Глава 6. Думаю, всем уже понятно, что я не робкого десятка

Думаю, всем уже понятно, что я не робкого десятка. Я и впрямь довольно решительный, но иногда за смелостью и агрессивным напором скрываются лишь страх, слабость и сомнения. И хотя мне не хочется это признавать, все же факт, что я отсидел в тюрьме семь лет и ни на шаг не продвинулся к осуществлению моей мечты добиться успеха в мире музыки, говорил о том, что я не настолько был уверен в себе, как показывал. Я верил в свой талант и способности, но, зная, как трудно сделать первый шаг, я жил в страхе, что эта поспешная запись захлопнет перед моим носом дверь еще до того, как я успею что-либо толком начать. К тому же в прошлом я не раз попадал впросак и испытывал разочарование из-за того, что слишком полагался на слово какого- нибудь заключенного. И хотя в тюрьме мы были неплохими друзьями с парнем, пообещавшим вывести меня на студию Universal, я отчасти опасался, что он просто трепал языком, сказав, что может познакомить меня с человеком, который мог устроить мне студийную запись. Я не исключал, что этот друг моего друга мог оказаться все-го-навсего каким-нибудь секретарем или курьером, которого выдали за воображаемого босса.

И все-таки я приехал в Лос-Анджелес, веря в тот телефонный звонок. Выяснилось, что нужный мне человек занимал достаточно высокую должность в Universal, чтобы иметь своего собственного секретаря и нескольких курьеров. Первый раз мы встретились с ним не для записи, а чтобы познакомиться. Меня впечатлила его должность в студии, в свою очередь он пришел в такой восторг от моей музыки, что устроил мне полноценную запись. Она должна была состояться через два дня. Между тем он захотел узнать обо мне буквально все, как я живу и чем увлекаюсь. Он был поражен, услышав, что я живу в автобусе с двенадцатью девушками. Ему сразу же захотелось узнать, чем же я их держу. «Да ничем, — заверил я собеседника, — мы просто случайно сошлись, и каждый из нас индивидуальность. Девушки делают все, что захотят, равно как и я. Просто им нравится присматривать за мной, и за всю их доброту я плачу им тем же. Если вам интересно встретиться с ними и увидеть собственными глазами, как мы живем, милости просим к нам».

Парень из Universal заинтересовался. Но я не собирался показывать ему, что происходит в

«Спиральной лестнице». Мы договорились, что я подъеду к студии и заберу его. Очень хотелось, чтобы все прошло гладко, поэтому я отложил встречу на следующий день, чтобы придать нашему жилищу более впечатляющий вид. Но потом я все-таки подумал: «Черт возьми, я такой, какой я есть, и я живу, как хочу». Когда на следующий день я подъехал к студии, автобус, хотя он был отмыт и отчищен, выглядел довольно убого. Я обратил пристальное внимание на реакцию парня, когда его взору предстал наш дом на колесах, и когда он с приятным удивлением улыбнулся, я порадовался, что оставил все как есть. Но внутри его улыбка сменилась настоящим изумлением. Команда девочек во главе с Лин не пожалела сил, чтобы надраить и украсить салон автобуса. Произвести впечатление на гостя было лишь началом их игры.

Девочки аккуратно разложили занимающие все свободное место спальные принадлежности и прочие вещи, развесили гобелены и зажгли благовония. Их усилиями наше жилище стало напоминать иллюстрацию к «Тысяча и одной ночи». Финальный штрих — восемь красоток (остальные куда-то ушли) разместились в удобных и соблазнительных позах. Начав знакомить

\axjc нашим новым другом, я был удивлен их манерами и радушием. Как только мы уселись, одна из девушек вручила нам охлажденные напитки, а другая принесла закуски. Мне поднесли прикуренную сигарету. Одна девушка стала разминать мне шею и плечи, еще двое вытащили мою гитару и тщательно полировали ее, прежде чем положить обратно в чехол и убрать наверх. Девушки так меня обхаживали, что я начал опасаться, не переусердствовали ли они.

Обрушившееся на нас внимание заставляло подумать, что мужчина — царь и бог, а женщина — его прислуга. И наш гость впечатлился несказанно. Он проводил с нами немало времени и к концу записи был убежден, что я сделал правильный выбор в жизни.

После записи наш новый покровитель думал, что мы сразу можем выбросить что-нибудь на рынок, но окончательное решение было не за ним. По мнению других боссов из Universal, нужно было еще поработать над музыкой и аранжировками, прежде чем записывать материал на продажу. Я не чувствовал разочарования, ведь моя первая запись оказалась многообещающей, и в Universal пригласили меня приезжать снова, когда я «напишу что-нибудь покруче». Кроме того, меня познакомили со многими шишками из студии. В результате наших бесед о моих религиозных убеждениях, философии жизни и представлениях о будущем мне предложили стать техническим консультантом одного религиозного фильма, о съемках которого студия подумывала.

Я общался со многими знаменитостями. Ради блага этих людей я не стану называть их имена. Я не могу называть Имен, которые не всплыли в газетах, но мне и вправду интересно, почему о моих контактах с некоторыми представителями голливудской элиты не говорилось в прессе. Мне кажется, что здесь мы имеем дело со старым, как мир, дерьмом — «двойным стандартом». Как бы они ни замарались, некоторые люди могут все уладить и явиться в белом цвете, тогда как тех, у кого нет возможности подмазать кого надо, обольют грязью, даже если они окажутся всего лишь жертвой обстоятельств. Я мог бы такого порассказать о людях из Голливуда, что на этом фоне мои сексуальные забавы показались бы самой чистотой и невинностью.

Какое-то время я регулярно бывал на студии. Естественно, по возможности я брал с собой кого-нибудь из девочек. Очень скоро Чарли, его образ жизни и его девушки попали в список

«давайте познакомимся» ко многим идолам из мира кино, известным своей «не совсем правильной» репутацией. Нас приглашали на закрытые вечеринки в Беверли-Хиллз, Малибу и другие престижные местечки. В киношной тусовке было много таких, кто ширялся героином, курил опиум, нюхал и курил кокаин. Насколько мы с девочками увлекались галлюциногенами и марихуаной, настолько мы отказывались от тяжелых, вызывающих привыкание наркотиков. Хотя мы давным-давно раскрепостились в сексе, цепи, хлысты, пытки и прочие из ряда вон вещи были не нашей стихией. И пока мы не попали в мир кино, мы были далеки от подобных шоу.

Вскоре после того, как я появился на студии, ко мне подошел один парень из Universal (назовем его мистер Б.). Я не делал никакого секрета из того, что сидел в тюрьме. Он хотел поговорить со мной на тему «а как у вас в тюрьме с сексом». Не будь дураком, я напрямую спросил у него: «Чего ты хочешь — чтобы тебе засунули член в задницу или в рот?» Он хотел и того, и другого, так что после первого раза я етап заглядывать к нему в гримерку регулярно. Еще было далеко до той поры, когда геи вышли из подполья, поэтому все делалось втайне.

Но на этом все не закончилось. Однажды этот парень сказал: «Чарли, ты можешь прийти ко мне домой вечером? Я хочу познакомить тебя с женой». Конечно, сказал я ему, сколько девочек ты хочешь, чтобы я привел с собой? «Нет, не надо девочек. Приходи один», — ответил он. Я был готов практически на все, так что мог без проблем прийти к нему один. Когда я пришел, меня представили жене. Она пару раз снималась в эпизодических ролях в телефильмах и оказалась привлекательной брюнеткой лет тридцати пяти — сорока, но в отличной форме. На ней была сатиновая пижама и сексуальный прозрачный халат розового цвета. Сначала супруги нервничали, и в нашем общении чувствовалась натянутость. Но, покурив крепкой травы и выпив вина, мы расслабились и как следует возбудились. Мы с женщиной расположились на диване, а ее муж сидел на стуле и наблюдал за нами. Ее язык забрался мне в ухо, а руки расстегивали пуговицы на рубашке. Поэтому с моей стороны было вполне естественно положить ей руку

