Если возможны исключения и послабления

Если возможны исключения для падших и послабления для отрекшихся, то какой смысл в подвиге исповедничества и мученичества? Этот вопрос неоднократно ставит великий исповедник пред теми, кто хотел бы обессилить епитимию запрещения священнодействий для священников не устоявших против ереси.

“ Аще по человеку со зверем боряхся в Ефесе, – говорит апостол, – кая ми польза? ” (1 Кор. 15, 32).

Скажу и я: если, по-вашему мнению, после отречения или общения с христоборцами такие тотчас должны быть принимаемы и оставаться без епитимии; то для чего я напрасно подвергаюсь опасностям каждый день, а не уклонил­ся к противникам и потом тотчас чрез покаяние (исповедь) присоединился к православным без епитимии? Не льститеся; тлят обычаи благи, беседы злы (1 Кор. 15, 33). Бодрствуйте в Господе. Кое общение свету ко тьме (2 Кор. 6, 14), чтобы у нас делалось подобно христоборцам? Ибо они гово­рят, приходящих к ним из православия принимают с радостью без епитимии. Увы, следовательно, нам должно и увенчивать отрекшихся от Христа и прославлять, как они некоторых из тех. Братие, – умоляю вас, не дети бывайте умом но усовершайтеся в истинном ведении ” (1 Кор. 14, 20). (Там же, часть 2, письмо 11. К Навкратию сыну, стр. 343).

“Если можно разрешить священнодействовать пресвитеру, уклонившемуся в общение с ересью, то зачем, какой смысл в мученичестве? – Ответ: Ты знаешь, что не малое воздвигнуто гонение при свирепствующей до на­стоящего времени ереси, но кровь проливалась, и тела терзались, и му­ченики совершались. А какие страдания были в темницах и заключениях, нужно ли говорить об этом? Ссылки, изгнания, ограбления, железные оковы, изнурение голодом, удаление в пустыню и все прочее, о чем долго бы повествовать. Если же это так, то неужели этому пресвитеру можно выходить спокойно, получая неувядаемый венец славы? Напротив, так как он обличен в общении и подписи против Христа, Матери Его и всех святых, – ибо, чрез иконы их – это относится к первообразам, – то как он не считает за великое для себя, что еще живет и прощается ему беззаконие, как не избегает касаться и вышесказанного, позволяемого по человеколюбию, а не только, чтобы ему получить совершенное разрешение на священнослужение? Иначе все погибло, тщетно мученичество, напрасны ратоборные подвиги; но да не будет! Мученик в этом исповедании есть мученик, и отпадший при этом отречении – есть отступник, и всякому падшему нужно плакать до смерти, если послушается меня, доброго советника”. (Там же, часть 2, письмо 204. К Ирине игумении, стр. 608).

Здесь особенно сильна мысль: если мученик при мучениях не устоит, то он, по закону Церкви – отступник. Так неужели же тот, кто без му­чения отступил, не отступник?!

Преподобный исповедник объясняет, почему он не может сделать исключения для отпадшего:

“Почтенство твое опять говорит о пресвитере, испрашивая ему разрешения на священнослужение; если бы испрашиваемое было делом человеческим, то хорошо бы; мы стараемся во всем удовлетворять тебя, желая сделать угодное тебе, много благодетельствующему нам; ибо так как этот предмет касается Бога, и относится к преступлению определения божест­венных правил, то прости, любезнейший друг, мы не можем произвести суд вопреки Богу и священным правилам, особенно когда по предмету совершенно подобному в прежние времена мы жертвовали всею жизнею своею, решаясь скорее идти на опасности, на ссылку и на смерть, нежели согласиться на нечестие и нарушение Евангелия Христова... Итак, зная опасности суда, не принуждай нашего смирения. Ибо, если мы каждый день подвергаемся опасностям за слово Истины, то как решимся поступить вопреки Истине? Не следует, господин, делать или говорить что-нибудь вопреки Божественно определенному правилу. Надеемся, что и сам ты, ища одной воли Божией и спасения души своей, согласишься с нами в сказанном и будешь молиться, чтобы мы еще более утвердились в Божественном законе и не решались ни в чем преступить Божию заповедь и правило”. (Там же, часть 2, письмо 202. К Филофею ктитору, стр. 606-607).

