Самый лучший вечер 6 page

– Ты глянь, а? – сокрушенно произнес рябой охранник. – Как они здорово сговорились! Мы, мол, знать ничего не знаем и ведать не ведаем, просто денег взять взаймы хотели.

– Но это правда! – настаивал Алексей. – Так и было на самом деле! Мы не знали, где взять денег… И тут жена вспомнила, что когда‑то училась в одном классе с Антоном Пономаревым… А на днях как раз исполнялось пятнадцать лет, как они окончили школу… И Лена подумала, что Антон не откажется нам помочь…

Вадим и его товарищ переглянулись. Рябой ухмыльнулся и перекатил во рту жвачку от одной щеки к другой. Елена застыла на ковре, боясь шелохнуться. Вадим криво улыбнулся и спрятал нож.

– Значит, вот так, да? – очень вежливо спросил он.

– Да, – прошептал Алексей.

– Все, ты мне надоел, – жестко сказал Вадим.

А затем, словно это было самой обыденной вещью на свете, вынул пистолет и выстрелил Алексею в голову. Свиридов упал.

– А‑а‑а! – истошно закричала Елена.

– Ловко придумали, суки! – воскликнул Вадим, целясь в нее. – Только зря. – Он широко осклабился. – Не стоило и стараться!

«Нет, нет, нет, – стучало в висках Елены, – я хочу жить, хочу жить, я не хочу умирать…» И вдруг Свиридова увидела, какое у жизни лицо, – оно как две капли воды походило на лицо голубоглазого мужчины со шрамом на виске – тот неожиданно появился в дверях.

– Берегись! – взвизгнула Елена, не соображая, что говорит.

Но Кошкин уже выхватил пистолет.

Бах! Вадим рухнул на пол. Однако его напарник все‑таки успел выстрелить. Кошкин покачнулся и выстрелил в ответ. Бандит упал на бок, и оружие со стуком выпало из его руки. Пуля Кошкина попала ему прямо в лоб.

Елена съежилась на полу, с затравленным видом ожидая, что вот‑вот кто‑нибудь оживет и вскочит… ведь в кино всегда только так и бывает… Но она услышала только тихий вздох – и подняла глаза. Олег Кошкин втянул в себя воздух, одновременно ощупывая себя свободной левой рукой. Только тут Елена заметила, что капитан ранен.

– Боже! Боже! – пролепетала она, не веря своим глазам. – Вы… вы…

Кошкин прислонился к стене.

– Оружие… заберите у них пушки… – Милиционер слабо улыбнулся. – Так… на всякий случай…

– Сейчас, сейчас…

Она не могла встать на ноги – не было сил. На коленях подползла к убитым, забрала оружие.

– Вот, готово, – пробормотала беспомощно.

– Положите… куда‑нибудь.

Кошкин поморщился. Черт, как не вовремя его ранили! Ведь он еще должен успеть… должен успеть…

Елена сделала, как он велел, – сунула пистолеты на полку возле дисков с фильмами. Пальцы не гнулись, руки от пережитого страха сделались липкими. Но она была жива – жива благодаря этому человеку… сержанту… нет, майору… С такой нелепой фамилией… как же ее… Мысли Свиридовой путались.

– Подождите, я вызову «Скорую», – прошептала Елена, видя, что ее спаситель бледнеет на глазах.

Но тот только упрямо мотнул головой.

– Не надо. Я должен идти. Я к вам пришел потому… – Кошкин дернул щекой. – У меня нет адреса Маши, а вы знаете ее номер. Он мне нужен.

– Да, да, я поняла, – поспешно кивнула Елена. – Действительно у меня был.

Свиридова вытащила сотовый, но номера Маши в его памяти не оказалось. Потом взяла обычную записную книжку, уронила ее, подняла, стала листать страницы, чуть не обрывая их…

– Нашла! – наконец сказала она.

– Мне надо позвонить, – проговорил капитан.

– Все, что хотите, – прошептала Елена, глядя на него во все глаза.

Кошкин снял трубку телефона, набрал номер. Но не Маши, а какой‑то другой, который, очевидно, знал наизусть.

– Алло? Адресное? Капитан Кошкин Олег Петрович беспокоит. Пароль на сегодня – «Лунный свет». Я хотел бы установить адрес по телефонному номеру… Да, жду.

Он был бледен, ему явно было нехорошо. Елена встрепенулась.

– Вы ранены… – Свиридова говорила, и у нее в голове не укладывалось, что именно этот неприятный, как ей всегда казалось, человек спас ей жизнь. – Я… Я сейчас…

Женщина кое‑как поднялась и, натыкаясь на мебель, вышла из комнаты. В кухне, опрокинув несколько кастрюль и чашек, она все‑таки нашла аптечку. Затем, держась за стены, поспешила обратно в гостиную. Кошкин как раз заканчивал разговаривать по телефону.

