Глава 8. Редстоун 2 page

- Такой неожиданный поворот событий обескуражил завистников, но что они могли сделать? Он разгромил их честно и справедливо. Император был счастлив, что Рахим сумел защитить себя с таким блеском. Но на его поздравления Рахим ответил: "Ваше величество, вы стали императором благодаря моему отцу, а моё поклонение Кришне вносит, смею надеяться, некоторый вклад в процветание вашей империи. Я никогда не давал вам повода в чём-либо упрекнуть меня, и всё же по вашей воле было устроено это состязание. И вот теперь я хочу попрощаться с вами. Я ухожу, потому что придворная служба потеряла для меня всякий смысл". Несмотря на уговоры Акбара, он ушёл, и вскоре у Акбара возникли настоящие проблемы.

- Это не было прямым проклятием?

- Нет, Рахим никогда не опускался до проклятий. Тем более он не мог проклясть Акбара, человека, чьим гостеприимством он так долго пользовался. Нет, он просто перестал возносить молитвы о защите и процветании, что делал регулярно, пока находился на службе у Акбара. Без этих молитв карма Акбара стала сильнее воздействовать на него. Но он продержался ещё некоторое время за счёт благословений, полученных им от святых. Династию моголов однажды благословил даже кто-то из сикхских гуру. Но когда позже моголы стали пытать сикхских гуру, они потеряли это благословение. А это привело к тому, что они уступили Индию англичанам.

- А как ты думаешь, почему англичане лишись Индии? Они бы до сих пор правили нами, если бы не три проклятия, наложенные на них тремя царями, которых англичане свергли обманным путём и отправили в заточение. Одним из них был царь Бирмы, Тибо, который был таким усердным садхакой, что мог выполнять ваджроли, хотя, конечно, до совершенства ему было далеко. Другим был правитель Авадхи, Ваджид Али Шах, настолько преуспевший в садхане, что сам Кришна являлся танцевать перед ним. Третьим был последний из Великих Моголов Бахадур Шах Зафар, настоящий поэт. Последнее, что он написал, был плач по его судьбе: "Плохая звезда ведёт тебя, Зафар, если на любимой земле ты не можешь найти двух ярдов для своей могилы". Он имел в виду Индию. Когда-то вся Индия была его, и вот теперь он лишился её. И виноваты во всём были англичане. Можешь себе представить его смертные муки и муки двух других царей, оскорблённых англичанами? Этих мук хватило на то, чтобы развалить Британскую империю. Такова сила подлинного проклятия. Пока правила Виктория, благословение риши оберегало её в роли владычицы Индии. Но как только она умерла, проклятия начали проявляться в полную силу, поскольку никто из её преемников не располагал таким благословением, какое защищало её. Проклятия и благословения: вот и весь закон кармы. Не забывай об этом, сынок, когда вернёшься на родину.

* * *

Мой отъезд в Соединённые Штаты в конце августа 1980 года практически совпадал с началом моего саде сати. Во время моего отсутствия Вималананда продолжал заниматься лошадьми. Он начал с того, что выкупил у Эраха Гхасвалы принадлежавшую тому половину прав на Редстоуна. Затем на пару с Техмулом он приобрёл очень симпатичную кобылку, которую назвал Мехерунисса в честь снохи императора Акбара.

Камал выскользнул из рук Вималананды в начале 1981 года. Поскольку и при Лафанже, и при Техмуле он участвовал в скачках и ни разу не победил, мы решили послать его к Лаллу Далалу. Этот тренер, друг Техмула, обещал сделать из него победителя, и мы не видели причин отказываться. Лаллу тренировал лошадей Наваба Сахиба, утончённого аристократа-мусульманина, который продавал драгоценности, чтобы содержать своих лошадей; их беговые попоны напоминали расцветкой наряды лордов. Одна из дочерей Сахиба была очень дружна с Лаллу, их всюду видели вместе. Ходили слухи, что они были любовниками. Злые языки утверждали, что всё это неспроста, и хитрая девчонка неплохо устроилась, чтобы быть в курсе всех планов Лаллу относительно лошадей своего папаши.

