Печать Василиска 3 page

Единственному родному человеку – тут Елена Александровна совершенно права, с этим не поспоришь. И было бы верхом неблагодарности в ответ на незначительную в общем‑то просьбу отреагировать так, как ей больше всего хочется. Ничего страшного не случится, если она всего на пару часов влезет в чужую шкуру.

– Я вижу, вы приняли правильное решение, – экономка одобрительно кивнула. – В таком случае мне осталось лишь провести для вас небольшую экскурсию по дому, чтобы вечером вы могли ориентироваться в нем более или менее свободно. Или, может, сначала вы хотите немного перекусить с дороги? Простите, я должна была предложить вам это сразу.

Есть совсем не хотелось. Да и не привыкла Аля к обильным трапезам. В прошлой жизни, когда спортивные достижения и олимпийское «золото» имели для нее первостепенное значение, большинство из привычных для обывателей блюд было для Али недостижимой мечтой. Ограничивать себя приходилось буквально во всем, так что гастрономическое воздержание давно и прочно вошло у нее в привычку. Даже когда со спортивной карьерой было покончено раз и навсегда. А вот осмотреть дом, пожалуй, интересно.

Обход дома начали с того крыла, в котором располагалась Алина спальня. Ничего примечательного в этом крыле не было: еще три пустующие комнаты для гостей и длинный коридор, одним своим концом выходящий в просторный холл, а вторым на открытую террасу. Противоположное крыло занимали апартаменты деда, комната Елены Александровны и библиотека.

На первом этаже в центральной части дома располагалась огромная кухня с примыкающей к ней столовой, каминная и бальный зал. Последний произвел на Алю особенно сильное впечатление. Огромный, с французскими окнами, со стенами, по всему периметру отделанными потускневшими от времени зеркалами, с узорным паркетным полом, массивной хрустальной люстрой и сиротливо стоящим у одной из стен белым роялем. Не нужно обладать большой фантазией, чтобы представить, как в прежние, более счастливые времена в этом зале собирался на балы цвет местной аристократии. Как на начищенном до зеркального блеска паркете кружились в вальсе и отражались в сияющих зеркалах влюбленные пары. Как пожилые дуэньи внимательно следили за своими подопечными – еще совсем молоденькими и оттого неискушенными в светской жизни барышнями. Как опытные обольстительницы кокетливо обмахивались веерами и роняли надушенные платочки к ногам галантных кавалеров. А кавалеры прятали эти амурные трофеи в нагрудные карманы английских жилетов, поближе к сердцу, и рассыпались в комплиментах. Как здесь же, за накрытым зеленым сукном столом, играли в вист и за рюмкой вишневой наливочки обсуждали последние политические новости почтенные отцы семейства.

Аля представила и как‑то сразу прониклась тихой щемящей грустью. Точно это она была одной из тех молоденьких барышень, впервые в жизни выехавших на свой самый настоящий, самый замечательный бал, жадно ловящей восхищенные взгляды лихих красавцев‑поручиков. Интересно, рояль остался с тех счастливых времен или он потомок того, самого первого, самого главного рояля? Спрашивать у Елены Александровны Аля не стала. Вряд ли экономка знает такие подробности. Да и зачем? Все равно те волшебные дни остались в далеком прошлом, рояль медленно умирает вместе с домом.

Всю остальную часть первого этажа занимал зимний сад. Наверное, некогда роскошный и уникальный, сейчас он переживал не самые лучшие времена – зарос сорняками, одичал и больше походил на непролазные джунгли.

– Последний раз садовник появлялся здесь пять лет назад, – Елена Александровна тяжело вздохнула, нежно провела ладонью по резным листочкам какого‑то неведомого Але растения. – Человек, который ухаживал за садом все эти годы, умер, а другого специалиста мне отыскать не удалось. Мы с Марьей Карповной пытаемся поддерживать сад в более или менее приличном состоянии, но сами видите, получается у нас не слишком хорошо. Система полива давно барахлит, и нужных удобрений в райцентре днем с огнем не сыскать. А ведь сад этот некогда славился на всю Россию, из самого Санкт‑Петербурга приезжали в Полозовы ворота за саженцами.

