У меня в школе была несчастная любовь. Это не самое

страшное, что она была несчастная. Самое страшное, что эта

несчастная любовь была – первой.

МАМА (вздыхая). А всё первое очень важно.

БАБА РАЯ. Вот, знаете, как сначала пойдёт…

ЛЕНА. И когда мне потом в любви не везло – я вспоминала…

откуда ноги растут. (Кивает на Парня). Звали его Серёжа

Пригорев. (Маме.) Мам, Пригорев – это значит, при-горе? Да?

МАМА. Типун тебе на язык. Какое ещё горе?

ЛЕНА. Учился он на класс старше. Я – в восьмом, он – в девятом. У

него был очумительно красивый, выразительный, низкий голос. И

мы – несколько старшеклассников – делали к 9 мая композицию

по стихам поэтов, погибших на войне. Он читал:

ПАРЕНЬ. «Снова рассвет встаёт,

Сосны плывут во мраке.

Где он – сигнал атаки?

Где он – приказ вперёд?

Вновь попытаем счастья –

Быть или не быть.

Пятые сутки у дьявола в пасти

И дьявольски хочется жить!»

ЛЕНА. На репетициях он так произносил эту последнюю строчку, что

мне сразу хотелось всего – войны, канонады, победы, хотелось

выносить его, раненого, с поля боя, спотыкаясь и шепча: «Сейчас,

сейчас, Серёженька, потерпи, ещё немножко»… Хотелось прямо

со сцены – разбежаться и взлететь над нашим актовым залом и

выше-выше, над школой, над спортивной площадкой, где он так

красиво умел подтягиваться на турнике, взлететь над всеми

нашими пяти-, девяти- и двенадцатиэтажками на самой окраине

Москвы – у Кольцевой дороги… Кстати, тогда я и полюбила

репетиции…

Все действующие лица встают на сцене так, словно

репетируется школьная композиция по стихам погибших поэтов.

МУЖЧИНА. «Мы были высоки, русоволосы,

Вы в книгах прочитаете, как миф,

О людях, что ушли, не долюбив,

Не докурив последней папиросы…»

ЖЕНЩИНА. «Я тебя не ждала сегодня

И старалась забыть, любя. Но пришёл бородатый водник

И сказал, что видел тебя.

Он такой же, как ты, лохматый,

И такие же брюки-клёш.

Рассказал, что ты был под Кронштадтом,

Жив, но больше домой не придёшь…»

ПАРЕНЬ. «Если я не вернусь, дорогая,

Нежным письмам твоим не внемля,

Не подумай, что это – другая,

Это значит – сырая земля.

Это значит – дубы, нелюдимы,

Надо мною шумят в вышине.

И такую разлуку, любимая,

Ты простишь вместе с Родиной мне…»

МАМА. «И к камню прижавшись грудью,

Над пропастью, я кричу:

Пусть будет не так, как будет!

Пусть будет – как я хочу!»

МУЖЧИНА. «Я с детства не любил овал!

Я с детства угол рисовал!»

ЛЕНА (в зал). В этой праздничной стихотворной композиции я была

«лирическим отступлением». Поэтому между стихами Павла

Когана и Николая Майорова, на разрыв аорты произносимыми

нашими мальчиками, я тихо читала Пастернака:

«Снег идёт, снег идёт…»

К белым звёздочкам в буране

Тянутся цветы герани

За оконный переплёт…»

Потом ещё долго, завидев меня в школьном коридоре, ребята

говорили:

ПАРЕНЬ. А вон – снег идёт!

ЛЕНА. Надо заметить, что соперниц поначалу у меня не было, потому

что Серёжку больше интересовал футбол и всякое такое. И вовсе

эта любовь могла бы стать для меня не несчастной, если бы я

знала, как себя вести. Но я понятия не имела, что мне делать с

этим мальчиком Серёжей, кроме как мечтать о нём издали,

вздрагивать от звуков его голоса, краснеть, сталкиваясь в дверях,

терять дар речи, если он обращается с вопросом, быстро отводить

глаза, чтобы не встретиться взглядом. Я сохла на глазах. Когда

мама обнаружила причину, она очень обрадовалась:

МАМА. Любовь! Так ведь это же здорово!

ЛЕНА. Но он на меня не реагирует!

МАМА. Так ведь он не в курсе! Надо дать ему понять.

ЛЕНА. Как это?