между ног. Потом она начала снимать с меня брюки. Я всерьез ожидал, что мистер Б. напомнит о себе и начнет вправлять мне мозги, этого мне не хотелось, потому что хотелось мне совсем другого — эту женщину. К моей великой радости, мистер Б. остался сидеть на стуле, только положил руку на свой член, а мы с миссис Б. занялись делом. Инициатива была за ней, я лишь подстраивался под нее: в конце концов, кто пригласил, тот и музыку заказывает. В комнате раздавались лишь стоны и вздохи мистера Б., но, дойдя до оргазма, миссис Б. нарушила тишину словами «укуси меня, укуси меня». Я входил в нее сзади и не мог достать до ее шеи или плеч, поэтому пару раз укусил ее за спину. Кожу я ей не прокусил, но прихватил достаточно сильно, чтобы она получила желаемые ощущения, а следы моих зубов оставались несколько дней. Через несколько минут она развернула нас, и теперь я был сверху. Пришла пора вступить в игру мистеру Б., что он и сделал. Так-так, член в заднице — это не для меня. Я уже рассказывал, как меня изнасиловали в Плейнфилде. С тех пор меня ни разу не имели в задницу. Когда мистер Б. подошел к нам, я подумал, что пора бы прекратить нашу забаву. Но он не собирался вставлять мне. Вместо этого он стал облизывать пальцы на ногах у миссис Б. и подниматься выше. После того как мы кончили, он оттолкнул меня и зарылся жене между ног, одновременно мастурбируя. Я с большим удовольствием занимался сексом с телеактрисой, пока ее «звездный» муженек удовлетворял себя, да еще и посмеялся про себя, подумав, что их фан-клубы приказали бы долго жить, стань эта наша сценка достоянием общественности. Когда я вышел за дверь, мистер Б. сунул мне в карман пять стодолларовых купюр. Мы проделывали это еще несколько раз с некоторыми вариациями, пока я не перестал бывать на студии.

Фильм, к которому меня привлекли в качестве консультанта, был посвящен второму пришествию Христа. Я поговорил на эту тему с парочкой сценаристов. Я поделился с ними своим пониманием Библии, сказал, куда, на мой взгляд, катится мир, рассказал о своей вере в реинкарнацию и выложил свои мысли о том, что могло бы породить в мире гармонию. Сценаристы сделали множество записей, после чего погрузились в написание сценария на основе этих материалов. Мы могли встречаться раз или два в неделю, а потом не видеться несколько недель подряд.

С таким «гибким графиком» автобус и все, кто хотел в нем странствовать, ехал куда-то без определенного маршрута. Но, похоже, мы всегда возвращались в «Спиральную лестницу».

Плохие предчувствия насчет этого места никогда не оставляли меня, но судьба подбросила мне возможность обсуждать различные философские течения и верования с теми, кто приходил в этот дом, и эта возможность держала меня. Кроме того, это место стало для меня чем-то вроде испытательной станции. Все эти предводители коммун и оккультных групп, а также богатенькие ублюдки из города положили глаз на моих девочек. Их попытки увести моих людей позволяли мне проверить на прочность любовь и верность. Увидев, что ни одна девушка не переметнулась на сторону, я начал осознавать крепость наших уз. Другие тоже это замечали, и когда мы отку-да-нибудь уезжали, нас часто оказывалось больше, чем по прибытии.

Первой была Диана Лейк. Диана, которую мы потом прозвали Снейк, была хорошенькой четырнадцатилетней девочкой. Она жила с родителями где-то на холмах, в одной коммуне под названием «Свиноферма». Она не сбегала от жестоких или строгих родителей, или тех, кто мучил своего ребенка запретами. Дело было и не в сексе: живя в такой коммуне, как

«Свиноферма», девочка навидалась всякого. Родители разрешили ей съездить с нами в пустыню. Поездив какое-то время в нашем автобусе, Диана не захотела возвращаться к прежней жизни.

Красавчику Бобби Босолею был двадцать один год, но, прожигатель жизни, он был давно не ребенок. Он жил сам по себе уже несколько лет. Отличный музыкант, он работал в кинематографе и всегда ухитрялся иметь отношения больше, чем с одной девушкой одновременно. У нас с ним было много общего. Хотя Бобби не сразу стал разъезжать с нами,

позднее он стал очень важным членом нашего круга. Через Бобби к нам присоединились Кэти (Джипси) Шер, Лесли ван Гутен, Гэри Хинмэн, Китти Лютзингер и еще несколько человек.

Увидев Бобби впервые в «Спиральной лестнице», я подумал, что в нем слишком много тщеславия и заносчивости, чтобы он мне понравился, но, услышав, как он играет на гитаре и поет, я стал уважать его за талант. Мы прекрасно могли играть и импровизировать на пару, предугадывая ходы друг друга. На студии мне было сказано, что моя музыка нуждается в дополнительном сопровождении, так что хотя бы для того, чтобы вместе поиграть, я взял у Бобби адрес. С одной из своих подружек он жил вместе с Гэри Хинмэном, с которым, благодаря Бобби, я и познакомился.

Вдосталь наездившись, мы наконец оторвались от «Спиральной лестницы» и подыскали себе местечко. Нам это было так необходимо! Двадцать человек в одном автобусе — это целое приключение, и, хотя нам было вполне комфортно, даже цыганам нужна какая-то стоянка. Конечно, можно жить без горячей и холодной воды в кране, без электричества, без толчка, где можно пердеть в гордом одиночестве, и прочих удобств, доступных дома, но, черт возьми, как славно иметь все это хотя бы время от времени. Наше жилище находилось неподалеку от

«Спиральной лестницы». Это была, скорее, крупногабаритная хижина, чем полноценный дом, но, поскольку чаще всего мы спали только на матрацах, места здесь хватило для всех нас.

Время от времени мы пускали к себе тех, кому не хватало места в «Спиральной лестнице», или друзей, но, в отличие от «Лестницы», двери нашего дома не были открыты для всех и каждого. Если кто-то стучался к нам в дверь и этот человек нам нравился — все отлично, но в противном случае он не получал приглашения остаться.

Однажды вечером мы, как обычно, сидели на полу в передней комнате, разговаривали и играли на гитаре. Тепло и свет нам давал пылающий огонь в камине. Приятное тепло камина заставило девушек, этих красивых маленьких нимф, раздеться или оставить на себе минимум одежды. В дверь постучали, гостя пошла встречать Бренда (Нэнси Питмэн, присоединившаяся к нашей компании совсем недавно). На пороге стоял юнец лет семнадцати-восемнадцати, искавший парня, который сдавал это жилье. При виде голых грудей Бренды он начал что-то бормотать и лишь спустя какое-то время заговорил связно. Она пригласила его в дом. Увидев остальных девушек, мальчуган совсем лишился самообладания и дара речи. Было занятно наблюдать, как он пытается скрыть, что пожирает глазами все эти задницы и сиськи. «Э-э... я- я... искал Джея. Э-э... он раньше жил здесь», — наконец сумел сказать паренек. Чтобы помочь ему расслабиться, я спросил, как его зовут, а потом назвал ему всех, кто был в комнате.

Его звали Пол Уоткинс, но мы обращались к нему не иначе, как Малыш Пол. Он скитался уже несколько лет и, по его словам, побывал в нескольких коммунах. Судя по тому, что юноша не мог оторвать глаз от обнаженных тел, я подумал, вряд ли ему доводилось видеть голую женскую плоть. Со своим интересом к девочкам и заигрыванием он был таким естественным. Мне нравилось наблюдать, как он строит из себя крутого парня, так что я спросил, не хочет ли он присесть и составить нам компанию. Пол хотел, и после моего легкого кивка Бренда и Снейк подвинулись, чтобы посадить его между собой. Они дали ему косяк, и уже скоро мальчишка обкурился не меньше нашего. Мне кажется, он попал в какой-то дивный мир, о котором даже не мечтал. Трава давала о себе знать, мелодия и тексты хороших песен пробудили в нас чувственность, и вскоре Пол обнаружил, как его ласкают и раздевают две девушки. Он остался у нас на ночь и ушел на следующее утро, но через пару месяцев вернулся. Сначала он был частью нашего круга, а потом стал иудой.

Мой контакт с Universal, в конечном счете, прервался, так и не принеся никакого результата. Моя вторая запись не состоялась, да и фильм о втором пришествии не сдвинулся с мертвой точки. Авторы сценария и потенциальный продюсер загорелись идеей, чтобы во втором

пришествии Христос был черным. Я не мог на это купиться — с работой на студию случилось то же, что и с задуманным фильмом: я бросил заниматься этим дерьмом.