Похоже, зимний сад вызывал в душе Елены Александровны те же чувства, что в Алиной душе бальный зал. Каждому свое, как любила говаривать нянечка Афанасьевна.

В общем, весь первый этаж производил достаточно тягостное впечатление. Зато второй, к превеликому Алиному удивлению, выглядел куда более оптимистично. Чувствовалось, что последний раз ремонт здесь делали не в позапрошлом веке, а максимум пару лет назад. На втором этаже не было той удушающей атмосферы неизбежного умирания, которая буквально преследовала Алю внизу. Здесь все было в достаточной степени комфортно и современно. Даже пахло совсем иначе – лаком, краской и хорошим табаком.

– Это гостевая территория, – пояснила экономка и брезгливо поморщилась. – Видите разницу, Алевтина?

Аля видела разницу, но никак не могла понять причину, по которой экономка так недовольна. Выходит, дом не умирает. Наоборот, он пытается восстать из пепла. Если судить по второму этажу, попытка эта вполне удачна. Еще немного, и Полозовы ворота можно будет назвать настоящей европейской усадьбой. Нужно только отреставрировать первый этаж.

– Он не хочет. – Аля еще не успела озвучить свои мысли, как уже получила на них ответ. Экономка обладала поистине поразительным даром читать чужие мысли. – Он считает, что первый этаж должен остаться в полной неприкосновенности. Он называет это безобразие аутентичностью, считает, что в засыхающем зимнем саду и в этом ужасном фонтане живет душа дома и душу тревожить никак нельзя. – Елена Александровна вздохнула и продолжила: – А вот я, к примеру, не понимаю, почему душа дома живет только на первом этаже, а со вторым можно делать все что угодно.

– Здесь хорошо, – Аля обвела взглядом просторную гостиную, обставленную вовсе не антикварной, а вполне современной и комфортной мебелью, – и пахнет по‑другому.

– Да, здесь хорошо. Пойдемте, я покажу вам остальную часть дома. Осталось немного: каминная, бильярдная и апартаменты для гостей. Впрочем, в апартаменты я вас не поведу. У меня, конечно, есть ключи от них, но это, наверное, было бы не слишком этично. Давайте ограничимся каминным залом и бильярдной…

В собственную комнату Аля попала уже ближе к вечеру, потому что помимо дома Елена Александровна пожелала показать ей еще и надворные постройки. Их оказалось немного: небольшой сарайчик с домашней утварью, конюшня для Звездочки и гараж. В гараже стояла роскошная «Ауди», наверное, тот самый так некстати сломавшийся автомобиль. Впрочем, Алю этот факт не слишком опечалил – Звездочка нравилась ей гораздо больше, чем «Ауди».

Покончив с осмотром достопримечательностей, Аля направилась было к озеру, увидеть которое ей хотелось едва ли не больше, чем сам дом, но Елена Александровна вдруг проявила странную настойчивость: всполошилась, что Аля все‑таки может оказаться голодна, и, не желая слушать заверений в обратном, увлекла девушку назад к дому.

– Алевтина, не хотите кушать, тогда выпейте мой фирменный кофе, – она крепко держала Алю за локоть и не позволяла даже посмотреть в сторону Мертвого озера. – Я готовлю замечательный кофе. Даже Игнат Петрович это признает, а Игнату Петровичу, знаете ли, угодить очень и очень сложно.

Перед такой настойчивостью было трудно устоять, и Аля, которая никогда не любила кофе, оказалась вынуждена сдаться. В конце концов, на озеро она может сходить и вечером, а сейчас не стоит обижать отказом гостеприимную хозяйку.

