Главная Случайная страница


Полезное:

Как сделать разговор полезным и приятным Как сделать объемную звезду своими руками Как сделать то, что делать не хочется? Как сделать погремушку Как сделать так чтобы женщины сами знакомились с вами Как сделать идею коммерческой Как сделать хорошую растяжку ног? Как сделать наш разум здоровым? Как сделать, чтобы люди обманывали меньше Вопрос 4. Как сделать так, чтобы вас уважали и ценили? Как сделать лучше себе и другим людям Как сделать свидание интересным?


Категории:

АрхитектураАстрономияБиологияГеографияГеологияИнформатикаИскусствоИсторияКулинарияКультураМаркетингМатематикаМедицинаМенеджментОхрана трудаПравоПроизводствоПсихологияРелигияСоциологияСпортТехникаФизикаФилософияХимияЭкологияЭкономикаЭлектроника






б) Психические процессы и психические образования





В результате всякого психического процесса как деятельности мозга возникает то или иное образование — чувственный образ предмета, мысль о нем и т.д.* Это образование (образ предмета), однако, не существует вне соответствующего процесса, помимо отражатель­ной деятельности; с прекращением отражательной деятельности перестанет существовать и образ. Будучи продуктом, результатом психической деятельности, образ, фиксируясь (в слове), в свою очередь становится идеальным объектом и отправной точкой дальнейшей психической деятельности. Образ, следовательно, двояко, двусторонне включается в психическую деятель­ность.

 

*Их мы обычно разумеем, говоря о психических явлениях.

 

Всякий эмоциональный процесс, т.е. процесс, в котором его эмоциональный эффект — изменение эмоционального состояния человека — является главным психологическим эф­фектом, тоже оформляется в виде некоего образования — эмоции, чувства. И эти образова­ния, как и образы предмета, не существуют вне, помимо тех процессов, в которых они форми­руются. Каждое чувство, выступающее как устойчивое образование, длящееся годы, иногда проходящее через всю жизнь человека (любовь к другому человеку, к своему народу, к правде, к человечеству и т.д.), есть сплетение чувств-процессов, закономерно возникающих при соответствующих обстоятельствах. Так, чувство любви к другому человеку — это чув­ство радости от общения с ним, восхищения от того образа человеческого, который при таком общении с ним выявляется, связанной с этим нежности к нему, заботы о нем, как только ему начинает что-то угрожать, огорчения, когда он терпит неудачи или подвергается страданиям, возмущения, когда по отношению к нему совершается несправедливость, гордости, когда в трудных условиях он оказывается на высоте, — все эти чувства выражают применительно к разным обстоятельствам, их вызывающим, одно и то же отношение к человеку. Каждое из них, как и все они вместе, — процессы, закономерно вызываемые их объектами (конечно, в данном случае, как и вообще, воздействия объектов могут закономерно вызывать психичес­кие явления лишь постольку, поскольку они преломляются через сложившиеся в субъекте внутренние отношения, обусловливаясь их закономерностями).

Изучать психические процессы, психическую деятельность, — значит тем самым изучать формирование соответствующих образований. Безотносительно к образованию, которое фор­мируется в процессе, нельзя, собственно, очертить и самый процесс, определить его в спе­цифическом отличии от других психических процессов. С другой стороны, психические об­разования не существуют сами по себе вне соответствующего психического процесса. Всякое психическое образование (чувственный образ вещи, чувство и т.д.) — это, по существу, психический процесс в его результативном выражении.

Через свое результативное выражение, через свои продукты психическая деятельность соотносится со своим объектом, с объективной реальностью, с теми областями знания, кото­рые ее отражают. Через свои продукты — понятия — мыслительная деятельность перехо­дит в сферу логики, математики и т.д. Поэтому превращение продуктов мыслительной дея­тельности, например понятий, их усвоения, в основной предмет психологического исследова­ния грозит привести к утрате его специфики.

Концентрация психологического исследования на продуктах мыслительной деятельно­сти, взятых обособленно от нее, — это и есть тот «механизм», посредством которого сплошь и рядом осуществляется соскальзывание психологического исследования в чуждый ему план методически-геометрических, арифметических и тому подобных рассуждений. В психологи­ческом исследовании психические образования — продукты психических процессов — дол­жны быть взяты именно в качестве таковых. Изучение психической деятельности, процесса, в закономерностях его протекания всегда должно оставаться в психологическом исследовании основным и определяющим.

Всякий психический процесс есть отражение, образ вещей и явлений мира, знание о них, но, взятые в своей конкретной целостности, психические процессы имеют не только этот по­знавательный аспект. Вещи и люди, нас окружающие, явления действительности, события, происходящие в мире, так или иначе затрагивают потребности и интересы отражающего их субъекта. Поэтому психические процессы, взятые в их конкретной целостности, — это про­цессы не только познавательные, но и «аффективные»*, эмоционально-волевые. Они выражают не только знание о явлениях, но и отношение к ним; в них отражаются и сами явления, и их значение для отражающего их субъекта, для его жизни и деятельности. Подлинной конкретной «единицей» психического (сознания) является целостный акт отражения объекта субъектом. Это сложное по своему составу образование; оно всегда в той или иной мере включает единство двух противоположных компонентов — знания и отношения, интеллектуального и «аффективного» (в вышеуказанном смысле), из которых то один, то другой выступает в качестве преобладающего. Подлинно жизненной наукой психология может быть, только когда она сумеет, не исключая и аналитического изучения ощущений, чувств и т.п., психологически анализировать жизненные явления, оперируя такими нефункциональными «единицами» психического. Только таким образом можно, в частности, построить подлинно жизненное учение о мотивации, составляющее основное ядро психологии личности.


 

* Понятие аффекта берется здесь в смысле не современной патопсихологии, а классической философии XVII-XVIII столетий (см., например, у Б. Спинозы).

 

ГЛАВА II. МЕТОДЫ ПСИХОЛОГИИ

Методика и методология

Наука — это прежде всего исследование. Поэтому характеристика науки не исчерпывается определением ее предмета; она включает и определение ее мето­да. Методы, т. е. пути познания, — это способы, посредством которых познается предмет науки. Психология, как каждая наука, употребляет не один, а целую систему частных методов, или методик. Под методом науки — в единственном числе — можно разуметь систему ее методов в их единстве. Основные методы науки — не внешние по отношению к ее содержанию операции, не извне привно­симые формальные приемы. Служа раскрытию закономерностей, они сами опи­раются на основные закономерности предмета науки; поэтому метод психологии сознания был иной, чем метод психологии как науки о душе: недаром первую обычно называют эмпирической психологией, а вторую — рациональной, харак­теризуя таким образом предмет науки по тому методу, которым он познается; и метод поведенческой психологии отличен от метода психологии сознания, кото­рую часто по ее методу называют интроспективной психологией. Точно так же то понимание предмета психологии, которое было здесь дано, предопределяет соответствующее ему решение основных вопросов о ее методе.

Осознает ли это исследователь или нет, его научная работа объективно в своей методике всегда реализует ту или иную методологию. Для последователь­ной и плодотворной реализации в психологии нашей методологии весьма суще­ственно, чтобы она была осознана и, будучи осознанной, не превращалась в фор­му, извне механически накладываемую на конкретное содержание науки, чтобы она раскрывалась внутри содержания науки в закономерностях его собственно­го развития.

