Формы вещного оборота

В древнейшее время у всякого народа торговый оборот совершается путем непосредственного обмена, то есть передачи вещей из рук в руки. Однако практические неудобства непосредственного обмена приводят уже очень рано к созданию товара — посредника; таким товаром — посредником были в Риме, как известно, сначала мелкий скот (pecunia, от pecus), а затем металл, и именно медь в слитках (aes rude, raudusculum). Употребление в виде денег слитков металла приводило к тому, что при всякой сделке необходимо было взвешивать слитки и удостоверяться в их чистоте, для чего служил удар слитком по весам. Когда еще позже стала чеканиться монета, взвешивание и удар по весам потеряли свой реальный смысл, но еще долго оставались, как неизбежная формальность всякой сделки на деньги.

Древнейшим известным нам способом передачи права квиритской собственности в Риме является mancipatio. Гай (1. 119) описывает ее так: в присутствии не менее пяти нарочно для этой цели приглашенных свидетелей и особого весодержателя — libripens — приобретатель (покупщик) касался рукой приобретаемой вещи и произносил формулу покупки — так, например, если покупался раб, то: «hunc ego hominem ex jure Quiritium meum esse aio isque mihi emptus esto hoc aere aeneaque libra» («я утверждаю, что этот человек мой, и да будет он мне продан через эту медь и весы»). При этом он ударял маленьким куском меди по весам и передавал его продавцу — «quasi pretii loco», вместо покупной цены.

Все эти формальности свидетельствуют о том, что mancipatio возникла еще в то время, когда в виде денег употреблялся металл в слитках: тогда, очевидно, медь передавалась не в виде маленького куска и не pretii loco, а в таком количестве, в каком было условлено, и в качестве настоящей уплаты; весы были нужны не только для ритуального удара, а для подлинного отвешивания меди; libripens был беспартийным лицом, которое по приглашению сторон являлось со своими весами и производило взвешивание.

В таком естественном виде mancipatio должна была исторически появиться впервые в применении к тем вещам, которые в древнейшее время только и могли быть объектом свободного обмена, то есть к вещам движимым, pecunia. Но затем, с расширением свободы распоряжения, она переносится на familia и делается в дальнейшем специфической формой оборота именно для этих последних вещей, которые и называются поэтому res mancipi. Развитие обмена по отношению к res nec mancipi приводит к тому, что уже очень рано для них допускается переход из рук в руки путем простой передачи — traditio — без каких бы то ни было формальностей.

Сохранившись в интересах публичности для res mancipi, mancipatio подверглась, по — видимому, некоторой регламентации в законах XII таблиц.

Конечно, искони было в обычае совершать mancipatio в присутствии свидетелей, но непременное число «пять», вероятно, обязано своим происхождением положительному предписанию закона. Некоторые из современных ученых (например, еще и теперь Зомм) считают пять свидетелей при mancipatio представителями пяти цензуальных классов, вследствие чего mancipatio кажется им сделкой, совершающейся как бы в присутствии всего народа. Но это мнение едва ли может быть признано правильным: число «пять» есть только minimum, как это явствует из самих слов Гая: «non minus quam quinque testibus» («не менее пяти свидетелей»). Во всяком случае, вероятно, что этот minimum был установлен для избежания колебаний в жизни законами XII таблиц.

Когда в Риме начали чеканить монету, это обстоятельство не могло не отразиться на mancipatio. Пока покупная цена отвешивалась при самой mancipatio в слитках, вещь и цена переходили в руки контрагентов одновременно; со введением чеканной монеты оказалось, что платеж денег должен происходить вне акта mancipatio, вследствие чего могло случиться, что вещь перейдет в руки покупщика, а продавец денег не получит. Дабы уравновесить положение сторон, законы XII таблиц постановили, что право собственности на вещь переходит к покупщику только тогда, если цена уплачена или каким — нибудь образом обеспечена (§ 41 Inst. 2. 1).

Вообще введение монеты мало — помалу совершенно изменило самый внутренний характер mancipatio. Если она возникла как действительная сделка купли — продажи, то теперь, когда цена вышла за пределы акта, формой mancipatio можно было воспользоваться и для других целей — например, для дарения: одаряемый произносил формулу mancipatio и затем передавал дарителю pretii loco какую — нибудь маленькую монетку (venditio nummo uno — «продажа одной монетой»). Оставаясь по форме куплей — продажей («emptus mihi esto»), mancipatio по существу превратилась в акт, способный осуществить самые разнообразные отношения между сторонами, самые разнообразные causae. В глазах классических юристов она уже только imaginaria venditio («изображаемая продажа», Gai I. 119). И мы увидим далее, что ею цивильное право широко пользуется для самых различных целей (усыновления, завещания и т. д.).