– Спасибо, я записал адрес, – сказал он в трубку. – Всего доброго.

После чего принялся звонить уже Маше, но там никто не отвечал.

– Ее нет, – мрачно произнес Кошкин.

Взгляд его сделался напряженным – таким напряженным, что Елена даже поежилась. Капитан поднялся и спрятал пистолет. На людей, которых он убил, милиционер даже не посмотрел.

– Куда вы? – пролепетала Елена, в ужасе глядя на него.

– Одному человеку угрожает опасность, я должен спасти его, – коротко ответил капитан. Взял аптечку. – И ваш мобильник, если вы не возражаете.

Елена не возражала. Свиридова просто ничего не могла понять. Он же ранен! Что он собирается предпринять? Куда идет?

– Но вы не можете идти один! – прошептала женщина.

Кошкин мотнул головой.

– Все будет в порядке, Елена Сергеевна. Я справлюсь. А вы пока вызовите наших и объясните им, что случилось. – Он все‑таки посмотрел на тела охранников Пономарева и снова дернул щекой. – Я так и думал, что Антон не всех посвятил в свой замысел.

– Какой замысел? – Елена широко распахнутыми глазами смотрела на своего спасителя.

– Неважно. Берегите себя. – Кошкин улыбнулся на прощание и двинулся к выходу.

«Он сумасшедший, – думала потрясенная Елена. – Он просто сумасшедший. Разве так можно?»

Но, похоже, для Олега Кошкина не было ничего невозможного.

Елена видела, как он, пошатываясь, вышел из дома, как сел в машину.

Расстегнув пиджак, капитан ощупал рану на боку, наложил на нее бинт. Пустяки, просто царапнуло, до свадьбы заживет. Он коротко выдохнул и, взглянув на записанный на листке адрес Маши, тронулся с места.

Елена положила трубку телефона. Голос на том конце провода велел ей ждать, скоро прибудут сотрудники милиции, ей окажут необходимую помощь. Но внезапно женщина поняла, что не хочет никого ждать. Она больше ничего не может сделать для Алексея – ничего. И еще Свиридова поняла, что никогда не простит себе, если с раненым капитаном что‑то случится.

Не раздумывая более, Елена схватила ключи от машины и бросилась к выходу.

Маша вышла из автомобиля, с досадой хлопнула дверцей. Лицо у молодой женщины было хмурое, между бровями пролегли недовольные складочки. Она вскинула на плечо кожаную сумку и зашагала между машин, занимавших эту часть подземного паркинга. Через минуту она будет дома и тогда попытается еще раз…

Но позади нее из полумрака выдвинулась чья‑то фигура, и Маша быстро обернулась.

– Здравствуй, Маша, – очень просто сказал Антон.

Молодая женщина в ужасе застыла на месте.

– Антон? – наконец прошептала она. – Но… Этого не может быть!

Пономарев улыбнулся:

– Ты думаешь, я призрак? Успокойся. Все гораздо проще, Маша. Я вообще никогда не умирал.

– Не умирал? – Она глядела недоверчиво. – Как – не умирал?

– На меня объявили охоту, – стал объяснять Антон, – обложили со всех сторон. Я чувствовал, что еще немного – и меня прикончат. Поэтому решил опередить своих врагов. Вечер встречи одноклассников был просто подарком судьбы.

– Что ты имеешь в виду? – быстро спросила Маша.

– Я был уверен, что меня обязательно попытаются убить, когда я приду к Свиридовым, – проговорил Антон спокойно. – К счастью, у покойного Гнедича было слишком мало фантазии – он нанял снайпера, чтобы тот застрелил меня.

– У покойного Гнедича? – Маша остолбенела.

– Ну, тогда‑то банкир был еще живехонек. И собирался даже прислать мне венок на похороны. Из красных роз, как мне говорили, – насмешливо добавил Пономарев.

– Что ты сделал, Антон? – Лицо Маши было очень бледно.

– Лена сказала, что собирается устроить вечер встречи у себя на квартире. Понимаешь, я знал, что дела ее мужа были совсем плохи, поэтому Свиридовы и хотели сэкономить на ресторане. Я побывал возле их дома, осмотрелся. Увидел напротив здание, предназначенное под снос, и понял: именно там будет скрываться снайпер. Так и оказалось.

– Боже мой! – Маша, стоя перед Антоном, смотрела на него широко раскрытыми глазами. – Ты убил его?

