Глава 2. ГЕЦДИБАЛЬ

Нижние отроги Долины Двух Озер раскинулись в тишине и покое, купаясь в ясных лучах утреннего солнышка. Рядом с горсткой домов из серого камня и высоким округлым шпилем Приливной башни, которая вонзалась в небо, словно указующий перст, мерцало Нижнее озеро, девственно чистое и ясное, словно душа новорожденного мира. В воде играла форель, и по сияющей глади разбегалась мелкая рябь, легко колыша перистые заросли камыша. Огромные стрекозы, блистая слюдяными крылышками, резвились в теплом дыхании ветерка, что шелестел кронами древних дубов и буков на склонах гор, с двух сторон окаймлявших озеро. Обитатели приозерной деревни — выстроенной невесть в какие времена ради нужд Тайного Совета — с рассвета трудолюбиво принялись за свои бесчисленные дела: ставили сети, ловили рыбу, стирали белье — словом, вовсю пользовались редким в это время погожим деньком. Их веселые голоса, оклики, дружное пение реяли над озером, мешаясь с переливами птичьих трелей.

Никто из них не заметил, как далеко от берега вспорол озерную гладь пенистый бурун. Из водоворота вынырнула узкая тупорылая голова на длинной и гибкой шее. Массивное темное тулово едва угадывалось под поверхностью воды, и далеко позади хлестал водяную гладь длинный и гладкий хвост. Чудище стремительно и бесшумно плыло к берегу, и за ним по утренней воде разбегался в обе стороны пенный серебристый след. Направлялось оно прямиком туда, где на краю озера стайка беззащитных селянок стирала белье.

Волна, поднявшаяся от движений чудища, захлестнула мелководье и низкий берег, окатив прачек до колена. Одна из селянок, которая явно верховодила своими товарками — ладная, плечистая и крепко сложенная, — вскинула загорелую руку и погрозила чудищу могучим загорелым кулаком:

— Чтоб тебе лопнуть, растреклятый афанк! Прочь отсюда, тварь неуклюжая, — надо же, как грязь расплескал! Все утро трудились рук не покладая, и все насмарку — опять надо перестирывать белье, а кто этим займется, хотела бы я знать? Уж верно, не ты, тупая образина!

Видя такой неласковый прием, чудище разочарованно ухнуло и затормозило, всколыхнув высокие волны, отчего крепкотелые прачки разразились новыми воплями. Явно опешив, озерная тварь сунула голову под воду и поспешно, уже не с такой вальяжностью, заскользила прочь от скандалисток, вдоль озерного берега. Там, вдали от шума и гама, таилась бухточка, где у самого каменистого берега было уже довольно глубоко. Там, на пологой лужайке уже собралась довольно диковинная компания. Подобные встречи частенько устраивались не в огромном зале Совета, а здесь, на берегу озера, — потому что неуклюжий афанк, верховный чародей всех водных обитателей, не мог выбраться на сушу из своего озерного жилища.

Архимаг Кергорн, глава Тайного Совета, улыбался, наблюдая издалека за стычкой селянки и чудища, и особливо — за поспешным отступлением последнего. Впрочем, когда афанк, сокрушенно мотая головой, подплыл ближе, Кергорн старательно стер с лица усмешку и серьезно кивнул, приветствуя озерного великана:

— Добро пожаловать, чародей Бастиар! Теперь, когда ты прибыл, наш Совет собрался в полном составе.

Афанк вытянул черную, с зеленоватым отливом шею и пристально вгляделся в своих сотоварищей по Тайному Совету. Те, как один, шарахнулись от зловония, которое исходило из его пасти.

— Помилосердствуй! — воскликнул Кергорн. — Держись, будь добр, подальше! От тебя несет болотной гнилью.

— А как же мне тогда разглядеть вас всех? — жалобно вопросило чудище. Его телепатический «голос» был на удивление высок и тонок для такой громадины. — Ты же знаешь, Кергорн, я плохо вижу.

Склонив голову набок, Бастиар снова оглядел собравшихся на берегу чародеев. Кергорн подумал, что все они представляют собой куда как диковинную компанию… тем более что и сам он — кентавр с могучим, серым в яблоках телом боевого коня, которое венчает человеческий торс.