Пару раз, работая со сценаристами из Universal, я видел себя талантливым парнем, способным выдать достаточно материала для съемок первоклассного фильма, который оказался бы настолько удачным, что принес мне какое-никакое признание и достаточно денег, чтобы не приходилось постоянно надрываться. Когда наши разногласия привели к разрыву отношений, я почувствовал разочарование. «Пусть убираются ко всем чертям, кому они вообще нужны? В любом случае вся эта муть с материалами меня больше не интересует», — пытался я успокоить себя. В общем, мы снялись с места и какое-то время колесили по дорогам.

Еще с 1955 года, когда я впервые проехал на украденном «меркьюри» 1951 года по шоссе 66 мимо пустыни Мохаве, обширное малонаселенное пространство стало волновать меня. В последних наших поездках я чувствовал непреодолимое желание повидать пустыню больше, чем это было возможно с главных дорог, но пока что довольствовался обычным видом, который открывается с самых распространенных маршрутов. Весной 1968 года я начал ездить в те районы пустыни, куда редко забираются туристы, в городишки вроде Шошона, Текопы, Панаминт- Спрингса и других, таких маленьких, что их даже не наносят на карты. Чем меньше был город, тем приятнее и ближе к земле оказывались его жители. Повинуясь моему желанию, мы могли настолько отклониться от проторенных путей, что забредали туда, где бывали лишь землевладельцы, старатели или отшельники, искавшие уединения и стремившиеся уйти от законов и установленных порядков. Я был далек от затворничества, ибо какая-то часть моей натуры требовала, чтобы рядом со мной кто-то был, но вот сбежать из-под власти закона и порядка мне действительно хотелось. Я считал пустыню подходящим местом, чтобы пустить там корни. Если бы большинство тех, кто жил со мной в автобусе, ценили пустыню так же, как я, мы перебрались бы туда намного раньше, чем это случилось на самом деле. Но тогда молодежи в основном казалось, что в пустыне будет слишком одиноко, и они окажутся лишены некоторых источников удовольствия. Поэтому, вместо того чтобы осесть где-нибудь сразу, мы продолжали странствовать, называя автобус своим домом. Временами, чтобы отдохнуть от постоянной дороги, мы останавливались на неделю-две у кого-нибудь из друзей. Порой мы просто въезжали в пустующий дом, не спрашивая на то разрешения хозяев. Удивительно, но иногда наши стоянки продолжались несколько недель, прежде чем хозяин дома или полиция велели нам уносить ноги.

Первого апреля 1965 года Мэри родила нашего сына Валентина Майкла Мэнсона. Больничной койкой ей служил матрас, брошенный на пол в какой-то лачуге в Топанга-Каньон, где мы остановились. Я принял роды, обрезал пуповину и завязал пупок. Девочки, числом уже пятнадцать, были медсестрами. Я был горд тем, что Винни-Пух, как мы прозвали младенца, был моим потомством. К нему тянуло всех, и он стал средоточием радости в нашей группе. Мы посчитали, что ребенка можно воспитать и вне обычной семьи, где есть мама и папа. Мы все несли за него ответственность. Ребенок мог бы вырасти без всех этих заскоков, которые дети обычно перенимают у родителей, что позволило бы ему избежать влияния ограниченных, односторонних взглядов. Он возмужал бы, окруженный любовью и пониманием. Его голова не была бы забита бесконечными сомнениями, а характер не испортился бы под воздействием комплексов, сформировавшихся из-за эгоистичных, властных родителей. Он узнал бы подлинную любовь и свободу мышления, которой лишены большинство людей. Мы тоже стали бы учиться у нашего ребенка, не знакомого с ненавистью, ревностью, наживой и эгоизмом.

Появление новорожденного никак не сказалось на нашем образе жизни. Если что-то и изменилось, так это была возможность вести себя совершенно по-другому в отличие от обычных родителей, проявляя качества, противоположные их недостаткам. Эту возможность предоставил

всем нам Винни-Пух. Окружавшие меня ребята на собственном опыте почувствовали, как родители и общество подавляют, используют и отвергают их. Им было известно, что в целом родители и общество иногда значат что-то хорошее, но они слишком озабочены своей жизнью, чтобы правильно сориентировать детей. Винни-Пуху и другим нашим детям повезет больше. Всех нас охватывало чувство, что мы помогаем родиться личности, которая будет создавать более совершенный мир.

Винни-Пух ехал туда, куда его вез черный автобус. За ним присматривали пятнадцать — двадцать человек. Однажды он послужил причиной нашего ареста в округе Вентура. Мы остановились в какой-то лесистой местности и разбили лагерь. К нам подошли люди шерифа и начали приставать. Они забрали меня и еще пару девушек за фальшивые удостоверения личности. Мэри попалась на том, что на людях кормила своего ребенка двадцати дней от роду. Проводя все время в разъездах или развлечениях, мы уже привыкли к повышенному вниманию полицейских, но обычно несколько улыбок девушек решали дело: копы просто просили нас вести себя поспокойней и ехать дальше. В тот раз девушки не улыбались, вдобавок прозвучало слово «свинья», так что, увидев голую грудь Мэри во рту у Винни-Пуха, один из полицейских указал нам на какой-то закон, запрещавший подобное. В итоге Мэри забрали с нами.

Наши ряды пополнялись так стремительно, что в автобусе стало невозможно жить нормально. Когда людям дискомфортно, они утрачивают расположение друг к другу, и мелкие неурядицы разрастаются до крупных споров, особенно в компании упрямых молодых девушек. Дело в том, что порой я хотел вернуть старые добрые деньки, когда нас было четверо — Мэри, Лин, Пэт и я. Но, размышляя о том, кому же придется уйти, я каждый раз находил причину, по которой этот человек должен остаться. Решить проблему могло бы место, где разместились бы все, расположенное подальше от проторенных дорог, чтобы городские жители и представители закона не мелькали все время перед нашими глазами. Пустыня по-прежнему манила меня. Мысль о жизни в пустыне стала казаться привлекательной для некоторых из тех, кто раньше отвергал ее на корню, но среди нас еще оставались те, кому эта идея была не по вкусу.

Ответ помогла найти Сандра Гуд. Сэнди одной из последних пришла к нам в группу. О ее жизни детишки из бедных семей могли только мечтать: симпатичная студентка колледжа, у которой в двадцать три года было все. В Сан-Франциско она принадлежала к определенному кругу. Обеспеченные разведенные родители давали ей все, что она желала, другими словами, все что угодно, только не искреннюю любовь и дружеское общение. В материальном плане она могла получить все — только захоти, но, несмотря на это, Сэнди искала свое место в жизни. Когда друзья пригласили ее в дом, где появился на свет Винни-Пух, она примчалась из Фриско ради одной волнующей ночи.

Я помню, в тот вечер мне показалось, что больше всего ее занимает собственная персона. Сэнди была одета в слаксы и блузку по последней моде, а ее серьги и украшения прекрасно гармонировали с макияжем. Какой-нибудь шикарный ресторан подошел бы этой красавице гораздо больше, чем пол в хижине, где мы устроились.

Ей было не очень уютно здесь. Я совсем не знал эту девушку и потому большую часть времени смотрел на нее, наблюдая за ее реакцией на происходящее. Остальные девушки были в джинсах, спортивных костюмах или в просторных блузах. Никакой косметики, а из украшений

— одно или два кольца. Пока я играл на гитаре и пел, я смотрел, как гостья украдкой пытается снять сережки и избавиться от косметики. Рассмотрев, что у девушек на голове, она незаметно растрепала руками свои волосы, чтобы они лежали более естественно, как у остальных. «Может, она и занимается только собой, но ей не чуждо желание быть такой, как те, в чьей компании она находится», — подумал я про себя.

За игрой на гитаре и курением травки время летит незаметно. Народ время от времени

выходил из комнаты в туалет. Сэнди же не шевелилась, но спустя какое-то время я с удивлением заметил, что она ерзает, сдерживает дыхание и вообще делает все, чтобы не описаться. Наконец я отдал гитару Брюсу, дав ему возможность поиграть, а сам взял Сэнди за руку и отвел в туалет.

«Сюда, милая, — сказал я ей, — я польщен, что тебе понравилась моя музыка, но все-таки не стоит сидеть и слушать ее до тех пор, пока не промочишь штаны». Она посмотрела на меня с таким облегчением и благодарностью, какие мне редко доводилось видеть. Когда Сэнди вышла из туалета, мы не стали возвращаться в комнату, а вышли прогуляться. Прогулка вылилась в разговоры, море секса и желание узнать друг друга. Сэнди бросила все свои старания, предписанные обществом, и стала одной из нас. Одной из сильнейших! И благодаря ее знакомствам мы нашли способ попасть на ранчо Спан, что в конце концов позволило нам там поселиться.