Марксистская диалектика как теория познания и научная методология ста­вит перед научным исследованием задачу понять и отобразить объективную действительность — реальный предмет в его собственном реальном развитии и реальных, опосредующих его отношениях: «... сама вещь в ее отношениях и в ее развитии должна быть рассматриваема», — формулирует В. И. Ленин пер­вое требование диалектики. Детализируя далее «элементы диалектики», сущ­ность которой он определяет как учение о единстве противоположностей, Ле­нин в своем комментарии к «Науке логики» Г. В. Ф. Гегеля в первую очередь выделяет следующее: «объективность рассмотрения (не примеры, не от­ступления, а вещь сама в себе), 2) вся совокупность многоразличных отноше­ний этой вещи к другим, 3) развитие этой вещи (respective явления), ее собственное движение, ее собственная жизнь» (В. И. Ленин. Полн. собр. соч. Т. 29. С. 202).


Методы психологии

Психология, как и каждая наука, пользуется целой системой различных частных методов, или методик. Основными методами исследования в психологии, как и в ряде других наук, являются наблюдение и эксперимент. Каждый из этих общих методов научного исследования выступает в психологии в различных и более или менее специфических формах; существуют разные виды и наблюдения и эксперимента. Наблюдение в психологии может быть самонаблюдением или внешним наблюдением, обычно в отличие от самонаблюдения именуемым объективным. Внешнее, так называемое объективное, наблюдение может в свою оче­редь подразделяться на прямое и косвенное. Точно так же существуют различ­ные формы или виды эксперимента. Разновидностью эксперимента является так называемый естественный эксперимент, являющийся формой промежуточной между экспериментом и простым наблюдением.

Помимо этих основных методов, которые получают в психологии специфи­ческое выражение в соответствии с особенностями ее предмета, в психологии пользуются рядом промежуточных и вспомогательных методик.

Ввиду роли, которую в методике психологического исследования играет гене­тический принцип, можно, далее, говорить о генетическом принципе или методе психологического исследования. Генетический метод в психологии, т. е. исполь­зование изучения развития психики как средства для раскрытия общих психоло­гических закономерностей, — не сопоставляется с наблюдением и экспериментом в одном ряду и не противопоставляется им, а необходимо на них опирается и строится на их основе, поскольку установление генетических данных в свою оче­редь основывается на наблюдении или эксперименте.

При использовании различных методов психологического исследования не­обходимо считаться с особенностями изучаемой проблемы. Так, например, при изучении ощущений вряд ли какой-либо другой метод может быть так эффек­тивен, как экспериментальный. Но при изучении высших проявлений челове­ческой личности серьезно встает вопрос о возможности «экспериментировать» над человеком.

Методика исследования всегда отражает ту или иную методологию. В соот­ветствии с общими принципиальными установками нашей психологии специ­фические черты должна носить и ее методика.

1. Психика, сознание изучается нами в единстве внутренних и внешних про­явлений. Взаимосвязь психики и поведения, сознания и деятельности в ее кон­кретных, от ступени к ступени и от момента к моменту изменяющихся формах является не только объектом, но и средством психологического исследования, опорной базой всей методики.


В силу единства сознания и деятельности различие в психологической при­роде акта деятельности сказывается и во внешнем его протекании. Поэтому всегда существует некоторое соотношение между внешним протеканием процесса и его внутренней природой; однако это отношение не всегда адекватно. Об­щая задача всех методов объективного психологического исследования заклю­чается в том, чтобы адекватно выявить это отношение и, таким образом, по внеш­нему протеканию акта определить его внутреннюю психологическую природу. Однако каждый отдельный, изолированно взятый акт поведения допускает обыч­но различное психологическое истолкование. Внутреннее психологическое со­держание действия раскрывается обычно не из изолированно взятого акта, не из отдельного фрагмента, а из системы деятельности. Лишь учитывая деятель­ность индивида, а не только какой-нибудь изолированный акт, и соотнося ее с теми конкретными условиями, в которых она совершается, можно адекватно рас­крыть то внутреннее психологическое содержание действий и поступков, кото­рое может быть высказано и может быть утаено в высказываниях человека, но обнаруживается в его действиях.

Этот принцип объективного психологического исследования реализуется мно­гообразными методическими средствами, зависящими от особенностей предмета исследования.

2. Поскольку решение психофизической проблемы, из которого исходит наша психология, утверждает единство, но не тожество психического и физическо­го, психологическое исследование, никак не растворяясь в физиологическом и не сводясь к нему, однако необходимо предполагает и часто включает физиоло­гический анализ психологических (психофизических) процессов. Вряд ли, на­пример, возможно научное изучение эмоциональных процессов, не включающее физиологического анализа входящих в их состав физиологических компонен­тов. Психологическое исследование никак не может и в этом отношении зам­кнуться в чисто имманентном — феноменологическом описании психических явлений, оторванном от изучения их психофизиологических механизмов.

Неправильно было бы недооценивать значение физиологических методик в психологическом исследовании. В частности, павловская методика условных рефлексов является мощным средством анализа чувствительности.

Однако физиологический анализ и, значит, физиологическая методика в пси­хологическом исследовании может играть лишь вспомогательную роль и должна занимать в нем поэтому подчиненное место.

Решающим вопросом при этом является, однако, не столько разграничение и подчинение одного из них другому, сколько умение правильно их соотнести, так чтобы в конкретной практике психофизического исследования они образовали подлинное единство. Под этим углом зрения должна быть пересмотрена прони­занная дуализмом постановка исследований в традиционной психофизиологии ощущения и движения и развернута целая система психофизических исследова­ний, конкретно реализующих общий принцип психофизического единства.

3. Поскольку материальные основы психики не сводятся к ее органическим основам, поскольку образ мыслей людей определяется образом их жизни, их сознание — общественной практикой, методика психологического исследования, идущего к психологическому познанию человека, отправляясь от его деятельно­сти и ее продуктов, должна опираться на социально-исторический анализ дея­тельности человека. Лишь правильно определив подлинное общественное со­держание и значение тех или иных поступков человека и объективных резуль­татов его деятельности, можно прийти к правильному их психологическому истолкованию. Психическое не должно при этом социологизироваться, т. е. сводиться к социальному; психологическое исследование должно поэтому сохра­нять свою специфичность и самостоятельность, не растворяясь, а лишь — где это требуется — опираясь на предварительный социологический анализ человече­ской деятельности и ее продуктов в общественно-исторических закономерностях их развития.

4. Целью психологического исследования должно быть раскрытие специфи­ческих психологических закономерностей. Для этого необходимо не опериро­вание одними лишь статистическими средними, а анализ конкретных индивиду­альных случаев, потому что действительность конкретна и лишь ее конкретным анализом можно раскрыть реальные зависимости. Принцип индивидуализации исследования должен быть существеннейшим принципом нашей методики. Од­нако задача теоретического психологического исследования заключается не в жизнеописании отдельного индивида в его единичности, а в том, чтобы от единич­ного перейти к всеобщему, от случайного к необходимому, от явлений к суще­ственному в них. Для теоретического психологического исследования изучение индивидуальных случаев является поэтому не особой областью или объектом, но средством познания. Через изучение индивидуальных случаев в их вариа­тивности психологическое исследование должно идти к истинной своей цели — к установлению все более общих и существенных закономерностей. Установка на индивидуализацию исследования и на раскрытие реальных закономерностей должна быть поставлена в нашей психологии во главу угла — в принципиальной противоположности всем концепциям, для которых суть заключается в том, чтобы устанавливать стандарты, оперируя статистическими средними.

