На самом краю света

Рипичип был, пожалуй, единственным на борту, за исключением Дриниэна и обоих Пэвенси, кто заметил Морской Народец. Когда он увидел, как Морской Король потрясает копьем, он сразу же нырнул в воду, так как принял это за вызов или угрозу и пожелал тут же на месте разобраться с ним. Восхищение от того, что он обнаружил пресную воду, отвлекло его внимание, и прежде, чем он вспомнил о Морском Народце, Люси с Дриниэном отвлекли его в сторону и предупредили, чтобы он никому не говорил о том, что видел.

Оказалось, что они зря беспокоились, потому что к этому времени «Рассветный Путник» плыл уже в той части моря, которая похоже, была необитаемой. Никто, кроме Люси, больше не видел морских жителей, да и ей удалось заметить их еще только один раз, и то в течение очень короткого времени. Утром следующего дня они плыли по мелководью. Где-то перед полуднем Люси увидела большую стайку рыб, снующих по дну в водорослях. Они все что-то жевали, не прекращая двигаться в одном и том же направлении.

— Совсем, как стадо овец, — подумала Люси.

Вдруг в центре этого стада она заметила маленькую Морскую Девочку, примерно того же возраста, что и она сама. Девочка казалась очень спокойной и самостоятельной. В руке она держала что-то вроде посоха. Люси была уверенна, что эта девочка пасет морских овечек, то есть рыбок, и, значит, эта стайка — действительно стадо на пастбище. И рыбки, и девочка находились совсем близко от поверхности воды. Когда девочка, скользящая по мелководью, и Люси, перегнувшаяся через борт корабля, оказались друг против друга, девочка взглянула наверх, прямо в лицо Люси. Они не могли заговорить друг с другом, через секунду девочка осталась позади, за кормой. Но Люси навсегда запомнила ее лицо. Оно не было испуганным или злым, как у многих морских жителей. Люси понравилась эта девочка, и она чувствовала, что тоже понравилась ей. За это мгновение они каким-то образом успели подружиться. Не похоже, что им удастся когда-нибудь встретится снова в этом или каком-нибудь другом мире. Но если это все-таки произойдет, они кинутся друг другу в объятия.

После этой встречи «Рассветный Путник» в течение многих дней плавно скользил на восток по совершенно гладкому морю: волны не бились о борт корабля, стоял мертвый штиль. С каждым днем и часом свет становился все ярче, но все равно они могли глядеть на него. Никто не ел и не спал, но никому и не хотелось этого. Они поднимали ведра, полные удивительной морской воды, которая была крепче вина, но какая-то более мокрая, более жидкая, чем обычная вода, и молча пили ее глубокими глотками за здоровье друг друга. И двое или трое матросов, которые были довольно пожилыми в начале путешествия, с каждым днем теперь становились все моложе и моложе. На борту корабля всех переполняло радостное возбуждение, но не то возбуждение, которое заставляет вас болтать без умолку. Чем дальше они плыли, тем меньше говорили друг с другом, а уж если и разговаривали, то только шепотом. Тишина этого последнего моря зачаровывала их.

— Милорд, — обратился однажды Каспиан к Дриниэну, — что вы видите впереди?

— Сир, — ответил Дриниэн, — я вижу какую-то белизну. Она простирается по всему горизонту с севера на юг, насколько я могу охватить ее взором.

— Я вижу тоже самое, — сказал Каспиан, — и я не могу даже вообразить, что это такое.

— Если бы мы находились в более высоких широтах, Ваше Величество, я сказал бы, что это лед, — предположил Дриниэн. — Но здесь не может быть льда. Тем не менее, я думаю, что нам надо посадить гребцов на весла и удерживать корабль против течения. Чем бы эта штука ни оказалась, мы вовсе не хотим врезаться в нее на такой дикой скорости.

