Глава 53. Я прилетел в Вегас поздно ночью, и Гроунвельт предложил мне поужинать в его номере

Я прилетел в Вегас поздно ночью, и Гроунвельт предложил мне поужинать в его номере. Мы немного выпили, а потом официанты принесли стол и заказанную еду. Я обратил внимание, что порция Гроунвельта была очень маленькой. Выглядел он постаревшим и дряблым. Калли рассказывал мне о его инсульте, но видимых его последствий я не заметил, кроме, разве что, того, что двигался он медленнее, а когда говорил, ему требовалось больше времени, чтобы сформулировать ответ.

Я бросил взгляд на панель управления над столом Гроунвельта, с помощью которой он регулировал подачу чистого кислорода, закачиваемого в казино. Гроунвельт, заметив мой взгляд, спросил:

— Калли говорил тебе об этом? Он не должен был этого делать.

— Некоторые вещи слишком хороши, чтобы умалчивать их, — ответил я. — К тому же Калли знал, что дальше меня эта информация не пойдет.

Гроунвельт улыбнулся.

— Можешь мне и не верить, но это акт доброты с моей стороны. У всех этих неудачников появляется надежда; прежде, чем идти спать, они могут сделать еще одну ставку. Мысль о проигравшем, пытающимся заснуть, не приводит меня в восторг. Но я не имею ничего против выигравших.

— Удача — это нормально, но вот чего я не выношу — так это мастерства. У них нет методов против закона процентов, а я все строю на этом. Это справедливо в жизни так же, как и в игре. Проценты сотрут тебя в порошок.

Гроунвельт перескакивал с предмета на предмет, размышляя о приближающейся смерти.

— Надо обогащаться в темноте, — говорил он, — и жить, имея в виду проценты, вероятности. Забудь про везение, это магия, которая может провести тебя.

Я кивнул, соглашаясь. Покончив с едой, мы потягивали бренди, и Гроунвельт сказал:

— Я не хочу, чтобы ты переживал из-за Калли, поэтому я скажу тебе, что с ним случилось. Помнишь ту поездку, когда вы летали в Токио, потом в Гонконг, чтобы привезти деньги? Ну вот, по каким-то своим причинам наш Калли решил еще раз испытать судьбу. Я отговаривал его, предупреждал. Я говорил ему, что проценты не в его пользу, что в ту, первую поездку, ему просто повезло. Почему он решил ехать, я не могу сказать, но это было важно по крайней мере для него — и вот он поехал.

— Но вы должны были дать «добро», — заметил я.

— Да, — сказал Гроунвельт. — То, что он поехал, мне было выгодно.

— Так что же случилось с ним? — спросил я.

— Мы не знаем, — ответил Гроунвельт. — Он получил деньги, сложил их в свой модный чемодан, а потом просто исчез. Фуммиро считает, что он где-нибудь в Бразилии или в Коста-Рике, и живет как король. Но мы с тобой лучше знаем Калли. Он не мог бы жить нигде, кроме Вегаса.

— Что же, по вашему мнению, могло случиться? — снова спросил я Гроунвельта.

Гроунвельт посмотрел на меня и улыбнулся.

— Знаешь это стихотворение Иейтса? Начинается оно, я думаю: «Как много и солдат, и моряков лежит вдали от милых берегов», вот это как раз то, что случилось с Калли. Я представляю, что он мог бы лежать на дне одного из этих великолепных прудов, рядом с домом, где хозяйничают гейши. И как бы это было ненавистно ему. Ему хотелось умереть в Вегасе.

— Но вы предприняли что-нибудь? — спросил я. — Сообщили в полицию или японским властям?

— Нет, — ответил Гроунвельт. — Это делать бессмысленно, и думаю, что и тебе не стоит.

— Я соглашусь с вами, что бы вы ни сказали по этому поводу. Может быть, Калли и объявится в один прекрасный день. Может быть, он войдет в ваше казино с чемоданом денег, как будто ничего и не случилось.

— Это исключено, — сказал Гроунвельт. — Не думай ничего подобного, прошу тебя. Я не прощу себе, если у тебя останется какая-то надежда. Просто прими это. Считай, что он всего лишь еще один игрок, которого проценты стерли в порошок.

Он помолчал, а потом добавил тихо:

— Он сделал ошибку, подсчитывая карты в подкове.

И улыбнулся.

Теперь я знал ответ на свой вопрос. На самом деле Гроунвельт говорит мне, что Калли с этой курьерской миссией послал он, Гроунвельт, и он же решил, каким будет ее конец. И, глядя теперь на этого человека, я понимал, что устроил он все это не из какой-то злодейской жестокости, не из какого-то желания отомстить, но по причинам, которые считал серьезными и вескими. Что это было просто необходимой частью его бизнеса.

Когда мы прощались, Гроунвельт сказал:

— Оставайся в отеле столько, сколько захочешь. Все компенсировано.

— Спасибо, — сказал я. — Но, думаю, я уеду завтра.

— Будешь играть сегодня ночью?

— Наверное, да, — сказал я. — Буквально чуть-чуть.

— Надеюсь, тебе повезет.

Провожая меня до дверей, Гроунвельт вложил мне в руку стопку черных стодолларовых фишек.

— Они были в столе у Калли, — сказал он. — Я уверен, он хотел бы, чтобы эти фишки ты поставил напоследок, наудачу. Может быть, это счастливые деньги.

Он помолчал мгновение.

— Я сожалею о Калли, мне не хватает его.

— Мне тоже, — сказал я.

И я ушел.