Функция молодежной культуры — управление переходом

Айзенштадт писал, что молодые люди по-своему стремятся к обретению чувства стабильности, чтобы как-то компенсировать социальный опыт изменений, к чувству собственного достоинства, чтобы как-то компенсировать социальный опыт безвластия. Молодежная культура — это некий результат этих стремлений, поскольку она обеспечивает ясный набор ценностей, позиций и поведенческих норм, которым нужно следовать, что бы ни происходило вокруг них. При помощи своих действий молодежная культура помогает молодому человеку почувствовать себя хорошо (комфортно, стабильно), как бы ни оценивали его действия окружающие. Панки, например, могут выглядеть забавно, смешно на фотографиях в журнале «Мировые новости», но совсем другой смысл это имеет для молодого человека, который стал панком. Для него (нее) это значит достигнуть определенной меры успеха и статуса внутри данной субкультуры.

Функционалисты объясняют социальные институты в терминах социальных проблем и их культурных решений. Эти проблемы рассматриваются и описываются со ссылками на напряжение, существующее внутри социальной структуры: молодежное решение этих проблем описывается в терминах облегчения подобного напряжения. Молодежная проблема заключается, таким образом, в маргинальном статусе молодых людей, и именно молодежная культура призвана ослабить их беспокойство, опасения и сомнения.

Для социологов, придерживающихся функционалистских традиций, самым важным в молодежной культуре были «коды» поведения и одевания. Значение, важность панков, например, не столько в их содержании, сути и сущности, сколько в их униформе — в том, что они носят и делают.

Конечно же, у панков существует и своя униформа и свое представление об успехе и престиже. С этих позиций все формы молодежной культуры действительно имеют схожие функции. Для функционалистов в принципе существует определенная иерархия между молодежными группами, есть более или менее маргинальные, более или менее успешные.

Важность равных групп (Peer Groups)

Молодежная активность — это практически всегда групповая активность. Существует социологическое допущение о том, что молодежь развивает свой вкус в одежде и музыке, находясь в группе, отдыхая и развлекаясь вместе.

«Равными группами» Айзенштадт называл те группы молодежи, отношения внутри которых характеризуются дружбой и верностью (преданностью) и обязательствами молодых людей друг перед другом. В социально-психологических терминах равные группы лежат где-то между семьей (с абсолютностью ее эмоциональных связей и обязательств) и экономической системой (с ее формальными контрактами, строгой организацией ролей, ссылками на достигнутые мастерство и квалификацию). Используя язык Айзенштадта, можно сказать, что равные группы управляют движением от частных ценностей к общим, из социального мира, в котором решения принимаются со ссылкой на родительский авторитет и семейные традиции, к миру, в котором решения должны быть отнесены к рационально понятым и согласованным с рациональными принципами. Равные группы (группы сверстников) поддерживают первые шаги молодых людей из семей, знакомят их с другими возможными путями в жизни. Сначала это может принимать значение сравнения, которое ребенок использует в споре со взрослыми: «А вот тот-томожет, тому-то купили». Равные группы — не источник ценностей, а способ нахождения своего места в мире, способ социальной идентификации. Молодежная культура только тогда становится источником проблемы, когда молодые отказываются расти, а этот феномен нуждается уже в психологическом объяснении. Можно сослаться на талантливый фильм «Жестяной барабан» (реж. А. Шлендорф). Мальчик времен второй мировой войны (действие происходит в Германии) однажды принимает самостоятельное решение — отказывается расти, своеобразно протестуя против взрослого мира.

Самая существенная критика функционализма заключается в вопросе: неужели все молодые одинаковы? Можно ли вообще использовать термин «молодежная культура» по отношению к институту, где каждый субъект включен в него по возрастному принципу?