И снова преподобный исповедник ставит вопрос: как иначе обнаружить различие между изменившими и неизменившими истине, если не будет отлучения от священнодействия тем священнослужителям, которые пошли на общение с еретиками?

“Ты, богопочтенный, знаешь, что по общему согласию, как еще живущих на земле, так и недавно преставившихся ко Господу исповедников, постановлено запрещать священнослужение тем (священным лицам), кто хоть один раз был увлечен в общение с еретиками, разумеется до времени посещения Божия промышления (до собора, восстанавливающего православие и осуждающего господствующую ересь). Как можно нарушить этот закон?! Ведь в чем ином выразится различие между изменившими истине и оставшимися верными, между мужественно подвизавшимися и теми, кто совершенно отрекся от страданий за благо? И где окажется различие между Христом и Велиаром, светом и тьмою, если все будет смешано, если будет произведен суд до соборного суда, и дастся мир до (наступления) мира? Это, мужественнейший из отцов, должно быть решительно отвергнуто; так кажется мне, я скажу, – и истине!... Конечно, до положенного времени (до собора) не должно возвращать степень, из которой он извергнут за нарушение заповеди...” (Там же, часть 3, письмо 284. К Ефимию, стр. 817).

Несмотря ни на что, хотя бы оказалось и очень мало священников, не входивших по страху в общение с ересью антихристовой, ныне господствующей, правила святых исповедников, об отлучении отступивших от священнодействия до собора, должно оставаться в силе и быть крепчайшим основанием (фундаментом) ныне существующей гонимой и уничтожаемой антихристом Истинной Церкви Христовой!

21. Бегство – законно, обман – недопустим.

Возникает вопрос, что можно и чего нельзя делать в условиях господства нынешней ереси, самой тяжкой и последней, при окончательно развитой форме которой, по откровению свыше, и наступит кончина мира. Преподобный Феодор Студит дает необходимые разъяснения и наставления, которые являются одновременно и правилами.

“Будь здоров, возлюбленный сын мой, мужайся, руководи братьев тво­их, ободряй, показывай то, что относится к Истине, побуждай к мученичеству. Таково время, хотя и укрываетесь вы законно. Ибо подвергать самого себя искушению, – о чем желал ты знать, – значит то же, как если бы кто-нибудь по собственному побуждению выдал себя убийцам. Если же святой Гордий, равно и некоторые другие из мучеников самопроизвольно выходили на мучение, то требовали этого обстоятельства, так как случалось, что никто не осмеливался прямо говорить, и безбожие сильное разгоралось. Притом, они чистым сердцем созерцали Бога и от Не­го были побуждаемы. Так и великий Предтеча с опасностью для себя обли­чал Ирода. И теперь по благодати Божией много поборников и мучеников; но выдавать самого себя – дело незаконное ”. (Там же, часть, 3, письмо 44. К Симеону сыну, стр. 399-400).

В письме “к братиям разсеянным” преподобный Феодор говорит:

“Поэтому я смиренный опять говорю; радуйтесь в Господе, отцы и братия; радуйтесь, гонимые правды ради (Матф. 5, 10); радуйтесь, пребывающие в горах и пещерах, равно как скрывающиеся в городах и местах потаенных ”. (Там же, часть 2, письмо 62, стр. 417).

Самое бегство святой отец приравнивает к подвигу исповедничества.

“Сам Христос, Которого исповедуют, радуется и подвизается с каж­дым исповедником. Ибо иначе мужественно переносящие настоящие бедствия не переносили бы их:... не видны были бы везде народные темницы, не наполнились бы пустыни, горы, леса и пещеры обратившимися в бегство ради Господа ”. (Там же, часть 2, письмо 71. К Навкратию сыну, стр. 430).