5. Психологические закономерности раскрываются в процессе развития. Изу­чение развития психики является не только специальной областью, но и специ­фическим методом психологического исследования. Генетический принцип яв­ляется существенным принципом нашей методики. При этом суть дела заключа­ется не в том, чтобы проводить статистические срезы на различных этапах развития и фиксировать различные уровни, а в том, чтобы сделать именно переход с одного уровня на другой предметом исследования и вскрыть таким образом динамику процессов и их движущие силы. В частности, при изучении психиче­ского развития в онтогенезе задача заключается не в том, чтобы зафиксировать посредством как бы моментальных снимков различные, по существу абстракт­ные, уровни умственного развития и отнести к ним различных детей, как бы раз­неся их по различным этажам и полкам, а в том, чтобы в ходе самого исследова­ния продвинуть детей с одного «уровня» на следующий, высший, и проследить в реальном процессе развития его существенные закономерности.

6. Поскольку продвижение детей с одного уровня или ступени психическо­го развития на другой совершается в процессе обучения, генетический принцип в вышераскрытом его понимании требует в качестве существенного своего раз­вития и дополнения применительно к психологии ребенка, помимо индивидуа­лизации, еще «педагогизации» психологического исследования. Надо изучать ребенка, обучая его. Но принцип педагогизации психологического изучения ре­бенка означает не отказ от экспериментального исследования в пользу педагоги­ческой практики, а включение принципов педагогической работы в самый экспе­римент.

То положение, что надо изучать детей, обучая их, является частным случаем более общего положения, согласно которому мы познаем явления действительности, воздействуя на них (в частности, самое глубокое и конкретное познание людей достигается в процессе их переделки). Это одно из основных положе­ний нашей общей методологии и теории познания. Оно может и должно полу­чить многообразное конкретное осуществление в методике психологического исследования. Так, при изучении патологических явлений психики у больного индивида терапевтическое воздействие дает возможность не только выправить, но и глубже познать их.

Таким образом, в самой методике, в «практике» исследования закладывается единство, связь между теорией и практикой, между научным познанием психи­ческих явлений и реальным практическим воздействием на них.

7. В рамках нашей общей концепции новый смысл и характер может приоб­рести использование в методике психологического исследования продуктов де­ятельности, поскольку в них материализуется сознательная деятельность чело­века (изучение продуктов умственной деятельности и творчества в исследова­нии мышления, воображения). Психологическое исследование никак не должно при этом основываться на механической регистрации голой результативности деятельности и пытаться устанавливать в ней и навсегда фиксировать стандарт­ные показатели психического состояния.

Один и тот же внешний результат может иметь самое различное психологи­ческое содержание в зависимости от того, в какой конкретной ситуации он имел место. Поэтому раскрытие психологического содержания результатов каждого объективного исследования, исходящего из внешних данных, его расшифровка и правильная интерпретация требуют обязательного учета, а значит, и изучения конкретной личности в конкретной ситуации. Это положение должно стать одним из основных в методике нашего психологического исследования, особен­но при изучении высших, наиболее сложных проявлений личности, — в проти­воположность обезличению, по большей части господствующему в методике зарубежной психологической науки.

Поскольку при этом личность и ситуация в их конкретной реальности вы­ходят за пределы только психологических явлений, психологическое исследо­вание, не утрачивая своего характера и специфичности своего объекта, требует тщательного учета целого ряда моментов, выходящих за пределы чисто психо­логического.

Наблюдение

Наблюдение в психологии выступает в двух основных формах — как самонаб­людение, или интроспекция, и как внешнее, или так называемое объективное, наблюдение.

Традиционная, интроспективная психология считала самонаблюдение, или интроспекцию, единственным или, во всяком случае, основным методом психоло­гии. Это было реализацией в методах исследования той общей позиции, согласно которой психика превращалась в замкнутый в себе внутренний мир.

Объективная, поведенческая психология вовсе отвергла самонаблюдение и признала единственным методом психологии «объективное» наблюдение внеш­него «поведения». Это была лишь изнанка той дуалистической, картезианской позиции, которая метафизически рассекла мир на две друг для друга внешние сферы — духовную и материальную.

Мы исходим из единства внешнего и внутреннего. Поэтому для нас по-новому решается вопрос как о самонаблюдении, так и о наблюдении. На основе единства психического и физического, внутреннего и внешнего, к которому при­ходит наше решение психофизической проблемы, раскрывается единство само­наблюдения и внешнего, так называемого «объективного», наблюдения. Речь для нас идет не о совместном применении наблюдения как двух разнородных, внеш­не друг друга дополняющих методов, а об их единстве и взаимопереходе друг в друга.

Самонаблюдение

Самонаблюдение, или интроспекция, т. е. наблюдение за собственными внутрен­ними психическими процессами, неотрывно от наблюдения за их внешними про­явлениями. Познание собственной психики самонаблюдением, или интроспекци­ей, всегда осуществляется в той или иной мере опосредованно через наблюдение внешней деятельности. Таким образом, совершенно отпадает возможность пре­вращать самонаблюдение — как того хочет радикальный идеализм — в само­довлеющий, в единственный или основной метод психологического познания. Вместе с тем, так как реальный процесс самонаблюдения в действительности является лишь одной стороной наблюдения также и внешнего, а не только внут­реннего, интроспективного, так что показания самонаблюдения могут быть про­верены данными внешнего наблюдения, — отпадают и все основания для того, чтобы пытаться, как хотела поведенческая психология, вовсе отрицать самонаб­людение.

В ряде случаев, например при изучении ощущений, восприятия, мышления, так называемое самонаблюдение (посредством которого мы раскрываем содер­жание наших психических процессов) и так называемое объективное наблю­дение (посредством которого мы познаем явления объективной действительно­сти, в них отражающиеся) представляют собственно два различных направле­ния в анализе или истолковании одних и тех же исходных данных. В одном случае мы от показаний нашего сознания, отражающих объективную действи­тельность, идем к раскрытию тех психических процессов, которые привели к такому, а не к иному ее отражению; в другом — от этих показаний сознания, отражающих объективную действительность, мы переходим к раскрытию свойств этой действительности.

В единстве внешнего и внутреннего, объективного и субъективного основным, определяющим для нас является объективное. Поэтому, исходя из нашего пони­мания сознания, мы не сможем признать самонаблюдение ни единственным, ни основным методом психологии. Основными методами психологического изуче­ния являются методы объективного исследования.

Признание самонаблюдения основным методом психологии заложено в том понимании психологии, которое установилось со времени Р. Декарта и Дж. Локка. Имея длинную историю и множество приверженцев, признающих его един­ственным и специфически психологическим методом, самонаблюдение имело и много непримиримых противников.

Возражения, которые выдвигались против самонаблюдения, были двоякого порядка одни утверждали невозможность самонаблюдения; другие отмечали трудности, с которыми оно сопряжено, и его ненадежность.

Первую точку зрения особенно резко сформулировал родоначальник философского позитивизма О. Конт. Он говорил, что попытка превратить самонаблюдение в метод психологического познания — это «попытка глаза увидеть самого себя» или глупая попытка челове­ка выглянуть в окно, чтобы посмотреть, как сам он проходит мимо по улице. Человек либо действительно что-либо переживает, либо он наблюдает; в первом случае нечего наблюдать, поскольку субъект поглощен переживанием; во втором случае нечего наблюдать, поскольку субъект, установившись на наблюдение, ничего не переживает. Самонаблюдение невозможно, потому что невозможно самораздвоение субъекта на субъект и объект познания.