Шейла Аллен (Sheila Allen) в статье «Некоторые теоретические проблемы в изучении молодежи» пишет о том, что в капиталистических обществах невероятно различается опыт разных классов, находящихся в разных экономических ситуациях, с разным отношением к власти, с различными видами образовательного вознаграждения. Важен также различный опыт полов. Проблема еще и в том, что можно обнаружить резко отличающиеся подходы среди молодежи к потребительским вкусам, отличительную напряженность, отчасти принудительность культурной активности молодежи. Эти линии напряжения можно определить как по полу, социальному классу, так и по возрасту. Досуговая активность — это не всегда «свободная» активность. Разные группы молодежи имеют разные возможности в досуговой активности. Мальчики и девочки тоже по-разному используют свое свободное время частично потому, что они «свободны» по-разному. Девочки имеют больше домашних обязательств, чем мальчики, кажутся более интересующимися тем видом досуга, который имеет смысл для их последующего замужества как способ нахождения «своего молодого человека». Социологи, вцелом, показывают, что существуют системные различия в молодежном поведении между студентами и молодыми рабочими, профессионалами и непрофессионалами, работающими и безработными, черными, белыми и азиатами. Обращаться ко всем этим группам как к частям одинаковой молодежной культуры — значит, спорить на высоком уровне абстракции о том, что у молодежи общие психосоциальные проблемы в переходе от детства во взрослое состояние в индустриальном обществе (как, например, считал Айзенштадт). Но разница в том, как подобные проблемы переживаются и решаются (или не решаются), причем, как они решаются в зависимости от конкретного времени и культурно-исторического места.

Классовый, гендерный и расовый подходы.

С середины 60-х гг. на Западе начинают развиваться разные подходы к исследованию молодежной культуры, подвергшие серьезной критике все предыдущие концепции и, прежде всего, функциональные.

1.Классовый подход: «сопротивление через ритуалы»

Этот подход основывался на новом понимании классового подхода. Предпосылки для классового подхода уже существовали. Так, например, при изучении группировок (Чикагская школа) исследователи открыли определенную зависимость подобного социального выбора от недостаточного социального статуса у рабочей молодежи, что, естественно, было обусловлено их социальным происхождением. Важную роль в формировании этих взглядов сыграло также и обострение классовой борьбы в Западной Европе с середины 60-х гг., которое привело к так называемой «революции 68 года» — знаменитым студенческим выступлениям во Франции и в других странах Европы. За ней последовал мощный экономический кризис начала 70-х гг., серьезно повлиявший на эволюции молодежных культур на Западе.

Классовый подход сформировался у английских социологов, стремившихся к критике концепции общества «всеобщего благополучия», и у американских социологов, исследовавших девиантное поведение подростков (в среде рабочей молодежи). Работы двух социологов: Дэвида Доунса и Пола Уиллиса сыграли самую решающую роль в развитии основ этого «нового» классового подхода. Доунс исследовал различные девиантное субкультуры в Лондоне. Одним из результатов его работы было доказательство того, что дело не в том, что у подростков существует излишек средств и свободного времени (то, что им давало благополучное общество), и не в том, что девиантное поведение передавалось от одного поколения к другому через гены или посредством включенности в криминогенные структуры. Он полагал, что причины находятся в системе образования, которая не учитывает интересы и способности средних и слабых учеников из рабочего класса.

Средние ученики как понятие употребляется им, скорее, не в контексте способностей ребят, а в смысле наличия у них реальных культурных ресурсов. В результате такие дети отвергались (отчуждались) и от образования и, соответственно, от сферы труда, поскольку их стартовые позиции оказывались намного беднее. Таким образом, не существовало проблемы досуга самой по себе: если бы в обществе были разрешены проблемы школы и работы, была бы решена и проблема свободного времени.

Пол Уиллис проводил углубленное исследование образа жизни группы молодых ребят-одноклассников в одной английской средней школе. В своем исследовании он подтвердил догадки Доунсао том, что ребята со средними и слабыми способностями из рабочей среды серьезно отходят от ценностей школы, (то есть от ориентаций на достижение в рамках общепринятых в школе ценностей — таких, как хорошая учеба, послушание, оценка со стороны учителя и т.д.), просто потому, что школьные занятия представляются им абсолютно бессмысленными (тут сыграло роль и их представление о будущем, вкотором не было места формируемым школой навыкам). Они создали между собой свой собственный мир, который состоял из «других» ценностей: умений «прикалываться», «прогуливать», «наезжать на отличников» (их звали «ear’oles»). На самом же деле, их сообщество оставалось очень замкнутым. Уходя от ценностей, которые казались им чужими, они сами обрекали себя на ту же подчиненность, которая была у их родителей, поскольку без образования они в будущем могли рассчитывать только на малоквалифицированную работу.