Слева от Кергорна, нависая над ним, стояла Скрива, представительница альвов — разумных насекомых, которые правили страной Фель-Каривит. Блистающие прозрачные крылья Скривы шуршащим плащом окутывали ее серебристое, закованное в хитиновую броню тело. На треугольной головке альвы красовалась пара огромных фасеточных глаз, блестящих, словно искусно ограненные бриллианты, — и таких же, как бриллианты, нечеловечески холодных и бездушных. Длинные суставчатые руки и ноги были снабжены кривыми, острыми точно бритва, когтями, а если прибавить к этому мощные смертоносные жвала и бесстрастный, точно маска, хитиновый лик — можно было назвать альву-чародейку совершенным и безжалостным убийцей. Правда, по сравнению с георном, который суетливо переминался по правую руку от кентавра, Скрива казалась слабой и беззащитной, точно новорожденный ягненок.

Георн по имени Маскулу выглядел как порождение наихудшего кошмара, какой только может наслать ночь. Георны — подземные жители, и хотя Кергорн понимал, что красота понятие относительное и зыбкое, и всегда стремился к объективности своих суждений, втайне он тихо радовался, что такие отвратные твари не слишком часто оскверняют своим присутствием дневной свет. Гибкое, прильнувшее к самой земле тулово георна тянулось на добрых шесть ярдов и завершалось зловещего вида раздвоенным хвостом. Все черное, разделенное на сегменты тело было усажено множеством коротеньких ножек — причем каждая нога снабжена парой зазубренных и чрезвычайно ядовитых когтей. Один сегмент от другого отделяли пучки длинной жесткой шерсти. Черная чешуя лоснилась и слегка переливалась на солнце, но живительное золото лучей при этом вырождалось в тошнотворное гнилостное свечение. Крохотные, багрово блестящие глазки георма пылали голодным злобным огнем, причудливые перистые усики дрожали над плоским «лицом» с шипастыми смертоносными жвалами. Какое счастье, мельком подумал Кергорн, что люди с их предприимчивостью и алчностью даже не подозревают о существовании георнов — ведь эти грозные челюсти на самом деле алмазные. Конечно, даже одну такую тварь прикончить нелегко, но среди людей достаточно жадных тупиц, которые непременно решили бы, что игра стоит свеч.

Челюсти и георнов, и альвов были совершенно не приспособлены для воспроизведения человеческой речи. Георны, впрочем, могли производить звуки, похожие на скрежет осыпающихся камней, но общались они с помощью отрывистых щелчков и строго отмеренных пауз, которые вместе составляли головоломный код. В своих подземных жилищах георны издавали эти звуки, щелкая по камням мощными жвалами. Такое послание в толще скал разносилось далеко и улавливалось чуткими щетинками на боках подгорных жителей.

Альвы общались друг с другом, шурша крыльями либо потирая суставчатые конечности. Кергорн понимал язык и тех, и других, а также мог довольно бегло «говорить» на наречии георнов, но сейчас в этом не было нужды. И Скрива, и Маскулу были чародеями, а стало быть, обладали телепатическим даром.

— Ну что, теперь все собрались?— сварливо вопросил Маскулу. — Я так понял, что здесь должен бы присутствовать дракон. Почему его нет? Что с ним случилось? Неужели Вельдан провалила и это дело?— В мысленном голосе георна прозвучали обвинительные нотки. — Похоже, что наш почтенный архимаг ошибся в своем суждении. Я же говорил, что губительно поручать такое сложное дело человеку — да еще тому, что совсем недавно и так постыдно опростоволосился.'

Георн извивался все сильнее, а это было плохим признаком. Подземные жители славились своей раздражительностью, и терпение их иссякало быстрей, чем жалованье в кармане пьяного матроса. Раздражать их было куда как опасно — алмазные челюсти, насквозь прогрызавшие камень, могли одним махом откусить голову человеку… или кентавру. Тем не менее архимагом, главой Совета был не Маскулу, а Кергорн… и время от времени ему приходилось кое-кому об этом напоминать. В такие трудные времена Совету недоставало только открытого мятежа. Минуло уже двадцать с лишним лет с тех пор, как среди чародеев в последний раз объявлялся истинный мятежник, но до сих пор чародеи Гендиваля не могли забыть об этой злосчастной истории. Архимаг отнюдь не жаждал, чтобы она повторилась… и сейчас его мысленный голос прозвучал холодно и непреклонно:

— Решение принимал я, Маскулу, я, а не ты. Не забудь, что ты пока всего лишь рядовой чародей. Если ты когда-нибудь станешь архимагом — сам будешь решать и отвечать за свои решения… но только тогда, а не теперь.

Георн взвился, разъяренно шипя и скаля грозные челюсти. Его красные глазки пылали мятежным огнем, но Кергорн не дрогнул, все так же холодно и твердо глядя в жуткий лик подземного жителя. Одни только их скрещенные взгляды и говорили о том, в каком жестоком единоборстве схватились сейчас их сознания. Архимаг, намного превосходивший мысленной силой противника, обрушил на георна всю мощь своего разума. И ледяной молот трезвомыслия сокрушил в прах пылающие угли бездумной злобы.

Угрожающий оскал алмазных челюстей Маскулу обмяк, и воинственный георн склонился перед мудрым кентавром.

— Прошу прошения, архимаг. Мы, георны, чрезвычайно вспыльчивы, и порой я могу забыться…

— Не за тем ты был избран в Совет, чтобы забываться. — Кергорн обвел собравшихся намеренно жестким взглядом. — Это, кстати, касается и всех вас. Миру грозит катастрофа, и мы — единственные, кто в силах предотвратить ее. Начни мы грызться друг с другом — и все потеряно.

Ощутив, что собеседники признали правоту его слов, Кергорн протянул руки и мысленно заключил их всех в теплое дружеское объятие. К какой бы расе каждый из них ни принадлежал, Тайный Совет — их истинная семья… и время от времени не худо напомнить об этом.

Самой природой своего дара чародеи были обречены на одинокое существование. Все они жили на свой лад, а порой и по своим законам. Их набирали в Совет изо всех краев мира, а зачастую и из вечно враждующих рас, но здесь, в мирном Гендивале, они волей-неволей принуждены были жить дружно и трудиться бок о бок с теми, кого в иное время охотнее разорвали бы в клочья. Искушенные в своем мастерстве, испытанные многими бедами, чародеи Совета несли на своих плечах непомерно тяжкую ответственность. На подобных встречах Кергорн неизменно позволял им вначале выпустить пар — лишь за тем, чтобы потом было проще их угомонить.

Ясный, невесомый, звенящий смех разорвал напряженную тишину. Пятый участник встречи, который до сих пор молча наблюдал за происходящим, решил теперь очень кстати развеять тень недавней стычки. Кергорн улыбнулся. Многие считали фей, духов ветра, своенравными и безмозглыми существами. Что же, своенравия у фей и вправду хоть отбавляй. Непосвященным казалось, что они попросту не способны проявить хоть толику здравомыслия — но вот с этим кентавр никак не мог согласиться. Его народ издавна обитал бок о бок с этими детьми воздуха — на блаженном золотом острове Ишера, далеко в теплом Южном океане.

Феи были великими мастерами по части иллюзии. Для человеческого взгляда они оставались практически невидимы — выдавал их лишь серебристый, невесомый трепет воздуха, легкий песчаный вихрик, шорох падающих листьев либо незваный сквозняк, который так дерзко играет занавеской и пламенем свечей. Немногие, воистину немногие люди знали, как могущественны эти эфирные создания. Могущественны — и опасны. Можно ли недооценивать смертоносную ярость смерча, бешеную мощь урагана? С корнем вырванные деревья, разрушенные дома, наводнения, штормы, корабли, бесславно гибнущие в бесновании бурь… О да, размышлял Кергорн, духи ветра воистину опасны, коварны, лживы… и все же он любит их всем сердцем. А в особенности — фею Тиришри, верховную чародейку всех обитателей воздуха.

Почти незримое мерцанье, отмечавшее легкие ее шаги, стремительно пробежало по озерной глади, и вслед ему зажурчала, едва заметно вспенившись, вода. Тиришри на лету подхватила пригоршню влажной пены и одним изящным взмахом плеснула ею в собравшихся на берегу чародеев. И снова над водой разнесся серебристый смех феи — когда альва, боясь промочить крылья, чересчур поспешно отпрянула от радужных брызг и скрипуче ругнулась на своем родном наречии.

— Не стоит горячиться, друзья. Успокойтесь, остыньте.

Мысленный «голос» феи прозвучал словно ясный выдох летнего ветерка… и чародеи, стоявшие на берегу, отозвались на этот призыв одобрительным бормотаньем. Невесомая искорка полыхнула в воздухе и мягко опустилась на землю — фея вновь заняла свое место в полукруге чародеев.

— Ив самом деле, — подхватил Кергорн, — довольно досужих разговоров. Нам и так слишком многое предстоит обсудить. Вы уже заметили, что многих сегодня среди нас недостает. Кое-кто заранее предупредил о своем отсутствии, но я понятия не имею, что могло задержать остальных — например, Этона, Каза и Вельдан. Без Этона среди нас нет ни одного представителя драконов, и одно это ясно говорит о том, как плохи наши дела. Судя по всему, устоявшийся порядок вещей рушится теперь уже повсюду.

— И до меня давно уже не доходили добрые вести от обитателей воздуха, — вставила Тиришри. — В северных краях почти все они изничтожены ак'загарами. Мы давно уже не слыхали ничего об ангелах… — В тоне ее прозвучала едва заметная обвинительная нотка.

Георн так и взвился, даже ощетинившись от злости.

— Мы тут ни при чем! — оскорблено выплюнул он. — У нас и так хлопот полно, чтобы еще затевать войну — пусть даже со своими извечными врагами! С тех пор как Завесы, ограждавшие наш край, истончились, владения наши, подобно Каллисиоре, тонут в непрекращающихся ливнях. Вода затопила наши туннели, и многие уже пали жертвами этого паводка. Хотя охотимся мы на поверхности, наша дичь изрядно поредела — кто утонул, кто пал от голода и болезней, — и того и гляди со дня на день мы сами начнем голодать. Если Тайный Совет не отыщет — и чем скорее, чем лучше — средства от напасти, которая поразила весь мир… что ж, тогда, боюсь, мы все погибнем.

— Несладко приходится и нам в Фель-Каривит, — вставила альва. — С недавних пор сильно истончились Завесы на наших восточных границах — по большей части там, где к нашим землям примыкают края драконов. Жаркий воздух драконьих пустынь и наша извечная сырость, до тех пор разделенные Завесами, теперь смешались, и последствия того поистине плачевны. Драконы голодают, ибо их небеса и земли заволок туман, а наша драгоценная влага неотвратимо утекает в пустынное пекло. Из-за сухой жары дома наши рушатся, и дирканы не могут больше растить для нас урожай. — Дирканы были полуразумные насекомые-рабы, которых разводили, точно скот, могучие и высокоразвитые альвы. — Уже и сейчас ходят слухи, будто кое-кто из моих соплеменников втихомолку пожирает своих дирканов. Нашему народу грозит низвергнуться во тьму варварства — кто знает, к чему мы придем, если станем попустительствовать каннибалам?

— Завесы истончаются неотвратимо, — вступил в мысленный разговор афанк. — Глубоко в море они уже прорваны. Вчера только из низовий приплыла Кирре-добарк с невеселыми вестями от дельфинов и левиафанов…

— Что?! — стремительно обернулся Кергорн. — Почему мне сразу же не сообщили об этом? Я давно уже ждал возвращения Кирре, так почему же она не явилась прямо ко мне? — Добарки, похожие на гигантских выдр, были проворными и неутомимыми путешественниками, а потому ценными и надежными гонцами. — Где она теперь, Бастиар? Почему не с нами?

Афанк невесело покачал головой:

— Это моя вина, архимаг. Я обнаружил Кирре прошлой ночью, у самого озерного берега — обессилевшую и едва живую. Она вся изранена, Кергорн, и если бы не толстая шкура — умерла бы от ожогов. Измученная болью, она только и сумела, что наскоро сообщить мне самое главное. Я доставил ее к Целителям. Нынче утром они решили, что Кирре лучше отдохнуть и набраться сил, прежде чем явиться к себе. Боюсь, на ее долю выпали немыслимые муки.

Кергорн только стиснул зубы, твердя себе, что у афанка, живущего на свете уже несколько столетий, запас терпения куда больше, чем у кентавра… и прочих недолговечных созданий.

— Можешь ли ты вкратце передать, что именно сообщила тебе Кирре?

Бастиар согласно наклонил голову.

— Кое-где, сказала она, уже пробуждается от извечного сна сама земля. В Антийском море родился новый вулкан, и на много миль окрест него погибло все живое.

Озерное чудище испустило шумный вздох.

— Подводная часть Завес и прежде была несовершенна — ведь им приходилось свободно пропускать морские течения, но преграждать дорогу живым существам. Теперь же Завесы и вовсе вышли из строя. Обитатели моря, прежде жившие раздельно, перемешались, и итог этого поистине плачевен. Акулы и прочие хищники потоком хлынули в новые края, жители которых не в силах противостоять им. Сами добарки ныне окружены врагом, и множество их погибло, а уцелевшие оказались заперты в небольшом озере и очень скоро умрут там голодной смертью. Везде множатся ядовитые медузы, а морские звезды и моллюски нещадно пожирают коралловые рифы. Несчастные наши моря! Что же нам делать?

Кергорн только вздохнул:

— Хотел бы я, Бастиар, знать ответ на этот вопрос! Хотя Тайный Совет был много веков назад создан Искандером именно для того, чтобы сохранить мудрость Древних, — сделано это было чересчур поздно. Слишком много знаний, касавшихся происхождения и создания нашего мира, пропало безвозвратно, и все наши записи и устные легенды не смогли нам помочь — Кентавр сумрачно оглядел собратьев-чародеев. — Хотя все мы появились в Мириале — этом прекрасном и единственном в своем роде мире — более или менее одновременно, я больше всего обращался к самым древним и высокоразвитым расам — драконам и левиафанам. Я умолял их перебрать по словечку все легенды и предания, саги и мифы. Последняя наша — и весьма хрупкая — надежда в том и состоит, что под слоем старинных предрассудков и полузабытых сказок отыщется, быть может, ключ к давно потерянным знаниям.

— Потерянным?!— щелкнул челюстями георн. — Украденным — так будет вернее! Когда Древние — кем бы они ни были — запихнули нас всех в этот мир, они, похоже, менее всего желали чтобы мы когда-нибудь узнали правду о себе.

— Куда важнее, думается мне, было бы узнать правду о самих Древних, — заметила фея воздуха. — Мы уже знаем, что их могущество было велико, так велико, что мы и постичь не в силах. Нам известно, что они создали этот мир как прибежище для народов и рас, которым в их собственных мирах грозило истребление. Мы знаем, что для каждой расы они создали свое местообитание с привычным климатом, флорой и фауной — а затем сотворили Завесы, дабы все это разнообразие не смешивалось, приводя к губительным результатам… тем самым, которые мы наблюдаем ныне.

— И дабы самые хищные и воинственные расы не могли отравлять существование более мирным и цивилизованным, — прибавил афанк, выразительно покосившись на георна и альву.

— Весьма благоприятное обстоятельство для кучки жалких слабаков! — презрительно хмыкнул георн.

— Вкусных слабаков, — вполголоса пробормотала Скрива и, глянув на травоядного афанка, выразительно шевельнула жвалами — все равно что облизнулась.

Кергорн обреченно возвел глаза к небесам. Воистину порой эта почтенная компания ведет себя не лучше упрямых и невоспитанных детишек!

— Довольно! — рявкнул он. — Теперь вернемся к нашей нынешней проблеме… если только вы способны не цапаться друг с другом хотя бы пять минут подряд!

— Мы знаем, что Древние доставили в этот мир наших предков, — заговорила Тиришри, вечный миротворец, — но это, увы, более или менее все, что известно нам о них самих и об их необыкновенных возможностях.

— Нам было бы куда проще, знай мы, что представляли собой сами Древние, — согласно вставила Скрива. —Древние… да ведь мы даже понятия не имеем, как они выглядели! Они создали этот мир, а потом бросили нас здесь — и исчезли бесследно. Столетиями изучали мы легенды, предания, летописи всех рас Мириаля, добывая порой крупицы знаний буквально из-под земли — и все равно смогли узнать о Древних только это. Почему они покинули Мириаль, отчего не оставили нам ни единого ключа к своей тайне?

— Нам известно, что именно Древние создали Завесы, дабы разделить наши племена и земли, — вступил в разговор георн, — но что проку от этого знания, если нам неведомо, как были созданы Завесы?

— Ты прав, Маскулу. — Ответная реплика феи прозвучала словно перестук дождя по осенним листьям. — Если мы понятия не имеем, как были сотворены Завесы, откуда нам понять, почему они теперь рушатся? И — что куда важнее — как их восстановить?

— И почему Завесы разрушаются именно сейчас, в наше время, хотя до того продержались в целости и сохранности много тысячелетий?— В мысленном голосе афанка отчетливо прозвучала злость — словно озерный житель почитал разрушение Завес личным для себя оскорблением.

Кергорн хотел было ответить ему… но тут его мысли прорезал отчаянный крик о помощи. Жгучая боль хлестнула плетью сознание архимага — это мысленный узор, выплетаемый беседой чародеев, смялся, скомкался, изорвался в клочья, вырождаясь в невнятный жалобный вопль горя, ужаса, предостережения… Чародеи зашатались, ошеломленные мощью чужого зова.

Первым опомнился Кергорн.

— След! — прорычал он вслух и — одновременно — в мыслях. — Берите след! Кто это и где он — быстро!

Мелькнуло смутное ощущение — запад. Стилизованное зрелище заката. Силуэты гор, каменные осыпи, прихотливый извив тропы. Испуг. Боль. Отчаяние. Миг спустя видение бесследно исчезло.

— Проклятье! — проворчал Кергорн. — Чума, тюрьма и преисподняя… Ладно, — прибавил он уже мысленно. — Давайте-ка разберемся, что сумел уловить каждый из нас.

Всего лишь полмили камышовых зарослей отделяли Верхнее озеро от лужайки, на которой собрались чародеи, и все же казалось, что оно принадлежит уже другому миру. Поговаривали, что место это проклято, и здешний пейзаж словно задался целью подтвердить давнее предание. Здесь царила угрюмая глушь, и над тускло-свинцовыми водами озера тесно смыкали ряды сумрачные сосны и нагие клыкастые утесы. Даже когда над ясными водами Нижнего озера ярко сияло солнце, здесь, в недоброй сени скалистых берегов, укрывала озеро завеса непроницаемого тумана — словно бы оно облачилось в траур. Ни единый зверь не рыскал у этих сумрачных вод, ни единая птица не нарушала задорными трелями унылую тишину. Безжизненный этот пейзаж оживляла только одинокая фигура — темноволосый, с короткой бородкой юноша, который сидел ссутулясь на замшелом валуне почти у самой воды.

Угрюмое безмолвие Верхнего озера как нельзя лучше отвечало настроению Элиона. Невидящие глаза его смотрели в никуда, а разум вновь и вновь погружался во мрак невозвратимого прошлого, находя там лишь одно — Мельнит, бывшую совсем недавно напарницей Элиона. Мельнит безраздельно царила во всех его воспоминаниях: вот она весело хохочет, и рыжие волосы плещутся на, ветру, точно знамя; вот она в безымянной портовой таверне прекращает пьяную драку, швырнув (к вящему ужасу трактирщика) дюжину бутылок с драгоценным старым вином прямо в гущу драчунов. Вот она вскинула лук, сосредоточилась, лицо словно окаменело — и едва различимый вдали всадник рухнул оземь со скачущего во весь опор коня; вот сражается, охваченная боевым пылом, и не важно, меч ли сверкает в ее руках, мелькает ли увесистый посох — все едино враги вокруг нее валятся замертво, точно скошенная трава…

Мельнит, старшая в паре, на десять с небольшим лет старше Элиона, его наставник, опекун, проводник и друг. Отблески полночного костра пляшут на ее смуглом лице, осунувшемся от усталости, а она сидит, крепко обхватив руками колени, и волосы ее пылают ярче пламени, а в глазах затаенная, чуть виноватая печаль. Так она частенько смотрит на Элиона, и взгляд этот словно говорит: я помню о твоей безнадежной страсти, но, увы, не в силах ответить на нее…

Мельнит перед самой своей гибелью — бьется не на жизнь, а на смерть в мрачном и зловонном лабиринте, цитадели ак'загаров. Вот она уже истекает кровью от множества ран, и зловещие крылатые силуэты все тесней окружают ее, алчно вопя и ухая при виде текущей крови, но уворачиваясь — пока — от смертоносной пляски меча Мельнит, который вот-вот выпадет из ослабевшей руки. Вот уже твари набросились на нее и рвут, еще живую, в клочья, и последним усилием воли она кричит Элиону: беги, спасайся, донеси до Гендиваля тайну, которую мы должны были раскрыть здесь — и раскрыли…

Мельнит погибла, чтобы он, Элион, выжил и оплакал ее. Еще четыре месяца назад она была жива. И с той самой минуты, когда жизнь ее оборвалась, мир Элиона превратился в неизбывную черную бездну — боль…

Элион со стоном закрыл лицо руками. Напрасно он пришел сюда. Боль его и так невыносима, а уж в этом месте, где каждый камень, каждая пядь земли дышат воспоминаниями… Нестерпимое горе привело его на распутье, и теперь ему предстоит сделать выбор. Он может покинуть Гендиваль и Тайный Совет, попросить кого-нибудь из целителей изъять из его памяти воспоминания о тех днях, когда он был чародеем, и заменить их искусственно сотворенным прошлым. Беда только, что тогда он лишится и воспоминаний о Мельнит — и это после того, как уже потерял ее въяве. Как ни мучит его прошлое, воспоминания — это все, что осталось ему от Мельнит.

Другой выход — небытие. Озеро здесь глубоко, и если Элион бросится в воду как есть — в тяжелых сапогах и одежде, при мече, — он очень скоро воссоединится с Мельнит, а если (как подозревал Элион) жизни после смерти не существует, он по крайней мере избавится от нестерпимой боли…

— Элион! Элион!

Молодой чародей вздрогнул, осознав, чья рука легла на его плечо. Судя по раздраженному тону, Кергорн уже давным-давно зовет его и не может дозваться. Густо покраснев, Элион виновато вскочил. Оставалось лишь надеяться, что его мрачные раздумья скрыл мысленный щит — первое, чему учится каждый начинающий телепат.

— Господин… — пробормотал он, сознавая, что деваться некуда. Кергорн застиг его именно там, куда строжайше отсоветовал ходить.

Архимаг поглядел на молодого чародея и покачал головой.

— Опять ты здесь, Элион? — вздохнул он. — Как бы я ни сострадал твоей утрате, скажу прямо: ты только вредишь себе, в одиночестве предаваясь мрачным мыслям. Никто не требует, чтобы ты позабыл Мельнит — мы все любили ее, — но такие назойливые страдания не польстят ее памяти, а тебе не принесут добра.

Элион враждебно насупился.

— Мельнит была моей напарницей, и я вправе оплакивать ее смерть.

— Никто и не оспаривает твоего права! Но ты, Элион, не погиб вместе с ней, хотя и считаешь, что именно так должен был поступить. Ты остался жив — а потому обязан, ради своей же пользы, смириться с ее смертью. — Кергорн окинул юношу мудрым, испытующим взглядом. — Мельнит всей душой любила жизнь. Наверняка она бы опечалилась, увидев, как ты готов заживо лечь в ее могилу.

При этих словах Элион вышел из себя.

— Проклятье! — закричал он. — Да как ты смеешь?! У Мельнит даже нет могилы! Ее плоть стала пищей для треклятых ак'загаров!

— В самом деле? Что ж, бывает и такое.

Жестокие слова архимага так потрясли Элйона, что он не разглядел сочувственного блеска в глазах Кергорна.

Жизнь чародея трудна, жестока и опасна — как зачастую и его смерть. Ты и сам это знал, когда добровольно избрал эту участь. Знаешь, скольких напарников потерял я с тех пор, как стал чародеем? А скольких еще потеряешь ты — если, конечно, сам останешься жив? Уж лучше, мальчик мой, свыкнись с этой мыслью сейчас… или же убирайся из Гендиваля и до конца своих дней расти картофель!

— Может, я так и сделаю! — огрызнулся Элион. — Все лучше, чем превратиться в бесчувственное чудовище…

Кергорн сурово поджал губы, и молодой чародей понял, что зашел слишком далеко. Он поспешно захлопнул рот и попятился.

— Помнишь то время, когда ты был ничтожным сопляком-деревенщиной? — негромко спросил архимаг. — От тебя тогда спасу не было — все ходил за мной по пятам и ныл, упрашивал, чтобы я сделал тебя членом Тайного Совета. Помнишь, что я тогда тебе ответил?

Элион кивнул, слегка поежившись при мысли о том, каким он был несносным надоедой:

— Ты сказал, что не в твоей власти сделать меня членом Совета. Что это право я должен заслужить.

Архимаг кивнул:

— Совершенно верно. И ты действительно заслужил право стать членом Совета. А вместе с тем — как бы ты сам должен был понять, если бы все эти годы внимательно меня слушал, — право на все тяготы и муки чародеев. Рано или поздно все мы теряем своих друзей, подруг, напарников. И учимся жить дальше, жить без них. Мы скорбим по ушедшим, мы чтим их память, мы всегда их помним — но никогда не позволяем мертвым править нашей жизнью. Мы не можем, не смеем допустить такого, Элион, иначе скатимся в безумие. Нет, мы учимся жить без них, продолжать их труд, дабы знать, что они погибли не напрасно.

Он помолчал, не сводя с Элйона испытующего взгляда.

— Именно поэтому, мальчик мой, я решил поручить тебе новое дело. Сегодня же. Сейчас. Как скоро ты можешь отправиться в путь?

Элион похолодел.

— Но… как ты можешь?! Я был ранен и еще не вполне оправился! Я потерял напарника, и ты… ты не смеешь посылать меня одного!

Словно пытаясь защититься, он стиснул в кулак правую руку — переломанные пальцы на ней только-только срослись. Все это время Элион неосознанно пятился, как будто хотел отгородиться от нежеланного приказа… и вдруг под ногами его сухо посыпалась земля. Сам того не сознавая, он оказался на самом краю обрыва.

Смуглая мускулистая рука кентавра стремительно ухватила его за плечо и рывком выдернула из пропасти. И снова Элион оказался лицом к лицу с неумолимым архимагом.

— А теперь слушай, — холодно и резко проговорил Кергорн. — В иное время я бы не стал отправлять тебя никуда, особенно по такому сложному делу; но сейчас мир катится в бездну и прочие люди-чародеи заняты по горло. Элион, это дело не терпит отлагательств. Казарлу, Вельдан и дракону-провидцу грозит смертельная опасность.

У Элиона кровь застыла в жилах.

— Нет, Кергорн! Только не это! Я не смогу работать с ними! После того, что произошло в логове ак'загаров…

Взмахом руки архимаг безжалостно отмел его протест.

— Прости, Элион, но больше мне послать некого. Кроме того, пора уже раз и навсегда покончить с этой нелепой враждой между тобой и Вельдан. Довольно уже я дозволял вам обоим творить глупости! А теперь возрадуйся — ты отправишься в путь не один.

В тьме отчаяния, охватившего Элиона, забрезжила слабая искорка надежды.

— Хвала провидению! Но кто же…

— Считай, что тебе выпала величайшая честь. — Впервые за все время разговора кентавр улыбнулся. — Идти с тобой вызвался не просто чародей, а старший чародей. Точнее сказать, чародейка. По правде говоря, — добавил он уже невесело, — я так и не сумел отговорить ее — а уж, поверь, старался на славу! Мне, конечно, будет недоставать моей напарницы, но она, похоже, считает, что за вами, людьми, нужен глаз да глаз.

— Что?! — охнул Элион. — Ты хочешь сказать — Тиришри?.. Но, господин…

Кергорн предостерегающе вскинул руку.

— Что бы ты ни хотел сейчас сказать — скажешь это не мне, а ей. Не думай только, что из этого выйдет толк. Я пытаюсь переспорить ее вот уже добрую сотню лет — и до сих пор не преуспел. — Он похлопал Элиона по плечу. — Мальчик мой, вы с Вельдан обязаны друг другу куда больше, чем можете представить и понять. Пришла тебе пора помочь ей. Просто сделай все, что в твоих силах… и будем, вопреки всему, надеяться, что мы еще не опоздали.