Спан, декорация ранчо, находится чуть выше Чэтсворта, Калифорния, в Сими-Хиллз. Хотя мы были всего лишь в получасе езды на машине от центра Голливуда, суматошный и беспокойный город был от нас далеко: от автострады до ранчо было еще пилить и пилить. Кроме двух главных строений и огромного свободного пространства, где киношные ковбои, преступники и индейцы разыгрывали драмы из жизни Старого Запада, на ранчо были декорации старинного города, типичного для вестернов. Вдоль деревянного тротуара стояли здания, которые должны были изображать салуны, кафе, гостиницы и тюрьмы времен Дикого Запада, когда все кругом скакали на лошадях и палили из пистолетов. За искусственным городом, чуть ниже, было разбросано несколько старых лачуг-притонов, где угонщики скота и настоящие злодеи напрасно старались укрыться от бравых парней шерифа или главного героя. Увидев это место впервые, я понял, насколько оно нам подходит, и подумал: «Вот оно, вот наше место!»

Владельцем ранчо был Джордж Спан. Ему шел девятый десяток, но жизни он не разлюбил и мог целыми днями травить байки про свои отношения с легендами старых вестернов: имена Уилла Роджерса, Тома Микса, Хопалонга Кэссиди (Уильям Бойд), Роя Роджерса и Джина Отри слетали с его языка с такой легкостью, что тебе ничего не оставалось, как поверить в реальность и крепость дружбы Джорджа с этими кинозвездами. Уверен, что в ту эпоху, о которой распространялся Джордж, его ранчо пользовалось огромным спросом в киноиндустрии, но время, как и сам Джордж, существенно изменилось. Теперь у него было пятьдесят — шестьдесят верховых лошадей, и он обеспечивал все необходимые условия желающим проехаться на лошади. Ранчо и ковбойский город-де-корация служили лишь фоном для прогулок верхом и очень нуждались в ремонте. Ухаживали за лошадьми и поддерживали порядок в загонах и стойлах шестеро-семеро парней. Они так и говорили: мы работаем на ранчо Спан. Среди них были Шорти Ши, Хуан Флинн, Джон Шварц и Стив Гроган.

Джордж практически ослеп и не покидал парадного крыльца, так что не всегда был в курсе того, что происходит за пределами его дома на ранчо. Но, несмотря на плохое зрение и малую подвижность, старика Джорджа было трудно одурачить. К тому же его нельзя было назвать дряхлым. Он все еще был весьма прозорливым торговцем лошадьми. Джордж знал и понимал людей лучше многих из тех, кто зарабатывает себе на хлеб, анализируя психику других.

Первый раз я ехал на ранчо Спан, преследуя две цели: во-первых, осмотреться, а во-вторых, найти приятеля Сэнди, который жил на ранчо и работал там механиком. Наш автобус нуждался в ремонте. Мне хотелось посмотреть, что может сделать с этим знакомый Сэнди. Он чинил автобус пару дней, и у меня было полно времени для того, чтобы побродить по ранчо и познакомиться с некоторыми его обитателями. Чем больше я осматривался, тем больше мне нравилось это место.

Несмотря на близость к автостраде, оно было достаточно уединенным, а с другой стороны, находилось не так далеко от города, и мы могли бы гонять туда-сюда, если мне нужно было в

город по профессиональным делам, а кому-нибудь из молодежи просто захотелось бы увидеть вблизи огни большого города.

Больше всего для жилья нам подходил главный дом на ранчо, но не тот, в котором жил сам Джордж, а одна из декораций, стоявшая на некотором расстоянии от дома владельца ранчо. В то время там обитал хиппи по имени Каплан вместе со своей семьей и еще какими-то людьми. Судя по всему, Каплан очень хорошо устроился на ранчо и пользовался благосклонностью старика Джорджа. Поэтому нечего было даже думать о том, чтобы как-нибудь спровадить его и всех остальных с места, где мне так хотелось обосноваться самому. По крайней мере, на какое- то время.

Знакомый Сэнди наконец привел автобус в порядок, и я уехал с ранчо, не переговорив с Джорджем насчет нашего переезда сюда. Но я знал, что вернусь. Через несколько дней я стоял у Джорджа на крыльце и, призвав на помощь все свое красноречие, убеждал его, почему он должен пустить нас на ранчо. Я взял с собой пару девочек: им нужно было сыграть невинных милашек. Когда я въезжал во двор (не на автобусе, а на одолженной машине), Джордж сидел на крыльце. Я остановился у крыльца, наверх вели ступени четыре. «Мистер Спан, меня зовут Чарльз Мэнсон, мне хотелось бы поговорить с вами насчет аренды части вашей территории», — обратился я к Джорджу. «Ну что же, сынок, мы можем обсудить это, но тебе придется подойти поближе, потому что я слепой, как летучая мышь. Ни черта не вижу, но это не мешает мне говорить или думать. Подойди-ка сюда, и мы послушаем, что ты там надумал», — ответил старик Джордж.

Мы с девочками поднялись на крыльцо. Джордж встал со стула и протянул вперед руку. За толстыми стеклами его темных очков я видел открытые глаза, двигавшиеся как у человека с нормальным зрением. Вместо того чтобы пожать мою руку, Джордж просто держал свою руку в том направлении, откуда слышал мой голос. Я пожал его руку, здороваясь. Когда я представлял ему девушек, он тоже поворачивался на звук их голоса и ждал, пока они пожмут ему руку. Наблюдая, как левой рукой Джордж приобнимал девушек за плечи, пока правой здоровался с ними, я заподозрил, что Джордж не столь слеп, как притворялся. Этот ушлый старый засранец мог использовать свое плохое зрение, помимо прочего, как повод для получения приятных ощущений, подумалось мне. Но последующие события доказали, что Джордж на самом деле слеп почти настолько, как сказал нам. Перебросившись несколькими словами с каждой из девушек, он вернулся ко мне. «Ладно, сынок. Так что же может сделать для тебя такой старый ковбой, как я?» — спросил он. «Видите ли, сэр, — сказал я ему самым дружелюбным голосом, на какой только был способен, — сам я музыкант. Сейчас я и еще четверо-пятеро человек из моей группы живем в автобусе, ставшем домом на колесах. Нам нужно место, постоянное место, которое мы могли бы назвать своим домом. Дело в том, что в настоящий момент у нас не так много денег. Но все мы готовы делать какую-то работу на вашем ранчо в благодарность за жилье. Девушки могут делать уборку в вашем доме и готовить для вас и для нас, а ребята — все, что будет нужно на ранчо». — «Значит так, — начал Джордж. — Кухарка у меня есть. Ко мне приходит Перл, она готовит и убирает дом. Но, наверное, ей хотелось бы иметь возможность иногда передохнуть. У меня есть несколько наемных работников, они присматривают за лошадьми, но ведь им может понадобиться помощь, чтобы следить тут за всем. Где ты собрался остановиться?» — «Ну, нам очень подходит большой дом, но я заметил, что в нем кто-то живет. Но если так случится, что они съедут, мне бы хотелось как-нибудь договориться с вами насчет этого дома».— «В общем, так, сынок, там уже живут Кап и его люди, и на твоем месте я не стал бы рассчитывать на этот дом. В твоем распоряжении две старые хибары перегонщиков скота за холмом, но там нет никаких удобств. Жить там будет несладко». — «Да ладно, мистер Спан, нам не привыкать. Пока это место нас устроит. Уверяем, вы останетесь довольны нами». —

«Зови меня Джордж, сынок. Мы обговорим ваши обязанности потом, когда вы устроитесь».

Я соврал Джорджу насчет размеров нашей компании, но рассудил, что нас будет не видно из его дома и старик не узнает, сколько нас на самом деле поселилось у него на ранчо.

Старые лачуги позволяли нам вести уединенную жизнь, и к тому же это было только начало. В скором времени интерес старого Джорджа к девочкам можно было удовлетворить так, что к тому моменту, как он узнал бы об истинном числе гостей, он ценил бы нас настолько, что не захотел бы выгнать обратно на дорогу. А при правильном раскладе наш переезд в главный дом ранчо не заставил бы себя долго ждать.

