А) использование категории вида в русском языке

Одним из специфических элементов грамматического строя русского языка, как и ряда других славянских языков, несомненно является категория вида глагола. Использование ее в переводе с германских и тех романских языков, где ее нет, связано прежде всего с передачей значения разных форм времени (простых и сложных). Однако соотношение между каждой из систем временных форм (например, французской или немецкой) с русскими видами слишком специфично (ср. например, разницу между разветвленной системой французских временных форм: imparfait, passe simple, passe compose и т. п., где имеются более постоянные соответствия русским видам, и формами Prateritum и Perfekt в литературном немецком языке, основное различие между которыми — стилистическое). Рассмотрение всех этих вопросов — необходимый раздел исследования, посвященного грамматическим соотношениям двух языков.

Здесь же должен быть затронут лишь один вопрос, общий для всех случаев перевода на русский язык, а именно — использование видовых форм для достижения перевода, полноценного с точки зрения русского языка, т. е. перевода, применяющего весь арсенал существующих языковых средств.

Грамматическая категория вида глагола, как специфическая особенность русского (и других славянских языков), издавна привлекала и привлекает сейчас внимание исследователей как отечественных, так и зарубежных.

Форма вида русского глагола является важнейшим средством передачи значений, выражаемых во многих других языках различием временных форм. Но кроме того, форма вида выполняет и особую роль, служа для различения того, что в подлиннике никак не разграничено. Другими словами, переводчику на русский язык часто приходится выбирать между двумя возможностями, которые непосредственно не диктуются подлинником, так сказать, не «вписаны» в него. Это бывает, в частности, тогда, когда переводится глагол, данный в неличной форме, будь то герундий (для английского языка) или инфинитив.

Вот, например, последний абзац книги Дефо «Приключения Робинзона Крузо»:

В переводе обращает на себя внимание несовершенный вид глагола «кончать», как соответствие английскому герундию "ending". Казалось бы, привычнее и «глаже» в данном сочетании слов была бы форма совершенного вида — «кончить». Однако автор имел в виду не смерть героя, а промежуток времени (и притом, по-видимому, довольно длительный), охватываемый последними его годами. И замечание о счастье относится, конечно, не к тому, что ему предстоит «кончить жизнь», а к тому, что он кончает ее благополучно и спокойно. Несмотря на необычность и неожиданность именно этой формы вида, нельзя не согласиться с переводчиком и редактором, которые преодолели трудность задачи, на вид легкой и простой, взяв за основу смысл контекста, подсказавший нужное решение.

Наличие в русском языке форм вида, которых нет в ИЯ, может создавать в переводе специальные трудности: последние возникают, когда надо передать подряд несколько глаголов в инфинитиве, требующих, при переводе раскрытия выражаемых ими степеней длительности, которые могут оказаться ив противоречии,друг с другом. Для примера — начало первой главы новеллы Флобера «Простое сердце»:

„Pendant an demi-siècle, les bourgeoises de Pont-l'Evêque envièrent à Mme Aubain servante Félicité.

Pour cent francs par an, elle faisait la cuisine et le ménage, cousait, lavait, repassait, savait brider un cheval, engraisser les volailles, Battre le beurre, et resta fidèle à sa maîtresse, - qui cependant n'était pas иве personne agréable".

Трудность применения видовых форм здесь — не столько в отношении глаголов подлинника, выступающих в спрягаемой форме, сколько в отношении глаголов, которые по-французски даны в инфинитиве:

Ср. перевод П. С. Нейман:

«В продолжение целого полувека Фелиситэ, служанка г-жи Обэн, была предметом зависти понлэвекских обывательниц.

За сто франков в год она стряпала, убирала комнаты, шила, стирала, гладила, умела взнуздать лошадь, откармливать домашнюю птицу, сбивать масло и при этом была неизменно предана своей хозяйке, особе далеко не из приятных»1.