Они сделали так, как предложил Дриниэн, и продолжали продвигаться вперед все более и более медленно. Но загадка белизны не прояснялась, хотя они и приближались к ней. Если это была суша, то она, вероятно, была очень странной, так как казалась такой же гладкой, как и вода, и находилась вровень с ней. Когда они подошли к ней совсем близко, Дриниэн резко положил руль и развернул корабль боком к течению. Так они немного проплыли на юг, вдоль края этой белизны. При этом они случайно сделали очень важное открытие: ширина течения составляла не более сорока футов, море же вокруг было тихим, как озеро. Эти новости обрадовали команду, которая уже начинала думать, что обратное плавание, когда придется грести против течения до самого острова Раманду, будет весьма неприятным. Это также объясняло, почему маленькая пастушка так быстро отстала от корабля. Она находилась вне течения. Если бы это было не так, она двигалась бы на восток с такой же скоростью, что и корабль.

И все равно никто не мог понять, что это за белизна. Спустили шлюпку. Несколько человек отправились в ней на разведку. Те, что остались на «Рассветном Путнике», могли видеть, как шлюпка въехала прямо в эту белизну. Они слышали громкие и удивленные голоса сидевших в шлюпке, разносившиеся далеко над тихой водой. Затем наступила пауза, пока Райнелф на носу измерял глубину, а когда после этого шлюпка повернула назад, внутри нее оказалось довольно большое количество непонятного белого вещества. Вся команда с любопытством столпилась у борта.

— Лилии, Ваше Величество! — крикнул Райнелф, стоя на носу шлюпки.

— Как Вы сказали? — переспросил Каспиан.

— Цветущие лилии, Ваше Величество, — пояснил Райнелф. — Такие же, как дома в пруду.

— Вот, смотрите! — воскликнула Люси, сидевшая на корме шлюпки.

Мокрыми руками она подняла вверх охапку белых лепестков и широких плоских листьев.

— Какая там глубина, Райнелф? — спросил Дриниэн.

— Это-то самое интересное, Капитан, — ответил Райнелф. — Там еще глубоко, как минимум три с половиной сажени.

— Но это не могут быть настоящие лилии — то, что мы называем лилиями! — воскликнул Юстас.

Может они и не были настоящими лилиями, но, во всяком случае, были очень похожи на них. И, когда, после небольшого совещания, «Рассветный Путник» вошел обратно в течение и заскользил через Озеро Лилий или Серебряное Море (они попробовали использовать оба названия, но прижилось только Серебряное Море, и теперь оно так и обозначено на карте Каспиана), началась самая странная часть их путешествия. Очень скоро открытое море, которое они оставили позади, превратилось в узкую синюю полоску на западе. Со всех сторон их окружала белизна, чуть-чуть подкрашенная золотом, и лишь за кормой, после того, как корабль, проплывая, раздвигал лилии, оставалась открытая полоска воды, блестевшая, как темно-зеленое стекло.

На вид это последнее море очень напоминало Арктику, и, если бы к этому времени их глаза не стали сильными, как глаза орла, они не смогли бы вынести блеск солнца на этой белизне — особенно ранним утром, когда солнце было ярче всего. И каждый вечер отсветы этой белизны продлевали день. Казалось, лилиям нет конца. День за днем ото всех этих миль и лье цветов исходил аромат, который Люси с трудом могла описать: он был сладким — да, но вовсе не всепоглощающим или одурманивающим, напротив, это был свежий, чистый, какой-то одинокий запах, который как будто проникал внутрь вашего мозга, и вы начинали чувствовать в себе силы взлететь на высокую гору или побороть слона. Люси с Каспианом говорили друг другу:

— Я чувствую, что не смогу выдержать это долго, но я не хочу, чтобы это прекращалось.

Они очень часто измеряли глубину, но лишь через несколько дней она стала уменьшаться. После этого становилось все мельче и мельче. Наконец, настал день, когда им пришлось выбираться из течения на веслах и с их же помощью продвигаться вперед со скоростью улитки. Вскоре стало ясно, что дальше на восток «Рассветный Путник» плыть не может. И впрямь, только искусство кормчего спасло их от того, чтобы сесть на мель.