Кофе пили на кухне, как выразилась Елена Александровна, в неформальной обстановке. Изысканные вкусовые оттенки предложенного напитка Аля по достоинству оценить не смогла по причине своей неискушенности, но на всякий случай эти самые вкусовые оттенки похвалила аж три раза. К кофе прилагались эклеры. И вот для того, чтобы похвалить этот шедевр кондитерского искусства, кривить душой не пришлось. Аля, обычно равнодушная к сладостям, была вынуждена признать, что ничего вкуснее в своей жизни не пробовала.

– Это все Марья Карповна, – объяснила экономка. – Вот, казалось бы, забитая деревенская женщина, ни разу в жизни не выезжавшая дальше райцентра, а стряпает такие деликатесы – пальчики оближешь. Кстати, сегодня вы в этом сами сможете убедиться, Марья Карповна взяла на себя все хлопоты по приготовлению званого ужина. Федор как раз за ней поехал, – Елена Александровна бросила быстрый взгляд на изящные наручные часики и, нахмурившись, проворчала: – Паршивец, опять пропустил мимо ушей то, что я ему говорила. Выехал позже, чем было велено. Не хватало еще, чтобы из‑за этого слабоумного случились накладки.

Последняя тирада экономку совсем не красила. Как‑то не вязались гадкие слова о Федоровом слабоумии с образом рафинированной мадам. Но мало ли какие в Полозовых воротах имеются подводные течения. Аля здесь человек посторонний и многого еще не знает. Но товарищ Федор все равно хороший, даже несмотря на свой душевный недуг. Как там выразился дед? Он особенный? Да, вот именно, не слабоумный, а особенный! И в силу этой своей особенности для многих непонятый.

Поддерживать разговор как‑то сразу расхотелось, даже из вежливости, и, сославшись на усталость, Аля ушла к себе.

* * *

Оставшись одна, она наконец смогла все как следует рассмотреть. Неплотно закрытые дверки шкафа тянули к себе, точно магнитом, но Аля решила начать осмотр с комнаты.

Комната, хоть и находилась на первом этаже, которого не коснулись перемены в доме, но выглядела довольно мило. Вполне вероятно, что перед Алиным приездом здесь был все‑таки проведен косметический ремонт. Во всяком случае, обои казались довольно новыми, радовали глаз приятным персиковым оттенком, а мебель – кровать на высоких изогнутых ножках, кресло, комод, шкаф и туалетный столик – производила очень благоприятное впечатление. В том смысле, что были легкими, изящными и еще отнюдь не дряхлыми. Наверное, когда‑то эта комната принадлежала Алиной маме, женщине, которая как‑то вдруг перестала быть бесплотным фантомом и благодаря рассказу экономки уже почти обрела плоть и кровь. Осталась самая малость – найти ее фотографию, хотя бы одну. Просто чтобы знать, как она выглядела.

Аля присела на край кровати, погладила шелковое, расшитое золотыми змейками – опять змейками! – покрывало, посмотрела на колышущиеся от ветра шторы. Шторы были под стать покрывалу, с такими же золотыми змейками. А ведь она еще не знает, какой вид открывается из окна.

Под плотным шелком штор оказалась тонкая, почти невесомая кисея тюля. Аля отодвинула занавесь в сторону и обнаружила, что окно в ее комнате точно такое же, как в бальном зале, – французское. Огромное, от потолка до пола, двустворчатое, распахивающееся, точно двери. А там, за окном, озеро: огромное, неподвижное, в свете уже неяркого закатного солнца кажущееся глянцево‑черным, обрамленное старыми вербами.

Искушение было слишком велико, чтобы Аля могла ему противиться. Рама поддалась не сразу, но все‑таки поддалась – с тихим скрипом окно распахнулось, впуская в комнату свежий, насыщенный влагой воздух. Прямо от окна к озеру вела едва заметная в траве тропинка. Похоже, соблазн выбраться из душных комнат на волю возникал не у одной Али. Кто‑то не так давно уже прохаживался по этой тропинке.

