Сукины дети

Леонид Алексеевич Филатов

Сукины дети (сборник)

Текст предоставлен правообладателем http://www.litres.ru/pages/biblio_book/?art=4465724

«Сукины дети. /Леонид Филатов.»: АСТ: Астрель; Москва; 2012

ISBN 978‑5‑17‑071803‑0, 978‑5‑271‑32788‑9

Аннотация

Название «Сукины дети» мог позволить себе, пожалуй, лишь Филатов. Его юмор, глубина, тонкость абсолютно органичны и естественны. Проза Филатова – это безумно вкусное, в меру перченое блюдо. Читатель получит невероятное удовольствие от книги современного классика, автора незабвенной поэмы «Про Федота‑стрельца».

Леонид Алексеевич Филатов

Сукины дети

Сукины дети

…Довольно для ученика,

чтобы он был

как учитель его,

и для слуги, чтобы он был

как господин его.

Если хозяина дома

назвали вельзевулом,

не тем ли более домашних его?

От Матфея, 10,25

Комедия со слезами

При участии И. Шевцова

Сначала – полная чернота, голландская сажа, тьма египетская, ни одной светящейся точки. Но это чернота живая, гулкая, объемная, насыщенная чьим‑то тяжелым дыханием, сопением, стуками. Совсем близко возникают задавленные до хриплого шепота мужские голоса.

– Я тебе повторяю: ничего не было, идиот! Хочешь, перекрещусь? Я человек верующий – ты знаешь…

– Не крестись – я видел мизансцену. Я обещал, в следующий раз я тебя убью. Так что молись, говно!

– Левушка, ну вспомни о чувстве юмора. Через пять минут ты будешь хохотать над тем, что сейчас говоришь!

– Я – возможно. А ты – уже нет. Потом я раскаюсь. Наверное, когда тебя будут хоронить, я даже буду плакать.

– Ну что ж мне теперь делать, совсем с ней не общаться?.. Мы же все‑таки коллеги!.. И цивилизованные люди…

– В цивилизованных странах за это убивают. Я придерживаюсь правил. Если я тебя не убью, я не смогу жить.

– Хорошо, ударь меня по морде. Если тебе будет легче, ударь меня по морде. Только не сломай нос…

– Бить я тебя, сволочь, не буду. Это малоэффективно. Я сделаю, как обещал. Я отрублю тебе голову!..

Глухой удар, долгий надсадный крик, и черноту прорезает яркая полоска света: видимо, кто‑то перепуганный, там, в глубине этой плотной черноты, опасливо прикрыл дверь. И этот далекий луч, как магниевая вспышка, высвечивает близкое, в пол‑экрана, лицо. Лицо вампира. Меловая маска с красными губами. На щеке алеет карминное сердечко. Подведенные фиолетовые глаза расширены от ужаса. Словно упырь, застигнутый рассветом, обладатель мелового лица кидается в спасительную черноту…

Но вот уже взбудораженная темень перестает быть теменью – то тут, то там хлопают двери, света становится больше, отдельные возгласы перерастают в гомон.

По освещенному коридору, мимо распахнутых гримуборных несется белая маска с красным ртом и надломленными бровями. За маской, хрипло дыша, неотступно следует толстый человек в странной белой хламиде. Лицо толстяка в крупных каплях пота, мятежные кудри пляшут вокруг лысины, как язычки пламени на ветру. В вознесенной руке, неотвратимый, как судьба, поблескивает топор.

…С грохотом захлопывается за белой маской дверь гримуборной, и захлопывается как нельзя более вовремя, ибо уже в следующую секунду в нее с визгом врубается топор…

– Все равно я убью тебя, мерзавец!.. Я тебя приговорил!.. Это только отсрочка, ты понял?.. Я отрублю тебе голову и пошлю твоей семье!..

Толстый Левушка, как рыбина в сетях, бьется в руках перепуганных коллег.

– Отрубишь и пошлешь, – соглашается рассудительный Андрей Иванович Нанайцев, заслуженный артист Российской Федерации. – Но эффекта, к сожалению, не увидишь. Потому что будешь заготавливать древесину в Коми АССР.

– Прости меня, Лев, но ты все‑таки очень не Пушкин, – огорченно сетует Элла Эрнестовна, супруга Андрея Ивановича, также заслуженная артистка, но другой республики. – Топор – это непарламентарно. В таких случаях вызывают на дуэль.