Вопреки обещанию Далала, было похоже, что Камал ничего не задолжал Вималананде, так как он продолжал проигрывать одну скачку за другой. Но когда Вималананда попросил Лаллу вернуть Камала Техмулу, тот отказался это сделать, пока не будут выплачены все долги. Он потребовал немедленной оплаты счетов и возмещения дополнительных издержек. Вималананда переживал большие трудности с деньгами, и ему не оставалось ничего другого, как оставить Камала у Лаллу в счёт погашения этих "издержек", которые были явно завышены. Сразу же после этого Лаллу повёз лошадей на восток, в Хайдерабад, где Камал легко одержал победу. Эта победа заставила всех нас серьёзно задуматься. Объяснение самого Лаллу отличалось невинностью младенца: "Просто он решил, что пора выигрывать. Мои усилия наконец оправдались. Я хочу, чтобы он и дальше продолжал в том же духе, пока хозяином его являетесь вы". Хотя нас одолевали сомнения в искренности его слов, проверить их мы не могли, поскольку лошади устроены куда сложнее, чем машины.

Незадолго до моего возвращения в Индию в октябре 1981 года у Вималананды умерла его любимая собака Лизу, умерла просто от старости. Вималананда ценил любовь превыше всего на свете и очень сокрушался по поводу утраты этого существа, любившего его бескорыстно и самозабвенно. Чтобы облегчить этот удар, я пригласил его в кругосветное путешествие, которое мы и совершили в декабре-январе. Блестящая победа Мехеруниссы 26 декабря 1981 года, в то время как мы гостили у моих родителей в Нью-Мехико, подняла его настроение едва ли не до уровня прежнего оптимизма. Он так развеселился, что сумел уговорить моих трезвенников выпить по глоточку шампанского в честь победы Мехеруниссы.

Вималананда вернулся в Индию в январе 1982 года и сразу отправился в Бангалор, чтобы окончательно решить вопрос относительно второго жеребёнка Стони. Его сопровождала беспокойная мисс Бамбхани, заявлявшая повсюду, что собирается сама заняться лошадьми. Приехав в Бангалор, Вималананда обнаружил, что Гхасвала понял соглашение таким образом, что равное совладение распространяется только на первого жеребёнка, но не на второго. Более того, за второго жеребёнка он хотел получить гораздо больше, чем Вималананда мог уплатить. В качестве замены Гхасвала предложил ему взять другую, более дешёвую кобылу, на что Вималананда согласился очень неохотно. Во-первых, он мечтал о жеребёнке Стони, а кроме того, он заметил некоторые особенности сложения ног новой кобылы, которые могли быть признаком нездоровья. Гхасвала уверял, что она в полном порядке. Вималананда назвал её Рамагда ("игрушка") за её резвый, игривый нрав. Мы полюбили её и она полюбила нас, но как она ни старалась на скачках, дефект ног давал себя знать. Всё это не улучшило нашего отношения к Гхасвале.

В феврале 1982 года Вималананда наконец осмелился познакомить меня со своим младшим Гуру Махараджем. Он не решался на это раньше, так как хорошо знал, что может сделать со мной Гуру Махарадж, если будет не в духе. Помню, как он внезапно отослал меня домой в США в мае 1977 года под явно надуманным предлогом свидания с родителями буквально за день до того, как Гуру Махарадж без предупреждения приехал в Бомбей, чего не делал с 1959 года. Тогда Вималананда отказывался впустить его в дом, до тех пор пока Гуру Махарадж не пообещал, что не тронет его собаку Лизу, сколь бы долго ни пробыл в доме. Дело в том, что Лизу стала собакой в силу проклятия Гуру Махараджа, и он хотел свести с ней кармические счёты, чтобы освободиться от этой рнанубандханы. Вималананда, со своей стороны, очень дорожил своей собакой и хотел всячески оттянуть момент расставания с ней, и кроме того, он хотел иметь возможность напоминать Гуру Махараджу о последствиях его проклятия.