Как все аргументы, которые доказывают слишком много, и этот довод ничего не доказыва­ет. Он признает несуществующее метафизическое единство субъекта и пытается отрицать бесспорный факт самонаблюдения, которое, как всякое действительное явление, возникает при известных условиях, развивается и при определенных условиях исчезает. Мы можем конста­тировать невозможность интроспекции при некоторых специальных условиях (например, при сильных аффектах) или слабое ее развитие у маленьких детей, но не отрицать самонаблюде­ние вовсе. Отрицать существование самонаблюдения, — значит, доводя мысль до конца, отри­цать осознанность переживания и в конечном счете отрицать сознание. Подлежать сомнению может не существование самонаблюдения, а значение его как метода научного познания.

Мыслители, которые отмечали трудность и ненадежность самонаблюдения, выдвигали главным образом два соображения: 1) самонаблюдение не столько интроспекция, сколько ретроспекция, не столько непосредственное восприятие, сколько восстановление ранее вос­принятого, потому что невозможно одновременное сосуществование процесса наблюдаемо­го с процессом его наблюдения; 2) в самонаблюдении объект наблюдения независим от самого наблюдения: наблюдая явление сознания, мы его изменяем, и поэтому не исключена возможность того, что мы делаем мнимое открытие того, что сами внесли туда.

Эти трудности реальны, но не непреодолимы. Вопрос о возможности их преодоления при самонаблюдении требует уяснения природы самонаблюдения, или интроспекции.

Задача интроспекции в понимании интроспективной психологии заключает­ся в том, чтобы посредством специального анализа вычленить из всех связей предметного внешнего мира явления сознания как непосредственные пережива­ния. Очень распространенная в современной психологии точка зрения, согласно которой так понятая интроспекция принимается как один из методов психоло­гии, с тем что к ней присоединяется объективное наблюдение, простое или экспе­риментальное, которое должно ее дополнить и проверить, — никуда не годный компромисс. Если бы интроспекция относилась к миру внутреннему вне связи его с внешним миром, а объективное наблюдение — к данным внешнего мира, если бы у них, таким образом, были разнородные и внутренне не связанные объекты, данные объективного наблюдения не могли бы служить для проверки показаний самонаблюдения. Внешнее объединение двух принципиально разно­родных методов так же неудовлетворительно разрешает проблему метода, как неудовлетворительно разрешает проблему предмета психологии механическое объединение субъективно-идеалистического понимания сознания с механистиче­ским «объективным» пониманием поведения.

Но отрицание самонаблюдения в понимании идеалистической психологии не означает, что данные самонаблюдения вовсе не могут быть использованы в пси­хологии и что самое понимание самонаблюдения не может быть перестроено на основе не тожества, а подлинного единства субъективного и объективного.

Очевидно, что некоторые данные сознания фактически всегда используются в физических науках в каждом исследовании внешнего мира. Показания чувств о звуке, цвете, теплоте или тяжести предметов служат отправным пунктом для исследования физических свойств вещей. Эти же данные могут послужить и исходной точкой для заключений о психическом процессе восприятия. Никто не оспаривает использования этих данных в физических и социальных науках. Без этого отправного пункта чувственного опыта никакое знание и никакая на­ука не были бы возможны. Равным образом должно быть возможно и исполь­зование показаний сознания о переживаниях субъекта, в которых отражаются свойства внешнего мира (т. е. не только тогда, когда он говорит «этот предмет теплее того», но и тогда, когда он утверждает, что ему сейчас теплее, чем было раньше). Но в таком случае спрашивается далее: почему показания сознания могут быть использованы в отношении восприятия человека и не могут быть использованы для познания его представлений, мыслей или чувств?

Сторонники так называемого метода словесного отчета склонны признать правомерность использования показаний сознания в первом случае и неправо­мерность их использования во втором. Они исходят при этом из следующего: показания первого типа, поскольку они относятся к предметам внешнего мира, допускают объективную проверку; вторые, относясь к переживаниям субъекта, такой проверки не допускают. Однако этот довод падает, поскольку психиче­ские процессы не протекают в замкнутом внутреннем мире, к которому принци­пиально закрыт был бы доступ извне; те же самые психические процессы могут стать доступными и для объективного исследования, исходящего из данных по­ведения. В связи с данными объективного исследования данные самонаблюде­ния могут быть использованы в научном изучении психики как источник пер­вичной информации, требующий проверки объективными показателями и допус­кающий ее. Лишь искусственный, неправомерный отрыв данных «внутреннего опыта» от опыта внешнего, от объективных данных, превращает показания само­наблюдения в нечто недоступное объективному контролю и делает самонаблю­дение вовсе неприемлемым в науке.

В действительности самонаблюдение имеет для психологического познания определенное значение, ввиду того что между сознанием человека и его деятель­ностью есть единство, но нет тожества, и внутри единства между ними обычно имеются значительные расхождения и противоречия. Однако сохранить инт­роспекцию как метод в психологии можно, только изменив понимание самой сущности его. Основа для такого преобразования метода самонаблюдения зало­жена в данном выше понимании сознания.

В показаниях самонаблюдения, которые представляются субъекту непосред­ственными данными сознания, всегда имеются опосредования, которые в них лишь не раскрыты. Каждое мое утверждение о собственном переживании за­ключает в себе соотнесение его с объективным миром. Эта предметная отнесенность факта осознания вычленяет его из туманности «чистого» переживания и определяет осознание как психологический факт. Объективная проверка непо­средственных данных самонаблюдения совершается через посредство этого от­ношения к внешнему предметному миру, которое определяет внутреннюю при­роду явления сознания. В силу этого не только другие, но и я сам, для того чтобы проверить показания моего самонаблюдения, должен обратиться к их реализа­ции в объективном акте. Объективное наблюдение поэтому не добавляет извне к самонаблюдению совершенно разнородные данные. Психология не строится двумя совершенно разнородными методами. Данные внутреннего и внешнего наблюдения взаимосвязаны и взаимообусловлены.

Подлинное осознание собственного переживания совершается посредством акта, направленного не прямо на него, а на ту или иную задачу, которая осуще­ствляется исходящим от него действием. Разрешая ее, субъект в соответствую­щем действии — внешнем или внутреннем — раскрывает себя. В ходе психоло­гического исследования, желая из показаний испытуемого извлечь данные для решения той или иной психологической проблемы, экспериментатору надо по­этому направлять своими вопросами испытуемого не на то, чтобы он сооб­щал, каким ему представляется то, что он делает и переживает, а на то, чтобы он по заданию экспериментатора совершал соответствующее дей­ствие и таким образом обнаруживал сплошь и рядом им самим не осознанные закономерности, согласно которым в действительности объективно проте­кают соответствующие процессы.

Короче говоря, если под интроспекцией, или самонаблюдением, разуметь та­кое погружение во внутреннее, которое вовсе изолировало бы и оторвало внут­реннее, психическое от внешнего, объективного, материального, то самонаблюде­ние, или интроспекция, в этом смысле не может дать никакого психологического познания. Она уничтожит самое себя и свой объект. Если же под самонаблюде­нием разуметь наблюдение самого себя, собственной психики, то оно само вклю­чает единство и взаимосвязь внутреннего и внешнего наблюдения, внутренних и внешних данных. Самонаблюдение может быть лишь фазой, моментом, стороной исследования, которое при попытке проверить его данные само неизбежно пере­ходит в объективное наблюдение. Наблюдение, исследование и в психологии должно вестись в основном объективными методами.

