Геоклиматические факторы

Реальные, физические условия всегда препятствовали выживанию отдельного индивида на бескрайних российских просторах. Резко‑континентальный климат (от +30° летом до – 30° и ниже зимой), короткий световой день большую часть года, отсутствие сколько‑нибудь развитого транспортного сообщения и общие сложности с передвижением не давали возможности для эффективного индивидуального хозяйствования. Умеренная, во всем последовательная Западная Европа никогда не знала таких изнурительных летних засух и таких страшных зимних метелей. Выжить при таких условиях даже в уже относительно освоенных местах можно было только в группе, а освоить новые территории – только значительным массам людей.

Естественно, это не могло не сказываться на психологии, а также на всей истории населявших данную территорию народов. «Несомненно то, что человек поминутно и попеременно то приспособляется к окружающей его природе, к ее силам и способам действия, то их приспособляет к себе самому, к своим потребностям, от которых не может или не хочет отказаться, и на этой двусторонней борьбе с самим собой и с природой вырабатывает свою сообразительность и свой характер, энергию, понятия, чувства и стремления, а частью и свои отношения к другим людям» (Ключевский, 1987). Причем чем сильнее природа возбуждает человека, тем шире раскрывает она его внутренние силы и побуждает к деятельности.

Существуют две географические особенности, выгодно отличающие Европу от других частей света и от Азии особенно: «это, во‑первых, разнообразие форм поверхности и, во‑вторых, чрезвычайно извилистое очертание морских берегов» (Ключевский, 1987). Понятно, какое сильное и разностороннее действие на жизнь страны и ее обитателей оказывают обе эти особенности. Они способствуют развитию человеческой жизни, причем создают особо выгодные условия для ее самых разнообразных форм. Не случайно, что типической страной Европы в обоих этих отношениях является южная часть балканского полуострова, древняя Эллада, в которой и появилась одна из древнейших из известных нам цивилизаций.

Давно известен один важный операциональный критерий. В Европе на 30 квадратных миль материкового пространства приходится 1 миля морского берега. В Азии одна миля морского берега приходится на 100 квадратных миль материка. Россия занимает в этом смысле достаточно промежуточное положение. Если брать только европейскую Россию – а именно ее условия были основой формирования того специфического психического склада, который и получил название «русской души», – то очевидно, что море образует лишь малую часть ее границ, а протяженность береговой линии незначительна сравнительно с материковым пространством. Одна миля российского морского берега приходится на 41 квадратную милю материка. Причем значительная часть этого морского берега лежит на севере, т. е. в климатически тяжелейших для выживания условиях, и была освоена значительно позднее остальной, материковой части. Если же брать основной, начальный период формирования психического склада осваивавшего эти земли народа, то доля материкового пространства, падающего на одну милю берега, значительно возрастает, достигая в разные периоды колонизации этой зоны 50–70 квадратных миль материка. Так становится очевидным, что «русская душа» – это душа глубоко материкового человека, что роднит ее больше с азиатской, чем с европейской психикой.

Если Европа отличается широчайшим разнообразием природных форм, окружающих человека, то главная особенность российских пространств – прямо противоположная. «Однообразие – отличительная черта ее поверхности; одна форма господствует почти на всем ее протяжении: эта форма – равнина, волнообразная плоскость пространством около 90 тысяч квадратных миль… очень невысоко приподнятая над уровнем моря» (Ключевский, 1987). В. О. Ключевский выделял три основных геоклиматических особенности России, на наш взгляд, имевшие сильное влияние на формирование психического склада ее народа. Во‑первых, деление территории на почвенные и ботанические полосы с неодинаковым составом почвы и неодинаковой растительностью. Во‑вторых, сложность ее водной (речной) сети с разносторонним направлением рек и взаимной близостью речных бассейнов. В‑третьих, общий или основной ботанический и гидрографический узел на центральном алаунско‑московском направлении. В совокупности действие этих трех факторов вело к скученности, повышенной плотности населения на сравнительно небольших территориях. «Взаимная близость главных речных бассейнов равнины при содействии однообразной формы поверхности не позволяла размещавшимся по ним частям населения обособляться друг от друга, замыкаться в изолированные гидрографические клетки, поддерживала общение между ними, подготовляла народное единство и содействовала государственному объединению страны» (Ключевский, 1987).