В тот раз Гуру Махарадж уехал к себе раньше, чем я вернулся из Соединённых Штатов. После такой вылазки его следующего появления в миру стоило ожидать не иначе как лет через двадцать. Поэтому у меня не было другой возможности встретиться с ним, как только отправиться к нему в горы. Вималананда поехал со мной, чтобы в случае необходимости защитить меня, как защитил Лизу, а также чтобы уговорить Гуру Махараджа повлиять на беговые достижения Редстоуна, как десять лет назад он сделал это для Стони. Взамен Вималананда предполагал сделать для Гуру Махараджа кое-какую работу, в которой тот, по его расчётам, нуждался. Но Гуру Махарадж отказался принять нас, и мы вынуждены были уходить несолоно хлебавши.

Стоя у двери, Вималананда в последний раз обратился к гуру:

- Ну сделайте же что-нибудь для моего мальчика! Ракта Шуддхи (очищение крови) или ещё что-нибудь!

В ответ Гуру Махарадж, чья любовь была поистине безмерна, выпучил на меня глаза, сильно дёрнул за волосы и вдруг начал сильно шлёпать меня по всему телу.

- Что, Ракта Шуддхи захотелось, а? - вопил он и, прекратив наконец свой странный обряд, сказал: - Вот тебе Ракта Шуддхи!

Сияющий Вималананда обнял меня за плечи и повел к машине.

- Что всё это значит? - спросил я, не скрывая своего удивления.

- Ракта Шуддхи - это прекрасно! Он устранил уйму карм, которые отягощали твой ум. Это поможет тебе, независимо от твоего желания.

В тот день я решил, что Вималананда просто передал меня Гуру Махараджу, словно говоря: "Не знаю, что мне с ним делать, махарадж. Попробуй ты". Позже я убедился в правильности этой догадки. Сам Гуру Махарадж говорил мне потом, что он пообещал Вималананде, что не убьёт меня своим воздействием. Однако в те годы Гуру Махарадж причинял мне много беспокойства, придираясь то к моему питанию, то к моей тогдашней подруге, и довёл меня почти до истерики, устроив невообразимую путаницу вокруг посоха агхори Бабы. Но это уже совсем другая история.

В тот день Вималананда и Гуру Махарадж последний раз встретились во плоти. Когда мы ехали домой, мы увидели у дороги двух совокупляющихся свиней. Это забавное зрелище привело Вималананду в полный восторг.

- Нет, Гуру Махарадж по-прежнему любит меня! - смеялся он. - Скоро, скоро Редстоун будет собирать поздравления, вот увидишь!

Так и случилось.

Спустя некоторое время после первой победы Редстоуна мы сидели дома у Вималананды, как вдруг позвонил Гхасвала и сообщил печальную новость - Стони и её новорождённый жеребёнок скончались. Я боялся, что от горя Вималананда потеряет рассудок, но, к моему удивлению, он выглядел совершенно счастливым.

- Теперь она свободна, - сказал он. - Её ждёт лучшее перерождение, и она укрепится на своём духовном пути. Разве это не радость для меня, если я действительно люблю её? А её сын Редстоун - со мной, так что кармическая цепь продолжается. Кроме того, Эрах вовсе её не заслуживал. Он взял её к себе не из любви, а из чисто корыстных соображений. Он надеялся разбогатеть на её детях. Разведение животных с целью продажи - большая карма, даже если ты не шлёшь их на скотобойню. Вот почему я никогда не хотел щенков от моей Лизу. Держать их у себя я бы не мог, а отдавая их чужим людям, я ничего не знал бы об их судьбе, о том, как с ними обращаются и что с ними происходит. Если бы новый хозяин стал мучить щенка, то огромная доля вины лежала бы на мне: во-первых, потому что по моей воле щенок появился на свет, и во-вторых, потому что я отдал его в эти руки. Отношения с животными влекут не меньшую ответственность, чем отношения с людьми. А может быть, и большую, поскольку животные бессловесны и не могут постоять за себя.