Объективное наблюдение

Новый специфический характер приобретает в нашей психологии и внешнее, так называемое объективное, наблюдение. И оно должно исходить из единства внутреннего и внешнего, субъективного и объективного. Наблюдая внешнее протекание действий человека, мы изучаем не внешнее поведение само по себе, как если бы оно было дано в отрыве от внутреннего психического содержания деятельности, а именно это внутреннее психическое содержание, которое долж­но раскрыть наблюдение. Таким образом, во внешнем, так называемом объек­тивном, наблюдении внешняя сторона деятельности является лишь исходным материалом наблюдения, а подлинным его предметом служит ее внутреннее психическое содержание. В этом основная принципиальная установка наблю­дения в нашей психологии в отличие от поведенческой психологии, которая делала именно внешнюю сторону единственным предметом психологического наблюдения.

Так называемое объективное, т. е. внешнее, наблюдение — самый простой и наиболее распространенный из всех объективных методов исследования. Он широко применяется в психологии, так же как и в других науках.

Научное наблюдение непосредственно соприкасается с обыкновенным жи­тейским наблюдением и восприятием. Необходимо поэтому прежде всего уста­новить основные общие условия, которым вообще должно удовлетворять на­блюдение, для того чтобы подняться над уровнем случайных житейских наблю­дений и стать научным методом.

Первое основное требование — это наличие четкой целевой установки. Ясно осознанная цель должна руководить наблюдателем, давая ему правильную уста­новку на предмет наблюдения. В соответствии с целью должен быть определен план наблюдения, зафиксированный в схеме. Плановость и систематичность на­блюдения составляют самую существенную черту его как научного метода. Они должны исключить элемент случайности, свойственный житейскому наблюде­нию, и создать хотя бы минимальное единообразие условий наблюдения. При отсутствии единообразного плана наблюдения производятся каждый раз из ко­леблющихся, изменяющихся установок, изменения которых невозможно учесть. Поэтому остается неизвестным, за счет чего должны быть отнесены установлен­ные изменения в наблюдениях — за счет ли не поддающихся учету изменений в условиях, при которых проводилось наблюдение, или за счет самих наблюдае­мых явлений. Объективность наблюдения зависит прежде всего от его планово­сти и систематичности.

Если наблюдение должно исходить из четко осознанной цели, определяющей правильную установку на соответствующий предмет наблюдения, то оно должно приобрести избирательный характер. Это требование избирательности находит­ся как будто в противоречии с другим требованием, обычно предъявляемым к объективному наблюдению, — с требованием полноты или даже фотографично­сти наблюдения. Однако это противоречие кажущееся: лишь при выполнении первого условия и на его основе возможным оказывается выполнить и второе. Наблюдать все вообще в силу безграничного многообразия существующего со­вершенно невозможно. Всякое наблюдение поэтому неизбежно носит избира­тельный, или выборочный, частичный характер. Отбор материала осуществляет­ся не стихийно и потому случайно, а сознательно, значит, планово. Лишь при этом условии оказывается возможной относительная полнота наблюдения внут­ри созданных таким образом рамок.

Требование фотографичности, которое технически стали осуществлять в пси­хологии путем использования не только фотографии, но и кинематографа, долж­но означать не только, а иногда не столько требование полноты, сколько требо­вание объективности наблюдения, т. е. фиксации фактического материала не­зависимо от объективного его истолкования. При этом надо учесть, что хотя и следует различать факты и их более и менее субъективное истолкование, но нельзя описание фактов и их истолкование друг от друга оторвать. Наблюде­ние становится методом научного познания лишь постольку, поскольку оно не ограничивается простой регистрацией фактов, а переходит к формулировке ги­потез, с тем чтобы проверить их на новых наблюдениях и, отмечая исключения, уточнить первоначальные гипотезы или заменить их новыми. Такой организаци­ей наблюдения объясняется тот факт, что некоторые науки без эксперименте смогли достичь большого совершенства и так полно выявить свои законы, как, например, социальные науки в исследованиях К. Маркса и как астрономия. Действительно, научно плодотворным объективное наблюдение становится постольку, поскольку оно связано с установлением и проверкой гипотез. Таким образом, фактический материал и его истолкование, не смешиваясь, объединяются теснейшим образом. Отделение субъективного истолкования от объективного и выключение субъективного производится в самом процессе наблюдения, соединенного с постановкой и проверкой гипотез.

При этом весь процесс познания движим внутренними противоречиями, единством и борьбой между различными его сторонами — между регистрацией фактов и их теоретическим истолкованием.

Исследование всегда исходит из какого-то понимания и является истолкованием изучаемого. Исходя из определенного понимания, оно, однако, обычно рано или поздно вскрывает факты, разрушающие или видоизменяющие старое, исходное понимание, которое привело к их раскрытию и ведет к новому; а новое понимание ориентирует исследование на новые факты, и т.д.

Лишь учтя эти общие методические соображения, относящиеся к методу наблюдения вообще, можно разрешить основную принципиальную трудность, с которой связано объективное наблюдение специально в психологии. Как можно посредством объективного, внешнего наблюдения изучать психические, внутрен­ние процессы? Что собственно является предметом объективного психологического наблюдения?

Сторонники объективной поведенческой психологии отвечают: только внешние реакции, различные движения, жесты и ничего больше, потому что только они — объективные факты. Но наблюдение, которое ограничилось бы внешними реакциями, могло бы быть объективным, но оно не было бы психологическим. Описание поведения, которое может представлять какой-либо интерес в психологическом плане, всегда должно содержать в себе психологическое истолкование. Недаром даже сугубо объективные описания такого крайнего представителя бихевиоризма, как Дж. Б. Уотсон, испещрены выражениями, заключающими психологическое содержание, как-то: «ребенок стремился достать игрушку», или «он избегал прикосновения» и пр.

В действительности объективное наблюдение в психологии направлено не на реакции, не на внешние действия сами по себе, а на их психологическое содержание. При этом приходится считаться с тем, что внешний акт непосредственно не тожествен с внутренней операцией и потому неоднозначно ее определяет. Поэтому точка зрения тех психологов, которые считают, что психологическое содержание интуитивно, т. е. непосредственно, дано во внешнем объективном наблюдении чисто описательного типа, в конечном счете так же несостоятельна, как и точка зрения тех, которые считают психологическое содержание вообще недоступным для объективного наблюдения.

Психологическое истолкование внешних данных (движений и прочее) <...> должно быть найдено на основе гипотез, которые не могут и не должны быть устранены в процессе объективного психологического наблюдения, но которые могут и должны быть в нем проверены. Судьба этих психологических истолкований решается в зависимости от того, приводит ли данное психологическое истолкование к раскрытию закономерных связей психических явлений, т.е. переходит ли описание в объяснение.

Описание явлений на основе наблюдения правильно, если заключенное в нем психологическое понимание внутренней психологической стороны внешнего акта дает закономерное объяснение его внешнего протекания в различных условиях.