– Да, убил, – с некоторым смущением подтвердил Пономарев. – Потом в меня выстрелили особой пулей, которая создает видимость ранения, и для всех я умер. Думаю, менты так и не догадаются, что их провели. – Он широко, по‑мальчишески бесшабашно улыбнулся. – Конечно, есть труп в морге, но я уже распорядился, чтобы его похоронили в закрытом гробу. А я спокойно могу начать новую жизнь. С тобой, Маша. Ну, так как?

– Антон, ты меня удивил. – Молодая женщина облизнула губы. – Даже не знаю, что сказать. Я…

Сзади между машинами показался Кошкин с пистолетом наготове.

– Пономарев, стоять! – скомандовал капитан. – Руки вверх!

– Ребята, ко мне! – закричал Антон, бросаясь за колонну. – Маша, пригнись и не показывайся! Поняла? – Он бешено оскалился и достал пистолет.

Паркинг наполнился треском выстрелов. Кошкин засел за машинами. Двое охранников Антона, которые были посвящены в его план, а также лжеврач и «санитары» обстреливали капитана со всех сторон. Все это явно не могла закончиться ничем для него хорошим.

– Маша, уходите! – закричал Кошкин, перекрывая шум стрельбы. – Уходите, пока не поздно!

Он выстрелил во врача, который спрыгнул на него с верха машины, и тот рухнул замертво. Один из охранников перезаряжал автомат, когда на него надвинулась стремительная тень. Бандит поднял голову, готовый ко всему… Однако это оказался вовсе не капитан.

Кошкин уложил еще двоих, но его ранили в плечо. Мало‑помалу стрельба стихла, и в паркинге наступила тишина. Антон и его телохранитель, оставшиеся на ногах, озадаченно переглянулись.

– Где же чертов мент? – сиплым шепотом спросил охранник.

Кошкин, сидя за машиной, извлек обойму и проверил ее. В ней остались всего два патрона – прямо скажем, маловато против трех или четырех, по его подсчетам, вооруженных бандитов. Однако капитан только усмехнулся и бесшумно, как настоящий кот, стал приближаться к Пономареву и охраннику, чьи тени были ему хорошо видны.

– Всех наших положил, падла! – горячился Антон. – Ну, когда я до него доберусь…

Кошкин выскочил из‑за машины и выстрелил в охранника. Тот повалился навзничь. Но выстрелить второй раз Олег не успел: чья‑то пуля ударила его в спину.

– Маша… – пробормотал Антон, не веря своим глазам.

Капитан, упавший на пол, попытался поднять свой пистолет, но Пономарев ногой отшвырнул оружие.

– Господи, как я рад, что ты не ушла! – проговорил Антон. – Как я рад!

Его лицо сияло. Ради этой женщины он был готов перебить половину населения земли! Маша не бросила его!

– Я не могла дать ему убить тебя, Антон, – просто сказала Маша, глядя ему в глаза.

– Я знал! – ликовал Пономарев. – Знал, что ты любишь меня! Маша…

Рука молодой женщины, державшая пистолет, была опущена к земле. Но внезапно Антон увидел, как эта рука взлетает вверх. Под сводами паркинга прогремел выстрел.

– Ты так ничего и не понял, Антон, – очень спокойно промолвила Маша. – Именно я должна была тебя убить.

Тяжело раненный Кошкин, без движения лежавший возле машины, в изумлении приоткрыл глаза. На груди Антона расплылось красное пятно. Ноги его подломились, и так – на колени – он опустился на пол. Не понимая, ощупал рану на груди, из которой текла кровь. Маша подошла к нему и уверенным движением забрала из его правой руки ставшее уже бесполезным оружие.

– Кажется, – спокойно заговорила молодая женщина, становясь против Пономарева, – у тебя есть еще пять минут, а потом ты умрешь. Я ведь знаю толк в ранах. – Она повела плечом и улыбнулась. – Ну что ж, Антон, пожалуй, расскажу тебе сказочку. Жила‑была славная девочка Маша, которая знала наизусть Блока, Бальмонта и больше всего на свете любила читать книжки. Но однажды так получилось, что ее родители поехали покататься на машине и не вернулись. Вернее, вернулись, но толку от этого было мало, потому что лежали они в деревянных ящиках и спали вечным сном.

Она говорила – и все вспоминала, вспоминала… Чем дальше она говорила, тем больше ее жгла обида.

– Осталась славная девочка Маша одна. И тут вдруг оказалось, что чтение стишков и книжек пропитания не гарантирует, а как раз наоборот. Более того, выяснилось, что никому на свете не было дела до того, что у нее нет денег, а между тем ей хочется есть, а временами и одеваться. Всем ее друзьям, всем бывшим одноклассникам, разжиревшим бездарям, было на нее наплевать, как и всем остальным людям на свете. Всем, кроме одного человека. Его звали Кирилл, и он недавно вернулся со срочной службы.