Хотя мне было известно, что Вималананда приложил руку к неожиданной кончине лошади и её жеребёнка (я не раз видел Вималананду за работой, поэтому это не вызывало у меня никаких сомнений), он никогда открыто не признавал своего участия в этом деле.

Теперь, когда от Стоун Айс остался единственный жеребёнок, Вималананда уделял ему самое пристальное внимание, и, в то время как всех наших лошадей мы продолжали баловать яблоками и морковью, Редстоуну доставались ещё более изысканные яства. Радовал Вималананду и завиток на лбу у Редстоуна - хорошая примета, говорившая о том, что эта лошадь не относится к числу асрударов, "лошадей, из-за которых проливаются слёзы". В последнем случае завиток на лбу расположен слишком низко и постоянно попадается лошади на глаза. Лошадь-асрудар может заставить вас прослезиться различными способами: расстроив ваше благополучие, или проиграв скачки в тот момент, когда вы поставили особенно крупный куш, или побеждая и принося прибыль тогда, когда это уже ничем не может вам помочь. Идеальная звёздочка на лбу Стоун Айс, прямо над линией бровей, была одной из примет, обещавших удачу. Вималананда всегда обращал моё внимание на такие приметы, выучившись им у одного махараштрийского аристократа, большого начальника в Джате. Одним из самых благоприятных сочетаний примет считалась панчакальяна ("пять счастливых примет"): четыре белые носочка на ногах и яркая белая звёздочка во лбу.

Книга "Американское коневодство", которую я привёз для него из Америки, ещё сильнее подстегнула интерес Вималананды к Редстоуну. Он часами просиживал над изучением потомственных линий таких знаменитых производителей, как Потоооооооо (Пот-восемь-о, то есть Пот-ейт-о, или Картофель) и Вакси, или над выведением того факта, что 90% всех чистокровных лошадей произошли от одного-единственного жеребца по кличке Эклипс ("Затмение"), который родился во время затмения и за всю жизнь не проиграл ни одной скачки. Вместе мы размышляли о такой наследственной черте, как масть - вороная, гнедая, игреневая, буланая, соловая, караковая, чалая и чубарая, также задавались вопросом, почему у лошади по кличке Герань потомство во всех линиях почти поголовно отличалось светлыми глазами. Лошадиная, человеческая и божественная генеалогия стала излюбленной темой наших бесед, и я начал разбираться значительно лучше как в разведении лошадей, так и в распутывании сложного клубка индийских мифов.

Часто, заговорив об одном, мы постепенно снова переходили к наследственности. Так случилось и в тот вечер, когда мы обсуждали с нашим ветеринаром, отчего у некоторых лошадей иногда начинают крошиться копыта. Когда доктор ушёл, Вималананда пустился в рассуждение о природе трёх гун: саттвы (равновесия), раджаса (деятельности) и тамаса (инерции). Саттвичное сознание характерно для дэвов, тамастичное - для асуров, а раджас в первую очередь относится к людям. Продвигаясь по духовному пути, человек замещает тамас и раджас саттвой, а затем обращает саттву против самой себя и выходит за пределы трёх гун. Хорошая карма помогает освобождению от рнанубандхан и уз раджаса и тамаса, плохая карма действует в обратном направлении. Конечное просветление лежит за пределами влияния всех трёх гун.

После такого общеобразовательного вступления Вималананда ощутил вдруг вдохновение рассказчика и приступил к следующей истории:

- Во времена халифа Гаруна-аль-Рашида сидели на главном базаре Багдада трое, курили марихуану и спорили о том, кто из них более велик. Спорили и так расшумелись, что их вызвал к себе халиф и спросил, кто они такие.

- А кто они были? На самом деле?