Внутреннее противоречие (и смысловое, и формально-грамматическое) наступает в том месте перевода, где сталкиваются рядом два инфинитива разной формы — «взнуздать» и «откармливать», причем глагол-сказуемое к которому они относятся («...умела») продолжает общую линию предложения («за сто франков в год она стряпала, убирала...») — так, как будто «за Сто франков в год она... умела взнуздать лошадь, откармливать домашнюю птицу...» и прочее: ведь смысл обстоятельственного сочетания «за сто франков в год» распространяется и на всю дальнейшую часть предложения.

Практически выход из противоречия может быть достигнут с помощью более решительного приема, а именно – разбивки предложения:

«В продолжении целого полувека служанка г-жи Обен Фелисите была предметом зависти понлэвекских дам.

За сто франков в год она стряпала, убирала комнаты, шила, стирала, гладила; она умела запрягать лошадь, откармливать птицу, сбивать масло, и оставалась верна своей хозяйке, хотя та была особа не из приятных». (Перевод Н. Соболева)2.

В обоих рассмотренных переводах разные временные формы. спрягаемых глаголов (faisait.., cousait, lavait, repassait... et resta fidele) переданы одной и той же видовой формой [«стряпала...», «шила...», «была предана» (оставалась верна)], которая оказывается вполне достаточной для передачи разных видовременных оттенков.

Необходимость выбора в русском переводе одной из двух видовых форм глагола заставляет до конца раскрыть характер действия, обозначаемый иноязычным глаголом и в пределах контекста подлинника не вызывающий какого-либо сомнения. Это показывает, между прочим, следующий пример - начало одного из эпизодов «Путешествия по Гарцу» Гейне:

„Die Sonne ging auf. Die Nebel flehen wie Gespenster beim drittea Hahnenschrei. Ich stieg wieder bergauf und bergab, und vor mir schwebte die schöne Sonne, immer neue Schönheiten beleuchtend".

Отрывок непосредственно не связан с предыдущей нитью повествования: это только начало нового фрагмента в общей цепи путевых впечатлений поэта. Таким образом, предшествующее ничего не говорит читателю и переводчику о том, в какой момент — во время ли восхода солнца или уже после него — мы застаем повествователя. Однако в существующих русских переводах, естественно, оказывается выбранным вполне определенный видовой вариант, а именно форма совершенного вида. Ср. четыре перевода:

«Солнце взошло. Туман рассеялся, точно привидения после третьего крика петуха. Снова пошел я вниз и вверх по горам, а предо мною катилось прекрасное солнце, освещая каждую минуту новые красоты». (Перевод П. И. Вейнберга)1.

«Взошло солнце. Туманы бежали, как призраки при третьем крике петуха. Я опять шел то в гору, то под гору, и передо мною плыло прекрасное солнце, освещая все новые и новые красоты». (Перевод М. Л. Михайлова)2.

«Взошло солнце. Туманы рассеялись, как призраки при третьем крике петуха. Я снова стал взбираться на горы и спускаться с гор, а передо мною плыло прекрасное солнце, освещая все новые и новые красоты». (Перевод В. А. Зоргенфрея)3.

«Солнце взошло. Туманы рассеялись, как призраки, когда третий раз прокричал петух. Я снова шел с горы на гору, а передо мною парило прекрасное солнце, озаряя все новые красоты». (Перевод В. О. Станевич)4.

Различен в разных переводах порядок слов в начальной фразе («солнце взошло» и «взошло солнце»), но не случайна одинаковость вида глагола, на которую наталкивается дальнейший контекст — образ рассеивающегося тумана, вызывающего мысль о быстроте, мгновенности обозначенного здесь действия; эта мгновенность подчеркивается и сравнением с исчезающими или бегущими призраками; оттенок этой быстроты, мгновенности распространяется задним числом и на первое предложение и только отсюда — возможность выбрать нужную переводчику видовую форму. В результате учета смысловых связей с контекстом никакой неясности, неопределенности не остается, хотя видовой оттенок и не «вписан» в ту или иную глагольную форму подлинника1.

Date: 2015-09-22; view: 588; Нарушение авторских прав