На следующий день я спокойно проехал мимо основных домов и остановил автобус рядом с одной из старых хижин. При этом в автобусе ехал Винни-Пух и еще восемнадцать человек — четверо ребят и четырнадцать девушек (дюжина из них пряталась на полу автобуса). Придя в восторг от свободного места, девушки быстренько взялись за уборку, вооружившись мылом, водой и щетками. К вечеру хижины блестели чистотой, и оказалось, что в них вполне можно жить. Находившийся неподалеку родник, свечки, фонари, печка, топившаяся дровами, и туалет на улице обеспечили нас всеми необходимыми удобствами.

Я не хотел переигрывать и сразу обманывать Джорджа и его гостеприимство, поэтому объяснил молодежи, что владелец ранчо не в курсе, что нас так много. Какое-то время им придется держаться рядом с нашим домом, не рыскать по окрестностям и не обнаруживать наше количество.

Мой обман продержался дня три. Первый помощник Джорджа увидел всех девушек и быстро шепнул остальным, что «около тех лачуг целый каньон хорошеньких девчонок». На четвертый день хижины стали самым популярным местом на ранчо. Но парни лишь смотрели не приставая. Я разъяснил девушкам, что им следует вести себя без лишних вольностей, но их неприступность не помешала местным ковбоям ни наблюдать, ни вожделеть. Что касается реакции старика Джорджа, то Лин и Сэнди уже убирались у него дома, уделив старику массу внимания. Поэтому, когда я сказал Джорджу, что на ранчо остановились несколько проходивших мимо ребят, которые долго здесь не задержатся, он не возражал. После того как обман раскрылся, мне стало гораздо легче. На самом деле я чувствовал себя лучше, чем когда- либо за несколько последних недель. Окрестности и царившая на ранчо атмосфера успокаивали меня. У нас появилось место, где каждый мог заниматься своим делом со всеми или в одиночку. Мы обрели не просто жизненное пространство — у нас появилась возможность расти. И мы росли! По подсчетам, на ранчо Спан жило больше тридцати пяти человек, которых впоследствии назвали частью «семьи Мэнсона», но нередко людей оказывалось еще больше. Первые месяцы, проведенные нами там, были наполнены каким-то волшебством. Любовь, внутренняя близость и удовлетворение потребностей каждого связали нас воедино. Да, наша жизнь олицетворяла все, против чего проповедовали родители и общество, но, прежде всего, именно по этой причине окружавшая меня молодежь оказалась здесь. Наркотики, секс и все наши разъезды были всего лишь бунтом против мира, в котором учили тому, чему сами не могли подать пример. Все шестидесятые с их протестами, уходом с работы, побегом из дома, «детьми цветов», хиппи, наркоманами и — чего скрывать — убийцами стали продуктом завравшегося общества, неспособного дать своим детям что-то или кого-то, достойного уважения. Общество, к сожалению, остается все тем же.

Было время, когда, испытывая ненависть к миру, которому было наплевать на меня, я ненавидел и себя — за то, что не мог жить по правилам общества. Но чем теснее я сходился с ребятами, тем сильнее ненавидел тот мир, откуда они пришли. И чем больше я ненавидел мир, изгнавший их из дома, мир, из которого явился я сам, тем сильнее я начинал нравиться самому себе. Я начал верить, что нашел какие-то верные ответы. Но поверьте, ни один из ответов,

крутившихся у меня в голове, не предполагал убийства!

Журналисты меня изобразили как главную движущую силу всех преступлений, совершенных за то время, пока мы жили на ранчо Спан. Хотя я не отрицаю, что несу ответственность за большую часть событий, причиной которых стала наша жизнь на ранчо Спан и наши тогдашние убеждения, мне бы хотелось прояснить ситуацию. Дело в том, что когда двадцать человек делят жизнь друг с другом, мысли одного человека и придуманные им развлечения постепенно иссякают, и свой вклад начинают вносить другие. Не все забавы, которые устраивались на ранчо Спан и в наших поездках, можно списать только на мой счет.

Итак, восемнадцать взрослых и один младенец въехали на ранчо. Единственным совершенством среди нас был ребенок по прозвищу Винни-Пух. У остальных были свои причуды, плохие и хорошие стороны, свои мысли, мечты и фантазии. Живя в киношной декорации, мы начали играть, воплощая эти мысли, мечты и фантазии в реальность, хотя бы час или два притворяясь, будто на нас смотрит камера. Если Сэнди, Мэри или любая другая девушка хотела побыть королевой Шебой, Девой Марией или Темпест Шторм*, мы все участвовали в спектакле, подчиняясь ее капризу. Если кому-нибудь из парней, включая меня самого, взбредало в голову стать королем Ричардом, Панчо Вильей, Люцифером, Элвисом Пресли или Иисусом Христом (пожалуй, это была моя любимая роль), все включались в игру. Лицедейство занимало наше время и наши мысли, а приправленная каким-нибудь наркотиком постановка становилась настолько реальной, что порой после сыгранных сцен ты еще долго оставался в образе, ощущая, что роль стала твоей жизнью.

Главный дом на ранчо, о котором мы так мечтали, в конечном итоге достался нам вместе со всеми постройками, входившими в эту декорацию. В нашем распоряжении оказалось огромное пространство, да еще и полиция не совалась к нам каждый раз, когда мы громко пукали. В таких условиях в нашем доме стали происходить странные вещи. Это место превратилось в своего рода Мекку, естественный оазис для людей, которые хотели перестать себя сдерживать и отбросить прочь навязанные им запреты. У нас побывало так много народа, мы пережили так много впечатлений, что невозможно описать их подробно, в противном случае на это ушла бы вся жизнь.

Не все наши дела были по душе старому Джорджу. Шероховатостей между нами было множество, но нам удалось продержаться на ранчо с весны 1968 до конца 1969 года, когда все рухнуло окончательно. Тот факт, что мы задержались на ранчо так долго, можно объяснить скорее привязанностью Джорджа к одной из девушек, чем моей хитростью и коварством. Он особенно привязался к Лин, окрестив ее Писклей. Говорили, что я заслал Лин в дом Джорджа с какими-то тайными целями, но это не так. Лин считала, что Джорджу будет гораздо удобнее с девушкой помоложе и поспособней, поэтому она стала ему готовить, следить за домом и составлять ему компанию. Выбирая эту роль, она, возможно, обеспечивала себе одно из самых комфортных мест на ранчо. Кроме того, она могла сообщать мне, что происходило между Джорджем и другими людьми, которым не нравилось кое-что из наших занятий и вообще наше пребывание на ранчо. Если, как утверждают некоторые, Лин и спала с Джорджем, чтобы упрочить наши позиции на ранчо Спан, то это было ее желание и ее личное дело. Я тут был ни при чем! Хотя, раз уж Лин это начала, и по причине того, что пребывание кого-нибудь из нас рядом с Джорджем было нам на руку, я следил за тем, чтобы кто-нибудь из девушек замещал Лин, когда она хотела отдохнуть или поездить.

Кроме того, что девушки трудились по хозяйству у Джорджа, остальные делали все возможное, чтобы привести ранчо в божеский вид. Мы выгребали тонны лошадиного навоза, чистили некоторых лошадей, а в суматошные дни помогали Джорджу, как могли, разбираться с клиентами. Большей частью наши труды были платой за разрешение Джорджа жить на его

территории. Фиксированной платы с нас не требовали, но если у нас заводились деньги, мы отдавали какую-то сумму Джорджу.

Несмотря на все окружавшее меня пространство и удовольствия, предоставляемые жизнью на ранчо, меня по-преж-нему тянуло путешествовать. Было у меня в душе что-то такое, что не давало мне покоя, заставляя посматривать в сторону следующего холма, заглядывать за следующий угол, изучать жизненные принципы другого человека или просто быть везде, чтобы ничего не упустить. Иногда, покидая ранчо, я был похож на большинство посетителей

«Спиральной лестницы», менявших свой облик. Я точно так же надевал на себя маску и шатался по городу. Или, уже в другом образе, отправлялся в Лас-Вегас либо в Северную Калифорнию. Я разъезжал один или в компании одной-двух девушек или с одним из ребят — не больше. Нередко, даже если со мной кто-то ехал, я мог отослать их обратно на ранчо или выходил из машины сам, бросая «пока», и шел на поиски чего-то нового. Совершая подобные вылазки, я просто плыл по течению. Я не знал, да и не задумывался, где закончится моя следующая прогулка. Иногда я общался с байкерами, в другой раз — с религиозными фанатиками, серфингистами, бродягами, актерами и музыкантами. Если кто-нибудь из них мне нравился, я приглашал его заглянуть ко мне на ранчо Спан. С кем-то я потом виделся, кого-то видел первый и последний раз.