- На самом деле это были Саттва, Раджас, и Тамас. Но ты слушай. Первый сказал: "Я знаток лошадей: я знаю все родословные". Второй сказал: "А я могу всё рассказать о человеке по его лицу". Тогда халиф обернулся к третьему, но тот сказал: "Боюсь, ваше величество, что мне лучше не говорить, кто я такой, ибо если я скажу, вы велите отрезать мне голову". Такой наглый ответ привёл халифа в ярость, и он приказал всех троих заточить в темницу, до тех пор пока у него не появится возможность проверить их способности. Первых двух посадили вместе и хорошо кормили с придворной кухни, а третьего, который не переставал улыбаться, посадили отдельно и ничего не давали есть.

- Вот однажды, находясь в неопределённом состоянии духа, халиф вызвал троицу к себе и сказал, что настало время их испытать. Он вывел коня и спросил первого, чистокровный ли это конь. Внимательно осмотрев коня, тот воскликнул: "Ни в коем случае!" Халиф рассердился и спросил: "Эту лошадь прислал мне в подарок иранский шах. Как же она может не быть чистокровной? Говори, почему ты так решил, или умрёшь на этом самом месте". Человек ответил: "Всё очень просто, достаточно взглянуть на трещины в копытах. У всех лесных животных растрескавшиеся копыта. Скорее всего этот конь происходит от лесных лошадей. В том лесу, должно быть, каменистая почва, она-то и калечит копыта". Халиф был так потрясён, что не мог произнести ни слова. Придя в себя, он обратился ко второму испытуемому: "Говори мне: я царских кровей или нет? Какова моя родословная?" Он рассчитывал услышать о своём происхождении от Хазрата Имам Хуссейна по линии его дочери. Представь же себе его удивление, когда в ответ он услышал: "Пообещай мне сначала, что ты не накажешь меня за откровенность". Заручившись обещанием, человек сказал: "Ты сын повара". Снова, как и в первом испытании, халиф выхватил меч и произнёс: "Если ты не докажешь своё безумное утверждение, ты умрёшь, как собака". Человек спокойно ответил: "Пойди и спроси свою мать". Халиф немедленно отправился в гарем, нашёл свою мать и, угрожая ей мечом и сверкая глазами, потребовал: "Говори, кто был мой отец? Повар или царь?!" Мать понимающе посмотрела на него и сказала: "Сын мой, отец твой был очень стар, когда мы поженились. У него уже не могло быть детей, а меня очень волновало то, что трон останется без наследника. Случайно я заметила на кухне молодого повара, сильного и красивого, на которого было приятно взглянуть. Он и стал твоим настоящим отцом". Потрясённый халиф вернулся к месту испытания и сказал второму прорицателю: "Ты абсолютно прав. Но откуда ты узнал?" - "О, это очень просто, - ответил тот. - Заперев нас во дворце, вы продолжали прекрасно кормить нас. Нам отмеряли пищу точными порциями. Настоящие цари не считают, кто сколько съел. Это удел поваров". Халиф буквально потерял дар речи, так что спрашивать третьего незнакомца - а он-то и был Саттвой - у него не осталось ни сил, ни желания. Третий покинул дворец вместе с первыми двумя, так и не показав то, на что он способен. Такое часто происходит с духовными людьми, они не выставляют свои способности напоказ. Халиф на всю жизнь запомнил этот урок. Весной 1982 года началась фолклендская война, и вопросы генеалогии отступили на второй план. Из-за этого конфликта, а также из-за неблагодарного поведения некоторых американских знакомых Вималананды, его дружественный настрой к Западу, укрепившийся было во время недавнего кругосветного путешествия, испарился бесследно и быстро, как ковш воды, выплеснутый на раскалённые угли. В армии ему приходилось командовать гурками[17], и теперь он гордился тем, как они вели себя во время вторжения. Однако ход военных действий в целом вызывал у него сильные подозрения.

