Мыс Бернуилли

Первой заботой Джона Манглса было стать на два якоря на глубине пяти саженей. Дно оказалось пригодным — оно состояло из твердого гравия и отлично держало якоря. Таким образом, судну не грозила опасность быть унесенным в открытое море или сесть на мель. После стольких часов борьбы с грозной опасностью «Дункан» оказался наконец в маленькой бухте, защищенной от океанских ветров высокой дугообразной косой.

Лорд Гленарван пожал руку молодому капитану.

— Спасибо, Джон, — сказал он.

И Джон Манглс почувствовал себя щедро вознагражденным этими двумя словами.

Гленарван сохранил в тайне пережитые им душевные муки: ни Элен, ни Мери Грант, ни Роберт не подозревали, какой страшной опасности они только что избежали.

Оставалось выяснить одно существенное обстоятельство: в какое место побережья был заброшен «Дункан» этой страшной бурей? На сколько отклонился он от тридцать седьмой параллели? На каком расстоянии на юго‑западе находится мыс Бернуилли?

Вот первые вопросы, которые были обращены к Джону Манглсу. Он тотчас же занялся наблюдениями и вычислениями и результаты их отметил на судовой карте.

Выяснилось, что «Дункан» не слишком уклонился от намеченного пути: всего на два градуса. Он находился под 136ь12' долготы и 35ь07' широты, у мыса Катастроф, на южном побережье Австралии, в трехстах милях от мыса Бернуилли.

Мыс Катастроф, носящий такое зловещее название, расположен против мыса Борда на острове Кенгуру. Между этими двумя мысами проходит пролив Инвестигейтор, ведущий к двум довольно глубоким заливам: на севере — к заливу Спенсера, на юге — к заливу Сент‑Винсент. На восточном берегу этого последнего расположен порт Аделаида, столица провинции Южная Австралия. Город основан в 1836 году и имеет сорок тысяч жителей. Это довольно богатый город, но жители его больше заняты обработкой плодородной земли, приносящей им богатые урожаи винограда, апельсинов и других сельскохозяйственных продуктов, нежели промышленностью. Поэтому среди населения инженеров меньше, чем агрономов, а торговля и индустрия там не процветают.

Сможет ли «Дункан» исправить здесь свои повреждения? Вопрос этот надо было выяснить. Джон Манглс, желая знать, в чем именно заключаются повреждения, приказал водолазам спуститься за корму яхты, и те доложили ему, что одна из лопастей винта погнулась и задевала за ахтерштевень (деревянная часть, которой оканчивается корма судна (прим.авт.)), вследствие чего винт не мог вращаться, Повреждение признано было серьезным, настолько серьезным, что починка требовала такого оборудования, которого, конечно, в Аделаиде не было.

Гленарван и капитан Джон после зрелых размышлений приняли такое решение: «Дункан» пойдет под парусами вдоль австралийского берега, разыскивая попутно следы крушения «Британии», затем сделает остановку у мыса Бернуилли, наведет там заключительные справки и продолжит плавание до Мельбурна, где повреждения яхты легко могут быть исправлены. Когда винт будет исправлен, то «Дункан» снова будет крейсировать вдоль восточных берегов, где и закончит свои поиски.

План этот был одобрен. Джон Манглс решил сняться с якоря, воспользовавшись первым попутным ветром. Ждать пришлось недолго. К вечеру ураган совершенно стих. Легкий юго‑западный бриз сменил его. Стали готовиться к отплытию. Поставлены были новые паруса. В четыре часа утра матросы взялись за шпиль, якорь вырвали из грунта, подняли наверх, и «Дункан» под фоком, марселем, брамселем, кливерами, контр‑бизанью и топселем плавно пошел вдоль австралийских берегов.

Через два часа мыс Катастроф скрылся из виду, и яхта плыла мимо пролива Инвестригейтор. Вечером обогнули мыс Борда и прошли вдоль острова Кенгуру. Этот остров, самый большой из австралийских островов, являлся местом, где укрывающиеся преступники пользуются неприкосновенностью. Вид острова очарователен. Бесконечные ковры зеленой растительности спускаются к прибрежным слоистым скалам. По равнинам и в лесах, как в 1802 году, в пору открытия острова, еще резвятся неисчислимые стада кенгуру.

На следующий день, в то время как «Дункан» крейсировал вдоль побережья, на остров были посланы шлюпки с командой для осмотра крутых берегов Кенгуру. Яхта находилась под тридцать шестой параллелью, а Гленарван хотел, чтобы были обследованы все берега вплоть до тридцать восьмой параллели.

Днем 18 декабря яхта, лавировавшая, как настоящий клипер, прошла вблизи берега бухты Энкунте, куда в 1828 году попал путешественник Штурт после открытия Муррея, самой большой реки в Южной Австралии. Но берега этой бухты нисколько не напоминали цветущие берега острова Кенгуру, это были берега мрачные, бесплодные, плоские и изрезанные, подобно берегам полярных земель. Лишь кое‑где однообразие нарушалось то серым утесом, то бугристым песчаным мысом.

Команда шлюпок несла во время этого плавания тяжелую работу, но никто не роптал. Почти всегда моряков сопровождали на берег Гленарван, неразлучный с ним Паганель и юный Роберт. Они хотели лично участвовать в поисках «Британии». Но самые тщательные розыски ничего не обнаружили. Австралийские берега были столь же немы, как и прерии Патагонии. Все же не следовало терять надежды до тех пор, пока не будет достигнут тот пункт, который был указан в документе.

Поиски в этих местах производились лишь как добавочная мера предосторожности, чтобы застраховать себя от какой‑либо случайности. Ночью «Дункан» дрейфовал, чтобы, по возможности, держаться на том же месте, где его настигли сумерки, а днем на берегу производились самые тщательные поиски.

20 декабря путешественники поравнялись с мысом Бернуилли, не обнаружив на своем пути ни малейших признаков крушения «Британии». Но безуспешность поисков ничего не доказывала. Ведь с момента катастрофы прошло два года, за это время море могло и даже должно было сорвать с подводных камней, разбросать и уничтожить все обломки трехмачтового судна. К тому же туземцы, чувствующие кораблекрушение, как коршун чует падаль, несомненно, подобрали мельчайшие части «Британии». А Гарри Грант и оба его спутника, попав в плен в ту минуту, когда волны выбросили их на берег, были, конечно, уведены в глубь материка.

Однако тогда теряла смысл одна из остроумных гипотез Жака Паганеля. Пока речь шла об Аргентине, ученый вправе был утверждать, что цифры, указанные в документе, относятся не к месту кораблекрушения, а к месту нахождения пленных. Конечно, в пампе большие реки с их многочисленными притоками легко могли вынести в море драгоценный документ. Здесь же, в этой части Австралии, реки, пересекающие тридцать седьмую параллель, немногочисленны. К тому же Рио‑Колорадо и Рио‑Негро текут к корю по пустынным побережьям, негодным для жилья и незаселенным, тогда как главные австралийские реки Муррей, Ярра, Торренс, Дарлинг — либо впадают одна в другую, либо несут свои воды в океан через устья, которые стали крупными гаванями, оживленными портами. Трудно было предположить, что по этим водам, где непрестанно движутся суда, такая бутылка могла беспрепятственно проникнуть в Индийский океан!

Это соображение не могло ускользнуть от людей проницательных. Гипотеза Паганеля, оправданная в условиях аргентинских провинций Патагонии, была неприемлема в Австралии. Паганель согласился с этими соображениями, когда их выдвинул майор Мак‑Наббс. Стало очевидным, что градусы, о которых упоминалось в документе, относились только к месту крушения «Британии» и что бутылка была брошена в море у западного побережья Австралии.

Тем не менее, как справедливо заметил Гленарван, это толкование документа не исключало гипотезы, что капитан Грант находится в плену. Он сам наводит на эту мысль следующей фразой документа «…где они попадут в плен к жестоким туземцам». Поэтому искать пленных именно на тридцать седьмой, а не на какой‑либо другой параллели, не было больше никаких оснований.

Так был разрешен этот долго обсуждавшийся вопрос. Окончательный вывод был таков: если вблизи мыса Бернуилли не удастся найти следов «Британии», то Гленарвану останется только вернуться в Европу. Правда, поиски окажутся бесплодными, но долг свой он добросовестно и мужественно выполнил.

Тем не менее это решение чрезвычайно огорчило пассажиров «Дункана», а Мери и Роберта привело в отчаяние. Съезжая на берег вместе с Эдуардом и Элен Гленарван, Джоном Манглсом, Мак‑Наббсом и Паганелем, дети капитана Гранта говорили себе: вопрос о том, спасся их отец или нет, будет теперь решен бесповоротно. Да, бесповоротно! Ибо во время предыдущего обсуждения Паганель совершенно основательно доказал, что на восточном берегу не могло быть крушения, так как если бы судно разбилось там о подводные камни, то капитан Грант давно нашел бы возможность вернуться на родину.

— Надейтесь, надейтесь, не переставайте надеяться, — повторяла Элен сидевшей подле нее Мери, в то время как шлюпка шла к берегу, — бог нас не покинет!

— Да, мисс Мери, — сказал капитан Джон, — когда люди исчерпают все свои возможности, тогда им на помощь приходит провидение и открывает пути, до сей поры им неведомые.

— Пусть вас услышит бог! — ответила Мери Грант.

Берег был уже близко — до него оставалось не больше одного кабельтова. Он полого спускался к воде у оконечности мыса, вдававшегося на две мили в море. Шлюпка причалила к берегу в маленькой природной бухте, образованной двумя коралловыми отмелями, — из таких отмелей со временем должен был возникнуть вокруг южного берега Австралии пояс из рифов. Да и теперь уже эти рифы были крайне опасны для кораблей, и, может быть, о них и разбилась «Британия».

Пассажиры яхты беспрепятственно высадились на совершенно пустынный берег. Вдоль него тянулся, ряд слоистых утесов вышиной от шестидесяти до восьмидесяти футов. Трудно было бы одолеть без лестниц и крюков это естественное укрепление, но Джон Манглс обнаружил очень кстати полумилей южнее брешь, образовавшуюся, видимо, вследствие частичного обвала. Несомненно, морские волны, особенно мощные во время равноденствий, разбивались об это рыхлое заграждение из туфа и своими ударами подмывали верхние слои этого массива.

Гленарван и его спутники углубились в пролом и взошли по довольно крутому склону на вершину утеса. Роберт, словно котенок, первый вскарабкался туда к полному отчаянию Паганеля, чувствующего себя униженным тем, что двенадцатилетний мальчуган опередил его, длинноногого сорокалетнего мужчину. Но зато географ оставил далеко позади себя безмятежного майора; тот остался к этому глубоко равнодушен.

Вскоре маленький отряд, собравшийся на вершине утеса, стал рассматривать расстилавшуюся перед ним равнину. Это был обширный невозделанный участок земли, поросший низкими кустами и густым колючим кустарником; бесплодная местность, которая Гленарвану напомнила глены Шотландии, а Паганелю — неплодородные ланды Бретани. Но если местность казалась необитаемой у побережья, то несколько построек, видневшихся вдали, свидетельствовали о присутствии не дикаря, а цивилизованного человека.

— Мельница! — крикнул Роберт.

И действительно, милях в трех крутились крылья ветряной мельницы.

— Да, это мельница, — подтвердил Паганель, посмотрев в свою подзорную трубу. — Вот маленькое сооружение, и скромное и полезное. Вид такой мельницы всегда радует меня.

— Она напоминает мне колокольню, — сказала леди Элен.

— Да, мадам, и если одна перемалывает пищу для тела, то другая перемалывает пищу для души.

— Идем на мельницу, — сказал Гленарван.

Двинулись в путь.

После получасовой ходьбы началась местность, возделанная руками человека. Переход от бесплодной степи к возделанным полям был резкий. Вместо чащобы кустарников вдруг — зеленая живая изгородь, окружавшая, видимо, недавно выкорчеванный участок. Несколько быков и с полдюжины лошадей паслись на лугах, обсаженных раскидистыми акациями — питомцами обширных рассадников острова Кенгуру. Затем показались посевы злаков, местами начинавшие уже золотиться, стога сена, высившиеся, словно громадные ульи, за новыми оградами — фруктовые сады, достойные Горация, в которых прекрасное сочеталось с полезным. Дальше — сараи и другие надворные постройки, разумно расположенные, наконец, простой уютный жилой дом, за которым, лаская его скользящей тенью своих длинных крыльев, возвышалась островерхая мельница.

На лай четырех собак, возвестивших о появлении чужих людей, из дома вышел человек лет пятидесяти, привлекательной наружности. Вслед за ним показались пять красивых рослых юношей, его сыновей, и высокая крепкая женщина, их мать. Ясно было, что этот человек, окруженный мужественной семьей, среди своих еще новых построек, в этой почти девственной местности, был законченный тип колониста‑ирландца, который, устав от нищеты на родине, приехал искать удачи и счастья за океаном.

Не успели Гленарван и его спутники представиться, назвать свои имена и звания, как раздались теплые слова приветствия.

— Чужеземцы, добро пожаловать в дом Падди О'Мура!

— Вы ирландец? — спросил Гленарван, пожимая руку, протянутую ему колонистом.

— Я был им, — ответил Падди О'Мур. — Теперь я австралиец. Но кто бы вы ни были, господа, добро пожаловать и будьте как дома.

Оставалось воспользоваться этим радушным приглашением. Миссис О'Мур тотчас повела в дом Элен и Мери Грант, а сыновья колониста любезно помогали пришельцам снять оружие.

В нижнем этаже дома, сложенного из толстых бревен, находилась просторная зала, светлая и прохладная, как видно только что отстроенная. К стенам, выкрашенным яркой краской, было приделано несколько деревянных скамей. Тут же вдоль стен стояли десяток табуреток, два резных дубовых серванта с расставленной на них фаянсовой посудой и кувшинами из блестящего олова и, наконец, широкий длинный стол, за который свободно могли усесться двадцать человек. Вся обстановка залы соответствовала прочно построенному дому и его крепким, рослым обитателям.

В полдень подали обед. Из суповой миски, стоящей между ростбифом и жареной бараниной, валил пар, а вокруг стояли большие тарелки с маслинами, виноградом и апельсинами. Здесь было не только все необходимое, но даже излишек. Хозяин и хозяйка были так радушны, стол был так велик и уставлен такими соблазнительными яствами, что отклонить приглашение было бы неучтиво. Появились работники фермера и заняли, на равных правах с хозяевами, места за столом. Падди О'Мур жестом указал на места, предназначенные для гостей.

— Я ждал вас, — просто сказал он Гленарвану.

— Ждали? — с удивлением переспросил тот.

— Я всегда жду тех, кто приходит, — ответил ирландец.

Затем он торжественно произнес предобеденную молитву, а его семья и слуги почтительно стояли у стола.

Элен была растрогана такой простотой нравов. Взглянув на мужа, она поняла, что и он разделяет ее чувства.

Обеду воздали заслуженную честь. Завязался общий оживленный разговор. Река Твид (река, отделяющая Шотландию от Англии (прим.авт.)), шириной в несколько туазов, образует между Шотландией и Англией более глубокую пропасть, чем двадцать лье Ирландского пролива, разделяющего Старую Каледонию и зеленый Эрин.

Падди О'Мур рассказал свою историю. Это была история всех эмигрантов, которых нужда заставила покинуть родину. Многие из них в поисках счастья приезжают издалека, но находят лишь нужду и горе. Они ропщут на судьбу, забывая, что виной их неудач является их собственная косность, их лень, их пороки. Но смелые, трудолюбивые и рачительные преуспевают. Таков был и таким остался Падди О'Мур. Он покинул Дундалк, где погибал от голода, и вместе с семьей отправился в Австралию, где высадился в Аделаиде. Там он отказался от высоких заработков углекопа и предпочел заняться землепашеством. Через два месяца он уже возделывал участок, ныне столь процветающий.

Вся территория Южной Австралии разделена на участки площадью по восемь

— десять акров. Эти участки правительство бесплатно предоставляет переселенцам, и с каждого такого участка трудолюбивый фермер снимает урожай, который не только кормит его, но и дает ему возможность откладывать сбережения. Падди О'Мур знал это, его опыт в области агрономии очень помог ему. Он жил, трудился и на прибыль с первых участков приобрел новые. Его семья, как и его участки, процветала. Ирландский крестьянин превратился в земельного собственника, и, хотя его владение существовало всего два года, он был уже собственником пятисот акров земли, возделанных его заботами, и полусотни голов скота. Он был сам себе господин, этот недавний раб европейцев, и был свободен, как может быть свободен человек в этой самой свободной стране мире.

Окончив свой рассказ, Падди О'Мур, несомненно, ждал, что на откровенность гости ответят откровенностью, но сам вопросов не задавал. Он принадлежал к тем сдержанным людям, которые говорят: «Я таков; каковы вы — я не спрашиваю». Гленарван сам хотел рассказать ему о «Дункане», о цели приезда к мысу Бернуилли и о розысках, которые он продолжал с такой неутомимой настойчивостью. Но, будучи человеком, прямо идущим к цели, он прежде всего спросил Падди О'Мура, не слыхал ли тот чего‑либо относительно крушения «Британии».

Тот ответил отрицательно, он никогда ничего не слышал о таком судне. В течение двух лет не случилось ни одного кораблекрушения ни вблизи мыса, ни в окрестностях. А так как «Британия» потерпела крушение не более двух лет тому назад, то ирландец с полной уверенностью утверждал, что никто из экипажа «Британии» не был выброшен на этой части западного побережья.

— А теперь, сэр, — спросил он, — позвольте узнать, почему вас интересует этот вопрос?

Тогда Гленарван рассказал колонисту историю документа, рассказал о плавании «Дункана» и обо всех попытках отыскать капитана Гранта. Он не скрыл, что его категорическое утверждение окончательно разбило надежду разыскать потерпевших крушение на «Британии».

Эти слова Гленарвана произвели удручающее впечатление на всех его спутников. У Роберта и Мери выступили слезы на глазах. Даже Паганель не находил для них ни единого слова утешения и надежды.

Джон Манглс терзался мучительной скорбью.

Отчаяние уже начинало овладевать этими мужественными, великодушными людьми, которые напрасно приплыли к этим далеким берегам, как вдруг раздался чей‑то голос:

— Сэр, не теряйте надежды: если капитан Грант жив, то он находится в Австралии.

АЙРТОН

Трудно описать изумление, вызванное этими словами. Гленарван вскочил с табурета и, оттолкнув его, крикнул:

— Кто это сказал?

— Я, — ответил один из работников Падди О'Мура, сидевший за противоположным концом стола.

— Ты, Айртон? — спросил колонист, изумленный не менее, чем Гленарван.

— Я, — отозвался взволнованно, но решительно Айртон, — я такой же шотландец, как и вы, сэр, я — один из потерпевших крушение на «Британии».

Это заявление произвело потрясающее впечатление. Мери Грант, почти лишившаяся чувств от волнения и счастья, склонилась на грудь Элен. Джон Манглс, Роберт, Паганель повскакали с мест и бросились к тому, кого Падди О'Мур назвал Айртоном.

Это был человек лет сорока пяти, суровый на вид, с блестящими глазами, глубоко сидевшими под густыми бровями. Несмотря на худобу, он был, по‑видимому, силен. Он словно весь был кости и нервы; он, как говорят шотландцы, «не тратил зря времени на то, чтобы жиреть»; широкоплечий, среднего роста, с решительной осанкой, умным, энергичным лицом, располагавшим в его пользу. Внушаемое им чувство симпатии еще усиливалось при виде запечатлевшихся на его лице следов недавно пережитых тяжелых испытаний. Несомненно, он много выстрадал, но производил впечатление человека, способного переносить страдания, бороться с ними и преодолевать их.

Гленарван и его друзья тотчас же поняли это. Внешность Айртона сразу внушала к себе уважение. Гленарван засыпал его вопросами. Тот охотно отвечал. И Гленарван и Айртон, видимо, оба были взволнованы этой встречей, и поэтому вопросы Гленарвана были довольно сбивчивы.

— Вы один из потерпевших крушение на «Британии»? — спросил Гленарван.

— Да, сэр, я служил боцманом у капитана Гранта, — ответил Айртон.

— Вы спаслись во время кораблекрушения вместе с ним?

— Нет, сэр, нет! В ту страшную минуту волна смыла меня с палубы и выбросила на берег.

— Стало быть, вы не один из тех двух матросов, о которых упоминается в документе?

— Нет. Я не подозревал о существовании этого документа. Капитан бросил его в море, когда меня уже не было на судне.

— Но что же с капитаном… с капитаном?

— Я полагал, что он утонул, исчез, погиб вместе со всей командой «Британии». Мне казалось, что я один спасся.

— Но ведь вы только что сказали, что капитан Грант жив!

— Нет, я сказал: «Если капитан Грант жив…»

— И вы прибавили: «то он в Австралии».

— Да, он не может быть в ином месте.

— Значит, вам неизвестно, где он?

— Неизвестно, сэр. Повторяю: я считал его утонувшим или разбившимся о скалы. Это от вас я узнаю, что, может быть, он еще жив.

— Но тогда что же вы знаете?

— Только одно: если капитан Грант еще жив, то он находится в Австралии.

— Где произошло крушение? — спросил майор Мак‑Наббс.

Этот вопрос следовало задать первым, но Гленарван, взволнованный неожиданной встречей, торопясь узнать, где находится капитан Грант, не осведомился о месте гибели «Британии». С этой минуты разговор, бывший до сей поры непоследовательным, нелогичным, лишь слегка задевающим вопросы, не углубляющим их, после слов майора принял более спокойный характер, и вскоре все подробности этой загадочной истории предстали перед слушателями отчетливо и ясно.

На вопрос, заданный Мак‑Наббсом, Айртон дал следующий ответ:

— Когда волна смыла меня с бака, где я в это время спускал кливер, «Британия» мчалась прямо к австралийскому берегу — до него оставалось меньше двух кабельтовых. Следовательно, крушение произошло как раз в этом месте.

— Под тридцать седьмым градусом широты? — спросил Джон Манглс.

— Под тридцать седьмым, — подтвердил Айртон.

— На западном побережье?

— О нет, на восточном, — быстро возразил боцман.

— А когда произошло крушение?

— В ночь на двадцать седьмое июня тысяча восемьсот шестьдесят второго года.

— Так и есть! То самое число! — крикнул Гленарван.

— Как видите, сэр, я вправе был сказать: если капитан Грант еще жив, то его следует искать только на Австралийском материке и нигде больше.

— И мы будем искать его, найдем его и спасем его, мой друг! — воскликнул Паганель. — Ах, драгоценный документ, — продолжал географ с бесподобной наивностью, — надо признать, что ты попал в руки людей проницательных!

Но этого хвастовства Паганеля никто не заметил. Эдуард и Элен Гленарван, Мери и Роберт — все обступили Айртона, поочередно пожимая ему руки, словно присутствие этого человека служило верным залогом спасения капитана Гранта. Если при крушении удалось спастись матросу, то почему не удалось спастись и капитану? Айртон настаивал, что капитан жив, как и он. Где именно капитан находится, этого Айртон не знал, но не сомневался, что где‑нибудь на материке Австралии.

На бесчисленные вопросы, которыми его забрасывали, боцман отвечал удивительно разумно и ясно. Пока он говорил, мисс Мери все время держала его руку в своих. Ведь этот человек был спутником ее отца, матросом с «Британии»! Он жил рядом с Гарри Грантом, скитался с ним по морям, преодолевал с ним общие опасности… Мери, плача от радости, не могла оторвать глаз от сурового лица боцмана.

До сих пор никому не приходило в голову усомниться в правдивости сообщений этого боцмана. Лишь майор и, пожалуй, Джон Манглс — люди менее доверчивые — спрашивали себя, заслуживают ли слова Айртона полного доверия. Встреча с ним была столь неожиданна, что действительно могла внушить некоторое подозрение. Правда, Айртон называл события и даты абсолютно правильно, упоминая при этом поразительные подробности. Но как бы ни были точны подробности, они все же не дают основания к безоговорочному доверию, ибо замечено, что нередко ложь опирается на правдоподобные подробности. Но Мак‑Наббс затаил сомнения в душе и промолчал.

Что касается Джона Манглса, то как только матрос заговорил с молодой девушкой об ее отце, так все его подозрения рассеялись и он поверил тому, что Айртон действительно товарищ капитана Гранта. Айртон отлично знал Мери и Роберта, он видел их в Глазго в день отплытия «Британии». Он напомнил молодой девушке об ее присутствии с братом на прощальном завтраке, который капитан дал своим друзьям на борту «Британии». На этом завтраке присутствовал шериф города Мак‑Интайр. Присматривать за Робертом — ему едва минуло тогда десять лет — поручено было боцману Дику Тернеру, а мальчуган вырвался от него и взобрался на бом‑салинг.

— Правда, правда! — подтвердил Роберт.

Айртон напомнил множество мелких фактов, видимо не придавая им того значения, которое они имели в глазах Джона Манглса. И каждый раз, когда боцман умолкал, Мери ласково повторяла:

— Еще расскажите нам, мистер Айртон, еще что‑нибудь о нашем отце!

И боцман, припоминая все, что могло быть интересно молодой девушке, продолжал свой рассказ. Гленарван хотел задать ему множество более полезных вопросов, но Элен удерживала его, указывая взглядом, как счастлива Мери.

Айртон рассказал всю историю плавания «Британии» по Тихому океану. Многое было известно Мери, ибо письма капитана Гранта получались вплоть до мая 1862 года. В течение года плавания Гарри Грант побывал на многих островах Океании. Он заходил в гавани Ново‑Гебридских островов, Новой Гвинеи, Новой Зеландии, Новой Каледонии. Но все острова оказывались уже захваченными, часто незаконно. Местные английские власти чинили Гранту всяческие препятствия, будучи предупреждены о цели, преследуемой им. Тем не менее капитан Грант нашел к западу от Новой Гвинеи подходящие земли: он не сомневался, что там легко будет основать шотландскую колонию и добиться ее процветания. Действительно, пригодный для стоянок порт, по пути между Молуккскими и Филиппинскими островами, должен был привлечь суда, особенно тогда, когда закончено будет прорытие Суэцкого канала и тем упразднен старый морской путь вокруг мыса Доброй Надежды. Гарри Грант принадлежал к числу тех, кто в Англии приветствовал предпринятое по инициативе Лесепса прорытие Суэцкого канала, и не сочувствовал политическим распрям в деле, которое преследовало общенациональные интересы.

После обследования Новой Гвинеи «Британия» поплыла в Кальяо, чтобы пополнить запасы продовольствия и топлива. 30 мая 1862 года она покинула этот порт, направившись в Европу через Индийский океан, а затем — морским путем вокруг мыса Доброй Надежды. Через три недели после отплытия «Британии» разразилась страшная буря, лишившая судно управления, корабль сильно кренило. Пришлось срубить мачты. В трюме обнаружилась течь, и заделать ее не удавалось. Вскоре команда окончательно выбилась из сил. Помпы не успевали выкачивать воду. Неделю «Британия» была игрушкой урагана. Вода в трюме дошла до шести футов. Судно постепенно погружалось. Шлюпки снесло ураганом. Экипажу предстояла неминуемая гибель, когда в ночь на 27 июня, — Паганель угадал правильно, — неожиданно показалось восточное побережье Австралии. Вскоре «Британию» со страшной силой выбросило на берег. Волна смыла Айртона, бросила в пену прибоя, и он потерял сознание. Когда он пришел в себя, то был уже в плену у туземцев, которые увели его в глубь материка. С тех пор он ничего не слышал о «Британии» и был уверен, не без основания, что судно разбилось о коварные рифы залива Туфолда и погибло со всем экипажем и грузом.

Этим закончилась первая часть рассказа, имевшая отношение к капитану Гранту. Не раз рассказ Айртона прерывали горестные восклицания. Даже майор не усомнился в правдивости рассказа боцмана. Теперь следовало выслушать историю Айртона, представлявшую еще больший интерес, чем история «Британии». В самом деле, ведь благодаря документу было несомненно, что капитан Грант с двумя своими матросами уцелел, как и Айртон, а следовательно, зная участь одного, можно было с полным основанием составить себе представление об участи другого. Поэтому Айртона попросили рассказать о его приключениях; он сделал это очень просто и кратко.

Уцелевший после крушения моряк, оказавшийся в плену у туземного племени, был уведен в глубь страны, в места, орошаемые рекой Дарлинг, то есть приблизительно на четыреста миль к северу от тридцать седьмой параллели. Жил он там очень плохо, но не потому, что с ним дурно обращались, а потому, что само племя влачило жалкое существование. Долго тянулись эти два года тягостного рабства. Однако в его сердце продолжала теплиться надежда вырваться на волю. Он подстерегал только удобный случай для побега, хотя знал, что ему будут угрожать бесчисленные опасности.

В одну октябрьскую ночь 1864 года он обманул бдительность туземцев и скрылся в дебрях девственных лесов. В течение месяца, питаясь кореньями, папоротниками и мимозным клеем, блуждал он по бесконечным пустынным местам, ориентируясь днем по солнцу, ночью — по звездам, часто изнемогая от отчаяния. Так брел он сквозь болота, через реки и горы — через всю необитаемую часть Австралийского материка, которую посетили до него только немногие отважные исследователи. Наконец, истощенный, умирающий, дотащился он до гостеприимного крова Падди О'Мура, где, поступив на работу, зажил счастливой жизнью.

— Если Айртон доволен мною, — сказал колонист‑ирландец, когда моряк умолк, — то и я доволен им. Он человек умный, храбрый, отличный работник, и если ему нравится у меня, то дом Падди О'Мура будет его домом так долго, как он того захочет.

Айртон кивком головы поблагодарил ирландца и ожидал новых вопросов, хотя ему казалось, что законное любопытство его слушателей уже было удовлетворено. Что мог он еще добавить, чего не повторял уже много раз?

Гленарван хотел уже приступить к обсуждению нового плана поисков, основанного на полученных им от Айртона сведениях, как вдруг майор обратился к моряку с вопросом:

— Вы служили боцманом на «Британии»?

— Да, — ответил, не задумываясь, Айртон, и, сообразив, что вопрос Мак‑Наббса был продиктован недоверием, он добавил: — Впрочем, у меня уцелел даже при крушении мой судовой договор.

Он поспешно направился за этим официальным документом. Его отсутствие длилось не более минуты, однако Падди О'Мур успел за это время сказать Гленарвану:

— Сэр, поверьте мне, Айртон — честный человек. За два месяца его службы я решительно ни в чем не могу упрекнуть его. О том, что он пережил кораблекрушение и был в плену, я слыхал и раньше. Это прямой человек, достойный вашего доверия.

Гленарван только хотел ответить, что он никогда и не сомневался в правдивости Айртона, как боцман возвратился и подал Гленарвану заключенный по всем правилам договор, который был подписан владельцем «Британии», капитаном Грантом. Мери тотчас же узнала почерк отца. Документ гласил, что: «Том Айртон, матрос первого класса, принят на службу трехмачтового судна „Британия“ из Глазго в качестве боцмана». Итак, относительно личности Айртона не могло быть больше никаких сомнений, ибо трудно было допустить, чтобы документ, находившийся в его руках, не принадлежал ему.

— Теперь, — сказал Гленарван, — я приглашаю вас всех немедленно высказаться по поводу того, что следует предпринять в дальнейшем. Ваш совет, Айртон, будет для нас особенно ценным, и я буду вам очень признателен.

Подумав немного, Айртон, ответил:

— Спасибо, сэр, за доверие, которое вы мне оказываете, надеюсь Оправдать его. Я немного знаю эту страну, нравы туземцев, и если смогу быть вам полезен…

— Несомненно, — ответил Гленарван.

— Я полагаю, как и вы, — продолжал Айртон, — что капитан Грант и его два матроса спаслись при крушении, а поскольку они не добрались до английских колоний и о них вообще нет никаких сведений, то я уверен, что они, как и я, попали в плен к туземцам.

— Вы, Айртон, повторяете мои слова, — сказал Паганель. — Конечно, потерпевшие крушение попали в плен к туземцам, как они предвидели. Но значит ли это, что они, подобно вам, уведены к северу от тридцать седьмой параллели?

— Да, сэр, это вполне возможно, — ответил Айртон, — враждебные туземные племена избегают жить вблизи районов, подвластных англичанам.

— Это очень осложнит наши поиски, — проговорил озабоченно Гленарван. — Как найти следы пленников среди такого огромного материка?

Все молчали. Тщетно Элен вопросительно вглядывалась в спутников — она не находила ответа. Даже Паганель, вопреки обыкновению, был нем. Его всегдашняя изобретательность изменила ему.

Джон Манглс расхаживал по зале большими шагами, точно находился в затруднительном положении — и не в зале, а на палубе своего судна.

— Что бы вы предприняли, мистер Айртон? — обратилась к моряку Элен.

— Я, мадам, вернулся бы на «Дункан», отправился бы на место крушения, — с живостью ответил Айртон. — И там действовал бы сообразно обстоятельствам, а быть может, указаниям, которые послал бы мне счастливый случай.

— Правильно, — промолвил Гленарван, — только придется обождать, пока починят «Дункан».

— Значит, у вас на судне имеются повреждения? — спросил Айртон.

— Да, — отозвался Джон Манглс.

— Серьезные?

— Нет, но для исправления нужно такое оборудование, которого у нас на судне нет. У винта погнулась лопасть, и починить ее можно только в Мельбурне.

— А разве нельзя идти под парусами? — спросил боцман.

— Можно. Но только, если ветер будет встречный, то наш переход до залива Туфолда займет слишком много времени, а, кроме того, зайти в Мельбурн все равно необходимо.

— Так пусть «Дункан» плывет в Мельбурн, — воскликнул Паганель, — а мы без него доберемся до залива Туфолда!

— Каким образом? — поинтересовался Джон Манглс.

— Мы пересечем Австралию так же, как пересекли Южную Америку: следуя вдоль тридцать седьмой параллели.

— А что же будет с «Дунканом»? — с какой‑то особой настойчивостью спросил Айртон.

— Либо «Дункан» найдет нас, либо мы найдем «Дункан». Если разыщем капитала Гранта, то вместе с ним вернемся в Мельбурн. Если продлим поиски до побережья, то «Дункан» отправится туда за нами. Кто возражает против этого плана? Вы, майор?

— Нет, — ответил Мак‑Наббс, — если только переход через Австралию возможен.

— Настолько возможен, что я предлагаю миссис Гленарван и мисс Грант присоединиться к нам, — ответил ученый.

— Вы серьезно говорите, Паганель? — спросил Гленарван.

— Вполне серьезно, мой дорогой лорд. Это переход в триста пятьдесят миль, не больше. Делая по двенадцати миль ежедневно, мы закончим его менее чем в месяц, как раз за то время, какое потребуется для ремонта «Дункана». Вот если б необходимо было пересечь Австралийский материк под более низкой широтой, там, где простираются его необозримые безводные пустыни с нестерпимым зноем, словом, если б надо было преодолеть то, перед чем отступали самые смелые путешественники, ну, тогда иное дело. А тридцать седьмая параллель проходит через провинцию Виктория, через английский край, почти всюду заселенный, с проезжими дорогами и железнодорожным движением. Это путешествие можно сделать даже в коляске, если угодно, и в повозке, что предпочтительней. Это вроде поездки из Лондона в Эдинбург, не опаснее.

— А дикие звери? — спросил Гленарван, желая предусмотреть все возможные возражения.

— В Австралии нет хищников.

— А дикари?

— Под этой широтой нет дикарей, кроме того, они не так опасны, как новозеландцы.

— А беглые каторжники?

— В южных провинциях Австралии их нет. Они встречаются только в восточных колониях. Провинция Виктория не дает «права убежища» беглым каторжникам и даже издала в этом году закон, воспрещающий допуск на ее территорию людей, отбывших наказание в других провинциях. В этом году управление провинции Виктория пригрозило одной пароходной компании лишить ее субсидии, если суда этой компании будут продолжать, погрузку угля в портах западного побережья, где разрешается проживать ссыльным. Неужели вы, англичанин, и этого не знаете!

— Я не англичанин, — ответил Гленарван.

— То, что рассказал вам мистер Паганель, совершенно верно, — заявил Падди О'Мур. — Не только в провинции Виктория, но и во всей Южной Австралии, в Квинсленде и даже в Тасмании — нигде не допускают бывших каторжников. С тех пор как я живу на этой ферме, я не слыхал ни об одном каторжнике.

— Я тоже никогда ни одного не встречал, — заметил Айртон.

— Вот видите, друзья мои, — закончил Жак Паганель, — в этих краях очень мало дикарей, никаких диких зверей, никаких каторжников, а много ли найдется мест в Европе, о которых можно было бы сказать то же самое? Итак, решено?

— Как ваше мнение, Элен? — обратился к жене Гленарван.

— Наше общее мнение, дорогой Эдуард, — ответила она, поворачиваясь к остальным путешественникам: — В дорогу! В дорогу!

ОТЪЕЗД

Гленарван обычно не откладывал исполнение принятого решения. Как только предложение Паганеля было одобрено, он тотчас же распорядился в самый короткий срок готовиться к отъезду и назначил его на 22 декабря.

Чего можно было ждать от этого перехода через Австралию? Поскольку факт пребывания капитана Гранта на материке был бесспорно установлен, предпринимаемая экспедиция могла дать важные результаты. Она увеличивала количество благоприятных шансов.

Никто не обольщал себя надеждой найти капитана именно на тридцать седьмой параллели, вдоль которой был намечен маршрут экспедиции, но можно было рассчитывать, что обнаружатся какие‑нибудь следы пребывания Гарри Гранта, и, уж во всяком случае, она приводила прямо к месту кораблекрушения. А это было главное.

Кроме того, если Айртон согласится присоединиться к путешественникам, указывать им дорогу в лесах провинции Виктория и довести до восточного побережья, то это был еще лишний шанс на успех. Гленарван прекрасно понимал это и, стремясь заполучить себе столь полезного помощника в лице бывшего спутника Гарри Гранта, спросил хозяина дома, не будет ли он возражать, если Гленарван предложит Айртону сопровождать их экспедицию. Падди О'Мур согласился, хотя и не очень охотно, ему жаль было терять такого превосходного работника.

— Ну как, Айртон, примете вы участие в нашей экспедиции для розысков потерпевших крушение на «Британии»?

Айртон ответил на этот вопрос не сразу. Казалось, он несколько минут даже колебался, но затем, обдумав что‑то, ответил:

— Хорошо, сэр, я отправлюсь с вами. Если мне не удастся навести вас на следы пребывания капитана Гранта, то во всяком случае я доведу вас до того места, близ которого разбилось судно.

— Спасибо, Айртон, — промолвил Гленарван.

— Разрешите, сэр, задать вам один вопрос.

— Говорите, мой друг!

— Где вы встретитесь с «Дунканом»?

— В Мельбурне, если нам не понадобится пересечь Австралию от одного побережья до другого, в противном случае, если придется, то на восточном побережье.

— В таком случае, капитан «Дункана»…

— Капитан будет ждать моих распоряжений в Мельбурне.

— Хорошо, сэр, — сказал Айртон, — можете положиться на меня.

— Буду рассчитывать на вас, Айртон, — ответил Гленарван.

Пассажиры «Дункана» горячо поблагодарили боцмана «Британии». Дети капитана Гранта не знали, как выказать ему свою нежность. Все радовались решению Айртона, за исключением ирландца, терявшего в его лице умного и надежного помощника. Но Падди О'Мур понимал, какое значение придавал Гленарван участию боцмана в экспедиции, и потому примирился с этой утратой. Гленарван «поручил ирландцу снабдить экспедицию средствами передвижения для путешествия через Австралию, и, заключив эту сделку и предварительно условившись с Айртоном о месте встречи, путешественники отправились обратно на яхту.

Возвращались весело. Все изменилось. Все сомнения исчезли. Теперь отважной экспедиции не придется вести вслепую поиски вдоль тридцать седьмой параллели. Гарри Грант нашел приют на этом материке, в этом уже нельзя было сомневаться, и сердца всех были полны той радостью, какая обычно царит в душе, когда уверенность сменяет наконец сомнения. Через два месяца — при благоприятных обстоятельствах — «Дункан» высадит Гарри Гранта на берег Шотландии.

Когда Джон Манглс поддерживал предложение Паганеля совершить переход через Австралию в обществе пассажирок «Дункана», то он предполагал, что на этот раз и он примет участие в экспедиции. Начав на эту тему разговор с Гленарваном, он привел тысячу доводов в пользу своего участия в экспедиции: говорил о своей преданности миссис Элен и лорду Гленарвану, о своей пригодности как организатора, о ненужности своего присутствия на «Дункане». Словом, Джон Манглс привел множество всяких соображений, кроме главного, которое Гленарван знал и без него.

— Один только вопрос, Джон, — ответил Гленарван, выслушав молодого капитана, — вполне ли вы доверяете своему помощнику?

— Вполне, — ответил Джон Манглс. — Том Остин опытный моряк. Он доведет «Дункан» до Мельбурна, хорошо отремонтирует его, а затем приведет судно на место встречи точно в назначенный день. Том — человек долга и дисциплины. Он никогда не решится не выполнить приказа или отсрочить его. Вы можете вполне положиться на него так же, как и на меня, сэр.

— Решено, Джон: вы отправляетесь с нами, — сказал Гленарван и, улыбаясь, добавил: — Ведь желательно ваше присутствие, когда мы разыщем отца Мери Грант.

— О сэр! — пробормотал Джон Манглс.

Это все, что мог произнести молодой капитан. Побледнев, он сжал протянутую ему Гленарваном руку.

На следующий день Джон Манглс в сопровождении плотника и матросов, несших съестные припасы, снова отправился в усадьбу Падди О'Мура. Он должен был вместе с ирландцем заняться организацией транспорта для экспедиции.

Вся семья колониста была в сборе, готовая по его указанию приступить к работе. Айртон находился тут же и не скупился на полезные советы, основанные на знании местных условий.

Падди с Айртоном сошлись на том, что женщинам следует ехать в фургоне, запряженном быками, а мужчинам — верхом на лошадях. Ирландец взялся снабдить экспедицию как животными, так и фургоном, представлявшим собой повозку длиной в двадцать футов, с брезентовым верхом. Ее четыре колеса сделаны были из сплошного дерева, без спиц, без ободов, без железных обручей — словом, это были просто деревянные диски. Передний ход телеги, отстоявший на большом расстоянии от заднего хода, был прикреплен к кузову фургона довольно первобытным способом, так что телега не могла делать крутых поворотов; к этому переднему ходу приделано было длиннейшее, в тридцать пять футов, дышло, в него впрягались три пары быков. Эти животные тянули фургон при помощи ярма и прикрепленного к нему железной чекой шейного кольца. Нужно было большое искусство, чтобы управлять этим узким, длинным и валким фургоном и править быками при помощи одной только остроконечной палки. Но Айртон постиг это искусство на здешней ирландской ферме, и Падди ручался за его ловкость. Поэтому Айртону и были поручены обязанности возницы.

Фургон без рессор был мало удобен. Но он был таков, и с этим приходилось мириться. Джон Манглс, не будучи в силах изменить что‑либо в топорном строении колымаги, постарался сделать ее удобней внутри. Прежде всего он разделил фургон дощатой перегородкой на два отделения. Заднее предназначалось для хранения съестных припасов, багажа и походной кухни мистера Олбинета, переднее всецело поступало в распоряжение путешественниц. Плотник превратил его в уютную комнатку, с толстым ковром на полу, туалетным столиком и двумя койками для Элен и Мери Грант. Ночью для защиты от холода можно было опускать плотные кожаные занавеси. В случае необходимости и мужчины могли найти там приют во время сильных ливней, но в хорошую погоду они должны были ночевать в палатке. Джон Манглс решил собрать в тесном помещении все вещи, необходимые для обеих женщин. И это ему удалось. Элен и Мери Грант не должны были слишком сожалеть о комфортабельных каютах на «Дункане».

Снарядить в путь мужчин было проще. Приготовили семь выносливых лошадей: для Гленарвана, Паганеля, Роберта Гранта, Мак‑Наббса, Джона Манглса и двух матросов — Вильсона и Мюльреди, сопровождавших своего хозяина в этой новой экспедиции. Айртону предстояло занять полагающееся ему место на козлах фургона, а мистер Олбинет, которого верховая езда отнюдь не прельщала, мог прекрасно устроиться в багажном отделении. Лошади и быки паслись на лугах фермы, и к моменту отъезда их легко можно было собрать.

Отдав нужные распоряжения плотнику, Джон Манглс отправился на «Дункан» вместе с ирландским семейством, пожелавшим отдать визит Гленарвану. Айртон тоже присоединился к ним, и около четырех часов пополудни Джон и его спутники были уже на борту «Дункана».

Гостей встретили с распростертыми объятиями. Гленарван пригласил всех отобедать на яхте: он не пожелал остаться в долгу у гостеприимных австралийцев, и те с удовольствием приняли его приглашение. Меблировка кают, обои, стенные ковры и вся надводная часть яхты, отделанная кленом и палисандровым деревом, — все привело в восторг Падди О'Мура. Айртон же, наоборот, отнесся очень сдержанно ко всей этой дорогостоящей роскоши.

Зато боцман «Британии» произвел осмотр яхты с точки зрения мореплавателя. Он обследовал яхту до дна трюма, побывал в помещении, где работает винт, в машинном отделении осведомился о силе машины, о количестве топлива, поглощаемого ею, обследовал угольные камеры, кладовые, запасы пороха. Особенно заинтересовался он складом оружия и пушкой, стоящей на баке, и ее дальнобойностью. Гленарван убедился, что Айртон действительно опытный моряк. Он понял это по тем специальным вопросам, которые тот задавал. Боцман закончил обход осмотром мачт и такелажа.

— Отличное у вас судно, сэр! — сказал он.

— А главное, плывет отлично, — ответил Гленарван.

— А каков его тоннаж?

— Двести десять тонн.

— Думаю, я не ошибусь, если скажу, что «Дункан», плывя под всеми парусами, легко делает пятнадцать узлов.

— Считайте — все семнадцать, — отозвался Джон Манглс, — и вы не ошибетесь.

— Семнадцать! — воскликнул боцман. — Следовательно, ни одно военное судно — я имею в виду наилучшие — не в силах соперничать с ним.

— Ни одно! — заявил капитан, — «Дункан» — настоящая гоночная яхта и не даст себя обогнать ни при какой скорости.

— Даже под парусами?

— Даже под парусами.

— В таком случае, сэр, и вы, капитан, примите поздравления моряка, знающего цену хорошему судну.

— Рад слышать это, Айртон, — ответил Гленарван. — Оставайтесь на нашем судне, и если вы захотите, этот корабль станет и вашим.

— Я подумаю об этом, сэр, — просто ответил боцман.

Появившийся в эту минуту мистер Олбинет доложил, что обед подан. Гленарван с гостями направился в кают‑компанию.

— Умный малый этот Айртон, — заметил Паганель, обращаясь к майору.

— Слишком умный, — тихо отозвался Мак‑Наббс, которому, впрочем без всяких оснований, не нравилось лицо боцмана и его манера держать себя.

Во время обеда Айртон, прекрасно знавший Австралийский материк, рассказывал о нем много интересных подробностей. Он осведомился у лорда Гленарвана, сколько матросов тот берет с собой в экспедицию. Узнав, что только двоих — Мюльреди и Вильсона, — он, казалось, удивился и посоветовал Гленарвану сформировать отряд из лучших матросов «Дункана». Он так упорно настаивал на этом, что такая горячность должна была изгладить всякое подозрение у майора.

— Но ведь наше путешествие по Южной Австралии не представляет никакой опасности? — проговорил Гленарван.

— Никакой, — поспешил подтвердить Айртон.

— В таком случае, оставим на судне как можно больше народа. Чтобы вести «Дункан» под парусами в Мельбурн и ремонтировать его, нужны люди. Очень важно, чтобы яхта прибыла точно в назначенный срок к месту свидания. Поэтому не будем сокращать его команду.

Айртон, по‑видимому, понял соображения лорда Гленарвана и больше не настаивал.

С наступлением вечера ирландцы и шотландцы распрощались. Айртон и семья Падди О'Мура вернулись на ферму. Лошади и фургон с быками должны были быть готовы к следующему дню. Отъезд назначили на восемь часов утра.

Элен Гленарван и Мери Грант занялись последними приготовлениями. Сборы были недолгие и менее кропотливые, чем сборы Жака Паганеля. Ученый добрую часть ночи провозился со своей подзорной трубой, вытирал ее, развинчивал, снова свинчивал, и поэтому утро застало его еще спящим. Майор зычным голосом разбудил его.

Джон Манглс отправил багаж на ферму. Шлюпка ждала путешественников, — они тотчас заняли в ней места. Молодой капитан отдавал последние распоряжения Тому Остину. Он особенно настаивал на том, чтобы его помощник ждал приказаний Гленарвана в Мельбурне и, каковы бы они ни были, точно выполнил их.

Старый моряк заверил Джона Манглса, что тот может положиться на него. От имени всей команды он пожелал Гленарвану полного успеха экспедиции. Шлюпка отчалила от трапа под громовое «ура» команды.

За десять минут она достигла берега, а спустя еще четверть часа путешественники были уже на ирландской ферме.

Все было готово к отъезду. Леди Элен пришла в восторг от своего помещения. Особенно понравился ей огромный фургон, такой массивный, его первобытные колеса, а шесть впряженных попарно быков придавали фургону какой‑то патриархальный вид. Айртон, держа в руках остроконечную палку, ждал приказаний нового хозяина.

— Черт возьми! — воскликнул Паганель. — Какая чудесная повозка! Ни одна почтовая карета в мире не сравнится с ней. Всего интереснее разъезжать по свету по способу бродячих трупп. Дом, который движется, катится, останавливается тогда, когда вам угодно, — что может быть лучше? Это некогда понимали сарматы и не путешествовали иначе.

— Господин Паганель, — обратилась к нему Элен, — надеюсь, что буду иметь удовольствие принимать вас в моем салоне?

— Конечно, сударыня! Почту за честь. Какой же день ваш приемный?

— Для своих друзей я буду дома ежедневно, — смеясь, ответила Элен, — а вы…

— …самый преданный из них, мадам, — галантно ответил Паганель.

Этот обмен любезностями был прерван появлением семи оседланных и взнузданных лошадей. Их привел один из сыновей Падди О'Мура. Лорд Гленарван уплатил ирландцу‑фермеру за все приобретенное у него и горячо поблагодарил, что для честного колониста было не менее ценно, чем полученные золотые гинеи.

Был дан сигнал к отъезду. Леди Элен и мисс Мери заняли места в своем отделении, Айртон — на козлах, а мистер Олбинет — в задней части фургона. Гленарван, майор, Паганель, Роберт, Джон Манглс, оба матроса, все вооруженные карабинами и револьверами, сели верхом на лошадей. «Бог в помощь!..» — крикнули Падди О'Мур и его семья.

Айртон издал особый возглас и кольнул длинной остроконечной палкой быков. Фургон тронулся, доски затрещали, оси в ступицах колес заскрипели, и вскоре гостеприимная ферма славного ирландца скрылась за поворотом дороги.