На первых порах именно это обусловливало естественную гомогенность и массо‑видность сознания разных частей населения. Затем добавились и другие факторы – внешние опасности, особенно со стороны степи. Так, в частности, отмечает историк, «когда усилилось выделение военнослужащего люда из народной массы, в том же краю рабочее сельское население перемешивалось с вооруженным классом, который служил степным защитником земли». Таким образом, сами географические условия и их социальные следствия способствовали гомогенизации социальных ролей, замедляли ход естественного разделения труда и специализацию человеческой деятельности. Другой момент – движение славянских (причем в основном сельских) масс на север было связано с поглощением ими туземцев‑финнов. Такая ассимиляция также образовывала, хотя уже и на несколько другой основе, «здесь плотную массу, однородную и деловитую, со сложным хозяйственным бытом и все осложнявшимся социальным составом – ту массу, которая послужила зерном великорусского племени» (Ключевский, 1987).

«Изучая влияние природы страны на человека, мы иногда пытаемся в заключение уяснить себе, как она должна была настраивать древнее население, и при этом нередко сравниваем нашу страну по ее народно‑психологическому действию с Западной Европой… Теперь путник с Восточноевропейской равнины, впервые проезжая по Западной Европе, поражается разнообразием видов, резкостью очертаний, к чему он не привык дома. Из Ломбардии, так напоминающей ему родину своим рельефом, он через несколько часов попадает в Швейцарию, где уже другая поверхность, совсем ему непривычная. Все, что он видит вокруг себя на Западе, настойчиво навязывает ему впечатление границы, предела, точной определенности, строгой отчетливости и ежеминутного, повсеместного присутствия человека с внушительными признаками его упорного и продолжительного труда» (Ключевский, 1987). Сравните это с однообразием родного тульского или орловского или почти любого другого вида ранней весной: «он видит ровные пустынные поля, которые как будто горбятся на горизонте, подобно морю, с редкими перелесками и черной дорогой по окраине – и эта картина провожает его с севера на юг из губернии в губернию, точно одно и то же место движется вместе с ним сотни верст. Все отличается мягкостью, неуловимостью очертаний, нечувствительностью переходов, скромностью, даже робостью тонов и красок, все оставляет неопределенное, спокойно‑неясное впечатление. Жилья не видно на обширных пространствах, никакого звука не слышно кругом – и наблюдателем овладевает жуткое чувство невозмутимого покоя, беспробудного сна и пустынности, одиночества, располагающее к беспредметно‑унылому раздумью без ясной, отчетливой мысли» (Ключевский, 1987). Говоря современным психологическим языком, возникают эмоциональные состояния, переживание которых заменяет рациональное мышление.

Историк предлагает нам, однако, не слишком увлекаться субъективными переживаниями собственных душевных настроений, возникающих при виде природы, а обратиться к материальным свидетельствам – к сравнению человеческих жилищ. «Другое дело – вид людских жилищ: здесь меньше субъективного и больше исторически уловимого, чем во впечатлениях, воспринимаемых от внешней природы. Жилища строятся не только по средствам, но и по вкусам строителей, по их господствующему настроению. Но формы, раз установившиеся по условиям времени, обыкновенно переживают их в силу косности, свойственной вкусам не меньше, чем прочим расположениям человеческой души. Крестьянские поселки по Волге и во многих других местах европейской России доселе своей примитивностью, отсутствием простейших житейских удобств производят, особенно на путешественников с Запада, впечатление временных, случайных стоянок кочевников, не нынче‑завтра собирающихся бросить свои едва насиженные места, чтобы передвинуться на новые. В этом сказались продолжительная переселенческая бродячесть прежних времен и хронические пожары – обстоятельства, которые из поколения в поколение воспитывали пренебрежительное равнодушие к домашнему благоустройству, к удобствам в житейской обстановке» (Ключевский, 1987). Пожары – тоже следствие холодного климата, вынуждавшего почти непрерывно пользоваться открытым огнем.

Date: 2015-09-27; view: 355; Нарушение авторских прав