Понятие «символического потребления»

Для описания «значений» одежды как символа использовалась теория Леви-Стросса, имевшая в качестве одного из предположений допущение, что, надевая что-либо (одежду, украшения, употребляя различную косметику), молодые люди могли не просто отражать значения, уже существующие у этих предметов, но и присваивать этим символам свое значение (подрывать существующие смыслы).

Расшифровка стиля Тэддибоев (стиляг) 50-х гг., например, основывалась на предположении о том, что эти ребята из рабочего класса были исключены из всех способов социального продвижения. Надевая костюмы элитарного стиля, они достигали этого продвижения на символическом уровне. Для того, чтобы понять смысл этого феномена, нужно обратиться к английской моде. Костюм, который надевали «тэды», назывался «Edwardiansuit» (по имени короля Эдварда, во времена которого он был моден). Именно этот костюм стал опять модным в 50-е гг., когда элитарные модельеры Лондона возродили этот стиль и начали продавать подобные вещи людям из высшего класса.

В 1953г. этот стиль уже восприняли ребята из рабочего класса, стремясь с его помощью символически продвинуться от самого низкого до самого высокого социального уровня.

Отношение между субкультурным стилем и группой нередко называется «гомологичным», т.е. таким, когда субкультурная группа сама создает себя. Это понятие, таким образом, отражает наиболее фундаментальные субкультурные ценности группы. В этом еще одно отличие классового подхода от функционального: в последнем стиль понимался лишь как внешняя, поверхностная атрибутика субкультурности.

Интересным с этой точки зрения является стиль скинхедов (бритоголовых). Они носят тяжелые рабочие ботинки, джинсы с подтяжками и стригут головы наголо. По мнению Фила Кохена, этот стиль отражал именно те ценности, которые были очень важны для этой группы: сильный мужской дух, шовинизм, пуританство и рабочий коллективизм. Почему именно эти ценности стали центральными? Бирмингемская школа культурных исследований предополагает, что материальные предпосылки возникновения субкультуры скинхедов обнаруживаются в относительном ухудшении положения рабочего класса во второй половине 60-х гг. Этот упадок особенно остро чувствовали именно молодые и малоквалифицированные рабочие. Чтобы как-то примириться с новым положением, одни молодые выбирали «продвигающую» субкультурную стратегию (как «тэды» или «моды»), а другие, наоборот, выбирали «естественную» их положению субкультурную форму, которая представлялась им ближе к настоящей рабочей культуре. К последним как раз и относились скинхеды. Они собирались по территориальному признаку, проявляя крайнюю агрессивность по отношению к тем, кого они обвиняли в распаде рабочей общины и забвении ее ценностей. Чаще всего их агрессия была направлена против иммигрантов и негров, скинхеды часто нападали на них и жестоко их избивали. Знаменитая любовь скинхедов к футболу также объясняется проявлением их мужского духа, особенно это находило (и отчасти находит) свое воплощение в постоянных драках после матчей.

2.Гендерный подход

Уже в 70-х гг. работы Бирмингемской школы начали подвергаться критике. Спрашивалось, в частности: почему все субкультурные формирования изучаются, во-первых, принципиально как мужские и, во-вторых, — мужчинами? Вопрос был очень важный, так как Бирмингемская школа славилась тем, что занималась действительно настоящей жизнью молодых людей. В результате же оказалось, что жизненные истории, которые исследовались учеными, могли быть отнесены лишь к одной (мужской) «половине» молодежи, следовательно, только на анализе субкультурных форм этой «половины» и были построены все их теории.