Маша на мгновение умолкла. Ее рот горько покривился, но рассказчица пересилила себя и улыбнулась.

– Надо сказать, Кирилл тоже не шиковал. Однако он хорошо умел убивать. Кого угодно, когда угодно и чем угодно. Его этому в армии научили, и он уроков не забыл. И вот Кирилл стал киллером, ну а девочка Маша, соответственно, его партнершей. Надо же было тут подстраховать его, там зачистить следы, убрать свидетеля, а кое‑где и вывести жертву на снайпера. – Женщина нагнулась к самому лицу Антона. – Понимаешь, о чем я говорю, умник? Когда снайпер сидит в засаде, а жертва находится в закрытом помещении, ее надо незаметно подвести к окну, чтобы легче было шлепнуть. Скажи, тебе это ничего не напоминает?

– Маша… – слабым, жалким, неузнаваемым голосом прохрипел Антон. – Маша…

Но она не вняла мольбе и продолжала все тем же холодным, размеренным тоном:

– Мы все рассчитали до мелочей. Ленка, сама того не зная, оказала мне лучшую услугу, пригласив на вечеринку. Я надела самое красивое платье, чтобы такой дурак, как ты, ненароком меня не проворонил. Все должно было пойти как по маслу! Но когда мы стояли у окна, ты вдруг начал говорить о… О том, что питаешь ко мне какие‑то чувства… И я, жалкая дура, готова была забыть, как ты доставал меня в школе! Я чуть не увела тебя от окна! Но вот грянул выстрел, и ты упал замертво. Все получилось прекрасно. Только Кирилл куда‑то пропал. Не вернулся домой. Я подумала, что он понял, что я чуть не предала его. Понял – и решил исчезнуть из моей жизни. И тут появляешься ты… тупой, самодовольный, с твоим идиотским смехом… Ничтожество, ничтожество! Жалкий, мерзкий…

По лицу Маши текли слезы. Она умолкла. Антон неподвижно лежал на полу. Взгляд его застыл, изо рта по щеке змеилась тонкая струйка крови.

– Ладно, довольно лирики, – устало произнесла странная и страшная молодая женщина. – Все это никому не интересно.

Она заметила, что один из людей Антона еще шевелится, и, даже на мгновение не поколебавшись, добила его. После чего подошла к Кошкину. Капитан смело встретил ее взгляд. Спокойный, пустой, сосредоточенный взгляд убийцы.

– Скажите, Маша… – Олег с трудом пошевелил пальцами. Рану жгло невыносимо, кровь текла по груди и по спине. – Турагентство… С непопулярным направлением… Билеты в один конец, да? На тот свет?

Григорьева усмехнулась.

– А, так вы догадались? Да. Это была любимая шутка Кирилла. – Губы ее сжались. – Мне очень жаль, что все так получилось.

– Мне тоже, Маша, – тихо ответил капитан.

Она подняла руку с пистолетом, целя ему прямо в голову.

«Я не почувствую боли. Не почувствую… Ничего не почувствую…» – забилось в голове Кошкина.

Что‑то гулко разорвалось под сводами паркинга… Что это, смерть? Неужели все так просто?

Олег увидел, как Маша пошатнулась, и только тогда догадался перевести взгляд дальше. Антон, который, оказывается, был еще жив, из последних сил приподнялся, подобрал пистолет Кошкина и нажал на спуск.

Какую‑то долю мгновения Маша стояла неподвижно. Потом с сухим стуком уронила оружие и упала. Антон привалился к стене. Он был очень бледен, но все же нашел в себе силы улыбнуться. В последний раз.

– Странная… штука… жизнь… – тихо проговорил Пономарев.

Глаза его угасли, он всем телом сполз по стене куда‑то вбок, оставляя на ней кровавый след.

И только тогда Кошкин снова прикрыл глаза.

Потом он увидел Елену Свиридову – та металась по району, разыскивая упрямого милиционера со смешной фамилией, услышала выстрелы и зачем‑то прибежала сюда. Увидел врачей «Скорой» и своих коллег, которые с удивленными лицами задавали вопросы, доносившиеся до него словно издалека… Его уложили на носилки, жесткие, неудобные. Но он был жив, и Елена шла рядом, держа его за руку… И глаза у нее были… ах, эти глаза… Где‑то рядом оператор уже приладил камеру, и журналистка вела репортаж о сенсационном… необыкновенном… Сверкали мигалки «Скорой» и милицейских машин, у врача было хмурое лицо, вовсе не похожее на лицо того, другого врача…

Погружаясь во мрак, Кошкин уже знал, что будет жить. Он останется жить, несмотря ни на что. Не ради себя, так ради чудесных глаз, которые нельзя предать и забыть. И Олег улыбнулся.