Серж Московичи

Серж: Московичи (род. в 1928 г.) — современный французский социальный психолог, который разработал теорию социальных представлений, уходящую своими корнями к концепциям Ле Бона, Г. Тарда, 3. Фрейда.

С. Московичи родился на территории современной Молдавии в семье торговца зерном. В возрасте 10 лет был исключен из гимназии на основании законов, запрещавших учебу еврейским детям. Пере­жил еврейский погром в Бухаресте в январе 1941 г. В 1943—1944 гг.

находился на принудительных работах вплоть до освобождения Румынии советскими войсками. В послевоенные годы работал на заводе слесарем-сборщиком. К 1948 г. перебирается в Париж, где на правах беженца добивается стипендии в университете Сорбонны. Изучает психологию, антропологию и психоанализ. Позже продол­жает образование в США — в Принстоне и Стэнфорде. Начинает преподавательскую деятельность в Новой школе социальных наук в Нью-Йорке. Публикуется с начала 60-х годов на французском языке и во французских издательствах. Наиболее известные работы «Психоанализ — его восприятие и публика» (1961, 1976), «Психо­логия активного меньшинства» (1979), «Век глупцов. Историче­ский трактат о массовой психологии» (1981, 1987), «Социальная психология (редактор)» (1984), «Машина для производства богов» (1988), «Размышления о природе и об экологии» (2002). Последние десятилетия является директором исследований в Высшей школе социальных наук в Париже.

Его исторический трактат по психологии масс «Век толп» (1981) сыграл выдающуюся роль в восстановлении внимания научного со­общества к одной из сокровенных и опаснейших тайн новейшего времени — иррациональной склонности толпы к разрушительным, преступным действиям. Проблема массовизации индивидов и ин­дивидуализации жизни в обществе — одна из ключевых проблем современности. Ей уделено значительное внимание в базовом по­собии учебного комплекса (глава 6 и другие). Помещенные ниже фрагменты названной книги С. Московичи помогают уяснить существо и масштабность этой проблемы.

А.З., Н.Л.

ИНДИВИД И МАССА*

Если бы вы попросили меня назвать наиболее значительное изобретение нашего времени, я бы, не колеблясь, ответил: инди­вид. И по причине совершенно очевидной. С момента появления человеческого рода и до Возрождения горизонтом человека всег­да было мы: его группа или его семья, с которыми его связывали жесткие обязательства. Но, начиная с того момента, когда великие путешествия, торговля и наука выделили этот независимый атом

* Цит. по: Московичи С. Век толп. / Пер. с фр. Т.П. Емельяновой. М., 1996. С. 38—40, 200—202. Цитируемый текст иллюстрирует содержание главы 6 второго раздела базового пособия учебного комплекса по общей социологии.

человечества, эту монаду, наделенную собственными мыслями и чувствами, обладающую правами и свободами, человек разместился в перспективе я или я сам. Его ситуация вовсе не легка. Индивид, достойный этого имени, должен вести себя согласно своему разуму, надо полагать, судить бесстрастно о людях и вещах и действовать с полным сознанием дела. Он должен принимать чужое мнение только с достаточным на то основанием, оценив его, взвесив все за и против с беспристрастностью ученого, не подчиняясь суждению авторитета или большинства людей. Итак, мы от каждого ожидаем, что он будет действовать рассудительно, руководствуясь сознанием и своими интересами, будь он один или в обществе себе подобных.

Между тем наблюдение показывает, что это вовсе не так. Любой человек в какой-то момент пассивно подчиняется решениям своих начальников, вышестоящих лиц. Он без размышления принимает мнения своих друзей, соседей или своей партии. Он принимает установки, манеру говорить и вкусы своего окружения. Даже еще серьезнее, с того момента, как человек примыкает к группе, по­глощается массой, он становится способным на крайние формы насилия или паники, энтузиазма или жестокости. Он совершает действия, которые осуждает его совесть и которые противоречат его интересам. В этих условиях все происходит так, как если бы человек совершенно переменился и стал другим. Вот ведь загадка, с которой мы сталкиваемся постоянно и которая не перестает нас изумлять. Английский психолог Бартлетт в одной классической работе очень точно замечает по поводу человека государства:

«Великая тайна всякого поведения — это общественное поведение. Я вынужден был им заниматься всю свою жизнь, но я не претендовал бы на то, что понимаю его. У меня сложилось впечатление, что я проник насквозь в глубину человеческого существа, но, однако, ни в малейшей степени не осмелился бы утверждать ничего о том, как он поведет себя в группе».