Трава была высокой, приятно щекотала голые щиколотки, цеплялась за сандалии. Аля сорвала былинку, сунула ее в рот и решительно пошагала к озеру. Все‑таки был в этом дивном месте какой‑то оптический феномен, потому что при взгляде на озеро из окна комнаты казалось, что оно совсем близко – только руку протяни, и коснешься неподвижной воды, а на самом деле идти пришлось довольно долго. Наконец тропинка уперлась в деревянный лодочный причал. Доски, из которых он был сложен, еще не успели почернеть от времени и сырости, были веселого золотисто‑желтого цвета, вкусно пахли смолой. Аля сбросила сандалии, ступила на нагретый жарким солнцем настил.

Причал уходил далеко в озеро, она насчитала сто двадцать шагов, прежде чем оказалась на противоположном его конце. Здесь узкий дощатый «язык» превращался в широкую площадку метров в шесть шириной. На площадке с комфортом могли разместиться несколько человек, и еще осталось бы место. Скорее всего, назначение у нее было весьма конкретное: на воде, привязанные к стальному крюку, мерно покачивались две лодки, одна старая весельная, вторая новая моторная, но при желании здесь запросто можно было загорать или использовать площадку как трамплин для прыжков в озеро.

Аля присела на край настила, свесила босые ноги в воду. Вода была теплой. Не парное молоко, но купаться можно запросто. Это потому, что лето выдалось на удивление жарким. Июнь еще только начался, а столбик термометра уже подбирался к отметке в тридцать градусов. А вода и в самом деле странная: если зачерпнуть ее в горсть, то прозрачная‑прозрачная, а в озере кажется черной. Может, из‑за глубины, а может, еще по какой причине. Только, похоже, товарищ Федор прав – озеро и в самом деле мертвое. Поверхность его ровная, точно зеркальная гладь, – нет на ней никакого движения, мошкара не шебуршится, рыба не плещется. И рыбаков, обязательных для богатого всякой живностью водоема, не наблюдается. Кругом тишина и покой. Кстати, тишина эта вполне мирная, а вовсе не зловещая. Надо будет как‑нибудь прийти сюда ранним утром, когда над водой еще туман, искупаться.

Наручные часы показывали уже половину седьмого вечера, а званый ужин назначен на девять. Значит, времени остается совсем мало. Нужно еще принять душ, привести себя в порядок с дороги и выбрать платье.

Локальный ремонт в ее комнате, похоже, не коснулся сантехники. Во всяком случае, ванна была явно старинная: чугунная, массивная, на позолоченных львиных лапах. Вода лилась в нее с громким шумом, барабанила по дну и стенкам, взбивалась в белую пену. Принимая душ, Аля подумала: какое же все‑таки это счастье, когда в доме есть такие вот радости цивилизации, как водопровод и горячая вода. В старину, с ее балами и светскими раутами, о подобной роскоши даже не мечтали. И ванна на львиных лапах, скорее всего, использовалась как этакая дизайнерская бадья для омовений, а воду грели где‑нибудь на кухне, в здоровенных железных чанах. Все‑таки что ни говори, а в нынешнем суетливом веке, помимо минусов, есть и свои плюсы.

Аля выбралась из ванны, закуталась в белоснежную простыню, вернулась обратно в комнату. Под мощной струей горячего воздуха из фена волосы высохли в два счета. Мудрить с прической она не стала, ловкими, за годы отработанными до автоматизма движениями уложила волосы на затылке в элегантную «ракушку». Подвела глаза, тронула губы перламутровым блеском. Получилось неброско, но довольно мило. Тем более что в Алины планы вовсе не входило очаровывать здешний бомонд. Просьбу деда она, конечно, исполнит, выйдет в вечернем платье, но большего он от нее не дождется. Ей и так придется переступить через себя, чтобы надеть вещь, которую когда‑то носила ее мать.