“Благодарю Бога, что и вы, святые отцы, остались непоколебимы в буре иконоборческой ереси, не увлекшись в душепагубное общение с нею, но бегством достигнув преблаженного венца гонения. Поистине достигшего до­стойного вашей добродетели и явившего прежде совершенные аскетические подвиги”. (Там же, часть 2, письмо 199. К Аволию и Иоанну монахам, стр. 596).

Много можно привести подобных свидетельств, но и предложенного достаточно, для убеждения в том, что бегство и иное самоукрытие от свирепствующей ереси, не только законно, но благословенно и блаженно. Если бегство и самоукрытие от гонителей-еретиков преподобный Феодор Студит одобряет и приравнивает к подвигу исповедничества, то словесный обман гонителей, построенный на игре слов, святой исповедник не только не одобряет, но даже считает изменой истине и богоотступничеством.

“ Если православный, обличенный в необщении с еретиками, перекрестится и скажет им: “Я имею общение”, тогда как еретики не требовали от него ничего другого; а сам он тайно имел в мыслях: “Я имею общение с православными”, это не экономия, т. е. недопустимое приспособление к обстоятельствам, но измена истине. Ему епитимия в половину против того, кто всецело вступил в общение с ересью”. (Там же, часть 2, письмо 40. К Навкратию сыну, стр. 394).

Есть и такой вопрос, который в наше время и в наших условиях может приобрести несколько иной вид, но по существу это тот же самый вопрос, но только в более острой форме. Святый исповедник пишет:

“ Если кто, поклявшись, что он не поклоняется Божественной иконе и не принимал также православного монаха, но после клятвы, сознав свое падение, раскается и станет тайно покланяться, то все равно – это тяжкое падение; он уже сделался отступником от Христа...; поэтому должен быть отлучен от Святых Таин на три года, при великом снисхождении”. (Там же, стр. 395).

Но поскольку теперь дело идет о вере и поклонении Богу, то ясно, что: если кто скажет, заявит, что он – неверующий, а потом раскается и станет тайно веровать и, насколько это возможно, поклоняться Богу, то все равно, это великое и тяжкое падение. Это – отречение от Бога и Христа. И таковой человек – есть отступник.

Итак, укрываться от гонителей-еретиков можно. А заявлять им, обманывая их: “Я, мол, неверующий” – отречение от веры и Бога.

22. Вера в Бога и мужественное исповедничество неразлучны.

Одно без другого не может быть. Нельзя веровать в Бога, а перед людьми этой веры не исповедовать, отрекаться от этой веры. Об этом постоянно говорит преподобный Феодор Студит:

“Докажи же сам, если можешь, из Божественных изречений, что это не ересь, не указывай мне на большинство и не хвастайся ночными чтителями Бога... Если они почитают Бога, то где смелость речей?” (Там же, часть 1, письмо 48. К Афанасию сыну, стр. 302).

“ А молчание (против ереси) есть отчасти согласие... Поэтому теперь, возлюбленный, настало время говорить нам... Согласно с Василием Великим, нам нужно в точности следовать правилам, – ибо иные речи прежде войны, и иные после войны!... Всякий, заступающийся и страждущий за истину, есть основание и вершина церкви... ” (Там же часть 1, письмо 43. К брату Иосифу и архиепископу, стр. 292-293).

“В настоящее время гонения на Христа не только выдающиеся по своему положению или знаниям должны подвизаться, проповедуя и уча слово православия, но и состоящие в числе учеников должны дерзновенно исповедовать Истину и свободно заявлять о ней. Это не мои, грешника, слова, а божественного Златоуста, а также и других отцов”. (Там же, часть 3, письмо 278. Монашествующим, стр. 808-809).