Основное преимущество метода объективного наблюдения заключается в том, что он дает возможность изучать психические процессы в естественных условиях; в частности, ребенка можно наблюдать в условиях обучения в школе. Однако при изучении явлений, в которых отношение между внешней стороной поведения и его внутренним психологическим содержанием более или менее сложно, объективное наблюдение, сохраняя свое значение, по большей части дол­жно дополняться другими методами исследования. При этом всегда существен­но сохранять в поле зрения конкретного испытуемого, живого ребенка, подлежа­щего изучению.

Широко пользуется объективным наблюдением, в частности, психология ребенка. Значи­тельное количество записей, дневников зафиксировало обширный материал по психологии раннего детства.

Дневники велись частично и неспециалистами. Таковы главным образом дневники мате­рей (см. дневники А. Павловой, В. А. Рыбниковой-Шиловой, Э. Стачинской).* Как на клас­сический образец применения объективного наблюдения к психологическим проблемам мож­но в качестве примера указать на изучение выразительных движений в известном труде Ч. Дарвина «О выражении ощущений».**

 

* Павлова А. Дневник матери М., 1924; Рыбникова-Шилова В. А. Мой дневник: Записи о развитии ребенка от рождения до 3,5 лет: В 2 ч. Орел, 1923;, Стачинская Э. Дневник матери. М., 1924.

** Дарвин Ч. О выражении ощущений у человека и животных // Собр. соч.: В 3 т. М.; Л., 1927. Т. 2. Кн. 2.

 

Экспериментальный метод

Основные особенности эксперимента, обусловливающие его силу, заключаются в следующем. 1) В эксперименте исследователь сам вызывает изучаемое им яв­ление, вместо того чтобы ждать, как при объективном наблюдении, пока случай­ный поток явлений доставит ему возможность его наблюдать. 2) Имея возмож­ность вызывать изучаемое явление, экспериментатор может варьировать, изме­нять условия, при которых протекает явление, вместо того чтобы, как при простом наблюдении, брать их такими, какими ему их доставляет случай. 3) Изолируя отдельные условия и изменяя одно из них при сохранении неиз­менными остальных, эксперимент тем самым выявляет значение отдельных ус­ловий и устанавливает закономерные связи, определяющие изучаемый им про­цесс. Эксперимент, таким образом, очень мощное методическое средство для вы­явления закономерностей. 4) Выявляя закономерные связи между явлениями, экспериментатор может варьировать не только сами условия в смысле их нали­чия или отсутствия, но и их количественные соотношения. В результате экспе­римента устанавливаются допускающие математическую формулировку коли­чественные закономерности. В основном именно благодаря эксперименту есте­ствознание пришло к открытию законов природы.

Основная задача психологического эксперимента заключается в том, чтобы сделать доступными для объективного внешнего наблюдения существенные осо­бенности внутреннего психического процесса. Для этого нужно, варьируя ус­ловия протекания внешней деятельности, найти ситуацию, при которой внешнее протекание акта адекватно отражало бы его внутреннее психологическое содер­жание. Задача экспериментального варьирования условий при психологическом эксперименте заключается прежде всего в том, чтобы вскрыть правильность од-ной-единственной психологической интерпретации действия или поступка, ис­ключив возможность всех остальных.

Первоначальный вундтовский эксперимент был экспериментом психофизио­логическим. Он заключался по существу в регистрации физиологических реакций, сопутствующих психическим процессам, которая сопровождалась самонаб­людением.

Вундтовский эксперимент был целиком построен на дуалистической теории внешнего параллелизма психического и физиологического. Эти методические принципы легли в основу экспериментальной методики и определили первые шаги экспериментальной психологии.

Но экспериментальная методика стала скоро прокладывать себе и несколь­ко иные пути. Существенный этап составили в этом отношении исследования Г. Эббингауза о памяти (см. главу о памяти). Вместо того чтобы изучать исключительно соотношение между физическими раздражителями, физиологи­ческими процессами и сопутствующими им явлениями сознания, Эббингауз на­правил эксперимент на изучение протекания самого психологического процес­са в определенных объективных условиях.

Возникший в пограничной области психофизики и психофизиологии экспе­римент в психологии в дальнейшем стал продвигаться от элементарных про­цессов ощущения к высшим психическим процессам; с этим продвижением в иные области связано было и изменение самого характера эксперимента. От изучения соотношения отдельного физического раздражителя или физиологи­ческого раздражителя и соответствующего ему психического процесса он при­шел к изучению закономерностей протекания самих психических процессов в определенных условиях. Из внешней причины физические факты стали условиями психического процесса. Эксперимент перешел на изучение его внутренних закономерностей.

С тех пор и главным образом за последние годы эксперимент получил очень многообразные формы и широкое применение в самых различных областях пси­хологии — в психологии животных, в общей психологии и в психологии ребен­ка. При этом некоторые из новейших экспериментов отличаются большой стро­гостью методики; по простоте, изяществу и точности результатов они иногда не уступают лучшим образцам, созданным такими зрелыми экспериментальными науками, как, например, физика.

Ряд глав современной психологии может уже опереться на точные экспери­ментальные данные. Особенно богата ими современная психология восприятия.

Против лабораторного эксперимента выдвигались три соображения. Указы­валось: 1) на искусственность эксперимента, 2) на аналитичность и абстракт­ность эксперимента и 3) на осложняющую роль воздействия экспериментатора.

Искусственность эксперимента или его отдаленность от жизни обусловлена не тем, что в эксперименте выключаются некоторые осложняющие условия, встречающиеся в жизненных ситуациях. Искусственным эксперимент стано­вится, лишь поскольку в нем выпадают существенные для изучаемого явления условия. Так, эксперименты Г. Эббингауза с бессмысленным материалом явля­ются искусственными, поскольку они не учитывают смысловых связей, между тем как в большинстве случаев эти связи играют существенную роль в работе памяти. Если бы теория памяти Эббингауза по существу была правильной, т. е. если бы лишь механические повторения, чисто ассоциативные связи определя­ли воспроизведение, эксперименты Эббингауза не были бы искусственными. Сущность эксперимента в отличие от простого наблюдения определяется не искусственностью условий, в которых он производится, а наличием воздействия экспериментатора на подлежащий изучению процесс. Поэтому искусственность традиционного лабораторного эксперимента нужно преодолевать прежде всего внутри экспериментального метода.

Известная аналитичность и абстрактность была в значительной мере свой­ственна лабораторному эксперименту. Эксперимент обычно берет изучаемый им процесс изолированно, внутри одной определенной системы условий. Рас­крытие взаимосвязи различных функций и изменения в процессе развития за­конов протекания психических процессов требуют дополнительных методиче­ских средств. Их доставляют главным образом генетический и патологический методы. Далее, эксперимент в психологии проводится обычно в условиях, дале­ких от тех, в которых протекает практическая деятельность человека. Так как закономерности, которые вскрывал эксперимент, были очень общего, абстракт­ного характера, то они не давали возможности непосредственных выводов для организации человеческой деятельности в производственном труде или педагоги­ческом процессе. Попытка приложения этих абстрактных закономерностей к практике превращалась часто в механическое перенесение результатов, полу­ченных в одних условиях, на другие, нередко совершенно разнородные. Эта абстрактность психологического эксперимента заставила искать новые мето­дические приемы для решения практических задач.

Очень сложным и существенным является вопрос о влиянии воздействия экспериментатора на испытуемого. Для преодоления возникающих в связи с этим трудностей иногда стремятся устранить непосредственное воздействие эк­спериментатора и построить эксперимент так, чтобы самая ситуация, а не непо­средственное вмешательство экспериментатора (инструкция и т. п.) вызывала у испытуемого подлежащие исследованию акты. Однако, поскольку эксперимент по самому существу своему всегда включает непосредственное либо опосредо­ванное воздействие экспериментатора, то вопрос заключается не столько в том, чтобы устранить это воздействие, сколько в том, чтобы правильно учесть и орга­низовать его.

