.

Но Кате было не до шуток:

— Пожалуйста, хватит прикалываться. Ты же знаешь, что со мной было, — расскажи.

— Хорошенькое дело! А если тебе не понравится? Ты теперь такая правильная сделалась. Может, походу не надо, может, ты спецом все забыла? Впрочем, как хочешь, мне-то что?

Отставив рюмку с коньяком, Белла довольно улыбнулась:

— Хорошо. Знаешь, как я тебя в первый раз увидела? Вернее, мы со Стрелкой. Стрелка, кстати, уехала в Москву, но походу у нее там все плохо. У них там своих блядюг — как грязи. Так вот, началось это все как раз в девяносто восьмом, когда ты не поступила в театральный, и твой Папаген пристроил тебя к нам в варьете.

— Погоди, какой папа Гена? Моего отца звали Федор Андреевич!

— Ты и Папагена не помнишь? Да, бедненькая, крепко ты походу ударилась. Теперь, значит, придется все это заново переживать.

— Что — переживать?

— Ну, что с тобой было — весь этот бардак, который обрушился на тебя тогда. Слушай, а ты не заливаешь, что не с Женей живешь?

— Нет. Моего мужа зовут Григорий. Мы с ним уже восемь лет. Я очень его люблю. У нас дочка — Аня. Я покажу фотографии, хочешь?

Белла кивнула. Катя достала из сумочки и положила на стол семейную фотографию, на которой они с Гришей и Аней символически чокались хрустальными бокалами с соком. Белла, потянувшись за фотографией, опрокинула на стол графин. Коньяк с веселым бульканьем стал выливаться из горлышка, растекаясь по скатерти и заливая чету Дроздецких. Обе женщины замерли, глядя на фотографию: Катя, потому что ее заливал коньяк, а Белла, потому что увидела там что-то странное.

— Как ты мизинец-то отгибаешь! С понтом, — схватив и вытерев фотку, Белка внимательно вглядывалась в нее. — Девка — копия ты. А мужика я походу откуда-то знаю. Он у тя не доктор?

— Доктор. — Кате стало неприятно, что разбитная Белка знает Гришу, и она поспешила убрать фото в сумочку.

Рассеянным вниманием же Белки тем временем завладел новый объект. На эстраде ресторана началась репетиция танцевального номера: две красивые девушки и юноша — все затянутые в черные трико — изображали любовный треугольник, девушки — русая и брюнетка — по очереди танцевали с кудрявым блондином страстное танго.

— Смотри, — обратилась к Кате Белка, — как он на Женьку похож. Я его сама на кастинге отобрала. Но наш кобель походу посмазливей был. Хотя я бы и с этим походу…

Катя смотрела на сцену и чувствовала, что ее сознание начинает уплывать. Слова рыжей Белки теперь доносились издалека. У Кати перед глазами стоял другой танец на сцене какого-то варьете. Она знала всех, кто здесь был. В зале сидели только хозяин заведения Павлов, его жена Лена, директор и хореограф. Катя, совсем молодая, с партнером на авансцене, сзади — кордебалет. Она слишком естественно прижимается к Жене. Хозяин клуба недовольно кричит:

— Ну, это Бежар какой-то, нах. Надо чё-то попроще, у нас же не Большой, нах, а ночной.

Обиженный хореограф отвечает:

— Ну, извините, я учился у Папагена, может, вам просто стрип устроить?

— Чё быкуешь-то? Я тебе деньги плачу, нах.

Бледная Лена, неотрывно следящая за сценой из-под черных очков, начинает потихонечку терять сознание. Это замечает ее супруг и диким голосом ревет:

— Врача! Срочно, нах. Воды!

Он хватает Лену и выносит на воздух. Лена теряет по дороге очки. Катя и Женя выбегают за ними. На улице Лена, открывая глаза, улыбается, обхватывает Павлова руками за толстую шею и говорит:

— Павлов, какой ты иногда бываешь bueno![1]Поехали домой. Надоели мне твои вертижопки.