Уже к старому цивильному праву — во всяком случае к законам XII таблиц — относится установление дополнительной ответственности продавца перед покупщиком по поводу mancipatio. Такая ответственность известна в двух видах: а) если впоследствии окажется, что продавец (манципант) не был собственником манципированной вещи и она будет отобрана от покупщика путем rei vindicatio, то продавец отвечает перед покупщиком in duplum pretii, то есть обязан вернуть полученную цену вдвое. Требование это осуществляется посредством actio auctoritatis, причем, очевидно, ответственность продавца рассматривается, как вид ответственности за furtum nec manifestum (кражу, при которой вор не пойман с поличным). b) При продаже недвижимости существенно было, конечно, указание меры продаваемого участка; если впоследствии окажется, что действительное пространство земли не соответствует объявленной мере, то продавец также отвечает в размерах двойной стоимости недостающей земли — следовательно, так же, как fur nec manifestus. Иск в этом случае носит название actio de modo agri.

Словесная формула mancipatio — так называемая nuncupatio — допускала различные модификации, вставки и т. д., благодаря которым стороны могли вводить в сделку разные добавочные определения — так называемые leges mancipii. Так, например, при продаже участка можно было выговорить для продавца право пожизненного пользования, право проезда через проданный участок и т. д. (mancipatio deducto usufructu, deducta via и т. д.). Законы XII таблиц санкционировали эту возможность своим положением: «cum nexum faciet mancipiumque uti lingua nuncupassit, ita jus esto» («о чем договорится при совершении нексума и манципации, то пусть будет правом»). Это еще более усиливало пригодность mancipatio для различных отношений и облегчало возможность ее приспособления далеко за пределами ее первоначальной сферы.

Одним из наиболее распространенных видов модифицированной манципации была манципация фидуциарная: вещь передавалась кому — либо в собственность, но с оговоркой «fidei fiduciae causa». Это значило, что приобретатель вещи должен был иметь ее лишь для известной цели и при наступлении предусмотренных соглашением условий должен был вернуть ее (совершить remancipatio) манципанту. Цели такой фидуциарной манципации могли быть весьма разнообразны. Гай (II. 60) упоминает о fiducia cum creditore и cum amico. В первом случае вещь передавалась в виде залога для обеспечения долга, во втором — для сохранения. Но не подлежит сомнению, что в такой же форме в древности удовлетворялись и другие юридические потребности — ссуды, найма, поручения и т. д., для которых еще не существовало выработанных обязательственных форм. Но обязанность приобретателя вещи вернуть ее потом манципанту не была в то время юридической: какого — либо иска об исполнении fiducia манципант не имел; он вверялся только «доброй совести» — fides — своего контрагента; неисполнение этой «fides» влекло для последнего только моральное бесчестье — infamia, но не юридическую ответственность. Тем не менее фидуциарная манципация играла большую роль и заключала в себе зародыш целого ряда будущих самостоятельных обязательств. Широкое применение манципации к самым различным отношениям служит лучшей иллюстрацией к тому, что называется «принципом экономии форм», и самым наглядным образом показывает нам «интерпретационное» искусство древнейших римских юристов — понтификов, руками которых это приспособление совершалось.

Позже mancipatio, но также уже ко времени законов XII таблиц, возникла вторая форма передачи вещных прав — in jure cessio; как сообщает Павел, «et mancipationem et in jure cessionem lex XII tabularum confirmat» («закон XII таблиц утвердил и манципацию, и уступку права», Fr. Vatic. 50). Форма эта является всецело продуктом искусственного приспособления процесса для нужд договорного оборота: in jure cessio есть уступка вещи на суде в фиктивном процессе о собственности; подобно тому, как mancipatio в позднейшем праве есть imaginaria venditio, так in jure cessio — но уже с самого начала — есть imaginaria vindicatio.