К шкафу с нарядами Аля подошла едва ли не в самый последний момент, когда до начала торжества оставалось каких‑то двадцать минут, распахнула дверцы, постояла с минуту в раздумьях. Платьев было слишком много, от разнообразия тканей, фасонов и расцветок рябило в глазах. Она вытянула из общей кучи одно, наугад. В конце концов, какая разница, в чем именно она спустится к гостям, главное, чтобы платье было вечерним. Случайно выбранная вещь, безусловно, предназначалась для светских раутов, но уж больно она была откровенной. Нет, такая красота не для нее. Пожалуй, вот это черное атласное подойдет лучше.

Платье и в самом деле подошло, село как влитое, но не успела Аля порадоваться своему выбору, как возникла новая, совершенно неожиданная проблема. Имеющиеся в наличии туфли были велики ей как минимум на два размера. Все, кроме одной‑единственной пары. Туфли выглядели совсем новыми, ни разу не надеванными, подходили Але идеально, но дизайн их был категоричен до крайности. Чешуйчатая кожа, похожая на змеиную, переливалась всеми оттенками золотого и зеленого, тонкие ремешки мягко оплетали Алину лодыжку, дарили ощущение надежности. В общем, туфли были хороши, но вот найдется ли под них платье?

Платье нашлось – точно такое же зелено‑золотое, змеиное. Длинное, в пол, на золотых бретельках, с открытой спиной, оно сидело на Але идеально, а вкупе с туфлями являло превосходную, полностью завершенную композицию. Вообще‑то Аля никогда не считала себя барахольщицей и к вещам относилась спокойно, если не сказать равнодушно, но это «змеиное» платье не оставило безразличной даже такую непритязательную в вопросах моды особу, как она. Аля повертелась перед зеркалом и так и этак и в самый последний момент решила, что классическая «ракушка» здесь совершенно неуместна. На то, чтобы заплести волосы в длинную, ниже талии, косу‑колосок, ушло всего несколько минут. Вместо ленты Аля использовала низку темно‑зеленых бус, найденную в шкафчике туалетного столика. Получилось красиво, если не сказать – гламурно. Только вплетенные в косу бусы непривычно холодили открытую спину, то и дело заставляли вздрагивать от неожиданности. Но не зря же говорят, что красота требует жертв, и этот пробегающий вдоль позвоночника холодок – еще не самая большая плата.

Без пяти минут девять в дверь громко постучали. На пороге стояла Елена Александровна. В вечернем платье цвета слоновой кости экономка выглядела элегантно и молодо, гораздо моложе своих лет. Наверное, потому что фигура у нее была тонкая – ну точно девичья. Елена Александровна окинула Алю внимательным и, как той показалось, удивленным взглядом, растянула губы в вежливой улыбке.

– Готовы, Алевтина?

– Готова, – Аля перебросила через плечо косу – спину тут же обожгло холодом. Да что ж это за бусы такие – ледяные?

– В таком случае, следуйте за мной. Гости уже собрались.

Вопреки ожиданиям Елена Александровна провела Алю не в столовую, а в каминный зал, в самом центре которого, как раз напротив жарко пылающего камина, был сервирован стол. Электрическое освещение в зале отсутствовало, умирающий свет заходящего солнца робко поддерживали оплывающие в старинных канделябрах свечи. Аля уже хотела было удивиться этакой экзотике, но вовремя вспомнила слова экономки о том, что у деда проблемы с сетчаткой и яркий свет ему противопоказан. Потому, наверное, он и сидит спиной к камину, как раз в торце стола. Стулья по правую и по левую руку от него пустовали, а вот остальные места были заняты гостями.

К тому моменту, как Аля вслед за экономкой вошла в каминный зал, за столом разгорелась жаркая дискуссия, поэтому у нее появилась возможность, не будучи замеченной, понаблюдать за дедовыми гостями.