В одной из таких спонтанных поездок я и повстречал Денниса Уилсона, барабанщика из Beach Boys. Как-то раз я заглянул к своему другу в Сан-Франциско, чтобы пополнить запасы травки. Когда я собирался уходить, пришел какой-то новый парень. Мой друг задержал меня, сказав: «Постой, Чарли, вам нужно познакомиться. Вы ведь оба занимаетесь музыкой. Деннис, это Чарли Мэнсон, он поет и играет на гитаре. Чарли, поздоровайся с Деннисом Уилсоном из Beach Boys».

Стоит ли говорить, как я был рад познакомиться с человеком, чье имя было одним из самых известных в мире звукозаписи. Так что я никуда не пошел. Мы уселись втроем и раскурили косячок. На прощанье я получил адрес Денниса и приглашение заходить к нему, когда я буду в Лос-Анджеле-се. Я тоже пригласил его к себе.

Вскоре я уже оказался на бульваре Сансет по адресу, который дал мне Деннис. Боже мой, да это был целый особняк! Акра три земли, бассейн, жилье для прислуги да и все в целом делали это место наглядной демонстрацией денег и успеха. Еще до прихода к Деннису мне было хорошо известно о популярности и достижениях Beach Boys, и, разумеется, я с уважением относился к их способностям. Но сейчас меня со всех сторон окружала роскошь и власть, приобретенные лишь благодаря умению сочинять и исполнять музыку. Я завидовал этому удачливому парню. Дело было не в материальных вещах, окружавших меня. Зависть вызывали его популярность и престиж, позволявшие ему жить в таком шикарном месте.

Когда Деннис пригласил меня войти, я лишь мельком взглянул на обстановку дома. Может, я и был поражен, но не собирался ахать и охать по этому поводу. Зато когда в ходе ознакомительной экскурсии по дому мы дошли до комнаты, где было установлено музыкальное оборудование Денниса — барабаны, микрофоны, колонки, я пришел в такой восторг, что не мог не похвалить и помещение, и все что в нем было. Это была практически настоящая студия, и любой, кто занимался музыкой и понимал важность хорошего звучания, должен был оценить это место по достоинству.

Деннис был классным парнем. Несмотря на свой успех и богатство, он умел наслаждаться обычными вещами в жизни. Конечно, он важничал и строил из себя покорителя Голливуда. Деннис появлялся и играл там, где требовалось, но в душе он бунтовал и уже давно устал потакать прихотям публики, хотевшей, чтобы он был ее любимцем. Он продолжал любить свою музыку, но пытался улизнуть от требований агентов, туров и выступлений при первой же

возможности. Он не хотел вырваться совсем, ему просто требовалось время и пространство, чтобы расслабиться и не быть у всех на виду. О такой жизни, как у него, мечтали девяносто девять процентов американских подростков, но Деннис был таким же потерянным, нуждающимся и ищущим чего-то, как ребята, жившие со мной. Вот такой у Денниса был характер, и мы все сошлись с этим парнем.

Деннис открыл двери своего дома для нас. Открывал и карманы, насколько позволяли его агенты. Другие авторы изобразили дело так, будто мы перебрались к Деннису, как стая каких-то хищников. Мы никогда не переезжали к нему. Иногда кто-то из нас оставался у него на несколько дней, но всегда по приглашению. Он тоже жил у нас на ранчо. Ему нравилась выпивка, травка и кокаин. Кислоты ему хотелось лишь время от времени, зато девочки пробуждали в нем постоянное желание. Как знаменитость в мире музыки и кино, он мог иметь девушек любого возраста и телосложения — только свистни. Нов тех кругах, в которых вращался Деннис, девушки хотели выйти за него замуж и получить доступ к его собственности. Мои же девочки не требовали от Денниса ни того, ни другого. Так что все то хорошее, что он давал нам и делил с нами, мы возвращали ему. Он не был дураком и поступал из своего расчета, принимая или отдавая что-то. Он давал то, что хотел, и брал то, что хотел.

Наши хорошие отношения с Деннисом продолжались больше года. Мы с ним записали несколько песен вместе, две из которых вошли в альбом Beach Boys. Он даже отдал мне несколько золотых пластинок, подаренных ему. Кроме музыки, в доме Денниса всегда были вечеринки и прочие сборища, сводившие вместе два разных мира: богатый Голливуд и нас, не имевших никаких материальных ценностей и не подчинявшихся правилам, принятым в обществе, к которому принадлежал Деннис. Через Денниса и тусовки в его доме я познакомился с множеством людей, обладавших связями, включая Терри Мелчера, Грега Джекобсона и еще нескольких человек, которым моя музыка пришлась по вкусу настолько, что они хотели записать ее и продвигать на рынке.

Когда дело доходило до музыки, Деннис считал меня каким-то колдуном. Еще одним из тех, на кого мое творчество произвело неизгладимое впечатление, оказался Джекобсон. Этот парень в мире музыки занимался всем понемногу: выискивал таланты, был агентом, иногда — продюсером и про-моутером. Мои музыкальные способности интересовали его почти так же, как Денниса, но его привлекал еще и наш образ жизни. Кроме того, что Джекобсон хотел записать мои песни на кассеты и пластинки, он планировал делать о нас фильм. Его пленили спонтанность нашей жизни, любовь, единство душ и изобретательность, помогавшая нам выживать как с деньгами, от которых зависит большинство людей, так и без них. Джекобсон хотел снять документальный фильм о нашей жизни так, как она есть, и сделать главный акцент на музыкальном сопровождении.

Терри Мелчер был сыном Дорис Дей и возглавлял одну звукозаписывающую студию. У него было больше возможностей, чем у кого бы то ни было, чтобы подобрать нас и ввести в мир музыки. Он на самом деле обратил на нас внимание, причем гораздо большее, чем говорилось на суде и в написанных про меня книгах. Вместе с Джекобсоном он устроил пару записывающих сессий для меня, и, оглядываясь назад, я думаю, что мы с девочками упустили этот шанс. У Мелчера и людей, обеспечивавших запись, были свои идеи насчет того, как должен звучать готовый продукт, тогда как у нас с девушками было на этот счет свое мнение. Мы ругались и ничего не довели до ума, однако отношения между нами сохранялись вплоть до августа 1969 года.

Пока я продолжал свои попытки сделать карьеру музыканта, мне нравилось бывать в компании Мелчера, Денниса и Дже-кобсона. Когда дела на ранчо были и впрямь плохи и нам были нужны деньги, я шел к Мелчеру. Да это полная чушь — слова обвинителя насчет того, что

я послал ребят убивать Мелчера. С чего бы это? Он давал мне деньги, одалживал свою машину и кредитку. Мелчер был нормальным парнем и не вызывал у меня никаких отрицательных эмоций.

Среди не столь знаменитых людей, с которыми я познакомился в доме Денниса, был Чарльз (Текс) Уотсон. Родом из Техаса, он уже пару лет жил в Калифорнии, но ничего особого в

«золотом штате» не добился. В большинстве случаев про делишки Уотсона в Калифорнии до знакомства со мной ничего не пишут. Словно и не было этих двух лет, когда он наркоманил и торговал зельем, надувая всех, кто ему попадался. В основном упор делают на то, что до встречи со мной Уотсон был гордостью техасского города Коупвиля: одаренный студент, первоклассный спортсмен и вообще сплошная иллюстрация «настоящего американского мальчика». Но сейчас это не имеет значения. История нашей встречи гораздо важнее.