— Спустите шлюпку! — вскричал Каспиан, — и позовите всех на палубу. Я должен поговорить с командой.

— Что он задумал? — прошептал Юстас Эдмунду. — У него какие-то странные глаза.

— Я думаю, что все мы, наверное, выглядим также, — ответил Эдмунд.

И они присоединились к Каспиану на корме. Вскоре внизу у лесенки столпилась вся команда, чтобы выслушать речь Короля.

— Друзья мои, — сказал Каспиан, — теперь мы исполнили то, зачем отправились в путешествие. Мы обнаружили всех лордов, и, так как сэр Рипичип поклялся никогда не возвращаться обратно, вы, несомненно, увидите, когда достигните Острова Раманду, что Лорды Ревилиен, Аргоз и Мавроморн пробудились ото сна. Вам, милорд Дриниэн, доверяю я этот корабль и приказываю на всех парусах плыть назад в Нарнию и ни в коем случае не высаживаться на Острове Мертвой Воды. И передайте моему регенту, Гному Трампкину, чтобы он раздал всем моим товарищам по кораблю те награды, которые я обещал им. Они их заслужили. И если я не вернусь, то воля моя такова, чтобы Регент, Доктор Корнелиус, Барсук Траффлхантер и Лорд Дриниэн выбрали нового Короля Нарнии с согласия...

— Но, Ваше Величество, — прервал его Дриниэн, — вы что, отрекаетесь от престола?

— Я отправляюсь с Рипичипом на Край Света, — заявил Каспиан.

Встревоженный ропот прокатился по рядам матросов.

— Мы возьмем шлюпку, — продолжал Каспиан. — вам она не понадобится в этих тихих морях, а на острове Раманду вы сможете сделать новую. А теперь...

— Каспиан, — вдруг строго сказал Эдмунд, — ты не можешь так поступить.

— Естественно, — присоединился к нему Рипичип, — это невозможно для Вашего Величества.

— Конечно, нет, — сказал Дриниэн.

— Не могу? — грозно вскричал Каспиан, сделавшись в это мгновение похожим на своего дядю Мираза.

— Простите, Ваше Величество, — послышался с палубы голос Райнелфа, — но, если бы кто-нибудь из нас вздумал такое сделать, это назвали бы дезертирством.

— Вы слишком много на себя берете, Райнелф! — предупредил Каспиан.

— Нет, Сир! Он совершенно прав! — воскликнул Дриниэн.

— Клянусь Гривой Аслана! — вскричал Каспиан. — Я-то думал, что вы здесь все мои подданные, а не учителя,

— Я не твой подданный, — сказал Эдмунд, — и я говорю тебе, что ты не можешь этого сделать.

— Ну вот, опять, — пробормотал Каспиан. — Что ты имеешь в виду?

— Если Вашему Величеству угодно, мы имеем в виду, что Вы не должны этого делать, — объяснил Рипичип, поклонившись очень низко. — Вы являетесь Королем Нарнии. Если Вы не вернетесь, Вы предадите всех своих подданных, и в первую очередь — Трампкина. Вы не имеете права развлекаться приключениями, словно обычный человек. И если Ваше Величество не пожелает прислушаться к голосу рассудка, то верноподданнический долг каждого на борту будет заключаться в том, чтобы помочь мне разоружить Вас, связать и так и держать, пока Вы не придете в чувство.

— Совершенно верно, — поддержал Эдмунд. — Так и поступили с Улиссом, когда тот хотел подплыть поближе к Сиренам.

Рука Каспиана уже опустилась на рукоять меча, когда Люси напомнила:

— Ты ведь обещал дочери Раманду, что вернешься.

Каспиан остановился.

— Ну, да. Это так. — сказал он. Он постоял минуту в нерешительности, а затем крикнул, обращаясь ко всем на корабле:

— Хорошо, пусть будет по-вашему! Путешествие окончено! Мы все возвращаемся обратно! Поднимите шлюпку!