- Британии повезло в том, что за неё вступилась Америка, - с горечью признавал он. - Иначе аргентинские бомбардировщики потопили бы весь английский флот. Американцы поставили аргентинцам бомбы, но в бомбах были негодные взрыватели. Без нормального взрывателя ни одна бомба не сработает. Рискнули бы американцы подложить такую свинью кому-нибудь ещё? Нет, они сделали это только ради Тэтчер. Она - хитрый политик. Она тонко играет на предрассудках Рейгана, внушая ему, что весь англоязычный мир должен держаться вместе. И Рейган клюнул и попался на её удочку.

- Но Тэтчер - не Виктория, и если она думает, что эта война поможет ей сохранить осколки империи, то лучше ей подумать ещё раз. Закону кармы плевать на людей, места и события. Британии стоило бы понять, что её имперские деньки навсегда миновали, и лучше всего ей теперь подходит роль старого доброго хозяина, который отпустил своих слуг на волю. Если бы Британия решила конфликт с Аргентиной миром, благодарные аргентинцы благословили бы англичан, в чём те сейчас так остро нуждаются. Но вместо этого Тэтчер поставила себя и свою страну под удар ещё более злых проклятий, которые усугубят,тяжесть кармических долгов. За эту войну обе стороны серьёзно поплатятся, и в кармическом смысле, и в денежном.

- А какая карма у аргентинцев? Чем они её заработали?

- Чем-то заработали, таков закон кармы. Их убитым солдатам суждено было пасть от руки англичанина или гурка, которые вторглись на их острова. Тут другого мнения быть не может. А что касается аргентинских генералов... Вспомни, какие горы злых карм они возложили на себя, когда невинные люди один за другим "исчезали" по их повелению. И эти кармы рано или поздно настигнут их.

- Значит, этот разгром - для генералов только начало?

- О да. У них же все руки в крови, им придётся порядком пострадать. Закон кармы о них позаботится, как позаботился он об одном иранском шахе.

- Ты имеешь в виду последнего иранского шаха? Того, который будто бы установил золотой унитаз в своём личном реактивном самолёте?

- Да, того самого. Ты помнишь, что он проходил коронацию в древнеперсидской столице Персеполисе?

- Ну да.

- Персеполис был необитаем несколько столетий и представлял собой весьма печальное зрелище до тех пор, пока шаху не пришла в голову мысль возродить его. Он хотел показать всем, что он законный наследник великих персидских императоров прошлого: Кира, Дария, Ксеркса. Но он не подумал о том, как отнесутся великие монархи к тому, что какой-то недотепа посягает на их древний престол. Когда спящие мёртвым сном духи ушедших правителей были разбужены суетой шаха, они стали спрашивать друг друга: "Что это за балбес тужится тут изо всех сил, чтобы сравниться с нами?" Взглянув на него со своей высоты, они увидели, что никакой это не король, а ничем не примечательный офицерский сынок, совершивший дворцовый переворот и назвавший себя шахом. И речи его были сродни пустому и озлобленному собачьему лаю. Наглость этого "шаха", в котором не было ничего шахского (то есть "шахи" - царственного, величественного), привела в ярость покойных императоров, и они прокляли его. Эти клятвы и положили конец его правлению, точно также, как проклятия царей Тибо, Ваджид-али-Шаха и Бахадур Шах Зафара положили конец существованию Британской империи. Если бы шах оставался тем, кем он был, и не строил из себя того, кем он не был, он и по сей день мог бы править Ираном.

- А если бы он действительно был царского рода? Сыграло бы это какую-то роль? Если бы он действительно происходил из завоевателей...

- Может быть, и сыграло бы. На худой конец, он сумел бы понять, в какое тяжёлое и непривлекательное положение он себя ставит.

- Уж не Сатурн ли вдохновил его на идею этой коронации?

- А кто же ещё? Очевидно, что шах исчерпал свою добрую карму, и ему настала пора испытать на себе последствия мириадов своих злых карм. Винаша кале випарита буддхи - "когда приходит время твоей гибели, у тебя мутится разум".