Компания подобралась разношерстная. Первое, что бросилось в глаза, – это уже виденная днем пара: приземистый толстячок и мадам. По случаю званого ужина мадам вырядилась в сильно декольтированное шелковое платье, сотворила на голове что‑то затейливое и монументальное и не пожалела косметики. Шею ее обвивало колье из сверкающих каменьев, нереальные размеры которых позволяли думать, что колье – всего лишь очень качественная бижутерия. Спутник мадам, которого она называла Вадиком, выглядел попроще, но все же приличествующе случаю. Наряд английского путешественника он сменил на элегантный серый костюм и сейчас, очевидно, страдал от жары и туго завязанного шейного платка. Он энергично обмахивался стянутой со стола льняной салфеткой и, пока мадам напропалую кокетничала с сидящим напротив симпатичным молодым человеком, украдкой отпивал вино из высокого хрустального бокала.

Молодой человек, объект повышенного внимания мадам, вежливо улыбался собеседнице и рассеянно посматривал по сторонам. Его костюм был не только элегантным, но еще и практичным. Светло‑серый льняной пиджак ладно сидел на широких плечах, а демократически расстегнутая верхняя пуговица сорочки позволяла не отвлекаться на борьбу с жарой, а наслаждаться чудесным вечером.

Дальше, по правую руку от молодого человека, сидел субъект до крайности странный, если не сказать – смешной. На такого без слез не взглянешь. Аля сразу же окрестила субъекта ботаником, потому что выглядел он именно так: нелепо и карикатурно. Ботаник был единственным гостем, который рискнул проигнорировать дресс‑код. Одет он был в клетчатую рубашку с короткими рукавами, поверх которой красовалась идиотская жилетка с бесчисленными топорщащимися карманами. Из одного нагрудного кармана выглядывала шариковая ручка и край записной книжки, из второго – уголок носового платка. Кстати, платок ботаник регулярно пускал в дело, старательно протирая им линзы нелепых роговых очков.

– …Нет, Игнат Петрович, никак не могу с вами согласиться! – ботаник взмахнул рукой, и лежащая на столе вилка с громким звяканьем упала на пол. – Было бы большой ошибкой считать здешний фольклор заурядным. Вы же сами знаете местные предания! Ну признайте же – они просто уникальны! У меня аж мурашки бегут по коже, как подумаю, какой грандиозный пласт информации мне предстоит поднять.

А вот голос у ботаника приятный. Если бы Аля услышала его до того, как увидела человека, которому он принадлежит, то непременно решила бы, что обладатель голоса – настоящий мачо.

– Дмитрий Сергеевич, дорогой вы мой, послушайте старика. – Со своего места лица деда Аля видеть не могла, но его тихий с присвистом голос узнала сразу. – Вы, несмотря на ваши заслуги и регалии, по сути своей еще мальчишка, склонный ко многим вещам относиться с излишним пиететом. Фольклор – это всего лишь фольклор, и приписывать народным сказкам нечто большее я бы поостерегся.

– Ах, Игнат Петрович! – ботаник снова взмахнул рукой. На сей раз разрушения должны были оказаться куда более значительными, если бы парень, тот, с которым так отчаянно и так безуспешно заигрывала мадам, вовремя не подхватил падающий со стола хрустальный бокал. Сам ботаник этого досадного происшествия, кажется, даже не заметил. Творческая личность, ну что тут поделать… – Все равно ведь дыма без огня не бывает. Неспроста же практически у всех народов мира есть предания и сказки, в которых фигурируют драконы и прочие Змеи‑Горынычи. Драконы – это что? – Он поднял вверх указательный палец.

– Что? – с явным интересом спросил Вадик.

– Драконы – это не что иное, как динозавры! Откопал средневековый человек скелет этакого монстра и тут же сочинил сказку о драконе.

– Так то ж драконы, – усмехнулся Вадик, – а тут болотный змей. Или озерный? – Он вопросительно посмотрел на Алиного деда.