С учетом того, что у Денниса Уилсона были особняк на бульваре Сансет, собственные

«роллс-ройс» и «ягуар» и к тому же он был одним из известнейших музыкантов, тот факт, что он ездил автостопом, покажется слегка абсурдным. Но, как я уже говорил, Деннис был бунтовщиком в душе. Поэтому две его машины простаивали в гараже, и, вместо того чтобы поймать такси или позвонить кому-нибудь и попросить подвезти, он голосовал, откуда бы ни возвращался. Вот так Деннис и остановил Уотсона, ехавшего на древнем, 1935 года, пикапе

«додж». Уотсон понял, что ему несказанно повезло, увидев, что он подвозит самого Денниса Уилсона из Beach Boys. Когда они доехали до дома Денниса, отличавшийся благодарностью Уилсон пригласил Уотсона зайти. В передней комнате у Денниса как раз сидели несколько человек с ранчо, включая Дина Мурхауса (он появился несколько недель назад и получил кое- какую работенку в особняке Денниса). У нас играла гитара, а еще ходили косячки и гашиш. Естественно, Уотсона пригласили и попеть, и покурить. Через несколько часов Уотсон уходил с приглашением Денниса заходить к нему в любое время. После этого мы стали часто видеть Уотсона. До встречи с нами он етап терять очки у своих старых приятелей из-за того, что мухлевал с наркотиками и имел привычку не платить по счетам. Спустя несколько недель Уотсон не мог заплатить за жилье. Его бы выгнали на улицу, но Деннис разрешил ему переехать в свой особняк. Парень оказался тем еще нахлебником, так что вскоре даже такой великодушный человек, как Деннис, велел ему собирать вещички. Вскоре, после того как Деннис отказал Уотсону, тот нарисовался на ранчо, без гроша в кармане и голодный как волк. Больше ему некуда было податься.

К середине 1968 года почти все участники будущих событий, кроме Китти Лютзингер, Линды Касабьян, Лесли ван Гутена и Стефани Шрам, жили на ранчо Спан. До тех пор полиция навещала нас всего раз или два, устраивая облавы на курильщиков марихуаны и еще по каким-то мелким претензиям. Какой-то журналист решил назвать нас «семьей Мэнсона» — мир узнал нас под таким именем.

На ранчо жили Пол Уоткинс, Т. Дж. Уолмэн, Брукс Постон, Брюс Дэвис, Текс Уотсон, Бобби Босолей (наездами), Мэри Бруннер, Линет Фромм, Пэт Кренвинкель, Нэнси Питмэн (Бренда), Сандра Гуд, Кэти Гиллис, Рут Энн Мурхаус, Диана Лейк, Стивен Гроган, Сьюзан Аткинс (Сэди), Хуан Флинн и, наверное, еще человек десять — двенадцать, чьи имена не прогремели. Нас было человек тридцать, если не больше, в основном молодежь, и у нас не было смысла или цели в жизни. Я мечтал добиться успеха в мире музыки и связывал с этим свои ожидания. Я был уверен, что какие-то реальные достижения уже не за горами, осталось ждать каких-нибудь несколько недель. Но мои личные цели не были целью для всей нашей группы. То, что было, — компания молодых людей, у которых энергии и бодрости хоть отбавляй, зато цели на будущее отсутствовали полностью.

«Вчерашний день мертв, завтра не существует, есть только сейчас!» — всегда говорил я.

Сегодня — это и есть самый важный момент в жизни каждого. Но постепенно я стал понимать, что, если хочешь быть доволен сегодняшним днем, ты должен иметь представление о дне завтрашнем, какой-то план или хотя бы намек на то, что может произойти потом. Что касается меня и, может быть, еще одного-двух ребят, я связывал свое будущее с музыкой и двигался в этом направлении. Но я понимал, что нужно поставить какие-то общие цели, чтобы молодежь не утратила ощущения счастья. Пока у меня не было решения этой проблемы. Но даже если мне пришлось бы придумать ясные перспективы на будущее, я чувствовал, что найду, куда направить бьющую через край энергию молодых.

Между тем мы продолжали устраивать спектакли, играть музыку, принимать наркотики и заниматься сексом. Наши пристрастия в еде полностью зависели от того, что ближайшие магазины выбрасывали со своих полок и хранилищ. Мяса мы не ели, а потому были избавлены от самой дорогой статьи в расходах на питание. Если кто-нибудь из нас рылся в мусорном контейнере рано поутру, когда магазины получают товар, нам доставались лишь слегка помятые свежие овощи и другие продукты, просроченные всего лишь на час-два по сравнению с теми, которые обычный покупатель приобретал в магазине. Кроме того, если работавший в магазине мелким служащим мужчина видел двух-трех девушек без лифчиков и в коротких юбочках, обшаривавших мусорный контейнер, он мог подкинуть им что-нибудь эдакое. В булочных тоже была проблема с залежалым хлебом, так что девушки быстро превратились в лучших потребителей несвежей выпечки, обслуживавшихся бесплатно. Нам приходилось покупать разве что напитки, рис, лапшу, помидоры и приправы. Мы питались не хуже большинства.

По утрам и днем каждый ел, как хотел, но на вечернюю трапезу мы собирались вместе. Мы общались, и каждый вносил свой вклад в беседу. Предложения, планы, желания — об этом говорилось в открытую. Если идея казалась выполнимой, то мы пытались сделать так, чтобы каждое предложение принималось, а желания осуществлялись. Именно во время таких разговоров подлинные чувства и характер человека проявлялись наиболее ярко, так как редко кто в это время находился под наркотическим кайфом. Все мысли озвучивались с трезвым умом. Во время этих разговоров раздавались примерно такие фразы: «Чарли, мне кажется, мы должны распространить нашу любовь на весь мир»; «В Мендосино мне нравилось жить больше, чем здесь»; «Мне бы хотелось повидать кое-что в Англии»; «Когда мы уже отправимся в долгую поездку на автобусе?»; «Расскажи нам о том, как тебе жилось у индейцев в Мексике»; «Пискля, у старика Джорджа еще стоит?»; «Знаете, если бы мои папа с мамой не ссорились так часто, я жила бы сейчас дома»; «Эй, знаете, как можно устроить настоящее развлекалово? Если бы мы могли подсыпать достаточно ЛСД в городской водопровод, то весь город накачался бы кислотой. Ну разве не весело посмотреть, как все кругом ловят кайф?»; «Сэди кажется, что у нее триппер. Если так и есть, это значит, что мы все заражены. А раз так, я начищу ей рожу».

Порой ребята открывались друг другу настолько, что эта искренность оборачивалась спорами. Сэди и вправду подцепила триппер, а кое-кто из девушек ее запугал. Но по ее словам, она заразилась от Клема (Стивен Гроган). Клем сказал «быть не может», но к тому моменту, когда эта новость всплыла наружу, почти всем нам требовалось лечение. Черт возьми, с такой жизнью, как у нас, откуда можно было узнать, кто подхватил болезнь первым? Точно так же, если одна из девушек беременела, поди пойми, кто мог быть отцом ее ребенка. Но важнее всего, что эти вечерние посиделки за едой помогали мне понять, чего же хочет большинство. Если кто- то хотел побывать в Англии, почему бы не отправить его туда? Брюс действительно поехал в Англию несколько месяцев спустя. Малышка, сказавшая, что осталась бы дома, если бы не частые ссоры родителей, на самом деле имела в виду, что скучала по дому и была не очень счастлива, находясь вдали от родных стен. Я поговорил с ней наедине и твердо пообещал отвезти ее домой, если таково ее желание, и, быть может, объяснить какие-то вещи ее

родителям. Она решила остаться с нами. Идея охватить нашей любовью весь мир мне понравилась, и в этой связи я начал кое о чем раздумывать. Если кто-то предпочитал Мендосино, а не ранчо Спан, то с этим тоже не было никаких проблем. Я посадил девушку, которая высказала свое желание жить в Мендосино, в автобус вместе с другими, кто захотел поехать с ней, и отправил эту компанию на север. Отсылая их с ранчо, я подумал о том, что расселение наших групп в разных местах могло бы стать средством привлечения новых людей и распространения нашей любви. Кроме того, такое почкование могло бы помочь кому-то из ребят определиться с тем, чего они хотят от жизни, и выбрать какой-то свой путь.

Пэт, Сьюзан, Мэри, малыш Винни-Пух и еще пара девушек отправились на автобусе в городишке Фило в округе Мендосино. Отпускать их одних без сопровождения одного-двух парней было ошибкой. Компания из пяти девушек в маленьком городке — это проблема. Снятое ими жилье школьники сразу же прозвали «пристанищем ведьм». Вскоре девушек арестовали за то, что они дали местным ребятишкам кислоты, — так считали здешние жители и полиция. Девушки же сказали, что банда старшеклассников ворвалась к ним, стала угрожать и принуждать к сексу. Чтобы их не избили, девушки, по предложению Сьюзан, дали парням кислоты. Те вовсе разбушевались, начали громить дом и вдребезги разнесли автобус. Приехали копы, арестовали девушек, а буянов отпустили. Ребенка Мэри, Винни-Пуха, отдали на время приемным родителям. И вместо того чтобы распространять любовь, мы попали в черный список властей округа Мендосино.