Причины отсутствия девушек в субкультурных исследованиях самые разные. Исследователей мало интересовала жизнь девушек; в некоторых субкультурных формированиях, например, уличных бандах, позиции девушек были по преимуществу периферийными; частично субкультурная жизнь девушек была выражена через другие формы. А. МакРобби и Д. Гарбер назвали некоторые чисто женские подростковые субкультурные формирования «bedroom culture» (культура спальни), потому что ее нельзя было обнаружить или найти на улицах, там, где «тусовались» рокеры, моды или скинхеды, а лишь в чисто «женских местах», т.е. дома, а еще, точнее, в спальнях. В своей спальне девушки собирались с близкими подружками и фантазировали о своем будущем, о будущих романах с мужчинами с помощью пересказов друг другу историй о любимых рок-звездах, актерах, писателях, журналистах и т.д.

Даже само понятие «субкультура» — это чисто мужской термин, и оно было подвергнуто самой жесткой критике. У девушек существует своя субкультурная жизнь, имеющая специфические отличия от мужской.

Анализ субкультурных теорий показал, что когда ученые начали уделять внимание девушкам, то их субкультурное участие рассматривалось не просто как девиантное, а как сексуально отклоняющееся поведение. Последнее понималось, конечно же, как нравственно тяжкая форма в сравнении с субкультурными девиациями мальчиков. «Испорченная» девушка рассматривалась как испорченная «навсегда».

Барбара Худсон утверждала, что это произошло потому, что молодежные теории, описывающие период юности как время «бури и натиска», основывались на мужском подходе. Подросток рассматривался как человек в том возрасте, когда ему необходимо попробовать свои силы, когда ему нужно «гулять» до тех пор, пока он не найдет себя и не станет взрослым, когда придет время «восстать» против родителей и учителей. Но подобная форма поведения понималась как необходимая только для мальчиков, о которых говорили, что они обязательно «перерастут» этот период, а то, что происходит с ними сейчас, — это нормально и не смертельно. Если же девушки начинали вести себя подобным образом, то их поведение вызывало намного более строгую реакцию, поскольку они тем самым подрывали не только нормы подчинения детей взрослым, но еще и женщин — мужчинам. Ведь женщины по определению должны быть пассивными, послушными, спокойными и подчиненными. Возникли моральные паники по поводу поведения молодых девушек. Особенно это было заметно в дискурсах об «одиноких или молодых матерях».

3. Расовый подход

В медицинской и психологической литературе о молодежи уже давно существовали работы, в которых ученые стремились доказать, что отклоняющееся поведение передается биологически и что есть некоторые расы (например, чернокожие), которые больше склоны к девиациям, чем другие. К середине 70-х гг. стало ясно, что в целом идея девиантности построена на представлениях о нормах, как нормах белого среднего класса, и поэтому всякое другое поведение рассматривалось как отклоняющееся. Особое подозрение общество испытывало по отношению к такой черной молодежной субкультуре, как «растафарианз», которая сформировалась на основе одного музыкального стиля и политических взглядов молодых черных. Но уже к концу 70-х гг. стало очевидно, что вся молодежная культура на Западе развивается на основе взаимодействия африканских, азиатских и новоевропейских культурных влияний. Работы таких ученых, как П. Гилрой, показали, как происходил этот положительный культурный обмен.

Все перечисленные подходы могут быть рассмотрены как «радикальные». Главная их мысль заключается в том, что не так важен разрыв между молодежью и старшим поколением, как разрыв внутри общества в целом по признаку класса, пола и расы.

Советская теория о молодежи. Гласность и молодежь.

Понятие молодежного вопроса в течение последних 10 лет, то есть с. до настоящего дня, изменилось радикально. Правильно было бы назвать эти изменения «перестройкой» молодежного вопроса, но так назвать нельзя потому, что-то, что начиналось как перестройка, заканчивалось уже как «переломка».