- И мутит его именно Сатурн...

- Это его работа.

- Справляется он с ней хорошо.

- Вспоминай об этом всякий раз, как думаешь о Сатурне.

* * *

Когда весной 1982 года Редстоун в очередной раз одержал убедительную победу, Вималананда заподозрил, что его конь может "далеко пойти", иными словами, победить в индийских классических скачках. Наши лошади продолжали тренироваться для состязаний в Пуне, и как-то по пути туда Вималананда поделился со мной своими чувствами:

- Знаешь, Робби, я думал, что мне надоело жить - но нет! Пока нет. Твой старикашка ещё полон жизни! И знаешь кого я должен за это благодарить? Мамрабахен! Если бы не она, я никогда вновь не взялся бы за лошадей. Она завлекла меня. Разумеется, у неё были свои планы, но ей я обязан не только тревогами и неприятностями, но и, в не меньшей степени, радостями и удовольствиями, которых я лишился бы, не будь она столь настойчивой.

Он замолк, отдавшись своим мыслям, а затем неожиданно начал:

- Несколько лет назад жил в Гирнаре один садху. Однажды он решил на некоторое время удалиться в джунгли, чтобы предаться там медитации. Это был очень хороший садху, и дело его пошло так успешно, что Индра испугался и решил послать к нему апсарас, чтобы расшевелить его.

В мифологии пуран Индра всегда посылает какую-нибудь апсарас, чтобы помешать медитации того или иного садху, потому что трудяга садху при достаточно напряжённой аскезе может достичь такой силы, которая вознесёт его до состояния самого Индры. Разве Индре это понравится? Конечно, он старается принять меры, чтобы обезопасить своё положение.

- Апсарас слетела к садху, надеясь подразнить его и помучить, но он настолько глубоко ушёл в медитацию, что совершенно не замечал, что происходит вокруг. Тогда сделавшись при помощи сиддхи маленькой, как муха, она стала на нём танцевать. Но и это не помогало. Сначала она танцевала на его туловище, затем - на его лице, и наконец она прыгнула на его космы. Тут он почувствовал некоторое беспокойство, осознал происходящее и сильно разгневался. "Чтоб ты превратилась в обезьяну!" - воскликнул он, и сейчас же она стала обезьяной. От горя она начала плакать, но он велел ей затихнуть и не переживать. Он отнёс её в ашрам и приказал ученикам кормить её лучшей пищей и угощать сладостями, когда бы она ни попросила. Вскоре садху покинул тело, а обезьяна продолжала жить в ашраме. Когда она умерла, её с почётом кремировали и установили ей памятник рядом с памятником самого садху.

- А теперь посмотри, что произошло. Хотя садху и не поддался соблазнам апсарас, он всё-таки создал некоторую карму. Он поддался гневу, и из-за этого потерял часть своей шакти. Также и Мамрабахен стала причиной целой вереницы карм. Но теперь у нас по крайней мере есть надежда на то, что наши труды увенчаются успехом. Редстоун у нас молодец! А как добра к нам Природа!

Он замолчал. Мы подъезжали к Западным гатам, и он целиком сосредоточился на управлении автомобилем. У подножия главной горы он велел мне бросить монету на счастье, как делали все водители. Конканская прибрежная полоса, на которой стоит Бомбей, соединяется с Деканским нагорьем, где расположена Пуна, дорогой, которая на протяжении пары миль взбирается на высоту двух тысяч футов. В описываемое время она представляла собой шоссе в две полосы, запруженное обычными для Индии средствами передвижения. Здесь были грузовики, автобусы, легковые машины, мотоциклы, телеги, велосипедисты, пеший люди просто животные. Путь наверх был исключительно опасен. Взбираясь всё выше и выше, нужно было следить за тем, чтобы избежать столкновений и не перегреть двигатель. Но я напрасно напрягал всё своё внимание на этом участке дороги, поскольку Вималананда с математической точностью соблюдал расстояние между нами и машинами, проносящимися в обратном направлении. Часто это расстояние сокращалось буквально до двух или даже до одного дюйма, но он продолжал рулить как ни в чём не бывало. "Глазомер, - смеясь, говорил он, - всё дело в глазомере. С хорошим глазомером можно двигаться безбоязненно". "Как по этой дороге, так и по жизни вообще", - додумывал я. Дорога больше не пугала меня своими подъёмами и поворотами, коль скоро я доверился глазомеру Вималананды и его водительскому мастерству. И всё-таки, когда судьбу решал тот последний дюйм, инстинкт самосохранения поднимал волну адреналина в крови, словно напоминая, что все мы смертны.