— Мир! — воскликнул Рипичип, — мы возвращаемся, но не все. Я, как уже объяснял ранее...

— Тихо! — взорвался Каспиан. — Я получил урок, но я не позволю издеваться над собой. Неужели никто не заткнет пасть этой Мыши?

— Ваше Величество обещало, — напомнил Рипичип, — быть добрым сеньором для Говорящих Зверей Нарнии.

— Да, для Говорящих Зверей! — воскликнул Каспиан. — Но я ничего не обещал зверям, которые все время говорят без остановки.

И он в гневе спустился по лесенке и вошел в каюту, хлопнув за собой дверью.

Но, когда чуть позже остальные пришли к нему, они обнаружили, что настроение его изменилось. Он был бледен, и на глазах у него были слезы.

— Все бесполезно! — воскликнул он. — Я должен был вести себя прилично — от моего чванства и гнева нет никакого толку. Аслан говорил со мной. Нет — я не хочу сказать, что он на самом деле был здесь. Он бы даже не поместился в этой каюте. Но эта золотая львиная голова на стене вдруг ожила и обратилась ко мне. Его глаза были ужасны. Не то, чтобы он грубо обошелся со мной, — лишь немного строго вначале. Но это все равно было ужасно! И он сказал... он сказал... о, я не могу вынести этого. Самое худшее из того, что он мог сказать. Вы должны плыть дальше — Рип, Эдмунд с Люси и Юстас, а я должен повернуть назад. Один. И немедленно. Но зачем же тогда все?

— Каспиан, дорогой мой, — сказала Люси, — ты ведь знал, что рано или поздно мы должны будем вернуться в наш собственный мир.

— Да, — всхлипывая, ответил Каспиан, — но это произошло раньше, чем я ожидал.

— Когда ты вернешься на Остров Раманду, тебе будет лучше, — попыталась утешить его Люси.

Позже Каспиан немного повеселел, но для всех расставание было все-таки очень горестным и тяжелым, и я не буду останавливаться на этом.

Примерно в два часа шлюпка, загруженная съестными припасами и водой, хотя они подозревали, что еда и питье им не понадобятся, взяв на борт плетеную лодочку Рипичипа, отошла от «Рассветного Путника», и дети двинулись через бесконечный ковер из лилий. На «Рассветном Путнике» подняли все флаги и вывесили на борт все щиты в честь их отплытия. Снизу, из лодки корабль казался таким высоким, большим и домашним. А повсюду вокруг них были одни лилии. Прежде, чем они потеряли корабль из виду, они увидели, как он развернулся и медленно пошел на веслах на запад. И, хотя Люси и пролила несколько слезинок, она не так сильно страдала от расставания, как можно было ожидать. Свет, тишина, пряный аромат Серебряного Моря, и даже непонятно, почему само одиночество — все это было слишком здорово, чтобы грустить.

Не было необходимости грести — течение непреклонно несло их на восток. Никто их них не спал и не ел. Всю ночь и весь следующий день они скользили прямо на восток, и когда на третий день взошло солнце — такое яркое, что мы с вами не могли бы вынести его сияния даже в темных очках, впереди они увидели чудо. Между ними и небом была как будто стена, серо-зеленая, дрожащая, мерцающая стена. Затем взошло солнце. Вначале они увидели его сквозь эту стену, она засияла всеми цветами радуги. Тогда они поняли, что на самом деле — это высокая волна, бесконечная волна, как край водопада, застывшая на одном месте. Казалось, что она выше тридцати футов. Течение быстро несло путешественников прямо к ней.

Вы можете предположить, что они подумали об опасности, ожидавшей их. Но нет. Они и не задумались об этом. Я полагаю, на их месте никто не смог бы думать об этом, ведь теперь они видели не только сквозь волну, но и сквозь солнце. Они не смогли бы даже просто взглянуть на это солнце, если бы вода Последнего Моря не укрепила их глаза. Однако, теперь они могли смотреть на восходящее солнце и ясно видеть то, что скрывалось за ним. На востоке, за солнечным диском, они заметили горную цепь. Эти горы были очень высоки: путешественники не видели их вершин, по крайней мере они ничего не могли сказать об этом. Никто из них не помнит, было ли небо в том направлении. И эти горы, должно быть, действительно находились за пределами мира. Ибо любые горы, высотой даже в четверть или даже в одну двадцатую от них, были бы покрыты снегом и льдом. Но, куда бы вы не бросили взгляд, на любой высоте эти горы оставались зелеными, теплыми, поросшими лесом, в котором виднелись водопады. Внезапно с востока налетел легкий ветер, накинувший шапку пены на гребень волны и взъерошивший тихие лилии вокруг лодки. Это дуновение длилось лишь секунду или около того, но дети никогда не смогут забыть то, что они ощутили в это мгновение. Ветерок донес до них аромат и звук, звук музыки. Эдмунд с Юстасом впоследствии отказывались говорить об этом, а Люси могла лишь вымолвить:

— Этот звук разрывал сердце.

— Почему? — спросил я, — разве он был настолько печальным?

— Печальным? Нет, — ответила Люси.

Никто из сидевших в лодке не сомневался, что они глядят за Край Света, в страну Аслана.

В этот момент лодка с треском села на мель. Теперь даже для нее стало слишком мелко.

— Отсюда, — сказал Рипичип, — я поплыву один.

Они даже не пытались помешать ему, так как теперь все, что происходило, казалось предначертанным судьбой или произошедшим когда-то раньше. Дети помогли Рипичипу спустить на воду маленькую лодочку. Затем он снял свою шпажку «Она мне больше не понадобится», — пояснил он и отшвырнул ее далеко в сторону в заросли лилий. Она втолкнулась в дно вертикально, так что рукоять ее осталась над поверхностью воды. Затем Рипичип попрощался с детьми, стараясь выглядеть печальным ради них: на самом же деле он дрожал от счастья. Люси в первый и последний раз в жизни взяла его на руки и погладила. А затем он торопливо уселся в свою лодочку, взял весло, и течение подхватило его и понесло прочь, превращая в черную точку на фоне лилий. Но на волне не росло никаких лилий — это был ровный, зеленый склон. Лодочку относило все быстрее и быстрее, и вдруг она взлетела на гребень волны. Лишь одно мгновение видели дети ее силуэт и Рипичипа на самой вершине. Затем они пропали из виду, и с тех пор больше никто на свете не встречал доблестного Рипичипа. Однако, мое мнение таково, что он добрался невредимым до страны Аслана и живет там и по сей день.

Как только встало солнце, очертания гор за пределами мира растворились в нем. Осталась только волна, да синее небо за ней.

Дети вышли из лодки и побрели по мелководью — не к волне, а на юг, оставляя волну слева от себя. Они не смогли бы объяснить вам, отчего они так сделали: это была судьба. На «Рассветном Путнике» они чувствовали и вели себя совсем, как взрослые. Но теперь они испытывали совершенно противоположное чувство и предпочли взяться за руки, пробираясь через лилии. Они не ощущали усталости. Вода была теплой. С каждым шагом становилось все мельче и мельче. Наконец они выбрались на сухой песок а потом и на траву. Во все стороны, куда ни глянь, почти вровень с Серебряным Морем простиралась огромная равнина, поросшая тонкой невысокой травой. Она была удивительно ровной: нигде не было даже кротовой норки.

И, конечно же, им казалось, что впереди небо встречается с землей, как всегда бывает на абсолютно ровном месте, где нет деревьев. Однако, чем дальше они шли, тем сильнее становилось чрезвычайно странное ощущение, что здесь и впрямь небо наконец встретится с землей, что оно лишь синяя стена, очень яркая, но вполне реальная, и сделана из какого-то твердого вещества. Больше всего это походило на стекло. Вскоре они были совершенно уверены в этом. Они подошли совсем близко.

Но между ними и краем неба на зеленой траве лежало что-то настолько белое, что даже их сильные глаза едва могли вынести эту ослепительную белизну. Они подошли ближе и увидели, что это Ягненок.

— Подойдите, позавтракайте, — произнес Ягненок. Голос его был сладок, как молоко.

Только тогда они заметили, что в траве горел костер, а на нем жарилась рыба. Они уселись на траву и съели рыбу, почувствовав голод в первый раз за много дней. Эта рыба показалась им вкуснее всего, что они когда-либо пробовали.

— Пожалуйста, Ягненок, скажите нам, — попросила Люси, — здесь ли лежит путь в страну Аслана?

— Не для вас, — ответил Ягненок. — Для вас дверь в страну Аслана открывается лишь из вашего мира.

— Как! — удивился Эдмунд. — Разве из нашего мира тоже есть путь в страну Аслана?

— В мою страну ведут дороги из всех миров, — ответил Ягненок, и, когда он сказал это, его белоснежная шерстка превратилась в рыже-золотую, он увеличился в размерах и оказался самим Асланом. Лев возвышался над детьми, грива его излучала сияние.

— О, Аслан! — воскликнула Люси, — ты расскажешь нам, как попасть в твою страну из нашего мира?

— Я постоянно буду вам рассказывать это, — ответил Аслан. — Но я не скажу вам, долог или короток этот путь: скажу лишь, что он лежит через реку. Но не бойтесь этого, потому что я — Великий Строитель Мостов. А теперь пойдемте: Я открою дверь в небе и отправлю вас в ваш собственный мир.

— Аслан, прошу тебя! — взмолилась Люси, — прежде, чем мы уйдем, не мог бы ты нам сказать, когда мы снова попадем в Нарнию? Пожалуйста, скажи нам это. И я очень прошу тебя, сделай так, чтобы это произошло скорее.

— Дорогая моя, — очень мягко ответил Аслан, — ты и твой брат никогда больше не вернетесь в Нарнию.

— Ах, Аслан! — хором вскричали в отчаянии Эдмунд и Люси.

— Дети, вы стали уже слишком взрослыми, — объяснил Аслан. — Вы должны теперь начинать приближаться к вашему собственному миру.

— Но, понимаешь, дело не в Нарнии, — всхлипывала Люси. — Дело в тебе. Ведь там мы не сможем встретиться с тобой. И как же мы будем жить, никогда не видя тебя?

— Но ты встретишь меня там, дорогая моя, — ответил Аслан.

— Разве... разве Вы есть и там, сэр? — спросил Эдмунд.

— Я есть повсюду, — ответил Аслан. — Но там я ношу другое имя. Вы должны узнать меня под этим именем. Именно для этого вам и позволили посетить Нарнию, чтобы, немножко узнав меня здесь, вам было бы легче узнать меня там.

— А Юстас тоже никогда больше не вернется сюда? — спросила Люси.

— Дитя мое, — промолвил Аслан, — зачем тебе знать о том? Пойдем, я открываю дверь в небе.

Затем все произошло в одно мгновение: синяя стена разошлась, как рвущаяся занавеска, откуда-то с неба полился ужасающий белый свет, дети почувствовали прикосновение гривы Аслана и поцелуй Льва на своем лбу, а затем они вдруг очутились в задней спальне в доме тети Альберты в Кембридже.

Остается добавить еще только две вещи. Во-первых, Каспиан и все его товарищи благополучно добрались до Острова Раманду. Трое Лордов пробудились ото сна. Каспиан женился на дочери Раманду, и в конце концов все приплыли в Нарнию, где она стала Великой Королевой, давшей род многим Великим Королям. Во-вторых, в нашем собственном мире вскоре все стали говорить о том, насколько Юстас изменился к лучшему: «Да его просто не узнать, это совершенно другой мальчик» Все — кроме тети Альберты, которая сказала, что он стал очень надоедливым и вульгарным, и что это, должно быть, дурное влияние этих Пэвенси.

Date: 2015-09-27; view: 252; Нарушение авторских прав