При оценке и истолковании результатов эксперимента необходимо специ­ально выявить и учесть отношение испытуемого к экспериментальному зада­нию и экспериментатору. Это необходимо, потому что поведение испытуемого в эксперименте — это не автоматическая реакция, а конкретное проявление личности, которая устанавливает свое отношение к окружающему. Это отноше­ние сказывается на ее поведении и в экспериментальной ситуации.

Пользуясь экспериментом в психологии, никогда нельзя забывать того, что всякое вмешательство экспериментатора, в целях изучения психических явле­ний, вместе с тем неизбежно оказывается и средством полезного или вредного воздействия на изучаемую личность. Особое значение это положение приобре­тает при изучении психологии ребенка. Оно накладывает ограничение на ис­пользование эксперимента, с которым нельзя не считаться. Необходимо также иметь в виду, что данные, полученные в экспериментальной ситуации, могут быть правильно истолкованы, только взятые в соотношении с условиями, в которых они получены. Поэтому, чтобы правильно интерпретировать результа­ты психологического эксперимента, необходимо сопоставить условия экспери­мента с предэкспериментальной ситуацией и с условиями всего пути развития данного человека и интерпретировать непосредственные данные эксперимента применительно к ним.

Учитывая все это, необходимо: 1) преобразовать эксперимент изнутри, чтобы преодолеть искусственность традиционного эксперимента; 2) дополнить экспе­римент другими методическими средствами. Для разрешения тех же задач: 3) вводятся методические варианты, являющиеся промежуточными формами между экспериментом и наблюдением, и другие вспомогательные методы.

Своеобразным вариантом эксперимента, представляющим как бы промежу­точную форму между наблюдением и экспериментом, является метод так назы­ваемого естественного эксперимента, предложенный А. Ф. Лазурским.

Его основная тенденция сочетать экспериментальность исследования с естественностью условий — весьма ценна и значима. Конкретно эта тенденция у Лазурского в его методике естественного эксперимента реализуется следую­щим образом: при методе естественного эксперимента экспериментальному воз­действию подвергаются условия, в которых протекает изучаемая деятельность, самая же деятельность испытуемого наблюдается в ее естественном протекании.

Например, предварительным анализом обнаруживается значимость различ­ных предметов школьного обучения, их влияние на проявление тех или иных психических процессов ребенка, которые затем изучаются в естественных усло­виях школьной работы по данному предмету. Или предварительно устанавли­вается, в какой игре особенно ярко проявляется та или иная черта характера; затем в целях изучения проявления этой черты у различных детей они вовлека­ются в данную игру. В процессе этой игры исследователь наблюдает их дея­тельность в естественных условиях. Вместо того чтобы переводить изучаемые явления в лабораторные условия, стараются учесть влияние и подобрать есте­ственные условия, соответствующие целям исследования. В этих соответственно подобранных условиях подлежащие изучению процессы наблюдаются в их ес­тественном протекании, без всякого вмешательства со стороны экспериментатора.

Мы вводим в наши исследования по психологии ребенка другой вариант естественного эксперимента. А. Ф. Лазурский избегал непосредственного воз­действия на ребенка в интересах «естественности». Но в действительности ре­бенок развивается в условиях воспитания и обучения, т. е. определенным обра­зом организованного воздействия на него. Соблюдение естественных условий развития поэтому никак не требует устранения всякого воздействия вообще. Воздействие, построенное по типу педагогического процесса, вполне естествен­но. Мы и вводим его в эксперимент, реализуя таким образом новый вариант «естественного» эксперимента, который должен, по нашему мнению, занять центральное место в методике психолого-педагогического исследования ребенка.

Мы изучаем ребенка, обучая его. Мы не отказываемся для этого от экспери­ментирования в пользу наблюдения за педагогическим процессом, а вводим элементы педагогического воздействия в самый эксперимент, строя изучение по типу экспериментального урока. Обучая ребенка, мы стремимся не зафиксиро­вать стадию или уровень, на котором находится ребенок, а помочь ему продви­нуться с этой стадии на следующую высшую стадию. В этом продвижении мы изучаем закономерности развития детской психики.* <...>

 

*См. сб. «Ученые записки кафедры психологии Гос. пед. ин-та им. А. И. Герцена» Т. 18, 34 и 35

 

Система основных психологических методов, в совокупности своей позволя­ющих разрешить все стоящие перед нею задачи, развернута в своих основных звеньях. В этой ориентировочной характеристике методов даны, конечно, лишь общие рамки. Каждый метод, чтобы стать действительным средством научного исследования, должен явиться сначала результатом исследования. Он не форма, извне накладываемая на материал, не внешний только технический прием. Он предполагает знание реальных зависимостей: в физике — физических, в психо­логии — психологических.

Рефлексологический метод в физиологии, который служит средством физио­логического исследования, был построен на предварительном открытии и изуче­нии рефлексов; он и результат и средство изучения закономерностей рефлек­торной деятельности — сначала результат и лишь затем средство; точно так же ассоциативный эксперимент опирается на учение об ассоциациях. Поэтому каж­дая психологическая дисциплина имеет свою методику, отличную от методики других; методы психологии животных отличны от методов психологии челове­ка: отпадает самонаблюдение, и преобразуются другие методы. И каждая от­дельная проблема имеет свою специальную методику, предназначенную для ее изучения. В связи с определением предмета психологии здесь намечены только основные виды методов и общие принципы их построения.

ГЛАВА III. ИСТОРИЯ ПСИХОЛОГИИ

История развития западной психологии

Психология и очень старая, и совсем еще молодая наука. Она имеет за собой тысячелетнее прошлое, и тем не менее она вся еще в будущем. Ее существование как самостоятельной научной дисциплины исчисляется лишь десятилетиями; но ее основная проблематика занимает философскую мысль с тех пор, как суще­ствует философия. Годам экспериментального исследования предшествовали столетия философских размышлений, с одной стороны, и тысячелетия практи­ческого познания психологии людей — с другой. <...>

Психология в XVII-XVIII вв. и первой половине XIX в.

Новая эпоха как в философской, так и психологической мысли начинается с развитием в XVII в. материалистического естествознания.

Если для каждого этапа исторического развития можно вскрыть преем­ственные связи, соединяющие его как с прошлым, так и с будущим, то некото­рые периоды, сохраняя эти преемственные связи, все же выступают как пово­ротные пункты, с которых начинается новая эпоха; эти периоды связаны с бу­дущим теснее, чем с прошлым. Таким периодом для философской и психологи­ческой мысли было время великих рационалистов (Р. Декарт, Б. Спиноза) и великих эмпириков (Ф. Бэкон, Т. Гоббс), которые порывают с традициями бо­гословской «науки» и закладывают методологические основы современного на­учного знания.

Особое место в истории психологии принадлежит среди них Р. Декарту, идеи которого оказали особенно большое влияние на ее дальнейшие судьбы. От Декарта ведут свое начало важнейшие тенденции, раскрывающиеся в дальней­шем развитии психологии. Декарт вводит одновременно два понятия: понятие рефлекса — с одной стороны, современное интроспективное понятие созна­ния — с другой. Каждое из этих понятий отражает одну из вступающих затем в антагонизм тенденций, которые сочетаются в системе Декарта.