“ Ибо заповедь Господа – не молчать, в то время, когда в опасности вера. Г овори, – сказал он, – и не молчи. И аще обинется (если поколеб­лется ), не благоволит душа Моя о нем (Евр. 10, 38). И, еще: Аще сии умолчат, камение возопиют (Лук. 19, 40). Итак, когда идет дело о вере, то не следует говорить: “ Кто я такой?” – священник? Нет. Начальник? Нет. Воин? Земледелец? Также нет. Я – бедняк, зарабатывающий только на дневную пищу. Меня не касается речь и забота об этом предмете. Увы, камни вопиют, а ты остаешься безмолвным и беззаботным? Бес­чувственная природа слушается Бога, а ты не слушаешься? Существа не­одушевленные и не подлежащие отчету на суде, как бы страшась повеления, издают голос, а ты, имеющий явиться к ответу пред Богом во время суда и о праздном слове дать отчет, хотя бы ты был нищим, безрассудно говоришь: какая мне об этом забота?… Таким образом и самый последний бедняк не будет иметь никакого оправдания в день суда, если не станет ныне говорить, как имеющий быть судимым и за это одно, а тем более всякий из обличенных высоким саном, до самого облеченного диадемою, которому предстоит суд неумолимый. Ибо, “ сильнии сильне истязаны будут ”, говорит Писание; и еще: “ суд жесточайший преимущим бывает ” (Прем. 6, 7, 6). Говори же, господин мой, говори! Поэтому и я, несчастный, говорю, боясь суда ”. (Там же, часть 2, письмо 81. К Пантолеону логофету, стр. 441-442).

“Итак, страшный суд за молчание, особенно, при настоящей злонаме­ренной глухоте еретиков... Пребывай же, возлюбленный, на свещнице слова, по заповеди Евангельской, и свети всем, иже в храмине суть (Мф. 5, 15), чтобы простые взором принимали свет, а смежающие чувства свои пожали плоды своего невнимания...” (Там же, часть 2, письмо 209. К Антонию епископу, стр. 614).

“А ты, чадо мое возлюбленное, укрепляйся о Господе и нисколько не падай духом пред ссылкой. Твердо стой. Если спросят. Принеси свое доброе исповедание. Если нужно подвергнуться заушению, заушайся вместе со Христом, подвергнись заключению, испей желчь горестных обстоятельств, взойди на крест произволением, ибо каждому, пожелавшему нести страдания, это зачтется за действительное страдание... Кому превозноситься, кому радоваться, веселиться и благодушествовать, как не тем, кто заключен и страдает за Христа?” (Там же, часть 2, письмо 44. К Навкратию сыну, стр. 663-664).

“Проводив блаженного отца моего со святым моим Калогиром (пострадали за Христа), я царствую, владычествую, радуюсь и ликую. Так я встречаю, как наслаждения, озлобления со стороны мира; бесстрашный, непреклонный, я дерзаю сказать вместе со святым Давидом: Аще ополчится на мя полк, не убоится сердце мое (Пс. 26, 3). Мне приятна смерть – ради вечной жизни! Таким образом и так высоко настроенный, я исповедую себя мерзостью для всех людей и отверженным от Бога за безчисленные свои прегрешения ”. (Там же, стр. 664).

Внушая неустрашимость пред гонителями, преподобный игумен одно­временно напоминает, что необходимо заботиться и о безопасности.

“Не следует, ведь, молчать из страха пред царями (властителями), когда должно говорить: Аще усумнится, – говорит Писание, – не бла­говолит душа Моя о нем (Аввак. 2, 4). Отвергая это, царь (гонитель веры) запрещает учить и даже разговаривать, но хотя мы и грешны, однако, признаем себя учениками тех, кто сказал: Аще праведно есть пред Богом вас послушати паче, нежели Бога, судите (Деян. 4, 19). Ведь мы не можем молчать о том, что слышали и знаем. Но при всем этом, однако, мы стараемся обезопасить себя от могущих возникнуть слухов...” (Там же, часть 3, письмо 48. К Навкратию сыну, стр. 666).

