Мастер по изготовлению шпор

В Сигнал переселились несколько калифорнийцев — в том числе чудаковатый Харольд Баттс, с залысинами на лбу, которые восполнялись длинными, собранными сзади в хвост волосами, и его жена Соня, которая торговала машинами, пока мужчины-торговцы не разорили ее напором и интригами. Живя на побережье, Баттс работал инженером-металлургом в «Пасифик Винге», пока в один прекрасный день его не выставили на улицу вместе с пятью сотнями других. Он стал интересоваться пророчествами, признаками приближающегося конца света и тому подобными бреднями и смог внушить Соне, что в преддверии Страшного Суда они должны вести простую жизнь среди простых людей. Баттс подумывал о кузнечном ремесле, повторяя, что хочет быть полезным обществу, пока все не кончится; жизнь кузнеца, неизменная тысячелетиями, хорошо бы для этого подошла. Но в последнюю минуту он вдруг передумал и целый год учился у мастера по изготовлению шпор в Орегоне, по воскресеньям посещая эсхатологическую секту, известную как «Последнее диво».

В Сигнале — городе, который Баттс выбрал, ткнув вилкой в карту, — он открыл свою мастерскую. В мастерской он стоял за сверкающим шлифовальным колесом или в дальнем углу, в кузнице, где закалялась сталь, с потным лицом, отражавшим свет, как хромированная маска, и покрывал металл изображениями свернувшихся кольцами змей и целующихся птиц. Баттс собирал всевозможный мусор на брошенных ранчо: старые ворота, ржавые, кишащие клопами диванные пружины, зубья от борон и всякую всячину. Большинство его изделий было из мягкой или карбонатсодержащей стали, но он экспериментировал и с нестандартными сплавами никеля, хрома, меди и вольфрама, играл с молибденом, ванадием и кобальтом, соединял латунь, бронзу, никель и серебро с неблагородными металлами. Те, кто любил инкрустированные серебром листья и другие растительные орнаменты, находили его работы «слишком модерновыми». Лучше всего у Баттса получались шпоры, дизайн которых никогда не повторялся: его стиль можно было сразу распознать, и стоили его изделия недешево.

Той весной он как раз закончил изготовлять пару шпор с двумя полуопавшими черенками на стволе, синевшими на стали оттенком спелых слив. Узор получился четким и элегантным. Серебристые бутоны, перенасыщенные серебром, резко срезанные шпорные колесики и наконечники — все блестело одинаковым серым блеском, как вода в полдень. Крепления, цеплявшиеся на бедра, украшали изображения серебристых комет, хвосты которых уходили к наконечникам шпор. Мастер внес в свое произведение игривую ноту, прибавив парочку висюлек-колокольчиков, цеплявшихся к колесу шпоры, — их звон был приятен и наезднику, и лошади.

— В этом есть какая-то скрытая сила, — сказал он Сониному коту, спавшему на радиоприемнике в мастерской. — Чувствует мое сердце, что все это не просто так.

После этого Баттс отправился домой, считая, сколько ему попадется вдоль дороги мертвых оленей, а на дороге — мертвых койотов и мертвых кроликов, и еще койотов, и еще кроликов, и мертвых гремучих змей, и живых гремучих змей, которые пока нежатся на солнышке, но скоро будут мертвыми… Как пахнет кровью! Ого, да это же половина мертвой антилопы!