По взаимному соглашению приобретатель и отчуждатель вещи являлись к магистрату, и здесь приобретатель как бы вчинял иск о собственности — rei vindicatio: касаясь вещи, он говорил: «hunc ego hominem ex jure Quiritium meum esse aio». Отчуждатель притворялся сознающимся, и претор на основании такой мнимой confessio in jure («confessus pro judicato habetur» — «признание считается за судебное решение») предоставлял вещь фиктивному виндиканту (addicit rem — Gai. II. 24). Таким образом, in jure cessio есть по форме остановившийся в своей начальной стадии процесс о собственности, по существу же она представляет абстрактный способ передачи права собственности: causa ее наружу не выступает; почему отчуждатель промолчал (быть может, потому, что он получил за вещь деньги, то есть ее продал; быть может, потому, что он ее дарит), — этого из самого акта in jure cessio не видно.

Если mancipatio применялась в установившемся цивильном праве только к res mancipi, то in jure cessio была возможна по отношению ко всяким вещам — то есть и к res nec mancipi, так как vindicatio была возможна и относительно их. В отличие от mancipatio, далее, in jure cessio не влечет за собой ни actio auctoritatis, ни actio de modo agri. Но in jure cessio способна также воспринять в свою формулу известные вставки — например, deductio сервитута («aio hunc fundum meum esse deducto usufructu» — «утверждаю принадлежность мне этого участка на основании введенного узуфрукта») или соглашение о fiducia (Gai. II. 59).

Так же, как и mancipatio, in jure cessio была распространена затем на целый ряд других случаев, где дело шло уже о передаче права собственности: все, что могло быть предметом иска, vindicatio, могло быть и объектом фиктивного судебного отказа. Мы видели уже выше применение этой формы в целях освобождения раба на волю (manumissio vindicta); мы увидим ее дальше в целях усыновления и т. д. В силу своей простоты и абстрактности in jure cessio была в высокой степени пригодной к тому, чтобы занять в этом отношении место рядом с mancipatio.

Наконец, уже старому цивильному праву была известна давность — usus, usucapio — как способ приобретения права собственности. Несоблюдение формы или приобретение от лица, которое само не было собственником, вело естественно к тому, что приобретатель вещи не делался ее собственником; давность исцеляла этот порок. Законы XII таблиц определили срок такого давностного владения в два года для недвижимостей и один год для других вещей: «Usus auctoritas fundi biennium, ceterarum rerum annus esto». Usus и auctoritas соединены потому, что приобретение вещи по давности естественно освобождало продавца от ответственности за auctoritas перед покупщиком: вещь теперь от последнего отобрана уже быть не может. Законы XII таблиц для приобретения по давности требовали только одного — владеть вещью в течение указанного срока, и исключали возможность приобретения только для вора (fur). С течением времени, однако, для давности вводятся условия более строгие. Так, lex Atinia, закон второй половины республики, подтверждая запрещение давности для вора, придает этому запрещению тот смысл, что вещи украденные — res furtivae — вообще не могут быть приобретены по давности даже добросовестными приобретателями их, пока не возвратятся к собственнику (fr. 4. 6. F. 41. 3). Lex Plautia (I века до Р.Х.) распространила то же правило на вещи, отнятые насилием — res vi possessae (§ 2 In. 2. 6). Вслед за тем юриспруденция стала требовать, чтобы владелец приобрел вещь на основании какого — либо правомерного титула — justo titulo (например, pro emptore (покупкой), pro donato (дарением) и т. д.) — и добросовестно — bona fide, то есть чтобы он в момент приобретения не знал, что вещь чужая; обнаружение ошибки впоследствии, однако, не мешает уже добросовестно начатой давности (mala fides superveiens non nocet). В некоторых особых случаях, впрочем, bona fides не требуется: так, например, если в случае fiducia тот, кому вещь была манципирована fiduciae causa, не совершает remancipatio, несмотря, например, на уплату долга, и если прежний собственник приобретает как — нибудь владение вещью, он по давности (и притом всегда в один год) получает собственность обратно, несмотря на сознание того, что remancipatio не было. Этот случай называется usureceptio ex fiducia (Gai. II. 52).

Mancipatio, in jure cessio и usucapio представляют строго цивильные способы приобретения права собственности, — acquisitiones civiles. Но квиритская собственность на res mancipi может быть приобретена и другими способами, которые общи цивильному праву и jus gentium; таковы: traditio, то есть передача вещи с намерением перенести право собственности; occupatio, завладение вещью, никому не принадлежащей; приобретение плодов и т. д. Все эти способы называются acquisitiones naturales; но их теоретическая разработка относится уже ко времени классических юристов.

Date: 2015-09-23; view: 323; Нарушение авторских прав