Этот опыт нам дорого стоил. Мы поняли, что любые поездки с целью освоения новых мест девушкам следовало предпринимать в компании с ребятами. Из-за серьезно пострадавшего автобуса нам пришлось ездить в Мендосино два-три раза, и в одной из таких поездок мотор только что купленного автобуса взорвался, оставив шестерых наших ребят в очень затруднительном положении около Сан-Хосе.

Но даже в неприятностях есть свои плюсы. Они появились, когда Ти Джей, Клем, Текс и Элла ловили машину, возвращаясь на ранчо. Их подобрала девушка по имени Хуанита, ехавшая в новеньком доме на колесах. К тому времени как они доехали до ранчо, ребята убедили Хуаниту, что она должна обязательно погостить у нас какое-то время. Хуаните очень понравилось, как мы живем, и она с головой ушла в наше времяпрепровождение. Машина стала нашей, вдобавок девушка дала больше десяти тысяч долларов на наши нужды.

А деньги нам и впрямь были нужны: казалось, многое пошло наперекосяк после ареста девушек в Мендосино. К нам постоянно совались полицейские, Джордж то и дело нудел по поводу нашего пребывания у него на ранчо, и я начал ощущать бремя ответственности за огромное количество жизней, идущих в никуда. Немалые деньги Хуаниты дали нам какую-то передышку. Несколько долларов перепало Джорджу, после чего у него снова проснулась к нам любовь. Мы починили автобус и вернулись на ранчо. Несмотря на то что я не был озабочен материальными вещами, я не был слеп и видел значение денег и конфликты, из-за них происходившие. Кроме того, я осознал необходимость направить наши усилия туда, где мы могли бы заработать деньжат, чтобы не зависеть от милости чужого дяди в случае необходимости, когда мы уже устроились бы сами по себе.

Примерно в то же время, когда к нам присоединилась Хуанита, меня подбивали съездить посмотреть участок в пустыне, принадлежавший бабушке Кэти Гиллис, — ранчо Майерс. В отремонтированном автобусе мы в составе двадцати человек отправились туда. До города Трона мы добрались без особых трудностей, но потом дорожное покрытие сменилось гравием. Нам пришлось дважды сворачивать обратно к югу на старую, изрезанную колеями дорогу, где растрясло всех пассажиров, а автобус прошел настоящее испытание. Жара и дорожные ухабы порядком доставали кое-кого из ребят, но лично я наслаждался каждой минутой нашей поездки.

Чем дальше мы удалялись от цивилизации, тем больше мне это нравилось. Наконец, Кэти указала на какое-то в колдобинах место, которое раньше было дорогой, и велела сворачивать туда. После полумили медленного продвижения вперед, когда парням приходилось убирать камни и валуны, чтобы автобус мог проехать, мы отказались от мысли добираться до места на колесах. Кэти предупредила, что пешком придется идти около двух часов.

Если вам хочется лучше узнать о личности и силе воли человека, возьмите его с собой в тяжелое путешествие по пустыне. На часах было пять вечера, когда мы решили, что дальше пойдем на своих двоих. Мы не были готовы к походу, но, распихав вещи по спальным мешкам, бумажным пакетам и коробкам, мы ухитрились взять с собой самое необходимое. Стремясь произвести на нас впечатление, Сэди нагрузилась как можно тяжелее и зашагала впереди всех. Клем шел сразу за ней с таким же грузом. Остальные растянулись в цепочку и пошли по каньону, больше похожие на нагруженных покупателей, чем на туристов, которым предстоит преодолеть пять-шесть миль по пересеченной местности в жаркой пустыне. Через пять минут после нашего отправления Сэди и кое-кто из девушек начали поправлять свой плохо уложенный груз. Было очевидно, что они долго не продержатся, если не переложить их груз более грамотно. Точно — через несколько минут у них стали сыпаться вещи, а мы, кто шел после, были вынуждены подбирать их и добавлять себе. В конце нашей цепочки еле-еле тащилась надежная малышка Пискля, молча подбиравшая все, что бросили другие. Через час мы устроили привал и перераспределили груз. Веселья не было и в помине. Кое-кто из парней даже вслух жалел, что мы отправились в путь пешком.

Через два с половиной часа голодные и ворчавшие люди с гудевшими от усталости ногами и натруженными руками бросили свой первый взгляд на ранчо Майерс. Думаю, лишь на наших с Кэти лицах заиграла улыбка. Остальные слишком устали, чтобы оценить открывшийся вид. Но взглянуть было на что: перед нами находился порядочных размеров дом, окруженный зеленой растительностью, чего трудно было ожидать. Это был настоящий маленький оазис посредине абсолютно пустынной местности. В доме оказалась просторная передняя комната с большим камином, две спальни, небольшая кухня и заднее крыльцо с приделанным к нему туалетом. Это было больше, чем просто старая шахтерская хижина, и гораздо лучше всех остальных мест, которые мы звали домом раньше. Но в первый момент измученным путешественникам было все равно, оказались они в замке или в загоне для свиней: они просто хотели сбросить свой груз и дать отдых своим усталым телам. Мы наспех перекусили консервированными фруктами и конфетами, а потом поудобнее устроились в своих спальниках.

На следующее утро я с;гал допытываться у Кэти, как отреагирует ее бабушка, узнав, что такая толпа въехала в ее дом в пустыне. Кэти немного тревожилась насчет того, что нас так много, поэтому мы решили осмотреть единственное находившееся по соседству ранчо. До него было примерно четверть мили. Дом и обстановка на ранчо Майерс были вне конкуренции, но, не желая подводить Кэти, я решил переговорить с владельцем другого ранчо. Вместе с Малышом Полом мы вернулись к автобусу и поехали в Индиан-Спрингс, где проживала владелица ранчо миссис Баркер. Как и старик Джордж, она сидела на переднем крыльце и дремала, когда мы пришли к ней. Мы взошли на крыльцо и представились. Я не стал вешать ей лапшу на уши и прямо сказал, что наша компания хотела бы пожить на ее ранчо, пока мы делаем аранжировки для музыкальных записей. Я также упомянул, что написал несколько песен для Beach Boys и для пущего правдоподобия подарил миссис Баркер одну из золотых пластинок Денниса. Она ничего не имела против нас на своем ранчо, при условии, что мы будем следить там за порядком.

Думаю, Пол разделял мой энтузиазм насчет жизни в пустыне. «Вот это да, разве это не здорово, Чарли? — сказал он, — Бог мой, здесь люди правда могут разобраться со своими делами. Воздух пустыни заставляет бурлить в жилах кровь, и тебе кажется, что ты можешь

завоевать весь мир. Я чертовски рад, что мы нашли это место! Никакой тебе приставучей полиции. И соседей, старающихся убедить нас думать так, как они, тоже нет. Ты только посмотри — ни одной машины, ни одного дома, ни одной живой души не видно. Черт возьми, приятель, да это просто рай!» Я был согласен с Полом, потому что для меня это было единственное место на земле, которое могло стать моим раем. Здесь не было заборов, не было каких-то границ. Единственные ограничения накладывались психическими и физическими возможностями живущего здесь человека. Как сказал Пол, здесь не пахло надоедливой полицией. Мы могли чувствовать себя первыми людьми на земле. Порядки и требования общества на это место не распространялись.

К сожалению, я понимал, что далеко не всем ребятам захочется остаться здесь, как этого хотелось мне. И все-таки я чувствовал, что, если они во что-то верили, если стремились к какому-то будущему, вскоре каждый из нашей группы будет способен оценить то, что могла предложить пустыня.

Дом на ранчо Баркер был поменьше, чем на ранчо Майерс. Маленькая передняя комната, одна спальня, большая кухня и туалет. Камина не было, электричества — тоже. Тепло давал лишь примус, стоявший на кухне. На нем и готовили. Но, как и на ранчо Майерс, здесь было полно воды и растений, тенистые деревья здесь тоже росли. Как и ранчо Майерс, ранчо Баркер было настоящим оазисом.

Это место пострадало от многолетнего недосмотра и заброшенного разросшегося виноградника. Первые несколько дней мы приводили дом и территорию в порядок, приспосабливая их к своим нуждам и удовольствиям. Все наслаждались процессом. Спешить было не надо, поэтому вся работа и обследование местности проходили в расслабленном темпе и только ранними утренними часами. Когда солнце оказывалось в зените, большинство ребят находили себе местечко потенистей и попрохладней: в самые ж

Date: 2015-09-22; view: 410; Нарушение авторских прав