“ Не впадай в уныние, чадо мое возлюбленное, а стой еще мужественнее. Если даже нужно умереть, умрем со Христом, чтобы жить с Ним во веки. Ведь мы все равно умрем, как бы этого не избегали. Да, умоляю тебя, чадо мое!” (Там же, часть 3, письмо 52. К Феоктисту сыну, стр. 669).

“ Благодушно перенести темничные трудности, со дня на день ожидая спасения от Бога. Если даже следует умереть за Христа, умрем, чтобы жить вечно. О, добрый Дорофей, стой мужественно, как Божий дар! ” (Там же, письмо 53. К Дорофею сыну, стр. 669-670).

“ Ты принес исповедание, заключен в темницу, как золото расплавлен в печали и болезни. Будь, чадо мое, еще настойчивее и терпеливее, чтобы просиять, как солнце”. (Там же, письмо 54. Чаду Вассиану, стр. 670).

“ Блаженны умершие за Господа, ибо за одно мгновение приобретут целые века (вечность)!” (Там же, часть 3, письмо 61. К Навкратию сыну, стр. 674).

“Потому будь всегда осторожен, чтобы работать Богу, и служить мне грешнику. Снабди и отошли по делам в столицу, внушив ему мудро и разумно, т. е. осторожно, исполнить поручение. Несчастный, я нахожусь между двух страстей, как двух враждебных сил, как об этом часто тебе пишу, – естественного страха и заповеданного безстрашия (Мф. 10, 28). Мне нечего оправдываться заключением, так как я могу говорить. Ведь, если враги Господни, опираясь на помощь кесаря, дерзки в своем нечестии, увлекая народ Божий, и распространили пламя по всей церкви, то что ж угрожает нам, имеющим на своей стороне Царя всех? А мы даже и тайно не беседуем со своими единомышленниками. По этому поводу Григорий Богослов в смысле сильной укоризны говорит: “ Молчат уста благочестивых ”. С другой стороны, “ мы получили заповедь избегать искушений, как уже сказано, надо идти средним путем и, если, несмотря на это, придется подвергнуться гонению, тогда это блаженное дело ”. (Там же, письмо 63. К тому же, стр. 675-676).

Итак, величайший исповедник Христов, преподобный Феодор Студит наставляет, что наша вера в Бога требует от каждого христианина неустрашимого мужества, небоязненного исповедничества, готовности ради веры идти не только на страдания, но даже и на смерть. Но в условиях свирепого гонения, особенно антихристова, вера Христова требует и созидающей общее дело Церкви осмотрительности и осторожности. Ибо нельзя, беззаконно, явно выдавать себя гонителям, дабы подвиг исповедничества был делом благого Промысла Божия, а не самоуверенной воли и легкомыслия человеческого. Недаром же сказано: И ин тя пояшет, и ведет, аможе не хощеши ” (Иоан. 21, 18).

Заключение

Выше были предложены правила поведения православного христианина во время господства богоборной ереси, извлеченные из творения величайшего исповедника веры Христовой – преподобного игумена Феодора Студита. Эти правила очень строги, но и очень близки нам, нашим вопиющим нуждам духовным. Ибо, эти правила созданы, а, вернее, внушены удерживающим антихриста (2 Фесс. 2, 7) Духом Святым, – как средство необходимой защиты против опасности поглощения истинной веры и Церкви богоборческой ересью.

Правила строги, но они “общий голос” древней исповеднической и мученической Церкви, а поэтому должны быть особо близки нам, потому что они – плод благодатного прозрения святого исповедника в то, что “ настоящие события оказываются введением к пришествию антихриста ”. Это подлинные слова самого преподобного Феодора Студита (Творения, том 2, часть 3, письмо 42. Патрицию, стр. 662).

И если те события были “введением к пришествию антихриста”, то ныне мы живем уже в условиях его пришествия и его богоборного владычества. И коль строги строгие правила преподобного Феодора Студита, – а они не только его правила, но и всей Церкви борющейся, – были необходимы тогда, то тем более они необходимы теперь, – с подбором из этих пра­вил самых строгих решений, ибо зло достигло неимоверного развития.

А м и н ь.