1985–1987 гг. Гласность и молодежная тема

В первые годы перестройки были две неотъемлемые политики — политика «ускорения» и политика«гласности». Это нужно иметь ввиду, когда мы даем оценку результатам гласностив области социологии молодежи. В течение 1985 — 1986 гг. прежние понятиямолодежи как «строителей коммунизма» и «объектов буржуазной (западной)пропаганды» сохранились практически не тронутыми. В газетах того времени ещепродолжали объявлять о социалистических соревнованиях и красиво писать о «добровольной» помощи студенческих бригад, об участии молодежи в строительныхпроектах и возведении новых городов. При этом всегда особенно обращали внимание на то, что вклад молодежи в строительство социалистического общества является не только физическим, но и духовным (интеллектуальным). Молодежь как самая образованная часть населения играла особую роль в освоении новой техники и нового знания — в компьютеризации. Это как раз была та «историческая миссия» живущего молодого поколения, о которой говорил еще В.И. Ленин. Читая новую Программу и Устав КПСС, опубликованные к XXVII съезду партии, можно было подумать,что вообще ничего не изменилось.

Тем не менее, какие-то, пусть и не очень значительные, изменения уже свершились. Например, уже можно было более открыто говорить и писать о проблемах в МЖК, на комсомольских стройках и в управлении студенческими бригадами. Чаще, чем прежде, стала подниматься и другая проблема — проблема молодежного досуга. На страницах молодежных газет и журналов начали обсуждаться проблемы недостатка молодежных кафе, молодежных клубов и кружков, предлагались новые программы комсомола (горкомов и обкомов), направленные на решение этой проблемы.

Но самым интересным вобсуждении проблемы молодежного досуга было практически полное отсутствиеголоса или мнения самой молодежи. (Такие передачи, как «Взгляд» и «12-й этаж» явились в этом смысле редким исключением). Кроме этого, якобы открытое обсуждение проблемы (в стиле «гласности») происходило без попыток как-то выйти за пределы понятия молодежи как объекта дурного западного влияния. Расшифровывая подтекст обсуждения молодежного вопроса в первые годы гласности, можно было понять, что проблема молодежного досуга заключается в том, что если молодежь не будет проводить свое свободное время в клубах, кафе или кружках под присмотром комсомольских работников или других надежных лиц, то она будет «валяться» на своих тусовках, в подвалах или дворах и быстро попадет под влияние западной пропаганды, которая передается через рок-музыку, западные радиопередачи и модную одежду. Образ жизни западной молодежи понимался не только как культурночуждый, но и политически вредный. Западную рок-музыку подвергали особо жесткой критике. Одни авторы видели в ней общую попытку Запада разрушить советскую власть способом постепенного «оглупления» молодежи через музыку. В течение. вопрос молодежного досуга стал полем «борьбы за молодежь» между комсомолом и так называемыми неформалами. Комсомол «почувствовал», что за последние годы молодежь все больше и больше отходила от организованных форм досуга, начала собираться и объединяться по своим признакам, отдельно от комсомола. Определив эту проблему, комсомол поставил перед собой задачу решить ее, утверждая, что он знает, как это сделать.

В первые годы гласности действительно стало возможным узнавать и обсуждать проблемы современного общества. Но предлагаемые подходы решения этих проблем не выходили за рамки существующих. В молодежной сфере это означало, что несмотря на то, что в принципе существование неформальных молодежных объединений было допущено, к ним продолжали относиться как к результатам западного влияния, с которым нужно было бороться, направляя заблудившуюся молодежь на верный путь.

1987-1989 гг. Политизация неформалов

С 1987 г. начался второй этап перестройки — «демократизация» КПСС и общества в целом. Тенденция развития молодежи, и, в частности, неформальных объединений приобрели особое значение в эти годы. Во-первых, потому, что обострение политической борьбы в стране стимулировало, в свою очередь, и борьбу за молодежь. Во-вторых, неформальные объединения сами по себе явились механизмом углубления и поддержания перестройки, одновременно представляя собой и самую большую угрозу для нее. Почему? Потому что неформалы были, с одной стороны, признаком такого демократичного, плюралистического общества, которое Горбачев хотел создать, нос другой стороны, их же демократичность и плюрализм постоянно ставили под сомнение роль КПСС как единой и единственной партии и роль перестройки как единственного, идеологически правильного пути дальнейшего развития советского общества.

Обсуждение молодежи впечати, научной и популярной литературе с 1987 по 1989 гг. проводилось на «двух фронтах». Первым фронтом было раскрытие новых тем, якобы в духе перестройки. На страницах газет и журналов бесконечно появлялись статьи про металлистов, панков, рокеров, волнистов, про новые религиозные группы и т.д. Научно-исследовательский Центр ВКШ (а также Институт социологии РАН) опубликовали много работ, в которых предпринимались попытки определить численность групп неформалов, описать формы их деятельности и структуры их объединения. Исследователи ВКШ (Института молодежи) показали, что уже 60% молодых людей так или иначе, вписались в подобные неформальные объединения, что эти объединения количественно были небольшими (10-20 человек), что примерно одна треть из них имела свои правила и своего лидера.

Хотя у каждого автора была своя классификация, в основном неформалы делились на три группы:

1. «положительные» (общественно-политические клубы и объединения, если, конечно, их политические идеи совпадали с теми, которые признавались КПСС).
2. «нейтральные», иногда употреблялся термин — «эпатажные», то есть волнисты, скэйтбордисты, рокеры, металлисты, кришнаиты и иногда панки.
3. «отрицательные». Это были группы, проявлявшие антиобщественные тенденции, как, например: фашисты, шовинисты, националистические и прокапиталистические группы (и иногда панки, металлисты, рокеры).

Вполне очевидна политическая основа классификации — грубо говоря: «за перестройку» или «против перестройки».

Такая классификация нужна была для того, чтобы помочь комсомолу справиться со своими новыми задачами, вызванными перестройкой общества, так как сам комсомол (ВЛКСМ) явился вторым фронтом обсуждения молодежного вопроса. В годы демократизации комсомол подвергался критике, начались «чистки» кадров. Комсомол предпочел отказаться от статуса массовой организации, позволив молодежи свободно выходить из его рядов. Комсомол решил, что запрещать неформальные объединения уже бесполезно — наоборот, запрет имел бы обратный эффект, и участие в них стало бы еще привлекательнее. Поэтому комсомольские идеологи принялись отрабатывать «дифференцированный подход» к ним, основанный на классификациях неформалов, предложенных комсомольскими учеными. Подход к нейтральным неформалам (рокерам, панкам, металлистам, скейтбордистами т.д.) был основан на принципе перевоспитания и облегчения процессов социализации молодежи. Появление именно таких групп комсомол связывал с недостатками в работе всех институтов социализации, в том числе — семьи, школы и самого комсомола. Таким образом, комсомол инициировал создание рок-лабораторий, клубов мотоциклистов, спортивных кружков, пытаясь привлечь в эти «новые молодежные места» молодежь с улицы. Особо смелые комсомольские активисты пытались войти в разные неформальные объединения (тусовки), чтобы изнутри направить их в нужное направление. По отношению к антиобщественным группам комсомол видел лишь один реальный путь — путь борьбы с ними. Этот метод работы был более знакомым и понятным.

1990–1994 гг. Молодежь как социальная проблема

К 1992г. традиционные понятия молодежи как строителей коммунизмаи одновременно жертв западного влияния практически вышли из употребления. Вместо них стали появляться знакомые нам с Запада понятия молодежи как потребителей и молодежи как девиантов. Почему так произошло? Во-первых, потому что ВЛКСМ проиграл в борьбе за привлечение молодежи обратно в свои ряды. Если вначале перестройки (1985г.) было 42 миллиона членов ВЛКСМ, то в 1990г. остался только 31 миллион. Все меньше и меньше поступало новых членов — в 1989г. число новых членов составило лишь 40% того, что было в 1982г.. Итак, ВЛКСМ как единого формирования уже не существовало: сначала прибалтийские республики, а затем и другие республиканские молодежные организации стали выходить из состава ВЛКСМ. Одновременно с этим внутри самого комсомола появились фракции по политическому признаку, отражая политические противоречия в обществе в целом. Радикальные предложения по перестройке комсомола в очередной раз обсуждались насъезде ВЛКСМ (апрель 1990г.), и в очередной раз комсомол не смог вовремя оценить всю кризисность своего положения. Вместе с этими организационными переменами на государственном уровне изменились представления о молодежи и на страницах печати, и в научной литературе. Молодежь все чаще и чаще появлялась в этих текстах не как субъект строительства нового общества, а как объект государственной политики, нуждающийся в помощи, не способный сам себе помочь. Внимание уделялось проблеме низких заработков молодежи, начавшемуся росту молодежной безработицы, проблеме жилья для молодых семей, проблеме дедовщины в армии. И, конечно, росту преступности среди молодежи. Все эти явления, но особенно последнее, объяснялись так называемым «маргинальным положением» молодежи в обществе. Особыми группами риска считались те молодые люди, которые выпивали или употребляли наркотики, которые уже были вовлечены в криминогенные или территориальные группировки.

Таким образом, прежнее понятие советской молодежи как строителей коммунизма уже полностью исчезает из общего употребления. На XXI съезде ВЛКСМ открыто высказались против ленинских слов о том, что «будущее принадлежит молодежи», утверждая, что будущего ей уже недостаточно, что ей нужно и настоящее. Нельзя дальше ожидать, что молодежь будет жертвовать своим настоящим ради будущего государства, наоборот, государство обязано предоставить своим молодым людям хотя бы минимальные условия для жизни. Нынешняя молодежь представлялась как потерянная. Государство, не выполнив своих обязанностей, бросило молодых людей на периферии общества, где они стали маргиналами, неспособными «вписаться» в нормальную жизнь.

Постмодернизм и социология молодежи

Многие идеи и подходы в социологии молодежи были подвергнуты переосмыслению именно под воздействием постмодернистских теорий, что нашло выражение в практике обсуждения молодежного вопроса в ряде новых западных исследований.

Теоретики постмодернистского направления с особым вниманием относятся к роли массмедиа в формировании молодежной субъективности. Особое внимание уделяется молодежным журналам, телепередачам, новым радио каналам и «живой» музыке. В последнее время невероятно значимыми стали тексты, передаваемые через компьютерные сети, в первую очередь Интернет. Часто эти культурные формы (каналы) также называются «дискурсами», а отдельные (законченные) виды популярной культурной продукции называются «тексты» (телепередача, видеоклип, песня, фото, статья). Отдельные тексты изучаются для выявления представлений, которые передаются аудитории через средства массовой информации.

Так, например, в 80-х гг. очень много и подробно обсуждались феномены Мадонны и Майкла Джексона — поп-певцов, завоевавших мировую известность среди молодежи. Их фаны были практически везде, вне национальных и культурных границ, это был новый тип сообщества поклонников. Мадонна рассматривалась в качестве символа раскованной и рискованной (подчас скандально-проблематичной) женственности, Майкл Джексон — как символ сложного вызова своей расовой и гендерной принадлежности. Имиджи певцов отличались сверхэпатажностью, они заведомо провоцировали сопротивление взрослых и беспроигрышно набирали «очки» и новых волонтеров («фанов») среди подростков. Имидж и тексты песен этих актеров оказали и продолжают оказывать заметное влияние на сдвиги в гендерных позициях, на формирование новых «миксовых» форм субъективности и сексуальности среди своих поклонников. Уже в этих примерах видна нестабильность молодежной и подростковой субъективности (особенно сексуальности и гендерной идентификации), изучавшейся до этого лишь на теоретическом уровне.

Для исследования сдвигов в представлениях и образах женской субъективности МакРобби проанализировала ряд английских журналов для девушек (в 80-е гг.). Она сделала вывод о том, что образцы поведения, которые предлагались молодым девушкам в этих журналах, резко изменились. Если в 60-х — 70-х гг. главной темой журнальных статей были «романсы» (лирически-романтические истории о неразделенной или, напротив, взаимной чистой любви), в которых девушки представлялись, как правило, страдающими, терзающимися или умиленно счастливыми, то из журналов 80-х гг. романсы практически исчезли.

В отличие от западного опыта в России только-только начинают появляться «новые» журналы, отражающие идеи «new ages», например «Птюч». В основном же в журналах для девушек и молодых женщин («Лиза», «Штучка», «Ровесник», например) по-прежнему продолжают публиковаться прямые перепечатки из американских журналов, наполненные любовными историями и правилами подготовки к встрече с любимым и к замужеству.

http://www.regioncentre.ru/generation/scienceaboutyouth/scienceaboutyouth1/