Ночное поле

О рассветах писал. О закатах.

О траве под густой синевой.

И ещё я писал о солдатах,
Что почили под этой травой.

Продирается месяц сквозь пущи,
Будто жёлтое око совы.
А трава-то всё гуще. Да гуще.

Неоглядное войско травы.

Ей гулялось ещё при Батые

И завещано быть посему.

И стоят эти стебли литые,
Как солдаты. Один к одному.

Кто в шеломе стоит, а кто в каске.
Сколько судеб тут. Сколько имён.
И бегут по траве, как по сказке,
Разноликие

тени

времён…

Минута

Несётся время люто,
То свет мелькнёт, то мгла,
Ещё одна минута

В историю ушла.

Святой была иль грешной?
Чем люди помянут?
И как ей тaм — сердешной —
Среди других минут?!

А их там много. Много.
Без меры. Без числа.
Где круто, где полого
Дорога их легла.

Ругай их или жалуй,
Все рядом. Без помех.
И всё-таки, пожалуй,
Одна превыше всех:

Ушла под гром салюта,
Ещё в дыму, в огне,
Последняя минута

На той лихой войне.

Подснежники

Сегодня воскресенье.
Я вышел в лес. А тут —
Цветут ранневесенние,
Подснежники цветут!

Под временем тягучим,
Под игом холодов,

Под снегом тем сыпучим,
В котором сто пудов,

Под той кромешной стужей,
От света взаперти,—
Как этот белый ужас
Им удалось пройти?!

Превозмогли. Пробились.
Я видел, как сперва

Один отважно вылез.
Потом их стало два.

И вот им счёта нету.

Радей им, не радей,
Они пошли по свету
Приветствовать людей.

Малышки. Дети вроде.
А вон какая власть!

Есть в нежной их природе
Языческая страсть.

Горе

Горе может кричать.
Воспалённо. И дико.
Горе может молчать.
Ни движенья. Ни вскрика.

Горе может кричать.
Беззащитно. И громко.
Горе может молчать.
Как над пропастью кромка.

Горе может кричать.
Как реклама с экрана.
Горе может молчать.
Как глубокая рана.

Горе может кричать.
Горе может молчать.
А которое горе больнее?
То, что громко кричит?
Или то, что молчит?
Я не знаю. Вам это виднее.