– Да бог с ним – со змеем, – отмахнулся тот. – Не суть важно, где может обитать эта мифическая тварь. Гораздо важнее, почему в наших местах родилась именно такая легенда – о Василиске.

– Вероятно, по той же причине, по которой в Шотландии родилась легенда о Лохнесском чудовище, – ботаник обвел стол рассеянным взглядом и, не обнаружив своего бокала, отпил вино из бокала соседа.

Увидев это безобразие, сосед лишь иронично усмехнулся, а вот мадам не удержалась от возмущенного фырканья.

– То есть вы, милейший Дмитрий Сергеевич, хотите нас всех убедить, что в Мертвом озере обитает некий реликтовый змей, который время от времени всплывает на поверхность и пугает местных жителей? – В голосе деда отчетливо слышался сарказм.

– …Игнат Петрович! – Экономка, все это время, так же, как и Аля, внимательно слушавшая разговор, решила выйти из тени. Увлекая за собой Алю, она шагнула к столу и продолжила: – Не думаю, что подобные разговоры могут способствовать хорошему пищеварению. К тому же я выполнила вашу просьбу, – она широко улыбнулась. – Вот и виновница торжества!

Под перекрестным огнем удивленных, восхищенных и просто внимательных взглядов Аля почувствовала себя не в своей тарелке. А Елена Александровна тоже хороша, совсем не обязательно было тащить ее на всеобщее обозрение, как какую‑нибудь диковинную зверушку. На нее и смотрят сейчас как на диво дивное. Может, с платьем что‑то не в порядке?..

– Алевтина! – Воцарившееся с их появлением молчание нарушил дед. Тяжело опираясь на трость, он встал из‑за стола и даже сделал несколько шагов по направлению к Але. – Девочка моя, ты выглядишь просто сногсшибательно!

Дед тоже выглядел… сногсшибательно. Теперь, когда Аля могла видеть его лицо, она понимала, почему он ведет жизнь затворника и сторонится света. Лица у деда практически не было: воротник‑стойка закрывал подбородок, а длинные седые волосы – лоб, виски и щеки, но то, что оставалось на виду, очень трудно было назвать лицом. Покрытая чешуей, сухая кожа собиралась вокруг рта и глаз уродливыми складками, а сами глаза, казалось, принадлежали не человеку, а рептилии. Господи, что же это за болезнь такая?..

Словно почувствовав ее замешательство, дед понимающе улыбнулся, осторожно взял ее ладонь в свою, затянутую в лайковую перчатку руку, мягко, но настойчиво развернул девушку лицом к почтенной публике и, слегка поклонившись, сказал:

– Уважаемые дамы и господа, позвольте представить вам мою внучку Алевтину!

В ответ дамы и господа разразились вялыми и не слишком искренними аплодисментами. Хотя Аля успела заметить, что молодой человек в льняном костюме, тот, который так ловко спас от неминуемой гибели бокал ботаника, улыбается ей вполне доброжелательно и даже заинтересованно. А вот сам ботаник смотрит на нее поверх очков с искренним удивлением, словно все еще пытается уразуметь, кто она такая и откуда взялась.

– Пойдем, дорогая, – дед подтолкнул ее к столу, – я познакомлю тебя с нашими гостями.

Оказалось, что ей уготовано место по правую руку от хозяина. На пустующий стул с левой стороны уселась Елена Александровна. Вид у нее при этом был величественный и невозмутимый, как будто именно она являлась настоящей королевой бала. Алю этот факт нисколько не смутил, она с превеликим удовольствием уступила бы сию сомнительную честь любому желающему. Ей вообще весь этот официоз сильно не по душе.

От невеселых мыслей Алю отвлек сосед ботаника. Оказалось, что у молодого человека не только хорошая реакция, но еще и хорошее воспитание. Он помог Але усесться за стол, а потом, не дожидаясь официального представления, отрекомендовался:

– Егор Оленин, бездельник.