Один из основоположников механистического естествознания, объясняющий всю природу движением протяженных тел под воздействием внешнего механи­стического толчка, Декарт стремится распространить этот же механический идеал на объяснение жизни организма. В этих целях он вводит в науку понятие рефлекса, которому суждено было сыграть такую большую роль в современной физиологии нервной деятельности. Исходя из этих же тенденций, подходит Де­карт к изучению аффектов — явлений, которые он считает непосредственно связанными с телесными воздействиями. Так же как затем Б. Спиноза, который с несколько иных философских позиций тоже подошел к этой излюбленной философско-психологической проблеме XVII в., посвятив ей значительную часть своей «Этики», Декарт стремится подойти к изучению страстей, отбрасы­вая религиозно-моральные представления и предрассудки, — так, как подходят к изучению материальных природных явлений или геометрических тел. Этим Декарт закладывает основы механистического натуралистического направления в психологии.

Но вместе с тем Декарт резко противопоставляет в заостренном дуализме душу и тело. Он признает существование двух различных субстанций: мате­рия — субстанция протяженная (и не мыслящая) и душа — субстанция мыс­лящая (и не протяженная). Они определяются разнородными атрибутами и противостоят друг другу как независимые субстанции. Этот разрыв души и тела, психического и физического, становится в дальнейшем камнем преткнове­ния и сложнейшей проблемой философской мысли. Центральное место займет эта психофизическая проблема у Б. Спинозы, который попытается снова объединить мышление и протяжение как два атрибута единой субстанции, при­знав соответствие «порядка и связи идей» — «порядку и связи вещей», а душу идеей тела.

Заостренный у Р. Декарта дуализм — раздвоение и отрыв духовного и мате­риального, психического и физического, который Спиноза пытается преодолеть, приводит к борьбе мировоззрений, разгорающейся после Декарта, к созданию яр­ко выраженных систем механистического материализма или натурализма, с од­ной стороны, субъективизма, идеализма или спиритуализма — с другой. Матери­алисты (начиная с Т. Гоббса) попытаются свести психическое к физическому, духовное к материальному; идеалисты (особенно ярко и заостренно у Дж. Берк­ли) материальное — к духовному, физическое — к психическому.

Но еще существеннее для психологии, чем заложенное в системе Декарта дуалистическое противопоставление души и тела, психического и физического, та новая трактовка, которую получает у Декарта самое понимание душевных явлений. У Декарта впервые оформляется то понятие сознания, которое стано­вится центральным понятием психологии последующих столетий. Оно корен­ным образом отличается от понятия «душа» (псюхе) у Аристотеля. Из общего принципа жизни, каким оно было у Аристотеля, душа, дух превращается в специальный принцип сознания. В душе совершается раздвоение жизни, пере­живания и познания, мысли, сознания. Декарт не употребляет термина «созна­ние»; он говорит о мышлении, но определяет его как «все то, что происходит в нас таким образом, что мы воспринимаем его непосредственно сами собой».* Другими словами, Декарт вводит принцип интроспекции, самоотражения созна­ния в себе самом. Он закладывает, таким образом, основы интроспективного понятия сознания как замкнутого в себе внутреннего мира, которое отражает не внешнее бытие, а самого себя.

* Декарт Р. Начала философии. Ч. I, § 9 // Избр. произв. М., 1950. С. 429.

 

Выделив понятие сознания из более широкого понятия психического и со­вершив этим дело первостепенного значения для истории философской и психо­логической мысли, Декарт с самого начала придал этому понятию содержание, которое сделало его узловым пунктом философского кризиса психологии в XX в. Механистическая натуралистическая трактовка человеческого поведения и элементарных психофизических процессов сочетается у Декарта с идеалисти­ческой, спиритуалистической трактовкой высших проявлений духовной жизни. В дальнейшем эти две линии, которые у Декарта исходят из общего источника, естественно и неизбежно начинают все больше расходиться.

Идеалистические тенденции Декарта получают дальнейшее свое развитие у Н. Мальбранша и особенно у Г.Лейбница. Представление о замкнутом в себе внутреннем мире сознания превращается у Лейбница в общий принцип бытия: все сущее в его монадологии мыслится по образу и подобию такого замкнутого внутреннего мира, каким оказалось у Декарта сознание. Вместе с тем в объясне­нии душевных явлений, как и в объяснении явлений природы, Лейбниц самым существенным образом расходится с Декартом в одном для него центральном пункте: для Декарта все в природе сводится к протяженности, основное для Лейбница — это сила; Декарт ищет объяснения явлений природы в положениях геометрии, Лейбниц — в законах динамики. Для Декарта всякое движение — результат внешнего толчка; из его системы выпала всякая внутренняя актив­ность; для Лейбница она — основное. С этим связаны недостаточно еще осоз­нанные и освоенные основные его идеи в области психологии. В центре его психологической системы — понятие апперцепции. Он оказал в дальнейшем существенное влияние на И. Канта, И. Ф. Гербарта и В. Вундта. У Г. Лейбница же в его «бесконечно малых» перцепциях, существующих помимо сознания и рефлексии, впервые намечается понятие бессознательного.

Интуитивно- или интроспективно-умозрительный метод, который вводится Декартом для познания духовных явлений, и идеалистически-рационалистиче­ское содержание его учения получает дальнейшее, опосредованное Лейбницем, но лишенное оригинальности его идей, продолжение в абстрактной рационали­стической системе X. Вольфа («Psychologia empirica», 1732, и особенно «Psychologia rationalise, 1740). Продолжение идеи Вольфа, дополненное эмпириче­скими наблюдениями над строением внутреннего мира, получает свое выраже­ние в сугубо абстрактной и научно в общем бесплодной немецкой «психологии способностей» (И. Н. Тетенс); единственное ее нововведение, оказавшее влия­ние на дальнейшую психологию, это трехчленное деление психических явлений на разум, волю и чувство.

С другой стороны, тенденция, исходящая от того же Р. Декарта, связанная с его механистическим материализмом, получает продолжение у французских ма­териалистов XVIII в., материализм которых, как указывал К. Маркс, имеет двой­ственное происхождение: от Декарта, с одной стороны, и от английского матери­ализма — с другой. Начало картезианскому течению французского материа­лизма кладет Э. Леруа; свое завершение оно получает у П.Ж.Ж. Кабаниса (в его книге «Rapport du Physique et du Morale chez 1'Homme»), у П. А. Голь­баха и особенно у Ж. О. де Ламетри («Человек-машина»); механистиче­ский материализм декартовской натурфилософии сочетается с английским сен­суалистическим материализмом Дж. Локка.

Радикальный сенсуалистический материализм зарождается с появлением ка­питалистических отношений в наиболее передовой стране того времени — Анг­лии. Английский материализм выдвигает два основных принципа, оказавшие существенное влияние на развитие психологии. Первый — это принцип сенсуа­лизма, чувственного опыта, как единственного источника познания; второй — это принцип атомизма, согласно которому задача научного познания психиче­ских, как и всех природных явлений, заключается в том, чтобы разложить все сложные явления на элементы, на атомы и объяснить их из связи этих элементов.

Умозрительному







Date: 2015-09-27; view: 440; Нарушение авторских прав



mydocx.ru - 2015-2024 year. (0.058 sec.) Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав - Пожаловаться на публикацию