Однажды, возвращаясь из Пуны в Бомбей, Вималананда так увлёкся беседой с нашим гостем, владельцем лошадей по имени Вилли Д'Соуза, что не заметил, как на светофоре прямо перед нами загорелся красный свет. В изумлении Вилли и я смотрели на Вималананду, забывшего нажать на тормоз. Но ещё больше удивился человек, который переходил улицу в тот самый момент, как мы выскочили на перекрёсток. Недоумение и возмущение мигом скользнули по его лицу, когда он, разом оценив ситуацию, быстро отпрянул назад. Я не очень испугался за его жизнь (пешеходы в Бомбее на редкость проворны), но меня сильно задело то, что Вималананда отнёсся к этому случаю так спокойно. Глянув в глаза встревоженному Д'Соузе и продолжая рулить, он откликнулся словами:

- Теперь ты видишь, Робби, что кто-то охраняет меня и бережёт от беды, даже когда я даю маху. А этому типу ничего не грозило, у него была куча времени, чтоб удрать. Но его лицо! Да, на это стоило посмотреть!

- Была со мной история и похуже, прямо здесь, в Бомбее, когда у моей машины на ходу одновременно отвалились два передних колеса. Говорю тебе, я не верил своим глазам! Я сидел в машине посреди дороги, бессмысленно вцепившись в руль, и смотрел, как мои колёса катятся всё дальше. Одно благополучно добралось до обочины, а другое покатилось на другую сторону дороги и угодило в прохожего. Хорошо, что оно ударило его не слишком сильно, иначе бы его непременно пришлось везти в больницу...

Мы с Д'Соуза бессовестно хохотали, представив себе эту картину: опешивший Вималананда и катящиеся в разные стороны от него колёса.

- Безопасность жизни ничем не гарантирована, - продолжал он. - Стоишь себе спокойно, никого не трогаешь, строишь планы - и вдруг в тебя врезается и сбивает с ног невесть откуда взявшееся колесо! Чудеса!..

На следующий день, помогая готовить обед, я снова напомнил Вималананде его слова насчёт глазомера. Поставив еду на огонь, мы уселись в соседней комнате, и, закурив сигарету, Вималананда сказал:

- Поистине, нет предела тому, чему можно научиться. Ты знаешь, как люблю я готовить, и многие с удовольствием едят то, что я предлагаю. Думаю, ты не станешь спорить.

- Я сам с удовольствием ем твою пишу.

- И ты знаешь, что у меня есть преимущество перед западным кулинаром - за счёт благословения Аннапурны, богини еды. Я тебе рассказывал, как жена Фарама пережарила мясо?

- Нет. По-моему, нет.

- Она сожгла мясо до черноты, оно обуглилось. Фарам, как обычно, вышел из себя и стал на неё орать. Чтобы сохранить мир в семье, я велел ему заткнуться, а ей сказал: "Ма, будь добра, помой это мясо в воде с мылом". Она не удержалась от смеха и сказала: "Ты что, не понимаешь, во что оно превратится?" Я ответил: "Но оно ведь всё равно испорчено, правда? Так что пойди и помой его, и не спорь со мной, ради Бога". Она помыла мясо, я его приготовил, и получилось замечательно, без малейшего привкуса горелого.

Date: 2015-09-24; view: 235; Нарушение авторских прав