Взгляд у бездельника Егора Оленина был ясный и открытый, а улыбка обаятельной, но когда в галантном поцелуе его губы легко коснулись Алиной руки, она невольно вздрогнула. Не то чтобы ей были неприятны подобные знаки внимания, наверное, она от них просто отвыкла. В любом случае ответная улыбка у нее получилась не особо приветливой.

Алину нерешительность парень расценил по‑своему.

– Что, напугали вас все эти разговоры о реликтовых тварях? – Он погрозил пальцем ботанику и сказал: – А все Дмитрий Сергеевич. Ни минуты не может прожить без своих былин и сказаний.

В ответ на это обвинение ботаник расплылся в широкой улыбке, посмотрел на Алю поверх очков и, уронив под стол носовой платок, сообщил:

– Вообще‑то Егор несколько гиперболизирует, но, признаюсь, есть у меня страсть к былинам и сказаниям. На то я и этнограф, чтобы увлекаться подобными вещами. Вы знаете, Алевтина, здешний край – настоящий кладезь… – деликатное покашливание Елены Александровны вернуло этнографа на грешную землю, и свою цветистую речь он закончил на удивление лаконично: – В общем, удивительные здесь места, Алевтина. А меня зовут Гришаев Дмитрий Сергеевич. Для вас можно просто Дима, – улыбка его при этом стала смущенной, а на щеках загорелся румянец, из чего Аля сделала вывод, что Гришаеву Дмитрию Сергеевичу ничто земное не чуждо, просто живет он по озвученному в известной песенке принципу – первым делом самолеты, ну а девушки потом. То есть первым делом устное народное творчество…

– Очень приятно, Алевтина, – Аля пожала протянутую руку и добавила: – Для вас можно просто Аля.

Рукопожатие у Дмитрия Сергеевича было на удивление крепкое, а ладонь – горячей и мозолистой. Оказывается, труд этнографа тоже нелегок…

– Энергичная нынче пошла молодежь, – сказал дед с полуулыбкой. – Пока я тут по своей уже в кровь въевшейся привычке пытаюсь соблюсти этикет, эти двое, – он кивнул в сторону Оленина и Гришаева, – уже успели целиком и полностью завладеть вниманием моей внучки. Прошу прощения, молодые люди, но позвольте, я все‑таки познакомлю девочку и с другими гостями.

Дед улыбался, но за светской улыбкой Але чудилось тщательно скрываемое раздражение. Похоже, остальные это тоже почувствовали, потому что этнограф, пробормотав что‑то невразумительное, нырнул под стол, наверное, за оброненным носовым платком и вилкой, а бездельник с улыбкой провинившегося школяра принялся изучать узор на скатерти.

– Алевтина, позволь представить тебе моего старинного приятеля, Иванова Вадима Семеновича, – дед посмотрел на толстяка, улыбнулся мадам, добавил: – И его очаровательную супругу Эллочку.

– Очень, очень приятно! – Вадим Семенович обмахнулся салфеткой и привстал со стула. – Мы с Эллочкой наслышаны о счастливом единении семьи и очень, просто несказанно, счастливы. Правда, дорогая? – он вопросительно посмотрел на супругу.

В ответ та кисло улыбнулась Алевтине и тут же отвернулась, давая понять, что муж ее сильно преувеличивает степень их заинтересованности семейными делами Алиного деда.

Реакция Эллочки Алю нисколько не удивила и совершенно не расстроила. Мадам Иванова не была женщиной, к общению с которой стоило стремиться. По быстрому взгляду, который бросила на Эллочку экономка, стало очевидно, что в своем убеждении Аля не одинока, и если бы им с Еленой Александровной вдруг вздумалось создать военную коалицию, то у Эллочки не было бы ни единого шанса на победу.

Date: 2015-09-24; view: 284; Нарушение авторских прав