МАМА. Очень просто. В любви надо признаваться. Если ты кого-то

любишь – надо сказать ему об этом. В этом нет ничего плохого. А

там уж пусть сам решает. В конце концов, не думаю, что ему

каждый день признаются в любви. Ты для него сразу станешь

особенной.

ЛЕНА. А если я ему не нужна?

МАМА. Давай справляться с трудностями по мере их возникновения.

Пока – напиши ему записку.

ЛЕНА. В стихах?

МАМА. Конечно, в стихах. Признаваться всё-таки лучше высоким

стилем.

ЛЕНА. А если он…

МАМА. Пиши! Потом разберёмся!

ЛЕНА. Этой своей любимой фразой «Потом разберёмся» мама беспечно

справлялась с любыми жизненными сложностями. Через

пару лет, когда, уже учась на факультете журналистики, я сказала, что выхожу замуж, она сначала удивилась:

МАМА. Кто же выходит замуж за своё первое интервью? У тебя

этих интервью знаешь ещё сколько будет? Выше крыши!

ЛЕНА. Подумала и добавила:

МАМА. Ладно, выходи – потом разберёмся.

ЛЕНА. До сих пор разбирается.

Короче я написала длиннющее стихотворение. Помню из

него только две строфы:

«… Но когда тоскую, разве тоже,

Даже если очень далеки,

Разве ты не чувствуешь похожей

В это время боли и тоски?

Разве ты не чувствуешь печали

Среди повседневной суеты,

Будто бы тебя сейчас позвали,

А откуда – не расслышал ты?..»

Мама была потрясена и даже, кажется, слегка заревновала, потому что не ожидала такой глубины чувства.

МАМА. Н-да… Пожалуй, такое чересчур страстное послание своим

именем подписывать нельзя… Ладно, давай пошлём без подписи:

пусть сам догадается – от кого.

ЛЕНА. Он почерк сличит – и всё. Чего тут догадываться?

МАМА. Не сличит. Я своей рукой перепишу. (Усаживается

старательно переписывать, почти высунув язык от старания).

ЛЕНА. Это ты хорошо, конечно, придумала, но все знают, что в

школе стихи сочиняю только я.

МАМА. Об этом не волнуйся. На тебя, никто не подумает. Во-первых,

ты слишком скромная, чтобы писать мальчикам такие

откровенные письма, во-вторых, все решат, что это какая-то не

очень известная классика.

ЛЕНА (в зал). Это была грубая лесть, но она меня слегка успокоила.

(Маме, всё ещё внутренне сопротивляясь). А как мы её подкинем?

МАМА. Вот уж это не проблема! Ленку Горбей попросим.

ЛЕНА (в зал). В Серёжкином классе училась моя лучшая подруга –

из соседнего подъезда, с которой мы выросли и которая тоже

была в курсе всего. (Протягивая записку Женщине). Тоже Ленка, между прочим. Мне кажется, в моём поколении – только ленками всех и называли. Девчонок – ленками, мальчишек – серёжками. Почему?

ЖЕНЩИНА А если мама об этом узнает?

ЛЕНА (пожав плечами). Так она сама и переписала!

ЖЕНЩИНА. Твоя мама – прикольщица!

ЛЕНА. На другой день Ленка как раз дежурила, и, когда все вывалили на

перемену, подошла к его парте, где на углу лежали приготовленные к уроку дневник и учебник, - и всунула листик между страничками дневника, логично рассудив, что…

ЖЕНЩИНА. …в учебник он может не заглянуть ещё неделю, а уж в

дневник-то точно посмотрит.

Парень протягивает Женщине раскрытый дневник. Между его страниц она кладёт записку. Парень дневник закрывает, некоторое время сидит неподвижно, потом, подождав, открывает дневник и как бы случайно натыкается на записку. Разворачивает, читает, искоса оглядывает присутствующих – никто ли не заметил, никто ли не в курсе? Кто подбросил?

ЛЕНА. На уроке Ленка испытала несколько упоительных минут,

наблюдая за реакцией объекта, когда он обнаружил в дневнике

незнакомую бумажку, развернул, прочитал и… совсем новыми

удивлёнными глазами обвёл сидящих вокруг девочек.

ЖЕНЩИНА. Никто на его взгляд не откликнулся.

ЛЕНА. …Через неделю у меня появилась соперница. Это была наша

общепризнанная школьная красотка из параллельного класса.