– В таких случаях вызывают на партком, – парирует Федяева. – Такого циничного адюльтера у нас еще не было. К тому же Гордынский очень скверный актер. Убивать – это, конечно, слишком, но выгнать его необходимо…

…В дверь гримуборной Гордынского скребутся две молоденькие актрисы Аллочка и Ниночка. Их симпатии однозначно на стороне жертвы.

– Игорь, открой, это Алла и Нина!.. Игорь, небойся, его держат!.. Игорь, почему ты молчишь?.. Игорь, мы сейчас вызовем «Скорую помощь»!

Дверь со всаженным в нее топором нервно распахивается, впускает Аллочку и Ниночку и тут же захлопывается вновь.

– Я Левушку понимаю, – раздумчиво говорит Тюрин, – мужчина должен как‑то реагировать…

В конце концов, пока Гордынский в театре, мы не можем быть спокойны за своих жен!..

– За свою ты можешь быть спокоен, – огрызается жена Тюрина, вздорная особа с невнятным лицом. – У тебя жена не блядь! Все прут на Гордынского, а про нее ни слова!..

Дверь гримуборной Гордынского снова распахивается, на пороге появляются Аллочка и Ниночка.

– Срочно врача! – глаза у Аллочки круглые и блестящие, подбородок нервически подергивается, но в голосе сдержанность и значительность. Таким голосом создают панику, желая ее погасить. – Игорь истекает кровью!.. Кажется, он задел ему сонную артерию!..

– Какую артерию, что она плетет? – неуверенно лепечет толстый Левушка. Он с ужасом начинает чувствовать, как легкий морозец бежит по его лысине, покрывая мгновенным инеем еще недавно влажный венчик кудрей. – Не знаю я никакой артерии!.. Да я к нему пальцем не прикоснулся!..

– Ты прикоснулся топором! – Федяева на глазах проникается состраданием к Гордынскому. – Не надейся, что мы это замнем!.. Я лично тебя посажу, мерзавец! Алла, Нина, звоните в «скорую»!..

Толпа актеров отшатывается от Левушки – таково уж свойство любой толпы – мгновенно и чистосердечно менять пристрастия! – и устремляется в гримуборную к Гордынскому. Игорь лежит на диване, вытянувшись, как покойник. Трагические глаза его темны, как две чернильницы, меловое лицо залито кровью.

Толпа расступается, и в конце живого коридора мы видим потного, взъерошенного, раздавленного всем происшедшим бедного Левушку. Под шпицрутенами взглядов он подходит к дивану и внезапно бухается перед Игорем на колени.

– Прости меня, Игорь, – глотая слезы, сипло говорит Левушка и смотрит на Игоря страдающими глазами. – Я скотина, я подлец… Я никогда не думал, что способен поднять руку на человека…

– Бог простит, Левушка, – печально и растроганно отвечает Игорь, и по лицу его тоже катятся слезы. – Я на тебя не в обиде… Просто морду жалко, через неделю съемки…

– Съемки? – ахает Левушка. – У тебя съемки? А я тебя искалечил… Я хочу умереть… Пусть меня расстреляют… У нас еще есть расстрел?..

– Не мучай себя, Левушка, – Игоря душат слезы, но он заставляет себя говорить. – Каждый может ошибиться… Черт, какая слабость… Видимо, от потери крови…

Игорь вяло кивает головой куда‑то в сторону, но все безошибочно поворачиваются к умывальной раковине: внутренняя поверхность ее красна от крови… И тут с Левушкой происходит какая‑то внутренняя метаморфоза, он весь поджимается, как перед прыжком, обводит присутствующих лихорадочно горящими глазами, встает с колен… и кидается к гримерному столику. С грохотом летят на пол ящики, коробки с гримом, дезодоранты… Наконец, счастливый и усталый, как Данко, которому хоть и с трудом, но удалось разломить свою грудную клетку, Левушка поднимает высоко над головой флакончик с алой жидкостью…

– К‑р‑ровь? – яростно кричит Левушка. – Вот она, твоя кровь, ублюдок! И цена ей один рубль двадцать копеек!.. И производится она на химкомбинате имени Клары Цеткин!.. А теперь я тебе покажу, какой бывает настоящая кровь!

Гордынский кидается к двери, кто‑то виснет у него на руках – толпа не терпит очевидного неблагородства.

Левушка, держа над головой флакон, пытается пробиться к Гордынскому, ему мешают – и в толпе находятся милосердные души… Странно размалеванные лица… Эксцентрические одежды… Неадекватные реакции…

Нелюди. Привидения. Артисты.

Вступительные титры фильма: