Позднейшие связи русских князей с Скандина­вами

Первым и самым главным основанием теории норма­нистов служит известие русской летописи о призвании князей из-за моря. Мы сказали выше, что противники их почти не трогали этого основания. Большею частью они, точно так же, как и скандинавоманы, принимали призвание или вообще пришествие князей за исходный пункт Русской истории и расходились только в решении вопроса: откуда они пришли и к какому народу принад­лежали? Так, Татищев и Болтин выводили их из Фин­ляндии, Ломоносов — из славянской Пруссии, Эверс — из Хазарии, Гольман — из Фрисландии, Фатер — из Черноморских Готов, Венелин, Морошкин, Савельев, Максимович (и в последнее время Гедеонов) - от бал­тийских полабских Славян, Костомаров - из Литвы. (Есть еще мнение, примыкающее к Эверсу, о происхож­дении русских князей от угро-хазар; см. Юргевича «О мнимых норманских именах в русской истории». Зап. Ogee. Об. т. VI.) Мы не видим, чтобы кто-либо между исследователями, занимавшимися варяжским вопросом, обратил исключительное внимание на фактическую дос­товерность самого известия о призвании Варягов и во­обще об иноземном происхождении княжеских динас­тий. Напротив, почти все исследователи идут от упомя­нутой летописной легенды и только различным образом толкуют ее текст; например: что она разумеет под Варя­гами Русью? На какое море она указывает? В каком смысле понимать слова: «Пояша по себе всю Русь» и т.п.? Спорили иногда о правописании, о расстановке знаков в летописном тексте, чтобы заставить его гово­рить в пользу своего мнения. А между тем весь этот текст, по нашему крайнему разумению, нисколько не в состоянии выдержать исторической критики, незатем­ненной предвзятыми идеями и толкованиями. Чем бли­же мы держимся его буквального смысла, тем более и более путаемся в нескончаемых противоречиях, когда начинаем сопоставлять его с другими несомненно исто-

рическими фактами. И наоборот: только убедившись, что мы имеем дело с легендой, а не с историческим фактом, получаем возможность стать на более прочную основу¹.

Начнем с того: есть ли малейшая вероятность, чтобы народ, да и не один народ, а несколько, и даже не одного племени, сговорились разом, и призвали для гос­подства над собою целый другой народ, то есть добро­вольно наложили бы на себя чуждое иго? Таких приме­ров нет в истории, да они и немыслимы. А что в данном случае идет речь не о князьях только и их дружине, но о целом народе, в этом едва ли может быть какое сомне­ние. Сама русская летопись представляет тому убеди­тельные доказательства. По ее словам, в 862 году Рюрик с братьями призван в Новогородскую землю. В том же году Оскольд и Дир уходят от него на юг и захватывают Киев, а через год или через два они уже нападают на Константинополь в количестве 200 лодок, на которых помещались приблизительно до 10000 войска, состояще­го из Руси. (Да и это количество еще слишком незначи­тельно в сравнении с таким предприятием, как нападе­ние на Константинополь.) А между тем Оскольд и Дир могли отвлечь только часть Руси от Рюрика, у которого оставалась главная ее масса. Напомним, что, судя по летописи, он господствует от Чудского озера и Западной Двины до низовьев Оки и занимает своими дружинами главные пункты в этих землях (Новгород, Белоозеро, Из-борск, Ростов, Полоцк, Муром и, конечно, некоторые другие). Далее, что сказать о непосредственно следую­щих затем обширных завоеваниях и походах Олега, предпринятых со многими десятками тысяч? Судя по летописи, он совокупил войска из всех подвластных ему народов. Но ведь это были народы большею частью

¹Только скептическая школа Каченовского заподозрила несос­тоятельность всего этого сказания, но говорила о том мимоходом, без связи с другими данными, не развивая ничего до конечных выводов и подчас просто увлекаясь своими отрицаниями. Тем не менее школа эта далеко не заслуживает того сурового приговора, который над ней произносили. Некоторые мысли, высказанные ею о русской летописи, нашли себе оправдание в позднейших иссле­дованиях.

только что покоренные; следовательно, чтобы держать их в покорности и двигать с собою их вспомогательные войска, нужна была значительная и однородная масса завоевателей; притом, такое движение возможно только на суше, а не на море. Поход Олега на Царьград, пред­принятый в столь широких размерах и исполненный с такою удачей, если бы был достоверен, указывал бы на опытных и бесстрашных моряков, следовательно опять на массу более или менее однородную. Едва ли в этом морском ополчении можно допустить присутствие при­веденных в летописи элементов, вроде Мери, Радимичей и т. п. народов, живших внутри России и совсем не зна­комых с морем. Если даже оставить в стороне поход Олега, о котором Византийцы не упоминают, то остается еще поход Игоря; о нем византийские историки говорят так же положительно, как и о нападении Оскольда (не называя впрочем последнего по имени). Несмотря на всю краткость и отрывочность византийских известий о походе Игоря, мы можем, однако, догадываться, что это не был простой набег только из-за добычи, как обыкно­венно у нас его изображают; нет, это была целая и довольно продолжительная война. Руссы высадились в Малой Азии и воевали там несколько месяцев (а в Ма­лой Азии были тогда многочисленные славянские насе­ления, не всегда покорные Византии); между тем флот их опустошал берега Боспора. Византийская империя только с большим напряжением своих сил заставила на­конец Руссов удалиться. (Нельзя не отдать некоторой справедливости мнению Венелина, который связывает эти предприятия с событиями в Болгарии и с отношени­ями Болгарии к Византии. Походы Святослава вполне подтверждают это мнение.)

А походы Руссов на Каспийское море в 913 и 944 го­дах, упоминаемые Арабами и предпринятые также десят­ками тысяч Воинов? Обратите внимание на те места договоров Олега и Игоря, где говорится о светлых рус­ских князьях, состоявших под рукою Киевского князя; в договоре Игоря приводятся и многие имена этих (удель­ных) князей; каждый из них имел, конечно, свою дружи­ну. Обратите внимание также на главные статьи этих

договоров. Разве они не указывают на существование уже значительных и деятельных торговых сношений, и не одних торговых, но и посольских? Договоры ведутся исключительно от имени Руси, как народа сильного, дав­но оседлого на своих местах и довольно ясно определяв­шего свои отношения к соседям. Эта Русь выделяет из себя значительное количество торговых людей, которые предпринимают далекие плавания и подолгу проживают в чужих странах. (О больших русских караванах, ходив­ших ежегодно в Черное Море, говорит и Константин Багрянородный.) Эти русские купцы-воины, торговавшие в Константинополе, были настолько многочисленны, что, в видах безопасности, ставится условием, чтобы они не входили в город за раз более 50 человек, и притом без оружия. В тех же договорах говорится не об одних тор­говцах и послах, но упоминаются и Руссы, состоявшие наемниками в войсках византийских императоров (о рус­ских наемных отрядах говорят и византийские истори­ки). Параллельно с этими договорами мы можем поста­вить относящиеся к той же эпохе арабские известия о русских торговых караванах на Волге, то есть в Хазарии; в городе Итиле, столице Хазарской, встречаем целую колонию русских купцов; у Хазарского царя также есть наемное войско из Руссов.

Все доказывает, что Русь, основавшая наше государ­ство, не была какою-нибудь отдельною дружиной или каким-то родом, который пришел с своими князьями, призванными в Новгородскую землю для водворения по­рядка. Нет, это был целый сильный народ, отличавшийся предприимчивым, суровым и властолюбивым характером. На его свирепость сильно жалуются византийские извес­тия. Не одним соседям доставалось от этого народа; гос­подство его не было легким и для подчиненных племен; из их среды он конечно брал то огромное количество рабов, которых отсылал на продажу в соседние страны. Припомним слова, вложенные в уста Святослава, о том, что из Руси идут в Грецию шкуры, воск, мед и челядь. По известиям Константина Багрянородного и Ибн Фадлана, у русских купцов главным товаром являются невольники и невольницы. Звериными шкурами и медом платили

дань Руси подчиненные ей племена. Что эти племена чувствовали тяжелую руку господствующего народа и не были равнодушны к своему положению, показывает смерть Игоря и последующая затем истребительная вой­на с Древлянами. Человеческие жертвы, приносимые ки­евскому Перуну, также не свидетельствуют в пользу ти­хих, кротких нравов, которыми наш летописец наделяет племя Полян (иначе называвшееся Русью). По летописи выходит, что, как северные Славяне добровольно призва­ли к себе господ, так и южные племена большею частию покорились им легко. «Кому дань даете?» спрашивает русский князь. «Хазарам!» отвечают Северяне или Ради­мичи. «Не давайте Хазарам, а мне давайте». И племена будто бы покорно повиновались.

Некоторые писатели, поддерживающие скандинавс­кое происхождение Руси, не настаивают собственно на добровольном призвании, а склоняются к тому, чтобы предположить завоевание или какую другую комбина­цию. Но вопрос все-таки сводится к тому же выводу. Так как из самой же летописи вытекает, что это был сильный народ, в короткое время покоривший столько племен и основавший огромное государство; следова­тельно он должен был совершить свое движение из Скандинавии в значительных массах и произвести наше­ствие вроде, например, Остготов или Лангобардов, поко­ривших Италию. Но могло ли подобное движение ос­таться незамеченным современниками и не найти ника­кого отголоска ни в скандинавских, ни в немецких, ни в византийских источниках? Следовательно, такого дви­жения не было. Да оно и не могло быть в подобных размерах. Ближайшая к России скандинавская страна, Швеция, была в те времена сама еще очень бедно насе­лена; германский элемент ее был еще очень малолюден. Наиболее сильный норманнский народ, Датчане, около того времени только что заявили себя морскими набега­ми; но их стремление было обращено на берега Запад­ной Европы; главные усилия их, как известно, обрати­лись на Англию. О Норвежцах можно сказать то же, что о Шведах и Датчанах вместе, то есть они были так же малочисленны, как Шведы, и так же стремились на за-

пад, как Датчане. Мы видим, как создалось Нормандское герцогство, подготовленное предыдущими нападениями Норманнов, как постепенно подготовилось окончатель­ное завоевание Англии, и при каких обстоятельствах положено начало Неаполитанскому королевству. Можно ли отсюда заключить о том, что всем трем упомянутым событиям уже предшествовало быстрое завоевание теми же народами всего пространства от Финского залива до Черного моря, пространства, населенного отнюдь не робкими, бессильными или малочисленными племенами. Надо оставить мнение, пущенное в ход хотя и знамени­тым писателем (Шафариком), но тем не менее ошибоч­ное, мнение о какой-то миролюбивой, пассивной натуре Славян, одаренной разными благими качествами, за ис­ключением главных, каковы любовь к независимости и способность организации.

Скандинавским народам было не под силу в IX веке основание такого огромного государства, каково Русское. На востоке им было достаточно дела и с Балтийскими Славянами.

II

Date: 2015-09-22; view: 403; Нарушение авторских прав