Откуда такое сомнение? Почему же невозможно предсказать по­ведение друга или близкого человека, когда он будет находиться на совещании специалистов, на партийном собрании, в суде присяжных или в толпе? На этот вопрос всегда отвечают следующим образом: по­тому, что в социальной ситуации люди ведут себя недобросовестно, не обнаруживают своих лучших качеств. Даже напротив! И речи не идет о том, чтобы добавить нечто друг другу, взаимно усовершенство­ваться, нет, их достоинства имеют тенденцию убывать и приходить в упадок. В самом деле, уровень человеческой общности стремится к низшему уровню ее членов. Тем самым все могут принимать участие

в совместных действиях и чувствовать себя на равной ноге. Таким образом, нет оснований говорить, что действия и мысли сводятся к «среднему», они скорее на нижней отметке. Закон множества мог бы именоваться законом посредственности: то, что является общим для всех, измеряется аршином тех, кто обладает меньшим. Короче говоря, в сообществе первые становятся последними.

Никакого труда не составило бы выстроить обширную ан­тологию, доказывающую, что эта концепция распространяется на все народы. Так, Солон утверждал, что один отдельно взятый афинянин — это хитрая лисица, но когда афиняне собираются на народные собрания в Пниксе¹, уже имеешь дело со стадом бара­нов. Фридрих Великий очень высоко ценил своих генералов, когда беседовал с каждым из них по отдельности. Но при этом говорил о них, что, собранные на военный совет, они составляют не более чем кучку имбецилов. Поэт Гриль-Парцер утверждал: «Один в от­дельности взятый человек довольно умен и понятлив; люди, собранные вместе, превращаются в дураков».

Немецкие поэты были не единственными, кто констатировал этот факт. Задолго до них римляне придумали поговорку, которая имела большой успех: Senatores omnes boni viri, senatus romanus mala bestia, сенаторы — мужи очень достойные, римский сенат — это скверное животное. Так они определяли контраст вероятных до­стоинств каждого сенатора в отдельности и неблагоразумие, не­осмотрительность и нравственную уязвимость, запятнавшую со­вместные обсуждения в собрании, от которых зависели тогда мир или война в античном обществе. Возвращаясь к этой пословице, Альберт Эйнштейн восклицает:

«Сколько бед такое положение вещей причиняет человечеству! Оно является причиной войн, наводняющих землю скорбью, стонами и горечью».

А итальянский философ Грамши, имевший богатый человече­ский опыт и много размышлявший над природой масс, дал ей очень точную интерпретацию. Как он полагает, пословица означает:

«Что толпа людей, ведомых их непосредственными интересами или ставших жертвой страсти, вспыхнувшей в ответ на сиюминутные впечатления, без какой-либо критики передаваемые из уст в уста, эта толпа объединяется для того, чтобы принять вредное коллек­тивное решение, соответствующее самым что ни на есть звериным

¹ Пникс — холм в западной части древних Афин, напротив Акрополя, служивший местом народных собраний. — Прим. пер.

оно относится к случайным толпам, которые собираются как «толпа во время ливня под навесом», состоящая из людей, не несущих никакой ответственности перед другими людьми или группами, либо связанных с какой-то конкретной экономической реальностью — это деградация, которая аналогична личностному упадку».

Эта интерпретация подчеркивает двойной аспект одного и того же упрямого и фундаментального факта: взятый в отдельности, каж­дый из нас в конечном счете разумен; взятые же вместе, в толпе, во время политического митинга, даже в кругу друзей, мы все готовы на самые последние сумасбродства.

Date: 2015-09-27; view: 346; Нарушение авторских прав